Два взъерошенных грифа из кратера Нгоро-Нгоро прижались друг к другу от страха на подметенном ветром полу. Стук железа пугал их. Их остолбенелые взоры не выдавали ни единого признака понимания ситуации. Что бы все это значило, в конце концов?
А значило это, джентльмены, что выход отныне свободен!
4
В ЗЕРКАЛЕ СРЕДСТВ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ
1
Ливень набирал обороты. Несчастные пешеходы, застигнутые врасплох, спешили укрыться в подъездах. Штормовой ветер окатывал хлесткими волнами, и счастье тому, кто успевал подставить спину и пригнуться. А если какой-нибудь недотепа не успевал сложить свой зонтик, то ветер выворачивал его, как апельсиновую кожуру. Юная стройная леди на тоненьких каблучках бежала по скользкому мощеному тротуару, элегантно откидывая ножки. Наконец она нашла себе укрытие под крышей просторного полутемного гаража. Запыхавшаяся очаровательная блондинка откинула с головы капюшон и встряхнула мелкими кудряшками. В этот миг спина механика, склоненная под раскрытым капотом серого "Роллс-Ройса" зябко поежилась. Чумазый обладатель широкой спины выпрямился. Он был до неприличия юн и очарователен. Его ослепительно белые зубы крепко сжимали тяжелый гаечный ключ полуторного размера. Девушка тоже улыбнулась. Она грациозно протянула ручку, и юному чумазику ничего не оставалось, как дать ей этот вожделенный ключ. На блестящей титановой рукоятке ключа отчетливо отпечатались следы крепких зубов юноши. Блондинка округлила глаза, но не вернула ключ хозяину, а мечтательно поднесла к носу. Запах заставил ее зажмуриться от удовольствия и выдохнуть только одно слово: "Корнидент". Бархатный баритон пропел за кадром: "Крепкие здоровые зубы — это "Корнидент", ни с чем не сравнимый аромат трав — это "Корнидент". Только зубная паста "Корнидент", и только в аптечной сети Корнхайта!"
Папаша Хопкинс смачно выругался, но своего удобного потертого кресла возле телевизора не покинул. Этот рекламный ролик он видел уже в десятый раз, и в десятый раз повторял одно и то же ругательство. Его особенно раздражал этот гигантский гаечный ключ. С таким бегал Чарли Чаплин в фильме "Новые времена". Папаша Хопкинс проработал автомехаником в гараже 25 лет, но ни в одном из автомобилей он не встречал подобного размера гаек. И вообще у папаши Хопкинса был многолетний счет к рекламной халтуре, хотя по привычке он продолжал неотрывно глядеть на экран все вечера, начиная с пяти часов. Сегодня, как положено, в пять часов по второму столичному каналу должен был появиться на экране неизменный Барни Уитни со своим информационным и аналитическим шоу. Именно сегодня папаша Хопкинс ждал от Барни Уитни единственной в своем роде информации. Программа обещала уделить несколько минут событию, о котором уже знал из газет весь город: сбежал из зоопарка крылатый ветеран — кондор. К этому событию был непосредственно причастен Джонни, единственный отпрыск папаши Хопкинса.
Да, господа, кондор таки сбежал, и со времени его побега прошло уже три дня. В этот день газетная шумиха вокруг побега достигла своего пика. Кто бы мог подумать, ведь поначалу это известие не вызывало к себе никакого интереса. Обстоятельства побега крылатого обитателя зоопарка представлялись незначительными и даже анекдотическими. Какой-то олух не запер клетку, и вот — на тебе! Ни одна из Утренних, Дневных и Вечерних Почт, Телеграфов, Печатей, Трибун и Вестников не откликнулась. Местная пресса вроде "Утреннего курьера" или "Утреннего Меркурия", падкая на подобного рода смехотворные сенсации, отозвалась крошечными заметками где-то на задворках. Уголовная хроника и даже объявления о пропаже собак показались редакторам куда более важными и достойными внимания. Но даже и то, что просочилось на страницы этих газетенок, нельзя было назвать информацией в строгом смысле слова. Так, к примеру, "Утренний вестник" назвал нашего крылатого героя "АНАКОНДОРОМ". Более интеллектуальный "Меркурий" не позволил себе подобных ляпсусов, кондор был назван кондором, на этом достоверная часть заметки исчерпывалась. Выражение "тайно покинул пределы клетки" применительно к кондору не проясняло обстоятельств, а только напускало туману. Как покинул? На чем? На своих двоих или на своих четырех? Улетел, уполз, ускакал или был похищен?
