— Оо. А что тогда ты делаешь здесь?
— Я, это, хотел с вами встретиться.
Прозвучало глупо — я это понял сразу же, как сказал.
Мидзуно-сан тут же театрально подняла брови.
— Ого, я польщена! Я, конечно рада была бы подумать, что тебе одиноко в школе, где нет таких же сдвинутых, с кем можно пообсуждать жутики... но ты же не поэтому пришел, да? А почему?
— Это... ну, по правде, я хотел вас кое о чем спросить.
Наши дружеские отношения начались с романов Стивена Кинга, которые я читал, пока валялся в больнице. Она как-то раз их заметила.
— Ты что, только это читаешь? — спросила она.
— Не только, нет.
У нее было такое выражение лица, будто она видела что-то сверхъестественное, и потому я хотел ответить коротко, но -
— А что еще? — поинтересовалась она.
У меня само вырвалось:
— Эмм... Кунца, например.
Она фыркнула и скрестила руки на груди каким-то стариковским движением. Она словно пыталась сдержать смех. Тогда-то я и получил от нее прозвище "мальчик-жутик".
— Для человека, который лежит в больнице, читать такие вещи — довольно нетипично.
— Правда?
— Ну, люди ведь не любят боли и страха, так? А когда они больны или травмированы, им обычно как раз больно и страшно.
— Наверно. Но, я что хочу сказать, это же всего лишь книжка, на самом деле я не...
— Угу. Ты абсолютно прав. Ты меня поражаешь, мальчик-жутик.
Очень быстро выяснилось, что она сама обожает "такие вещи". Восточные и западные, современные и классические, романы и фильмы — она ничего не пропускала. Судя по всему, ей самой было одиноко, потому что на работе не было "таких же сдвинутых, с кем можно пообсуждать жутики". И поэтому до самой моей выписки мы много разговаривали, и она рекомендовала мне совершенно незнакомых авторов вроде Джона Саула или Майкла Слейда.
Но я отвлекся.
Я сказал Мидзуно-сан, что хочу ее кое о чем спросить, а мысленно пообещал себе, что когда-нибудь обязательно найду время поговорить с ней о нашем общем увлечении.
— Двадцать седьмого апреля — это был позапрошлый понедельник — здесь никакая девушка не умирала?
9
— Двадцать седьмого апреля? — Мидзуно-сан заморгала своими большими глазами; вопрос явно показался ей странным. — В позапрошлый понедельник, да? Ты ведь тогда был еще здесь, так?
— Ага. Как раз в тот день из меня вытащили трубку.
— И с чего вдруг такой интерес?
Вопрос был вполне естественный. Но я сомневался, что смогу на него внятно ответить, не запутавшись в нюансах.
— Просто... меня беспокоит кое-что.
В итоге я ответил туманно.
В тот день... около полудня я случайно встретился с Мей Мисаки в больничном лифте; это была наша первая встреча. Она вышла на втором подвальном этаже. Там не было ни палат, ни процедурных. Кроме склада и аппаратной, там был только морг.
...Морг.
Думаю, мысленный образ этого места и не давал мне покоя все время. Поэтому, исходя из имеющейся информации, я и задал Мидзуно-сан свой вопрос.
Предположим, именно в морг Мей и шла в тот день. В пустой морг люди, как правило, не ходят. Рассуждая логически — там должно было лежать тело кого-то, кто в тот день умер в больнице. Годное объяснение?
Почему я решил, что это именно девушка?
Это тоже вольная интерпретация тех загадочных слов, которые произнесла тогда Мей. "Моя бедная вторая половинка"...
— Похоже, тут что-то запутанное, — Мидзуно-сан надула одну щеку и прищурилась. — Не могу заставить тебя выложить все как есть, но... дай-ка подумать.
— У вас есть идеи?
— Что касается моих пациентов, то среди них никакая девушка не умирала. Но за всю больницу не поручусь.
