Практика на Лысой горе

Чугайстрин еле слышно засмеялся — до того забавным показался этот отчет на морозе в университетском дворике.

— Вижу, что не злыдневского, — заметил он, — злыдни не рисуют наши заговоры на снегу.

— Злыдни и не такое могут, — почему-то буркнула она, но потом замерла на полуслове. — Наши?

'Значит, не чувствует, — раздосадовано подумал он, — что-то я слишком хорошо подумал про молодёжь.'

Не говоря ни слова, Чугайстрин медленно поднял руку и пошевелил пальцами. Зелёное пламя охватило ладонь, тут же свернулось, ластящимся котёнком и потёрлось о неё. Дина закусила губу, и он вдруг сообразил, что теперь и она сама раздосадована не меньше его.

— Понятно, — кратко бросила она. — А вы... Андрею Григорьевичу часом родственником не приходитесь?

Чугайстрин вздрогнул. Старый дурак. Как сразу не сообразил, что девчонку поразила не сила, а фамилия. Встреча с Солохой начисто мозги вышибла. Стараясь не ругаться, он только кивнул:

— Да, я его отец.

Ещё один оценивающий взгляд, лиса-брошка быстрым движением передвинута ближе к виску, словно мешает думать.

— Вы можете сделать так, чтобы он выздоровел?

Чугайстрин не сразу сообразил, что у него перехватило дыхание. Говорить правду нельзя, а обещать... Он бы всё отдал, чтобы Андрейка вновь открыл глаза, только... некому.

— Я стараюсь.

— Он очень хороший куратор, правда, — тихо произнесла Дина, сцепив пальцы до побелевших костяшек. — Вся группа очень жалеет, что так произошло.

Чугайстрин только кивнул.

— Спасибо. Передай ребятам, что мы делаем всё возможное.

Дина ничего не ответила, но в воздухе разлился аромат вишни. Так-так, ведьмовская сила вытолкнула начальные мольфарские навыки. Вот и весь ответ тебе. Чугайстрин искоса разглядывал её. И откуда такая взялась, говорит уже почти спокойно, уверенно. Да и, кажется, не особо смущается того, что пару раз ляпнула не то.

— Вам Хвеся Харлампиевна сказала? — неожиданно спросила Дина.

Чугайстрин недоумённо моргнул:

— Сказала что?

— Что я староста группы Андрея Григорьевича? — пояснила она, как нечто само собой разумеющееся.

— А... это, — выдохнул он, — почти. Я беседовал с ректором.

Должный эффект возымело. Дина прикусила язык, хотя явно хотела спросить что-то ещё. Уставилась на носки своих сапог, потом глянула на руки, пробормотала какие-то извинения.

— Меня ждут, извините, пожалуйста. Приятно было побеседовать.

Щеки девчонки вдруг заалели как маков цвет, а потом её и след простыл. Только осталось эхо от 'до свидания, Григорий Любомирович'.

— До свидания, лисичка, — хмыкнул он.

Что ж, теперь, по крайней мере, ясно где искать ту, что разделила силу с Багрищенко. Что делать с ней Чугайстрин ещё пока не знал, но это уже был другой вопрос.

* * *

В царстве Хованца всегда царил полумрак. Витал запах пыли, старой бумаги, потертых переплётов и дерева. Деревянные столы, стулья, панели... Металл он не любил, считал злом и нововведением. Собственно, по шкале полезности и то, и другое стояло у него на одном уровне. В библиотеке было тихо — шелест страниц и скрип пера — не считались. Вий-Совяцкий не запрещал, а Хованец твёрдо считал, что вести учёт древних книг можно только заколдованными чернилами в огромной книге, которую не каждый сумеет открыть.

Чугайстрин только слушал бурчание старенького библиотекаря, который непрестанно ворчал: то студенты-раззявы, то преподаватели-торопышки, то чаривные книги шалить вздумали, то закладки поразбегались, то карточки кто-то рассыпал. В общем, кругом беда. Кстати, рассыпавший карточки преспокойно лежал на полке, находившейся в аккурат над головой Хованца, и, прищурив зелёные глаза, внимательно смотрел на происходящее. Чёрный хвост лениво помахивал, бритвенно острые когти впились в мягкую байковую ткань, которую библиотекарь заботливо постелил несколько дней назад.