Да-да, господа, не удивляйтесь! Большинство читателей, как, впрочем, и сотрудников "Вестника" и "Меркурия" вообще не слышало слова "кондор" и не имело представления, что это за птица. Жюля Верна никто из них не читал, а знаменитой песни "Кондор пролетел" в исполнении Саймона и Гарфанкла еще никто не слышал. (Песня эта, по нашему глубокому убеждению, была отзвуком на вполне конкретное событие, описываемое нами.)
Первый день отсутствия кондора прошел незамеченным. Второй день тоже не прибавил этому происшествию значимости. Правда, от заголовков газетных заметок уже нельзя было отмахнуться: "Крылатый беглец", "Кондор еще не найден", "Таинственный побег" и т.п. Однако, события куда менее интересные, как-то проблемы фондовой биржи или распри в лагере лейбористов до сих пор теснили эту историю на периферию.
И вот, наконец, газета "Таймс" открыла миру глаза. На ее первой полосе был обнародован факт посещения Ее Величеством зоопарка накануне побега кондора. Между этими двумя событиями была протянута прочная нить. И тут разверзлись хляби небесные. Газеты всех мастей, оттенков и тиражей бросились соревноваться между собой в знаниях орнитологии, поскольку тайны королевского двора ни для кого уже не были тайнами. Полосы запестрели фотографиями представителей пернатого царства, в большинстве которых кондор ни за что бы себя не узнал. Не в пример кондору, некоторые представители рода человеческого сразу же узнали себя. Узнал себя генеральный комиссар Скотланд-Ярда, узнал себя директор зоопарка профессор Арчибальд Муни и даже папаша Хопкинс поразился, узнав на газетном снимке своего сына Джонни. Что уж говорить о Ее Величестве! Правда снимки королевы фигурировали на почтительном расстоянии от снимков остальных подданных, чтобы подчеркнуть особую роль королевы и наследника во всей этой истории, как и во всем, что творится на просторах Соединенного Королевства. Королева и принц могли себя узнать. Да, они были в зоопарке в тот день. Но все остальное было малодостоверно. Так, к примеру, на фотографии "Утреннего вестника" королева выходила из серого "Роллс-Ройса", а на фотографии "Утреннего Меркурия" — из черного. (Все объяснялось довольно просто. Как вы помните, камера Лоренса Блоссома разбилась, и редактору газеты мистеру Эндрю Трипкину пришлось мобилизовать старую фотографию из архива.) Если на аутентичности снимка королевы "Меркурий" проиграл, то с лихвой отыгрался на интервью с самим Джонни. Заметка носила четкий и ясный заголовок "Простительная оплошность". Чувствовалась умелая рука редактора Эндрю Трипкина. А вот конкурентам из "Вестника" не повезло. Их не спасла даже подлинность снимка королевы. Подвел их чудовищный заголовок: "Находящийся в шоке после визита королевы забыл запереть клетку". Все так и подумали, что королева заходила прямиком в клетку, а Джонни забыл запереть за ней дверь. Из дворца потребовали разъяснений, и на газету было наложено покаяние.
Да уж, папаше Хопкинсу было от всей этой шумихи не по себе. Его сына ославили на весь мир. Физиономия Джонни с толстыми, пораненными старой трубой губами фигурировали во всех газетах. Перед читателем представал облик растерянного чернокожего недотепы. Почтенный родитель скупил дюжину разных газет, чтобы в гневе изорвать их и бросить в мусорное ведро.
