Дон Аррагуа. Главы 1-6

— Мы идем?.. — спрашивает Светлана, дергая меня за плечо. Судя по тону и выражению лица, спрашивает уже не в первый раз.

— Да, конечно. Забери нашу одежду.

— Все покупки, кроме того, что на нас, упакованы...

— Нашу старую одежду.

— Думаешь, она нам еще пригодится?.. — На хорошенькое лицо наползает кислая гримаска.

— Не хочу, чтобы она еще кому-нибудь пригодилась.

Светлые брови сдвигаются, предвещая упрямый спор, поэтому я просто приобнимаю ее так, что ребра под одеждой едва не трещат, и ласково повторяю:

— Дорогая, просто забери нашу одежду.

Поверх ее головы я встречаюсь взглядом с любопытными глазами продавца. Светлана, судя по изменившемуся лицу, наконец-то что-то соображает. То ли вспоминает вчерашнюю убедительную затрещину, то ли до нее тоже доходит, что не стоит так резво разбрасываться уликами с места преступления. Во всяком случае, она, к огорчению любопытного юноши, широко улыбается мне, согласно кивает, исчезает в глубине магазина и появляется снова спустя всего пару минут. С еще одним объемистым пакетом и девушкой-продавцом, которой она на ходу придумывает историю о том, как весело было на томатной вечеринке. И о том, как ее милый, то есть — я, нежно любит свои старые затертые джинсы. И о том, что если уж мне приспичило переодеться, то я сделаю это в ближайшем бутике, не доезжая до дома...

Я мысленно отмечаю, что врет она, может, и не очень складно, зато вдохновенно, искренне и чертовски естественно. Что ж... Механизм стандартный. Запомнить. Использовать при случае. Самому впредь на это не попадаться.

На улице сыро и вдвойне неуютно после теплого зала бутика. Мы синхронно вздрагиваем и так же одновременно застегиваемся на все пуговицы.

— Куда теперь? — спрашивает Светлана, зябко переступая с ноги на ногу.

— Дальше... — философски ухмыляюсь я, закуривая на ходу. И с удовлетворением отмечаю, что спустя всего десять моих широких шагов позади раздается приближающийся цокот каблуков. Естественно, она не удерживается и недовольно ворчит:

— Дальше! Очень информативно. Как я только сама не догадалась?!..

Нам не везет на прохожих, вернее — везет на их отсутствие. Пустынно и тихо, только где-то впереди, на углу, кто-то шмыгнул в подъезд и исчез, хлопнув дверью.

— Воскресенье, утро... — отвечает Светлана на невысказанный вопрос. Вот и разберись в ней: то, кажется, мысли читает, а то простые вещи простым русским языком по три раза повторять приходится...

Пройдя два квартала, мы сворачиваем ко входу в городской парк, и я без труда обнаруживаю то, что искал. Пара бомжей, щуря заплывшие глаза, лениво подбрасывают старые газеты в разгорающийся костерок под боком мусорного бака.

— Здорово, мужики! — дружелюбно приветствую я, когда до парочки остается несколько метров. — Пустите погреться с дамой.

— С дамой — это можно, — отзывается тот, что крупнее и постарше, и лениво сплевывает в костер. — Почему нет? Грейтесь. Сигарет не найдется?

— Найдется. — Я вытряхиваю на ладонь одну для себя, остальную пачку протягиваю мужику. Он тоже цепляет одну грязным пальцем, пачка же теряется в кармане драного пуховика.

— У нас и для растопки есть, — замечаю я, спокойно вываливая на кучу листьев у костерка окровавленные джинсы и прочее тряпье.

— Для сугреву бы чего... — мечтательно тянет мужик. Я согласно киваю и протягиваю заранее заготовленную сотню. Молчаливый товарищ бомжа исчезает с деньгами в кустах и минут через десять возвращается с противоположной стороны. С двумя бутылками и пакетом. Так же молча выставляет их на землю у костра под комментарии старшего.

— "Немиров". — Видим, что не "Абсолют". Хорошая водка. "Немиров", так "Немиров".

