Второй шанс

Ини предупредила, что постарается сама выяснить, для чего она понадобилась графу. Однако когда Камил просмотрел донесения своих агентов, то предположил, в чем тут дело: граф просто ненавидел женщин!

Властная мать, истеричные сестры и рано ушедший из жизни гуляка-отец создали почву для ненависти. А уж богатая жена-купчиха высадила в эту почву целый букет запретов, страхов и мелких пакостей.

Поэтому граф вольно-невольно старался отомстить, подставить или наказать любую особу женского пола, попадающую в его поле зрения. Исключения составляли лишь высокопоставленные дамы среднего возраста, способные одарить любовника новым назначением или просто деньгами.

В присланных отчетах фигурировали несколько служанок и селянок, изгнанных из поместья за связь с графом. Пара бедных воспитанниц и мелких дворянок, потерявших репутацию с участием Бедсфорда, несколько городских вдов и даже маркитанки гвардейского полка, охранявшего королевскую резиденцию.

Все это заставляло Камила беспокоиться о подруге.

Отвлекшись от невеселых мыслей он одним движением плети указал стажеру на незамеченный им след, и парень поспешно свернул в лес — проверить.

Второй стажер ехал чуть впереди и сбоку от дороги, высматривая место для стоянки. Ночью нужно выспаться.

Камил не признался бы в этом никому, даже себе, но ему очень хотелось посмотреть, как девочка будет усаживать его румяную светлость на лошадь. Уж очень гадливое чувство вызывал у него граф Бедсфорд.

Инира

Пока наемница подбирала сушняк и обламывала сухие ветки с упавшего дерева, камердинер принес графу бутылку сухого вина. Его светлость, приняв внутрь пару стаканчиков, пришел в себя и принялся командовать.

Поучать Сигизмунда варить кашу — занятие бессмысленное, он невозмутим и обстоятелен. А вот Кварта визгливые нотки в голосе сиятельства уже достали. Наемник нервно поигрывал ножом, нарубая копченое сало.

'Нужно срочно менять ситуацию!' — решила Инира.

Она мило похлопала на графа глазами и предложила конфетку, сделав вид, что тянется за коробочкой. Фредди тотчас замолчал и присосался к бутылке, минуя бокал. Кварт усмехнулся и тоже отправился за хворостом.

Сигизмунд умел готовить на открытом огне дивно вкусно. Вскоре над полянкой разнесся такой аромат, что кучера стали поглядывать в сторону котелка шумно сглатывая слюну. Даже изрядно окосевший граф начал принюхиваться, морща свой аристократический нос.

Когда настала пора разливать кашу, щедро приправленную салом, граф подошел к огню и вновь начал что-то говорить. Язык его явно подводил, а уж сказанные про жену 'первостатейная стерва' 'грымза' и прочие лестные эпитеты все старательно не замечали, отводя глаза.

В присутствии графа Сигизмунд не стал разливать кулеш, многозначительно поигрывая черпаком. Ворчащий Фредерик быстро допил бутылку, притих и ушел в карету. Камердинер отнес ему тарелку с кашей и блюдце с копченым мясом, а сам захлопотал у дорожного серебряного чайника, подсыпая в емкость для нагрева угольки из костра.

Расслабившийся Кварт первый затребовал миску с кашей и, наевшись до отвала, блаженно подремывал, глядя на огонь взбодренный охапкой толстых сучьев. Инира как командир дождалась, пока еду получат все остальные. Только убедившись, что все задорно стучат ложками она взяла свою миску накрытую ломтем серого хлеба.

Хорошо когда есть хлеб! Мягкий, душистый, с легкой кислинкой во вкусе, с парой угольков прилипших к корке! Через пару дней, а то и раньше Сигизмунд распакует мешок сухарей, или прикупит в деревенской пекарне простецких быстро черствеющих лепешек. А пока можно насладиться и этой малостью.

Тщательно вычистив свою миску, наемница спокойно сидела у огня, расслабившись и впитывая тепло.

Все-таки первый день пути всегда непростой. Оставляя за спиной привычное, окунаешься в движение. Вслушиваешься в себя и окружающих, выбираешь друзей и врагов...

Мысль, споткнувшись, вернулась и дернула девушку за ухо. Она наконец обратила внимание, на то, что камердинер графа заваривая чай посматривает на нее с очень любопытным выражением лица. Словно ища приметы, подтверждающие узнавание.

Отворачиваться Инира не стала, ни к чему вызывать подозрения! Напротив, заговорила с камердинером, расспрашивая его о травах, которые он добавлял в чай для Его Светлости.

— Так всего понемногу, госпожа, — мужчина отвлекся от разглядывания, начав засыпать в кипяток травы, а девушка вспомнила, где его видела.

— ...И мелисса, и шиповник, и мятки чуток для спокойного сна ...

Спокойный неторопливый голос напомнил наемнице дом родителей. Просторные покои, аромат чая с шиповником... И занудного лакея, вечно расставляющего чашки на подносе в строгом геометрическом порядке!

Так вот где довелось встретиться! Интересно, как он попал к графу?

Между тем камердинер ушел, так и не решившись заговорить с ней о чем-то, кроме чая, а позже путники улеглись спать, оставив на дежурстве Сигизмунда.

Лежать на еще не прогревшейся болотистой земле было, конечно, неразумно, поэтому опытные наемники развернули придуманные Камилом походные койки. Круглые легкие палки, стянутые прочной веревкой в частую лесенку, защищали от холодной земли и сырой травы. Мешок из трех видов ткани служил постелью.

Камил придумал это сооружение, промотавшись однажды с выпускниками в сыром лесу больше двух недель.

Теперь он получал за изобретение неплохие деньги, продав разрешение на изготовление хорошей швейной мастерской. Школа же по договору получала десять комплектов в год бесплатно.

Раздевшись до нижнего белья и забравшись в мешок, Инира полежала, вслушиваясь: вот завозился в карете граф. Подглядывал, наверняка!

Вот засопел сонно Кварт. Ему весь день пришлось сидеть на облучке кареты, и он устал цепляться за узкое сидение. Вот задымили трубками кучера. Камердинер, недовольно фыркнул на запах табака, хлопнул плотным пологом повозки и зашуршал одеждой, готовясь ко сну.

Через час все спали, кроме Сигизмунда и его воспитанницы. Тихонько потрескивали сучья добавленные в костер. Звенели комары. Наконец, не выдержав, девушка встала и жестом отправила старого друга и учителя спать.

Так неожиданно встреченный немолодой слуга вновь напомнил ей о доме. До слез захотелось повидать маму, коснуться ладонью волос отца, пробежать по длинной галерее увешанной портретами предков, здороваясь и любуясь видом на сады и виноградники.

Она тихонечко всхлипнула. Нельзя раскисать, но приветы из прошлого так больно ранят сердце!