Петухов (Общий)

Завуч и плотник одновременно протянули руки к бокалам, за что удостоили друг друга гневным взглядом, и быстро их схватили. Директор также взял коньяк. Он понюхал его, закатил глаза, вздохнул и, ни к кому особо, не обращаясь, произнес:

− Коньяк пахнет осенью!

Петухов с Дорогим понюхали его и кивнули.

В кабинете повисла тишина.

Все молчали и тогда, Петухов тоже решил сказать, что-нибудь отвлеченное.

− А на вкус он, как лето! — подыграл он директору. Довольный своей фразой, Вадим Сергеевич откинулся на спинку кресла и довольно ухмыльнулся плотнику: мол, давай, скажи лучше меня!

Дорогой немного помялся и тоже выдал перл:

− Э-э-э... Во Франции — коньяк! В Англии — виски. В Германии — шнапс. — Плотник хитро улыбнулся и, выждав паузу, добавил: − а в России — похмелье!

Директор хихикнул. Петухов тоже немного прыснул, хотя внутренне заставлял себя быть серьезным. Несмотря на то, что коньяк в бокалах был еще не тронут, напряженность начала постепенно исчезать. Именно этого и ждал директор. Смешной и добродушный, пузатый человек. Он встал и поднял бокал перед собой. Завуч и плотник тоже поднялись.

− Друзья! — торжественно сказал Михаил Юрьевич, глядя в глаза этим друзьям и широко улыбаясь. Петухов с Дорогим еще немного хмурились друг на друга. — Господа забияки, давайте выпьем этого божественного напитка и забудем обо всех наших разногласиях.

Они легонько и мелодично, чокнулись бокалами и слегка пригубили янтарную жидкость. Каждый сказал: "Ах!"

Через пятьдесят минут в кабинете царила, совершенно, другая атмосфера. Ничего общего с тем, что было до этого в подвале. За это время на столе появилась вторая бутылка коньяка, а к закуске добавился шоколад, − Петухов специально за ним бегал в свой кабинет. Правда, никто, кроме него к нему не притронулся. Но, тем не менее, все были довольны и расслаблены.

Работа осталась где-то там — за, закрытыми на замок, дверьми. Шум бегающих и резвящихся, в коридоре детей, никого не отвлекал. К нему все давно привыкли. И даже Петухов — непримиримый борец с беспорядками в школе, − не обращал на него внимания. Сейчас его больше всего заботил вопрос, на который он не мог ответить. Он думал о своих путешествиях в будущее. И о том, почему он раньше не рассказал об этом, своим друзьям! Таким милым людям!

И действительно! Борис Данилович Дорогой показался Петухову прекрасным человеком. И Вадим Сергеевич не мог поверить в то, что раньше он о нем плохо думал. Он сказал об этом плотнику и (о боже!) тот, со своей стороны, признался в точно таких же мыслях. И после нескольких глотков, общими усилиями, они пришли к выводу, что они, на самом деле, всегда были друзьями. Что Михаил Юрьевич, незамедлительно подтвердил. А затем они поняли, что враги повсюду и жаждут их поссорить. И им необходимо всегда держаться вместе. Как прежде!

Директор поддержал их, добавив каждому коньяка, и предложил им выпить на брудершафт, дабы закрепить старинную дружбу. Такая идея была принята с восторгом. Брудершафт на троих оказался веселым занятием.

После того, как все разгоряченные сели на свои места, Дорогой вернулся к теме врагов. Он начал перечислять всех своих недругов, но потом запутался, заврался и предложил, просто забаррикадировать дверь кабинета изнутри. После длительного спора эта идея была отвергнута, как трусливая, самим же Дорогим. Прозвучал тост за храбрость.

Через неопределенное количество минут, Петухов закусывал коньяк шоколадом и измазал себе подбородок. Дорогой очень весело смеялся над ним. Так заразительно хохотал, что к нему подключился сначала директор, а потом и сам Петухов. Всем было весело и никто ни о чем, особо, не думал. Разве что иногда, кто-нибудь, бросал грустный взгляд на вторую и, почти пустую, бутылку коньяка.

Первым не выдержал Дорогой. Он соскочил с кресла, резво схватил бутылку, побулькал ей у всех на глазах, и произнес, как ему казалось, пламенную речь:

− Нет, вы только подумайте! Какова наглость, а?

− Что случилось? — хором встрепенулись директор с Петуховым.

− Кончается! — коротко и нерадостно выразился Дорогой и разлил остатки.

Завуч полез в карман пиджака, чтобы достать платок и вытереть свой подбородок. Он засунул руку, но вместо платка нащупал там непонятный предмет. Извлек его на свет и непонимающе смотрел на него несколько секунд, пока не вспомнил что это.

Его, словно, пронзило молнией, и он замер, широко разинув рот. Ведь за этой же штукой он отправлялся в будущее. Терпел там нескрыватель и получил за свои муки ее — музу.