И вот на третий день папаша Хопкинс развернул "Утренний Лондонский Меркурий" и бросился жадно пожирать глазами заметку под заголовком "Простительная оплошность". "Простительная? Хм-м..." — подумал он и углубился в чтение интервью. Первый же ответ его сына на вопрос корреспондента газеты, поверг старого автомеханика в шок. Джонни процитировал ту самую фразу, сказанную им у клетки принцу Чарльзу через респиратор: "Ваше Высочество, вам ни в коем случае не следовало бы приближаться к клетке на столь малое расстояние". Никогда бы папаша Хопкинс не подумал, что его отпрыск способен выражаться, как профессор риторики или член палаты лордов. И теперь никто не узнает наверняка, что скрывается за звуками "Бу-бу-бу", которые расслышал тогда принц. Но напрасно Джонни опасался, что, поведай миру он эту фразу, принц обидится и пожалуется маме. Ни одна газета не решилась бы ее процитировать, ни одна радио— или телевизионная станция не осмелилась бы произнести ее вслух. Тогда были другие времена, не то, что теперь. Тогда на страницах печатных изданий еще употреблялись многоточия, а на звуковых дорожках кинопленки — свистки и паузы.
Изобретательный корреспондент "Меркурия" вообще с трудом вытягивал из Джонни слова, большую часть ответов пришлось досочинить или отредактировать. Так на вопрос "Что же повергло вас в такое состояние, что вы совершили это досадное упущение?" ("Как же ты, паршивец этакий, не запер клетку?") Джонни ответил: "Я впервые видел королеву живьем!". Слово "Живьем" было с деликатной улыбкой заменено выражением "Так близко". Статья "Меркурия" была перепечатана и другими газетами, чем редактор очень гордился.
Джонни предстал миру со страниц "Меркурия" впервые не как полный идиот, а как примерный подданный, которому, если уж выпадает честь видеть свою королеву, то он должен от счастья обалдеть или даже лишиться чувств. Поэтому грубая оплошность юного олуха была великодушно прощена. Его честному простодушию умилилась вся Англия. А ведь в тот роковой понедельник у директора зоопарка мистера Муни поначалу было желание поступить согласно им же разработанной инструкции, то есть дать Джонни пинка под зад и послать ко всем чертям без выходного пособия. Теперь это желание полностью испарилось. Ему бы никто и не позволил этого сделать. Всеобщая конфедерация профсоюзов встала бы на защиту Джонни. Если бы она не встала, то встала бы парламентская оппозиция. Если бы и она не встала, то встали бы левые газеты. Если бы уже никто не встал, то встала бы сама королева.
"Какая жалость, — втайне подумала Ее Величество, — что в этом государстве все решают за свою королеву!" Ей было досадно, что и на этот раз не представилось случая вмешаться, вступиться за незадачливого паренька, продемонстрировать только ей присущее подлинное чувство высшей справедливости. В знак своего расположения к Джонни она соблаговолила лично сфотографироваться корреспонденту "Таймса". И теперь со страниц этой газеты она ласково улыбалась всем своим подданным без различия их социального положения и цвета кожи.
Папаша Хопкинс мог теперь успокоиться. Его сынка теперь никто не осмелится выгнать с работы, сама королева улыбалась ему со страниц центральной газеты. Еще месяц-другой, и Джонни удалось бы скопить денег на новую трубу, он сумеет одолеть все ферматы в "Каролинском дилижансе" и не понадобится приклеивать на губы пластырь. И тогда папаша повезет его в Бирмингем на прослушивание к чародею Лорду Асквиту. А кондор? Кондор отыщется рано или поздно, это же не иголка в стоге сена. Все войдет в свою колею, и не о чем волноваться.
2
Но и теперь, когда история с Джонни перешагнула свой пик, изворотливый стервятник не пожелал возвращаться в клетку. Прошло уже три дня, и пошел четвертый, как он исчез. Его поиски всполошили всех от мала до велика. Хотя многие клятвенно уверяли, что видели его в полете своими глазами, никто никому не верил. Не верил, потому что те, кому положено, его не видели. Не видели ни пожарники в свои бинокли, ни пилоты легких самолетов и прогулочных вертолетов, ни полицейские наблюдатели на башнях и шпилях церквей. А те, кому положено смотреть вниз, то есть лондонские мусорщики, не нашли ничего похожего на труп кондора. Спрашивается, почему? Видимо, единственная причина неудачи поисков заключалась в неосведомленности. Никто не знал, кого искать, что из себя кондор представлял и как он должен выглядеть.