— Да, кстати, еще кое-что... — я решил сменить вопрос. — Вы не видели в тот день девушку в школьной форме в этом корпусе?
— Чтоооо? Еще одну девушку?
— В форме средней школы. Темно-синий блейзер. Она с короткими волосами и повязкой на левом глазу.
— С повязкой на глазу, — Мидзуно-сан склонила голову набок. — Из офтальмологии? Ой, погоди. Погоди секундочку.
— Вы ее видели?
— Нет. Я насчет умерших девушек.
— Да?!
— Хммм. Дай-ка вспомнить... — пробормотала Мидзуно-сан, постукивая по виску средним пальцем правой руки. — ...Знаешь, вполне возможно, что было такое.
— Правда?
— Мне так кажется, но я слышала мельком и на ходу.
Чтобы не торчать в коридоре, по которому постоянно шастали туда-сюда пациенты, их родственники, врачи и медсестры, она отвела меня в рекреацию, где почти никого не было. Скорей всего, она решила, что если мы так и будем громко разговаривать, стоя посреди коридора, могут возникнуть проблемы.
— Я не уверена на сто процентов, но если ты говоришь про тот понедельник... По-моему, это было примерно тогда, — тихо произнесла Мидзуно-сан. — Но была ли это именно девушка? Насколько я помню, кто-то говорил о молодом пациенте, который здесь лежал уже какое-то время, а потом внезапно скончался.
— А вы не знаете, как его звали?
Мое сердце колотилось сильнее, чем мне бы хотелось. И я не мог сдержать дрожи, которая, не знаю почему, пробегала по всему телу.
— Как его звали, или чем он был болен, или еще что-нибудь?
Поколебавшись немного, Мидзуно-сан огляделась и, понизив голос еще больше, предложила:
— Почему бы мне не попробовать что-нибудь выяснить?
— А у вас не будет неприятностей?
— Всего лишь порасспрашиваю — ничего страшного. У тебя есть сотовый телефон?
— А, ага.
— Дай мне свой номер, — отрывисто сказала она, доставая мобильник из кармана халата. — Когда я что-то узнаю, дам тебе знать.
— Правда? У вас точно не будет неприятностей?
— Чего не сделаешь для родственной души. Ты проделал весь этот путь — наверняка у тебя есть какие-то основания, — ответила молодая медсестра, обожающая триллеры, и в глазах ее вспыхнули озорные искорки. — Взамен ты когда-нибудь расскажешь мне, зачем тебе все это надо. Договорились, мальчик-жутик?
10Пустые синие глазав сумраке Ёми
Эту странную вывеску я обнаружил задолго до того, как Йомияму окутали сумерки.
Я возвращался домой из Юмигаоки.
С автобуса я сошел в местечке под названием Акацки, расположенном на полпути между больницей и домом бабушки с дедушкой (так я решил, сверившись с довольно туманной картой у себя в голове). Найдя поблизости фастфуд, я разобрался с голодом и зашагал по жилому району. Несмотря на субботний день, на улицах было почти пусто, а среди людей, которые мне все-таки встречались, не было ни одного знакомого (что, впрочем, неудивительно). Никто со мной не заговаривал, я ни с кем не заговаривал, и моего внимания тоже ничто не привлекало. Я шел прочь из этого квартала, от автобусного маршрута; пройдя узким переулком, обнаружил несколько довольно красивых домов; потом пошел дальше... В общем, никакой особой цели у меня не было — я просто брел куда глаза глядят.
Если я заблужусь — ну, как-нибудь все образуется.
С таким вот пофигистическим настроением я и устроил себе эту прогулку. Возможно, такова сила юноши, прожившего пятнадцать лет в Токио без матери.
Я осознал вдруг, что шла уже третья неделя моего пребывания в Йомияме, но впервые у меня было столько свободы и я мог не беспокоиться о том, как на меня смотрят окружающие. Если я не вернусь домой до темноты, бабушка наверняка будет страшно волноваться, но в таком случае она позвонит мне на мобильный.