Он так бы и сидел с выпученными глазами и, измазанным в шоколаде подбородком, если бы его старинные друзья не потрясли его за плечи.

− Вадим Сергеевич, не расстраивайтесь! — сказал Дорогой и по-дружески обнял его. — Мы еще купим.

− Конечно! — подтвердил директор и для наглядности полез в карман за кошельком. — Что нам стоит?

Петухов неторопливо посмотрел каждому в глаза и неестественно спокойно сказал:

− Это муза! — он вытянул раскрытую ладонь, так чтобы все видели, что на ней лежит. Черная коробочка блестела и приковывала взгляды. Все трое, не отрываясь, смотрели на нее какое-то время, а затем рассмеялись.

− Я не шучу! — обидчиво произнес Петухов. И в подробностях, какие только мог вспомнить, принялся рассказывать о своем знакомстве с доктором Орехом.

Пока он говорил, Дорогой несколько раз порывался его прервать, но Михаил Юрьевич цыкал на него и тот, всякий раз, принимался нетерпеливо хрустеть пальцами.

− Почему вы раньше мне не сказали? — спросил директор. — Это ж надо! Побывать в будущем, и ни словом не обмолвиться!

Петухов слегка пристыжено пожал плечами и выпил остатки коньяка.

− Предлагаю проверить, − с горящими от возбуждения глазами, крикнул Дорогой и, соскочив со своего места, забегал по кабинету.

− Не получится, − грустно сказал Петухов, опрокидываясь на спинку кресла. − Она не действует, когда люди пьяны. Да, пьяны мы, пьяны, Борис Данилович! Не спорьте!

− Вы что пробовали? — изумился директор. — В смысле, когда были пьяны, пытались ей воспользоваться?

− Да, — кивнул Петухов, − пытался. Мне доктор Орех сказал тогда, что не получится. Но я на радостях выпил совсем немного вина и она не сработала.

− Ах, ты! — Дорогой расстроился, но не сдавался. — А может, все-таки попробуем? Вдруг получится!

Петухов отрицательно помотал головой, сильней, чем ему бы хотелось и вытянул руку с коробочкой так, чтобы все видели. Потом нажал на боковинки ловушки, как доктор учил, и ничего не произошло. Дорогой, наблюдавший во все глаза за действиями Петухова, убедился, что никаких муз из нее не появилось и, впечатав правый кулак в левую ладонь, обреченно вздохнул.

− Подлость, одним словом! — сокрушенно согласился с ним директор и попытался, уже в какой раз, выпить из пустого бокала. — Извиняюсь за выражение.

− Да, — горько согласился со всеми Петухов. — Гнусные правила. Тоже, извиняюсь.

Наступило молчание. Затишье перед бурей.

И вдруг директор наморщил лоб, отклонился на спинку и хмыкнул. Петухов и Дорогой заметили, что директор изменил выражение лица и жадно вгляделись в него, надеясь, что оно им подскажет, о чем задумался директор. Все напряглись.

Михаил Юрьевич позволил себе небольшую ухмылку. И она сразу скопировалась на лицо плотника, а потом и Вадима Сергеевича. Директор хмыкнул и улыбнулся чуть шире. То же самое, проделал и Дорогой. Завуч не отставал. Михаил Юрьевич посмотрел на плотника, потом на Петухова. Задал тон, и все начали смотреть друг на друга, хмыкать и ухмыляться, все шире и шире. Словно передавая улыбку по кругу.

− Так! — почему-то шепотом сказал Дорогой и подмигнул. — Какая идея проснулась?

Петухов пожал плечами и прыснул в кулак совсем как маленькая девочка.

− Это зависит от того, что скажет Вадим Сергеевич, − загадочно улыбаясь, ответил Михаил Юрьевич и посмотрел на Петухова.

− Спрашивайте, − расправляя плечи, резво разрешил Петухов.

Директор медленно кивнул несколько раз, но молчал.

С Бориса Даниловича можно было рисовать картину − нетерпение в кубе. Мозоли его рук скрипели друг об друга оглушающее в такой тишине.

− Ну, не тяните же! — не выдержал он и как пружина соскочил с кресла; добежал до окна и обратно.

Директор извинился и задал Петухову вопрос:

− Вадим Сергеевич, вы, кажется, говорили о каком-то гиде или мастере?.. — директор дождался, когда Петухов поняв, о чем речь, кивнул. — А он у вас с собой?

− Нет, он у меня дома, − покачал головой Петухов.

Дорогой тихо взвизгнул.

− Ну, а он-то хоть работает? — спросил директор. И тогда Петухов, наконец, догадался, чего от него хотят.

Дорогой переводил взгляд с одного на другого, дергал бровями и нервно покусывал губы.

Петухов улыбнулся и ответил:

− Работает. А что, хотите проверить?

Михаил Юрьевич откинулся на спинку и громко произнес:

− А вот, хотим! Правда, Борис Данилович?

Его можно было и не спрашивать. Он бы сейчас, от нетерпения, в любую коллизию с головой нырнул.

