Кречет и Зимородок

Как ему теперь?

Сорваться, все бросить! взмахнуть крыльями и...

Упрямо смотрел под ноги, в дорожную грязь.

Ужасно хотелось поговорить, хоть с кем-нибудь, рассказать, поделиться, спросить совета. Но только с кем? Кто у него есть? Тетка Каталина? Да как ей скажешь? Она тут же взвоет, потащит его в церковь каяться... Хорошо представлялось лицо старичка Франциска, перепуганное насмерть. Хорошо виделось, как тот отшатнется, попятится, беспрестанно осеняя бесовскую тварь крестным знамением, словно надеясь, что та сгинет вот-вот, словно морок. Или тетка не потащит? Кто знает? Нет, наверно в церковь не потащит, велит прятаться. В подвал. И сидеть там всю жизнь, опасаясь, что придут святые браться и отправят на костер. Мисочки с кашей ему приносить будет. Может и так. Но вот взвоет — это точно.

А друзей у него толком нет, всегда был нелюдим. Брат в поход уехал. Кому расскажешь?

Элиза? Милая, славная Элиза. До ее дома отсюда два дня пути. Она конечно поймет... выслушает и пожалеет...

Все шел...

Яблони у дороги — все в цвету. Беленькие.

* * *

Шаги в коридоре, скрип ключа в замке, глухой лязг.

— Эй! К тебе пришли!

Кое-как Зимородку удалось сесть, все тело болело и звенела голова. Солома под ним хрустнула — хорошая, сухая, свежая солома, не пожалели...

В дверях стояли двое.

— Марта! — Зимородок тихо, сквозь зубы, застонал. — Что ты здесь делаешь?!

Хотел было вскочить, но не вышло, нога подвернулась, едва не упал... гулко лязгнули кандалы. Темные круги поплыли перед глазами. Сел, раздумав вскакивать. Вместо Марты ответил Иеф.

— Мы просто зашли к тебе, Уль. Марту отпустили домой. Все нормально.

Голос неприятно дребезжал. Марта стояла, вцепившись в локоть королевского венатора, на ее бледном, строгом и ужасно собранном лице, нелепо выделяется распухший красный нос... глаза сухие, губы сжаты плотно. Держится, изо всех сил.

— Уль... — слов почти не слышно, но легко догадаться и так.

— Ничего, Марта, все будет хорошо.

Он попытался улыбнуться, правда вышло не очень, даже страшновато пожалуй... Язык ворочался с трудом, челюсть болела и губа разбита — это еще стража у ворот постаралась. Шикарная, должно быть, у него улыбка.

А у Иефа здоровенная, подсохшая уже, ссадина на скуле, и чуть-чуть на лбу.

— Кто это тебя так приложил?

— С лестницы упал, — буркнул тот, — ступенька подломилась. Сколько я им говорил, что починить надо.

Почти правдоподобно вышло, только чуть-чуть фальшиво. Конечно ступенька, что ж еще. Марта вздрогнула, рассеянно глянула на Иефа.

— Мессир венатор храбро дрался, — зачем-то сказала она. — Но их было слишком много.

Иеф раздраженно скривился, ему было неудобно, неловко за свою беспомощность. Не по чину. Такие, как он, должны не кулаками махать, а решать дела иначе. Иначе не вышло. Иеф, конечно, сделал все что мог.

— Прости, Уль...

Зимородок кивнул — он все прекрасно понимает. Он сам, по собственному желанию, влез в это дело, не рассчитывая, что все сразу кинутся ему помогать.

— Уль, неужели это того стоило, а? — в голосе королевского венатора отчетливо шуршала тоска. — Ведь и Якоба ты не спас.

— А что я должен был сделать? Отойти в сторону и смотреть?

— Да лучше было бы отойти! Куда разумней!

Зимородок усмехнулся, поступать разумно — не его сильная сторона. Иеф и сам все прекрасно знает. Разумно не выходило.

С трудом, хватаясь за стены, удалось встать.

— Марта...

Венатор хмуро глянул на него.

— Если хочешь, я вас оставлю ненадолго. Поговорите.

Тихо вышел в коридор.

Марта подошла, медленно, осторожно, словно боясь расплескать накопившие внутри слезы. Дотронулась до руки, тихонько, кончиками пальцев... белые губы... дрожали... Густо замазанный грязью и засохшей кровью, Зимородок выглядел сейчас так, что трогать его было страшно, того и гляди развалится, живого места нет... Марта легонько погладила по плечу... несмело... словно хотелось обнять, но не решалась. Шептала что-то, почти беззвучно.