"Наконец-то вот он, вкус свободы!"
...Как это далеко от того, что я сейчас чувствовал. По правде, все, чего я хотел, — бесцельно побродить по городу на своих двоих. Не более.
Был четвертый час дня, и мир казался каким-то странно выцветшим. Признаков приближения дождя не замечалось, однако высоко в небе собирались не по сезону темные облака. Мне показалось, что они прекрасно отражают мое настроение...
Только что я обнаружил столб с названием района, где я находился, "Мисаки".
Опять Мисаки? Кандзи другие, конечно, но...
Я нанес название на свою туманную мысленную карту. Судя по всему, я сейчас находился, грубо говоря, в середине треугольника, образуемого больницей, домом бабушки с дедушкой и школой.
Тут-то это и произошло.
Дорога шла в гору, причем с приличным уклоном.
То здесь, то там стояли маленькие магазинчики, каждый отдельно от остальных; но людей я поблизости не видел. И вдруг -Пустые синие глазав сумраке Ёми
Мой взгляд остановился на странной черной вывеске, где кремовой краской были выведены эти слова.
Недружелюбная на вид трехэтажная бетонная коробка. Типичное офисное здание, совсем не такое, как жилые дома вокруг; только непохоже было, чтобы на втором и третьем этажах располагались еще какие-то магазины или конторы.
Вывеска была возле двери первого этажа и совершенно не бросалась в глаза. Рядом начиналась наружная лестница, ведущая на верхние этажи. Немного в стороне на улицу смотрело большое овальное окно, утопленное в стену. Витрина, что ли? Однако никакой подсветки не было, да и вообще вид был заброшенный — как будто этой витриной никто не пользовался.
Невольно застыв на месте, я снова посмотрел на вывеску и вполголоса прочел надпись:
— Пустые синие глаза в сумраке Ёми... что это значит?
Ниже этой вывески была другая, больше похожая на табличку, — старая некрашеная дощечка. На ней, судя по всему, кисточкой для каллиграфического письма, было выведено:Добро пожаловать. Студия М.
Что это за заведение?
Магазин антиквариата или что-нибудь в том же духе? Или...
Внезапно мне показалось, что кто-то за мной наблюдает. Я огляделся, однако на улице вообще людей не было, тем более таких, кто на меня бы пялился.
Нависающее над головой небо было темнее обычного. В воображении у меня возникла картина, как этот уголок города под названием Мисаки стремительно погружается в сумрак. Почти боясь чего-то, я подошел к овальному окну.
Внутри было темно, разглядеть ничего не удавалось. Я придвинулся вплотную и чуть ли не вжался носом в стекло.
— Уаа! — вырвалось у меня, и я застыл. Холодное онемение поползло от основания шеи в плечи, потом в руки.
За окном было...
За окном было нечто, невероятно странное и невероятно красивое.
На полу стоял круглый черный стол, накрытый багровой скатертью. На нем виднелась верхняя половина женского тела. Женщина обеими руками приподнимала черную вуаль.
Белая, гладкая кожа, пугающе прекрасные черты лица... это была молодая девушка. Спадающие на грудь черные как смоль волосы. Ярко-зеленые глаза. Ее красное платье, как и туловище, было обрезано в талии.
— Круто...
Потрясающе странная, до ужаса прекрасная — кукла девушки почти в натуральную величину, но только верхняя половина тела, выставленная как украшение.
Что это за место?
Что это за?..
В недоумении я снова кинул взгляд на вывеску у входа.
И тут в кармане куртки что-то завибрировало. Мне звонили по мобильнику.
Что, бабушка уже волнуется?
Уверенный в том, какое имя сейчас увижу, я коротко вздохнул и достал телефон. Однако на ЖК-дисплее отобразился незнакомый номер.
— ...Да?
Едва ответив, я тут же услышал женский голос.
— Сакакибара-кун?
Я его узнал — в конце концов, считанные часы назад я слышал этот голос вживую. Это была Мидзуно-сан из городской больницы.