— Царь, я кому говорю? — бурчал Хованец, сосредоточенно впихивая квадратные карточки в коробку. — Не трогать, не твоё. Уши, что ли, надрать?

Огромный котяра презрительно сморщился, шевельнул усами и прогнул спину.

— Мррмяу!

— Сам такой, — тут же отозвался Хованец. — Ещё раз такое увижу, веником погоню.

Оценив масштаб угрозы, Царь спрыгнул, величественно протопал к сидевшему Чугайстрину и впрыгнул к нему на руки. Усмехнувшись, тот принялся чесать и гладить чёрного шкодника, тут же донеслось раскатистое урчание.

— За-про-да-нец, — по слогам выговорил библиотекарь и плюхнулся на стул. — Ну, где он уже твой Вий-Совяцкий? Уж не сожрали ли его упыри-то на закуску?

Чугайстрин задумался:

— Знаешь, эти могут. Не зря же растут по карьерной лестнице-то. Не удивлюсь, если через пару-тройку лет увижу их в министерстве.

Хованец только пробурчал что-то неприличное. Потом с оханьем поднял тяжеленную книгу и потопал с ней к лестнице.

— Помочь? — поинтересовался Чугайстрин.

— Сиди уж, — буркнул тот, — учётная чужих рук не любит, ещё открываться перестанет.

Несмотря на занятые руки, Хованец довольно ловко взобрался по видавшей виды лестнице, сунул книгу на одну из верхних полок. Потом провёл по корешку рукой, и книга исчезла. А на её месте тут же появился тёмный провал, завешенный паутиной.

— Однако, какая хозяйственность, — хмыкнул Чугайстрин, чувствуя, что Царь начал впускать и выпускать когти в его ногу. На кота шикнул, но тот и не подумал реагировать, продолжая своё увлекательное занятие.

— А ты думал! — Хованец деловито спрыгнул вниз. Прислушался и поднял палец: — О! Слышишь?

Гулкие шаги в коридоре явно приближались к библиотеке. При этом чувствовалось, что тот, кто издаёт, готов рвать и метать.

— Батько-то не в настрои, — пробормотал Хованец, потерев переносицу и поправив очки.

Дверь резко распахнулась, на пороге появился мрачный Вий. Царь зашипел, спрыгнул и спрятался под столом. Чугайстрин посмотрел на друга, мол, что?

— Внеплановая комиссия, — почти прорычал Вий, — видите ли, хотят посмотреть что да как.

— Та шоб их пэрэкосыло, — в сердцах сплюнул Хованец. — У нас и так тут проблем не разгрестись, ещё и эти!

Чугайстрин только хмыкнул:

— Не расстраивайтесь, если они не вернутся, можно списать на деяния врага.

И тут же замолк, шутка оказалась не очень удачной. Впрочем, Вий-Совяцкого это наоборот приободрило.

— Да, ты прав, так и поступим. А теперь идём.

Чугайстрин сжал кулаки и сделал глубокий вдох. Спокойно, всё равно Андрейку сейчас вытянуть не получится. Поэтому эмоции запрятать надо как можно глубже.

Вий подошёл к огромному библиотечному окну, завешенному шторами. Прошло несколько минут в абсолютной тишине.

Пол вдруг загудел, сердце Чугайстрина сжалось, вспыхнуло от боли. Охнув, он ухватился за край стола. В библиотеке поднялся ветер, шторы взлетели, открыли зияющий чернотой зев пространственного прохода. Вий заговорил: медленно, вязко, страшно. Слова, словно мокрый шёлк, облепливали, тянулись, не могли прерваться. Вокруг его мощной фигуры стал закручиваться чёрный смерч.

В груди Чугайстрина неожиданно появился неимоверный холод.

— Нет! Стойте! Перестаньте! — неожиданно закричал Хованец. — Закройте!

Вий вздрогнул, с тихим шипением смерч улёгся в ноги послушным зверем. Проход растаял, словно лишь на миг показался огромным маревом, шторы тут же упали назад.

Ректор резко развернулся и глухо рыкнул:

— Что такое?

Чугайстрин уже понимал, но боялся признать; замер, забыв как дышать. Хованец бросил на него короткий взгляд, потом посмотрел на Вия.

— Нет там больше Андрея, — тихо произнёс он.