— Закусь для дамы. — Из пакета появляется сверток нарезанной докторской колбасы. Светлана, умница, издает позади меня многозначительное "угум" и, подойдя к костру чуть ближе, опускается на корточки. Выражение ее лица можно охарактеризовать как "радостное предвкушение". Может же, когда хочет!

— А это — керосин. Чтоб горело. А то сыровато сегодня... Отойдем?

Я недоуменно поднимаю глаза на выпрямляющегося мужика. Куда еще отойдем?

— Провоняетесь, — терпеливо объясняет бомж. — Виталя сам спалит. Отойдем.

Примостившись под козырьком закрытого газетного ларька, мы наблюдаем за Виталей, меланхолично подбрасывающим в костерок вещи, предварительно щедро политые керосином. Мужик разливает в три стаканчика "по сто", после чего мы молча опрокидываем каждый свой. Светлана, забавно морща нос, мужественно следует нашему примеру. Затем мы угощаемся "закусью для дамы".

Керосин в промозглом осеннем воздухе пахнет неожиданно приятно, почти сладко, как свежий хлеб. Хорошая пора... Махнуть бы сейчас на охоту с веселой компанией и симпатичной девчонкой, вот хоть бы и со Светланой! Подстрелить пару уток, сварить уху в котелке над костром... Греть озябшие руки о кружку крепкого кофе со сгущенкой, а вечером согреваться чем-то покрепче, пить, пока не поплывет голова, становясь пустой и легкой, как воздушный шар. Потом плясать у костра первобытные танцы, нести ерунду и вообще делать такое, после чего, выползая утром из палатки, поймаешь на себе смеющиеся взгляды остальных, и станет одновременно немного стыдно и очень-очень весело...

— Хорошая баба у тебя, — замечает бомж, подхватывая бутылку и остатки колбасы. Я нехотя возвращаюсь в настоящее.

— Знаю. Самому нравится.

— Ищут тебя.

— А чего меня искать? Я ведь не прячусь. Я бы и сам поискал, да не знаю, где...

— Дурной ты, — бурчит мужик через плечо. — Молодой еще...

Он медленно пересекает улицу и углубляется в парк, теряясь из виду в густых кустах. Молчаливый Виталя затаптывает остатки костра и двигается следом.

— Можем идти, — сообщаю я Светлане. — Аудиенция окончена.

— А кто это был?

— Бомжи.

— Ты их знаешь?

— Я в этом городе всех знаю.

— Прямо так вот и всех?

— Всех, кого стоит знать.

— А зачем мы одежду сожгли? Почему просто не выбросить?

— Говорят же тебе, что ищут! А тот, кто ищет, тот всегда найдет. Лучше заранее избавиться от лишнего. Мы ведь не хотим, чтобы кто-то тратил свое драгоценное время на сравнительный анализ крови, волос и волокон ткани с нашей одежды и с места преступления, правда?

— Места преступления?.. — по её растерянному лицу я понимаю, что ей не приходило в голову посмотреть на ситуацию таким образом.

— Для тебя это, наверное, место, где свершилось правосудие, да? Где возмездие настигло грешников? Боюсь, что сотрудники некоторых органов и родные покойников не отнесутся к моему поступку, как к подвигу.

— Ладно, ладно, — Светлана раздраженно выставляет перед собой руки и призывает меня заткнуться. — Я же не дура. Просто ситуация, согласись, не совсем обычная. Мне трудно думать про тебя, как про обычного преступника. Ты ведь у нас... сверхъестественное...

— Не забудь рассказать об этом, когда нас повяжут.

— Если нас повяжут, — поправляет меня девушка, хитро улыбаясь. — А тебе, значит, и водку пить можно? Я думала, обычные пища и напитки для вампиров ядовиты...

— Да, вроде, хорошо пошла. — Я прислушиваюсь к своим ощущениям. — Определенно — хорошо. Если окажется, что мне в придачу ко всем бедам еще и водку нельзя, ситуация превратится из нестандартной в катастрофическую!

— Ясно. Куда дальше?

— За мной.

На этот раз она не пытается демонстративно отстать, просто глубоко вздыхает и двигается следом.