Он взял ее за плечи, притянул к себе, прижал. Крепко прижал, со всей силы. Она дернулась было, но поддалась. Все тело напряжено, неподвижно, словно каменное, только спина мелко-мелко вздрагивает.

В боку резануло острой болью. Ничего. Все равно. Сейчас это уже не имеет значения. Другое имеет...

Холодный лоб ткнулся в его подбородок.

— Ну что ты, милая...

Целовать ее получилось плохо — губы разбиты, не слушаются, не шевелятся.

— Все будет хорошо... ну что ты...

Зачем говорить ей это? Кто бы знал? Но иначе не выходило. Самому хотелось выть и скулить от страха.

— Все будет хорошо, Марта... Я люблю тебя... очень... Марта...

Она вздрогнула и на вздохе замерла, вдруг громко всхлипнув. Хлынули слезы, прорвавшись наружу. И тело обмякло, став, наконец, настоящим, живым... она обняла, судорожно, прижалась, уткнувшись носом в его шею. Рыдая взахлеб.

— Все хорошо, милая, все хорошо...

Он шептал ей, целовал ее, обнимая, гладя по спине, по волосам...

— Все хорошо...

* * *

— Это еще что?

Иеф смотрел на стоящего пред ним парня с мешком в руках. Парень подловил его прямо на улице и упорно чего-то хотел, суя мешок под нос.

— Тут голова дракона.

— Какого еще дракона? Мне уже одну принесли.

Меньше всего сейчас хотелось с этим разбираться. Иеф едва сдерживался, чтоб не послать парня куда подальше, и без него хватало забот.

— Он убил дракона.

— Приходи в ратушу, там все запишут и оформят.

Иеф повернулся спиной. На улице было многолюдно, на них оборачивались. Все это ужасно злило. Кто убил? Впрочем, какая разница, пусть идет, тащит... там разберутся.

— Подождите! — парень не отставал. — Как Зимородок? Я могу чем-то помочь?

Иеф крутанулся на месте, уставился на парня... Причем тут Зимородок? Парень выглядел скорее испуганным... Может, показалось?

— Что?

— Это Зимородок убил дракона! Вот! — парень настойчиво пихал венатору мешок. — Ему полагается отпущение грехов и все такое...

Иеф выругался про себя. Этого еще не хватало.

— У меня высочайшее предписание, — зашипел он сквозь зубы, — вешать без суда любого, кто пожелает оказать Зимородку помощь. На первом же суку. Ты что-то хотел?

Высочайшее предписание, с печатью Ватикана, лежало у Иефа на столе — колесовать. А всех, кто попытается помешать приведению приговора в исполнение, — карать безжалостно. Как врагов Святой Церкви, действующих по наущению дьявола. Вручая документ, епископ ликовал, весьма недвусмысленно намекая, что если Иеф скажет хоть слово против — его покарают тоже. Здесь четко написано. Но мессир королевский венатор не будет мешать правосудию, даже наоборот, всячески будет оказывать содействие? Ведь так? Иефу страшно хотелось плюнуть епископу в глаз, тот самый, уже пострадавший. Но он сдержался. Толку не будет.

— Вот! Посмотрите!

— Да что ты мне суешь! — нервы все-таки начали сдавать. — Какая, к чертям, разница! Кто там кого убил. После смерти ему простят. А ты — пошел отсюда!

— Но...

— Пошел!

Последнее Иеф гаркнул так громко, что люди вокруг шарахнулись в стороны. Впечатляюще вышло. Вот таким голосом он когда-то орал приказы в бою, перекрывая грохот и лязг. Парень дрогнул, но устоял.

— Но как же...

Иеф плюнул, повернулся и пошел прочь. Парень, кажется, за ним, не уверенно, отставая на несколько шагов.

Ладно, сейчас домой.

— Хозяин не может сейчас принять. Пожалуйста, уходите.

— Мне очень нужно поговорить с мессиром венатором.

— Сейчас это невозможно. Приходите завтра.

Доблестно и крайне вежливо, как всегда, старичок Бертран прикрывал собой дверь.

Что интересно, парень долго топтался на улице, бродил туда-сюда, не решаясь постучать. Решился. И вот теперь отступать не собирался.