Сердце болезненно заныло.

Часть II. Охота на злыдня

Глава 1. Призрачный Цимбалист

Стрічати з мавками світанок,

Гойдатися з русалками на вербі,

Із очеретом гомоніти

У журбі...

Тінь Сонця 'Дорога в ліс'

Холод, тьма и боль. Но боль странная, накатывающая волнами и мигом уходящая в никуда. Я судорожно вдохнул, сердце кольнули десятки иголочек. Охнув, попытался перевернуться. Отвратительно. Не чувствую ни рук, ни ног. Всё тело в каком-то резком онемении. Шевелюсь — не чувствую ничего.

Накатила паника, снова вдох и попытка успокоиться. Ага, куда там. Все мольфарские практики сделали ручкой и смылись в неизвестном направлении.

Осмотрелся — тьма, только изредка кое-где вспыхивают белые и серебристые искорки. И не понять — лежу я или стою. Вроде всё-таки стою. Сообразить где нахожусь и что произошло, пока не получалось. Так вроде не холодно и не жарко. Неужели меня внесло в какой-то пространственный узел? Мда, дела.

Я поднял руку, нарисовал несколько символов в воздухе, прошептал слова охранных чар. Символы задрожали, сплелись в геометрический узор: сплошные ромбы — большие и маленькие — словно знаки земли на рушнике.

Тьма неохотно начала развеиваться, со всех сторон лилось еле уловимое шипение, словно рядом был огромный зверь, не желавший уходить.

Под ногами появилась узкая дорожка. Только не из камней и земли, а из воздуха и тьмы, сплошь усыпанная звёздами. Я глянул вперёд, там, далеко-далеко, висел огромный полумесяц, пылающий, словно огненный опал. Вокруг — хоровод искорок-звёзд, рассыпавшихся по бархату неба. Глянул вниз — сердце заколотилось как бешеное. Тут тебе и узенькая речка блестит, и крутые поросшие зеленью горы, и аккуратные хатки. Только всё видно нечётко, словно сквозь толщу воды.

Откуда-то донёсся трубный протяжный зов. Я вздрогнул, по телу пробежал огонь, звёзды под ногами вспыхнули, будто алмазы.

Ночная Трембита. Та, что собирает голоса умерших и нерожденных, что звучит эхом в горах каждую ночь, но лишь те, кто владеет магией, способны её услышать. Трембита мольфаров, ветра и смерти. Я пошёл вперёд, зажав уши. Ни думать, ни слушать нельзя — только вперёд. Не то зачарует, заморочит, заведёт так далеко, что и не вернуться.

— Испуга-а-а-а-ался! — донёсся шёпот, и я, как вкопанный, замер.

Звёзды под ногами потускнели, поднялся холодный ветер.

Убрал лезущие в глаза волосы, плотнее запахнул полы пиджака и вдруг понял, что здесь не один. Он появился паре метров от меня, завис в ночной тьме. Улыбнулся почти прозрачными губами, скрестил по-турецки непропорционально длинные ноги. Облокотил на них призрачные цимбалы, посмотрел на меня, прищурив светящиеся глаза.

По спине пробежали мурашки, но я не отступил. Существо из снов, Призрачный Цимбалист. Он всегда приходит за душами мольфаров после голоса Трембиты. Смотрит глазами ночи, шепчет древние заклятия, катается на Луне... Струны его цимбал перебирают мировые ветра, вплетая в их звон шелест листвы, журчание горных озёр и стук человеческих сердец.

— Что молчишь? — усмехнулся он, блеснули острые зубы. — А помнишь, как с тобой с обрыва прыгали? Неужто забыл старого знакомого?

Как же, забудешь... Я сиганул тогда с того обрыва, чтобы не поддаться чарам. И давно это очень было, когда прочитал запрещённое заклинание из отцовской старинной книги. Но вот умирать не хотелось ни тогда, ни сейчас.

— Помню, — размеренно произнёс я и посмотрел прямо в желтоватые глаза — вытянутые и продолговатые, как янтарь из Бурштына, за которым охотятся все злыдни и провидцы. — Но моё время ещё не пришло.

— Откуда такая уверенность?

Сердце похолодело. Призрачный Цимбалист мог быть прав.