3

Стейк. Отличный, ароматный, сочащийся кровью говяжий стейк! Вот, что мне было нужно на самом деле! Нож, вилка, фарфоровая тарелка и тонкий бокал с вином не менее тонкого вкуса. Никаких тебе трупов, луж крови, треска костей и острых клыков, пробивающихся из мучительно ноющей пасти!

"Это не то, что нам нужно. Но это хорошо! Ешь, насыщайся. Нам нужно расти, становиться сильнее! Чтобы защищаться и нападать самим".

А вот и голос крови, так некстати проснувшийся в разгар позднего завтрака, перетекающего в ранний обед. Никогда не слышал настолько серьезного тона. И никогда не видел никого, столь фанатично одержимого одной-единственной примитивной идеей. Разве что, отдельные футбольные фанаты... Если у моей внезапно проснувшейся крови есть собственный голос, то за голосом определенно стоит некая личность. И личность эта до противного незатейлива. Я, конечно, тоже не бог весть какой интеллектуал, но все же...

Может, это только начало? Детство, отрочество, юность и так далее? Тогда есть шанс, что голос в моей голове будет прогрессировать, расширяя словарный запас и круг интересов. Или дело как раз во мне? Возможно, у других вампиров, которые поумнее меня, голоса крови тоже отличаются бОльшим умом и сообразительностью?

"Глупость. Просто ты думаешь о многом второстепенном одновременно. А я всегда думаю об одном — о главном".

Ага. Значит, из нас двоих примитивен и несерьезен как раз я. Озабочен пустяками все то время, пока кое-кто заботится о главном, не покладая... не покладая чего?!

— Ты уже закончил? — вежливо интересуется Светлана, бросая алчущий взгляд на половину стейка на моей тарелке.

— Нет. Просто слушаю голоса.

Девушка с интересом оглядывается по сторонам. За двумя ближайшими столиками в пределах слышимости поглощают такие же стейки одинокие молчаливые мужики среднего возраста.

— Здесь, — поясняю я, указывая вилкой на свой висок.

— Ага. Бывает. Ты уверен, что это... нормально?

— Ну, я же — сверхъестественное, если ты еще не забыла.

— Тебе, конечно, виднее. Но я знала парней, у которых голоса в голове были первым признаком серьезных проблем...

— И что? Теперь ты предложишь мне наведаться к психоаналитику? Люди этой профессии и раньше вызывали у меня агрессию. Представляешь, что я могу сделать сейчас?

— Да ладно, ладно. Будем считать, что это абсолютно реальный и совершенно нормальный голос. Наверняка есть какой-то механизм... Что-то вроде адаптации в новых обстоятельствах... И голос дает разумные советы...

Светлана задумчиво накалывает на вилку кусочек стейка из моей тарелки, отправляет его в свой аккуратно накрашенный ротик и запивает вином. Тоже из моего бокала. Оставляя на прозрачной стенке отчетливый след помады. Мгновенно освежая в моей памяти все аргументы, руководствуясь которыми я до сих пор оставался холостяком. Ох, уж эти мне бабские привычки!..

— И что говорит голос сейчас? — уточняет девица, беспардонно опустошая мою тарелку.

— Что я думаю о пустяках, а ему приходится помнить о главном.

— Слушай, отличный голос! Очень удобно, мне бы такой! А что у нас главное?

— Охотиться. Убивать. Насыщаться. Расти. — С удовольствием отмечаю, как легкая улыбка сменяется напряженной гримасой, а сама Светлана инстинктивно откидывается на спинку стула — подальше от меня.

Я люблю пугать людей. Всегда любил. Нет ничего забавнее, и очень жаль, что я и впрямь не стал привидением с гремящими кандалами. Отличная была бы жизнь: легкость и невесомость во всем призрачном теле, для которого больше не существует материальных преград, полная свобода от ментов и прочих забот грубой жизни... И отсутствие необходимости убивать. Я ведь не люблю убивать. Так, поглядев со стороны, и не скажешь, но я действительно не люблю это дело. Просто почему-то постоянно приходится...