— Мне нужно поговорить с мессиром венатором! — настаивал он.

Иеф, наконец, не выдержал.

— Бертран, пусти его! Пусть войдет.

Гостя проводили наверх, в кабинет. Ступенька жалобно скрипнула.

Парень замер в дверях, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, чуть оттопыренные уши его возбужденно горели.

— Ну, проходи, садись. Рассказывай, что там у тебя?

— Вот!

Парень рывком достал из мешка здоровенную голову, положил ее на стол. Иеф брезгливо поморщился — голова была не первой свежести и изрядно воняла.

— Рассказывай.

Он начал рассказывать — как на него напали бандиты, и как Зимородок его спас, как поехали потом вместе в горы... а драконов оказалось два... обоих Зимородок убил.

— И как убил?

— Я не видел, я ждал с лошадьми, как он мне велел.

— Хорошо, — Иеф устало вздохнул. — Но только это уже не важно. Зимородку это не поможет. Ты можешь пойти, сдать голову и получить деньги. Ты ведь записывался как охотник.

Парень, сердито сопя, стоял перед ним, соображая как ему быть. Уйти? Ведь не уйдет же просто так! Голова лежала на столе...

— Подожди...

Иеф случайно заметил и так и ахнул.

На шее, за скулой, у драконьей головы сорвано несколько чешуек, у соседних такой вид, словно их пытались разгрызть. Точно! Следы зубов. Сбоку, так сразу и не заметно... мало ли, что за следы на мертвой головы, всем же ясно, что был бой, может быть копьем или мечем. И все же он был уверен...

— Что это?

Парень непонимающе уставился на голову. Как же там его? Кречет? Хайме? Хайме ван Мэйген, сын Хендрика? Вот же! Черт бы его побрал!

— Вот, — Иеф ткнул пальцем. — Ты его загрыз?

Парень ошалело дернулся, сглотнул, замотал головой.

— Та-ак. Хайме, да? Ну-ка, садись!

Побледнел весь, подобрался, но спорить не стал. Сел. В глазах горел неподдельный ужас.

— Рассказывай.

Сначала было замотал головой, но куда уж теперь? Не отвертишься. Снова начал рассказывать — нервно, сбивчиво, прыгая с одного на другое и запинаясь.

— Я... оборотень, — собрался, наконец, с духом. — Оборотень. Понимаете? Виверн. Я не хотел... Я раньше не знал, и только...

Иеф был готов застонать и схватиться за голову. Еще и это ему!

А парень, кажется, еще чуть-чуть и разрыдается. Наверно, правда первый раз, не знал, а тут свалилось такое... Вполне можно понять.

— Кто-нибудь еще видел, как ты оборачиваешься?

Парень отчаянно замотал головой.

— Только Зимородок... и еще Язон знает... и еще... — он вдруг вытянулся, мучительно напрягся, — еще, наверно, какой-то Йохан, охотник, остроносый такой.

Иеф тяжело вздохнул. Вот только этого еще не хватало — оборотней прикрывать. Мало, что ль, ему Зимородка? Ладно, Йохана этого он знает, найдет управу, заставит пока молчать, это вполне в его силах. Но если узнает кто-то еще...

— Так, Хайме, знаешь что, сиди тут. Из дома ни ногой. Понял? Никому больше не рассказывай. Дай мне подумать.

Иеф поднялся на ноги и принялся бродить туда-сюда по комнате. Что тут придумаешь... Парня бы никуда из дома не выпускать... Вон, стоит, ждет высочайшего решения. Как ни крути, мессир венатор, но ловить таких вот птичек, твоя прямая обязанность. Вот он — дракон, перед тобой.

— Теперь меня отправят на костер? — в голосе обреченность и покорность судьбе. Кажется, прикажи на костер — пойдет. Сам. Покорно.

Иеф вздохнул.

— Иди пока на кухню, там тебя накормят.

* * *

Ночью Иефа разбудили голоса и стук в дверь, а ведь только-только задремал.

Шаркающие шаги Бертрана.

— Кто там? — донеслось снизу.

— Это Язон Бергес, Бертран. Мне нужно войти. Мне срочно нужен Иеф.

— Сейчас ночь, господин спит...

Иеф принялся шарить в темноте, надо бы одеться...

Там что-то еще говорили, и слуга, наконец, сдался, дверь открылась. Послышался топот, кажется, Бергес пришел не один. Что за черт!

— Что случилось?