Тонкие длинные пальцы опустились на струны; зазвучала, переливаясь звоном, мягкая мелодия. Всё в ней: смех, печаль, издёвка и сочувствие, простор и узкая тропка над бурной рекой, глубокая ночь и свет дня, любовь и жгучая ненависть. Полупрозрачное тело Цимбалиста пропускало сквозь себя свет звёзд; видны лишь огромные глаза с инфернальным жёлтым сиянием да улыбка-оскал. А мелодия всё громче, всё убедительнее.

Я мотнул головой. Ну, уж нет, не возьмёшь! Сложил руки на груди, поставил ноги на ширине плеч. Собрал волю в кулак и пустил всю имевшуюся энергию вокруг себя защитным куполом. В ушах засвистел ветер, звон струн расхохотался: насмешливо, лукаво, почти зло.

— Опять сопротивляешься?

— Ещё не время, — выдохнул я сквозь стиснутые зубы.

— За Чумацким Шляхом живые не оказываются, — рассмеялся Призрачный Цимбалист.

Защитный купол вокруг меня вспыхнул яркой зеленью. Дорога из звёзд вмиг поблекла, я завис в пустоте, а потом резко полетел вниз. Зажмурился, повторяя про себя заклинание. Смех Цимбалиста затихал, но в него вплёлся ещё какой-то звук — скрип несмазанной телеги.

Я упал на что-то мягкое, в носу щекотало так, что тут же чихнул. Оторопело раскрыл глаза и уставился на сено. Дидько меня забери в свою подсобку, неужели так повезло? Чтоб убедиться попытался попрыгать (в смысле, в полулежачем положении проверил сено на предмет реальности). Оно самое. И запах травы тоже. Вверху — чистое ночное небо, ни тебе полосы Чумацкого Шляха, ни злопакостного Цимбалиста.

Удалось?

— Ну, привет, инопланетянин, — хмыкнул кто-то внизу. — Сползай уже.

* * *

В доме Кирилла (того доброго самаритянина, который стащил меня со стога и привёл к себе) оказалось чисто и достаточно уютно. Только ужасно одиноко. Не только внутри, едва мы подошли к дому, стало ясно — на много километров тут ни одного соседа.

Передо мной поставили тарелку с кашей и жареным мясом. Учитывая, что за весь день толком и поесть не успел, внезапному ужину был очень благодарен.

— Как тебя угораздило-то? — Кирилл сел напротив, отхлебнул из глиняной кружки какой-то травяной отвар, от которого по всему помещению разошёлся дурманный запах.

Тёмноволосый, стройный, немногим старше меня. В зелёных глазах такая задумчивость, словно подвергает сомнению всё увиденное. Когда улыбается, левая часть лица не двигается, на коже заметен чуть синеватый след — такой бывает только безумно сильного яда или парализующего заклятья. Выбраться — очень сложно. Чувствую, что мольфар. Но аура будто какая-то искажённая, латаная, еле держится, тронь пальцем — рассыплется.

— Хороший вопрос, — хмыкнул я, продолжая уплетать еду за обе щеки. — Знал бы — пытался б уже выбраться. Только до университета, видимо, шагать и шагать.

— Какого? — с интересом уточнил он.

— Полтавского, — буркнул я, мысленно прикидывая, какую взбучку устрою Языкатой, за то, что таскает всякие неведомые цветочки. И даже не посмотрю, если Вий-Совяцкий будет её защищать. — С приключениями...

Кирилл выглядел озадаченным. Даже поставил чашку на стол.

— И дальше что? — осторожно уточнил он.

— Дальше, — вздохнул я, — после того, как прикоснулся к подозрительному растению, попал на Чумацкий Шлях. В другое бы время — ради бога, но здесь... Здесь ещё напоролся на Призрачного Цимбалиста.

Кирилл вздрогнул, неосознанно коснулся пальцами парализованной щеки и тут же убрал руку. От меня не ускользнул этот жест, однако я продолжил:

— Если б не сообразил вовремя выстроить защитный купол, то вряд ли бы мы с тобой сейчас тут общались.

— Вот как... — медленно протянул он и покачал головой. — Сильный, значит, у тебя купол. Я тоже попытался, да только...

Снова вздох, и мне не особо захотелось развивать тему. У меня всё же учителем был один из сильнейших чугайстров Карпат, поэтому и защита моя получше многих будет.