— Я узнала кое-что насчет того, о чем мы с тобой говорили.
— Правда? Быстро вы.
— Меня тут поймала одна семпай, которая знает все и обожает сплетничать, и я сразу же ее спросила. Она сказала, что слышала еще от кого-то, так что за стопроцентную точность информации не ручаюсь. Но проверить бумаги будет трудновато. Выкладывать?
— Конечно.
Моя рука невольно сжала телефон. По телу вновь прошла дрожь.
— Пожалуйста, расскажите.
Даже говоря по телефону, я по-прежнему не мог отвести взгляда от куклы за окном.
— В позапрошлый понедельник действительно умерла одна девочка, — сообщила Мидзуно-сан. — Ученица средней школы.
— А...
— Ей в другой больнице сделали серьезную операцию, потом перевели к нам. Операция прошла очень успешно, девочка поправлялась, но потом ее состояние стало резко ухудшаться. Врачи просто не успели ничего сделать. Она была единственным ребенком в семье, родители были вне себя от горя.
— Как ее звали? — спросил я. Глаза девушки за окном, смотрящие на меня из полумрака, я мысленно связал со словами "пустые синие глаза" на вывеске. — Вы не знаете, как ее звали?
— Ммм... — голос Мидзуно-сан захрипел; уровень сигнала вдруг упал. — Я спрашивала у той же женщины, а она сама была не очень уверена... но все-таки я вытащила из нее имя.
— Ну?
— Девочку звали то ли Мисаки, то ли Масаки — что-то в таком роде.
К оглавлению
Глава 4. Май III
1
Я снова очутился в районе Мисаки, возле "Пустых синих глаз в сумраке Ёми", почти через неделю, в пятницу, и теперь — действительно в сумерках.
Тогда я здесь оказался абсолютно случайно — наткнулся на это место, слоняясь по городу; однако теперь ситуация была немного иная. Нет, я не хочу сказать, что с самого начала намеревался сюда прийти. Я преследовал другую цель, а в результате очутился здесь, хотя вовсе не собирался.
Солнце еще не зашло. Но света уже стало так мало, что слово "сумерки" вполне годилось. Если бы даже в красных лучах закатного солнца ко мне подошел кто-то знакомый, не думаю, что смог бы с ходу его узнать.
О своей изначальной цели я уже практически не думал. "Надо просто отправляться домой", — с этой мыслью я почти уже развернулся, когда вдруг заметил кое-что. Прямо передо мной была вывеска "сумрака Ёми".
Мои ноги сами зашагали к ней, будто их тянуло что-то. За овальной витриной, как и на прошлой неделе, виднелась красивая, но пугающая верхняя половина девушки, и я мертво отражался в ее "пустых глазах".
Что же это за место?
На что оно похоже внутри?
Эти вопросы не выходили у меня из головы еще с того, первого раза...
Устоять перед любопытством было невозможно. Решительно загнав изначальную цель в дальний уголок сознания, я открыл дверь рядом с вывеской.
Над головой глухо звякнул колокольчик. Я робко вошел.
Внутри царила довольно гнетущая атмосфера, во многом из-за тусклого, рассеянного освещения; здесь было больше похоже на сумерки, чем настоящие сумерки на улице. Помещение оказалось довольно просторным — просторнее, чем я ожидал, — и я не видел дальней стены. То тут, то там горели разноцветные лампочки, выхватывая из темноты множество кукол. Среди кукол попадались большие, выше метра ростом, но в основном были маленькие.
— Добро пожаловать, — поприветствовал посетителя голос.
Слева от входа, прямо за витриной, стоял длинный тонкий стол, за которым я различил некую фигуру. На фигуре была одежда тусклой расцветки, из-за чего она как будто сливалась с полумраком комнаты. Судя по голосу, это была женщина, причем старая.
— Э... зд-дравствуйте.
— О, что такое? Нечасто к нам заходят молодые люди. Вы клиент? Или, быть может...