Бергес привел всю свою семью. Жена, двое взрослых сыновей и дочери, даже Мари с огромным круглым животом, испуганно держится за мужа... И их сюда? Бергес что-то задумал и боится теперь. Только неужели он всерьез думает, что Иеф может их защитить? Да с какой стати он должен рисковать всем, и своей жизнью? Ему уже недвусмысленно намекали, что времена нынче не спокойные, бандитов на улицах полно, могут невзначай пырнуть под ребра... или дом от свечи загорится. Ищи потом виноватых. Не лезь в это дело, сэр Иеф, мессир королевский венатор, целее будешь. Кто тебе этот Зимородок? Бродяга и оборванец. За едва ли не тридцать лет, что ты его знаешь — одни неприятности.

И Бергеса прогнать.

Бергес уже бежит по лестнице. Лицо напряжено, серьезно.

— Слушай, Иеф, я оставлю их у тебя? Ненадолго. Мне тут нужно отлучиться по делам, а одних их оставлять не хочу... Ну, ты понимаешь...

Иеф тяжело вздохнул.

— Ладно, оставляй, присмотрю. Ты хоть куда?

Замотал головой. Ничего не сейчас не скажет.

— Удачи.

Тот кивнул.

* * *

На утро назначена казнь.

Иефу полагалось присутствовать, как главе городского совета. Обязанности у него, служебный долг. Уже приготовили удобные места. Смотреть на это не хотелось, но выбора нет.

Уснуть так и не удалось. В доме бегали, суетились, устраивались, таскали какие-то вещи, что-то обсуждали... Гертруда, жена Бергеса, сидела на кухне и тихо плакала, на все вопросы только качала головой. Ладно... это потом.

На улице было прохладно и ветрено, хорошо хоть чулки шерстяные надел — ноги нужно держать в тепле... Господи! О чем он думает только.

Народ уже собрался на площади, ждали лишь его.

Зимородка тоже привели. Он стоял на помосте спокойно, прямо, расправив плечи, без всякого выражения глядя куда-то в толпу. Чего хочет там усмотреть? Марта не придет. Вчера Зимородок взял с нее слово, что останется дома. Останется, конечно, послушается. Зимородку так будет проще, а ей... кто знает.

Подумалось, что было бы куда уместнее выбрать более быстрый и надежный способ казни, учитывая все обстоятельства... впрочем, если там знают о смерти Якоба, то, пожалуй, не беспокоятся. Не сорвется. Хотят теперь отыграться всласть.

Ноги сегодня особенно ныли, к непогоде, что ли? И поясница. Не разгибалась почти. С трудом забрался на помост. Ступеньки жалобно скрипнули под его весом, с надрывом — как же надоел это звук! Вытер вспотевший лоб. Отдышался...

...и сердце неприятно покалывало.

Епископ ухмылялся, разве что руки от радости не потирал, и в полголоса живенько обсуждал что-то с приором. Де ла Гарди помахал Иефу рукой, предлагая подойти, но он сделал вид, что не заметил — нет уж, мы люди старые, больные, ножки у нас не ходят... пусть сам тащится, если приспичило. А ведь это один из людей приора недавно съездил венатору табуреткой по лицу. До сих пор болит.

На Зимородка Иеф старался не смотреть.

Откашлялся, взял бумагу, поставленным звучным голосом зачитал приговор, дал отмашку палачу. Толпа загудела в предвкушении.

Иеф отошел в сторону, тяжело опустился на приготовленный стул, на минуту закрыл глаза.

Больше всего боялся слушать, как Зимородок станет кричать. Крики пытуемых никогда не получалось слушать равнодушно, Иеф считал это своей слабостью, но поделать ничего не мог. А уж сейчас... Зимородок не кричал. Совсем. Ни единого звука. Даже толпа затаила дыхание, прислушиваясь. Отчетливо слышно было лишь глухой, чавкающий звук удара, сухой хруст ломающейся кости и тяжелое сопение палача. От удара, привязанное к доскам тело слабо дергалось. Сначала ломали руки в нескольких местах, потом ноги, потом ребра и хребет. Подумалось, Зимородок потерял сознание. Нет, не потерял. Вон, челюсти сведены до предела, закаменели, только ноздри заметно вздрагивают и иногда дергается кадык. Лоб блестит, мокрый от пота. Удивительно ясный взгляд, поверх головы палача, куда-то на крыши домов.