− Очень-очень хотим, — складывая ладони в молящем жесте, простонал плотник.

Петухов нащупал в кармане ключи от дома и кивнул головой в сторону двери — дескать, пошли. Уговаривать никого не пришлось.

Через полчаса трое старых друзей — завуч, директор и плотник — бодро вышагивали по первому этажу школы. Когда они вышли из школы, только ленивый не обратил бы внимания на тройку устремлено шагающих людей. Но каждый, кто их увидел, подивился бы такой пестрой компании. Как в ряды директора и завуча затесался плотник, для многих осталось загадкой и по сей день.

Плотник Дорогой был в надетой набекрень меховой шапке и в развевающемся на ветру огромном пальто. Оно было похоже на парус и военную шинель одновременно и висело на нем как на вешалке. Директор туго затянулся в черную кожаную куртку, а на голову натянул кепку. Петухов надел дубленку и обмотался длинным сиреневым шарфом.

Компания нетрезвых людей вышла из школы, и Дорогой нетерпеливо высморкался в сугроб. Затем они энергично направились в сторону дома Петухова и, не сговариваясь, повернули к алкогольному магазину. На часах было всего три часа дня. Однако это была пятница.

Когда они все вместе вошли в квартиру Петухова, он включил только торшер. Но к тому времени, когда вторая бутылка, купленного в магазине по пути, армянского коньяка была "раздавлена", наступили сумерки. Поэтому был провозглашен тост за учение и включен яркий свет.

Петухов встал и, шатаясь, добрел до ванной, чтобы умыть лицо прохладной водой.

− Не понимаю, − в какой раз сказал директор и повертел в руках Гид. — Почему он не работает?

− Это заговор против нас, — воскликнул Дорогой, свирепо моргая глазами.

− Да, бросьте вы, − не согласился директор. Было видно, что они уже об этом говорили. И, судя по всему, не один раз. − Какой заговор? Я вас умоляю.

Дорогой помотал головой и пробормотал:

− Тайный заговор. С целью не допустить нас в будущее. Или еще что-нибудь. Это они! Они это завсегда...

Дорогой не объяснил кто это — "они". И не договорил. Он больше всех расстроился от того, что они не смогли попасть в будущее. Он надеялся, что и ему там дадут музу. Раз уж Петухову дали, почему ему нельзя?

− Вадим Сергеевич, с вами все в порядке? — крикнул директор и тут же увидел его. Он появился с мокрыми и гладко причесанными волосами.

− Все нормально, − весело сказал Петухов, входя в комнату. — Я просто освежился. И, кажется, я понял, что мы не правильно делали.

Петухов взял Компо-Мастер-Гид из рук директора и нажал на кнопку. Он сосредоточился на мысли провести своих друзей в будущее. И, как ни странно, у него это получилось.

Все втроем завертелись и закружились. Их окутал дымка, кто-то выкрикнул первую букву алфавита. А кто-то совместил вторую, тринадцатую и последнюю в протяжный вой.

Когда туман рассеялся, Петухов, как самый подготовленный, понял, что они покинули его квартиру. Но вот куда они попали, он не знал. То, что он увидел вокруг себя, совершенно, не походило на мир доктора Ореха. Никакого зеленого кабинета, только мрачные и темные тона, заброшенного здания.

Голые бетонные стены с редкими лоскутами свисающих обоев. Различный мусор по всему полу и неприятные запахи. Все свидетельствовало о том, что путешественники попали в передрягу.

− Где мы? — взволнованно спросил Петухов и явственно ощутил запах страха. Он сжался, чувствуя, как паника начинает свой завоевательный поход по его телу. — О боже! Куда мы попали? — выкрикнул он

Дорогой с директором, разинув рты, не торопились с ответом. Тогда Петухов подбежал к большим окнам без стекол и выглянул наружу. То, что он увидел за окном, породило в нем такой дикий ужас что, не сдерживая себя, он начал заваливаться в обморок. Не успели его товарищи опомниться, как завуч шумно грохнулся на пол и растянулся на нем по всем законам физики. Гид, который всегда оставался дома, в этот раз остался у Петухова. Эта черная коробочка выпала из бессильной руки завуча, и вздула маленькую тучку пыли рядом с большой.

Директор всколыхнулся и поспешил к завучу. Попытался его поднять, но Петухов не был пушинкой и Михаил Юрьевич явно не справлялся. К нему на помощь подошел растерянный плотник, и они вместе приподняли некстати отключившегося завуча. Затем прислонили его к стене и директор бил ему по щекам, до тех пор, пока Петухов не очнулся.

Дорогой, немного ошарашенный происходящим, отошел к окну и выглянул наружу. Густой, зловонный смог за окном не позволял разглядеть ни солнце, ни улицу в низу, словно дом, в котором они очутились, висел в воздухе. Все было в дымке. И тишина, оглушительно гудела у каждого в ушах.

− Допились! — обреченно прошептал плотник и смачно выразился.