"Что ты знаешь о призраках, мальчишка! У этих существ не менее значительные проблемы".

Ну, вот. Теперь мы открыто переходим на личности. Боюсь, так скоро и до прямых оскорблений дойдет. А при моем-то склочном характере ничего не стоит взять и снести себе верхушку черепа из чего-нибудь крупнокалиберного. Чувствую, что если так пойдет и дальше, избавление от голоса будет стоить того...

"Опасность".

— Что?

— Я ничего не говорила.

"Опасность! Опасность! Здесь, совсем близко, другой!".

— Где?

— Да я ничего не говорила!

— Помолчи!

Светлана, наконец, умолкает. Бросает на меня возмущенные недоумевающие взгляды, но заговорить больше не пытается. Так, и что у нас с опасностью?

"В этом здании. Возможно, что в этом помещении. Осмотрись. Будь осторожен".

"Что значит "другой"? Кто? Как мне найти его? И почему он опасен?".

"Другой, такой же, как ты. Опасен, потому что намного сильнее и старше тебя".

Резкий удар невидимой рукой, с чудовищной силой, прямо в лицо. Я падаю назад, в толщу ледяной воды, промораживающей тело до самых костей. Мир вокруг закрывает мутная, волнующаяся плёнка, словно я наблюдаю за происходящим в зале ресторана со дна глубокого бассейна. Я рефлекторно вдыхаю, одновременно ужасаясь мысли, что вдыхаю воду, но в легкие попадает только холодная пустота...

— Дон! Тебе плохо?

Теплый голос, полный тревоги и страха, возвращает меня в реальность. Я по-прежнему сижу за столом, крепко вцепившись всеми пальцами в его край и судорожно разевая рот. Светлана протягивает мне бокал с вином и взволнованно повторяет слова, которые отдаются в голове многократным эхом:

— Дон! Он... Он... Онн... Выпей! Ыпей... Пей... Ей... Ей...

Остальные посетители поглядывают в нашу сторону с вялым интересом, не прекращая жевать.

"Что это, мать твою, было?!".

"Опасность!".

"Да хватит долбить мне одно и то же! Что это было? Кто это сделал?! Ты?".

"Тело. Твое тело реагирует на опасность".

"Ничего себе реакция! Так я умру от шока раньше, чем кто-то доберется до меня!"

"Оно только учится. Так же, как и ты. Опасность приближается!".

Я разом осушаю бокал, не чувствуя вкуса вина. Жаль, что это не спирт, не коньяк и даже не водка! Что-нибудь обжигающее, вышибающее дух и прочищающее мозг, было бы сейчас очень кстати. Что-то неладное творится с моим зрением: тонкий силуэт Светланы, сидящей напротив, я вижу так, словно он жирно обведен мерцающим красным маркером. Остальные люди в зале кажутся полупрозрачными, размытыми настолько, что сквозь широкую спину ближайшего ко мне парня я без труда читаю надписи на рекламном плакате. И это смутно знакомое ощущение сгущающегося воздуха...

— Оставайся здесь, — приказываю я девушке, стараясь выглядеть чуть менее взволнованным, чем это есть на самом деле. — Спокойно доешь, расплатись... — Мой бумажник падает на стол со звуком, который мне сейчас кажется звучным металлическим звоном. Я дергаюсь, и Светлана вздрагивает одновременно со мной. — Потом иди в гостиницу, запрись в нашем номере и жди меня там.

— Что-то случилось?

Лучше бы она испугалась до полусмерти, ей богу!.. На кой черт мне этот серьезный, собранный взгляд и явная уверенность, что без её помощи мне не обойтись?!

— Делай, как я сказал. Уйдешь из гостиницы — умрешь.

— А если кто-то...

— Тогда умрет он. Если тебя не будет в проклятом номере, когда я вернусь, то!...

— Я поняла, поняла!

Вот и отлично. Теперь в ее голосе страха ровно столько, что я могу не сомневаться: она будет ждать меня в гостинице. А девичья инициатива нам ни к чему, у нас своей через край...

"Он удаляется".

"Значит, придется догнать его. Я хочу увидеть этого "другого". Такого как я".