— Но ты-то его видел! Ты каждый день его кормил, олух! — неистовствовал папаша Хопкинс.
— Ну, он такой черный, вроде индюка, и делает вот так... — пытался объяснить Джонни и вставал в ту же позу с распростертыми руками и опущенной вниз головой, уже знакомую нам по представлению профессора филологии Уилкинса.
— Тьфу! — сердито плевал родитель и отправлялся смотреть телевизор. Как раз в это время должны были передавать информационное шоу Барни Уитни.
— Тьфу! — снова сплюнул он и выругался, в который раз увидев в зубах чумазого паренька титановый гаечный ключ чудовищных размеров. То же самое за ним повторили многие тысячи простых лондонцев, собравшиеся у голубых экранов и, жаждущие из уст популярного телеведущего узнать, наконец, правду о кондоре.
И вот зазвучали знакомые всем позывные. Барни Уитни в своем неизменном твидовом пиджаке и со своей знакомой всем прядкой волос, подклеенной на лысом темени, на этот раз пригласил в студию специалистов-кондороведов. Все уже знали правила игры Барни Уитни, все знали, что научная репутация и основательность знаний двух гостей передачи, двух почтенных мужей науки ни стоят в его глазах ни гроша. Для Барни важно было, чтобы эти самые два джентльмена, испытывающие друг к другу презрение, как можно лучше исполнили отведенную им роль бойцовых петухов на дешевом ристалище.
Первого из гостей студии нет смысла представлять. Это был профессор Арчибальд Муни, многолетний директор Лондонского зоопарка. "Джонни, Джонни, беги сюда, погляди-ка на своего шефа!" — орал во все горло папаша Хопкинс. "Что это он так блестит?" — поразился Джонни. И действительно, черно-белый профессор блестел испариной в свете невидимых юпитеров. Визави профессора, второй почтенный муж — маленький, высохший и изможденный человечек в толстых роговых очках был всем известный писатель-натуралист Мартин Фицрой, автор популярных книг "Семь месяцев в джунглях", "Через Сахару", "Галапагосская параллель" и многих других.
Представив гостей, Барни Уитни вкратце пересказал историю побега кондора, и без того всем хорошо известную. Поначалу его тон был несколько ироничен, но затем он начал нагнетать драматизма. По его словам выходило, что полиция попросту сбилась с ног в поисках, и теперь только мобилизация сил широкой общественности может помочь делу. Как будто речь шла о побеге из тюрьмы очередного Джека-потрошителя или нового кровавого вурдалака Дракулы. И теперь именно он, Барни Уитни, должен был составить словесный портрет беглеца и сообщить зрителям факты его преступной биографии. Слово было предоставлено первому свидетелю, профессору Муни.
Профессор, с трудом освоившийся в непривычной атмосфере блеска юпитеров, долго и подробно описывал сферу обитания этих редких птиц, демонстрировал уникальные фотографии. Затем зрителям был представлен пятиминутный кинофильм, снятый где-то в Перу или Боливии. Кондор долго парил над горным склоном. Профессор просил телезрителей присмотреться к силуэту кондора и не путать его ни с соколами, ни с кречетами, ни с сычами, ни с жирными лондонскими голубями. Последних к списку профессора присовокупил сам Барни Уитни, он, правда, извинился перед профессором за бестактность. Он вовсе не собирался над ним потешаться, просто обстоятельства заставили его сделать это прибавление. В последнее время телефоны всех полицейских участков беспрестанно звенели. В поимку кондора включались лучшие оперативные группы. Полиция совсем прекратила ловить преступников из-за ложных вызовов. Звонили все кому не лень: банковские служащие и пенсионеры, таксисты и мусорщики. Но в основном звонили дети. Звонили не только из Лондона, звонили из Лидса и Манчестера, Кардиффа и Портсмута. В ряде случаев речь действительно шла о голубях, Барни еще раз извинился, что перебил профессора.
