На_ощупь

— Только захлопните свои поддувала, пока на звук не пришли гости, — она приложила палец к губам. — Проглотят. И не моргнут. Они в темноте видят отлично, не то, что мы с вами, кротята мои маленькие.

"Проглотят" — прокрутил я в голове слова Юли во всех плоскостях.

Все, я знаю, мы все сошли с ума.

Как поется в песне "мама, мы все тяжело больны. Мама, я знаю, мы все сошли с ума".

Кто нас может проглотить? Мы в аду, наверное.

И мы двинули вслед за Юлькой и волосатым проводником Умкой. Старались держаться той же тропинки, что разведали пятнадцать минут назад. Шаг в шаг, хвост в хвост, почти упираясь носом в соседскую спину, едва не наступая соседу на ноги. Илья — первый, следом Машка, пес и Юля. Я замыкал. Пару раз волосы нашей новой знакомой проносились мимо меня, касаясь лица, когда Юлька, видимо, вертела головой из стороны в сторону, силясь рассмотреть тех самых проглотунов, которых я уже заочно боялся до усрачки. А вы бы не боялись непонятных тварей, что вас за раз способны проглотить?

Волосы снова шлепнули меня по лицу. Она специально это делает что ли? Ну-ну. Волосы пахли дымом от костров, цветами и кровью. Металлические нотки я почувствовал сразу. Я всегда металл в жидкостях чувствую. Будь то вода из-под крана или же просто чайная негодная ложка. Нюхач.

— Чья кровь, красавица? — я дернул ее за колчан.

— Много болтаешь, пришелец, — она нехотя отмахнулась и пригнулась, чтобы проскочить под поваленным деревом, которое пугалом выскочило из темноты. — Лоб не пробей, а то вакуум в голове пропадет.

— Постараюсь, — буркнул я и пригнулся.

Вот так решишь пробежаться без предварительной проверки местности — лоб тут же и расшибешь. Это мы уже второй раз здесь идем, так что дерево было ожидаемо, разве что оно лежало ну совсем не так, как раньше, да и расстояние до него было не то. А тут — уже сколько идем, и только наткнулись. Прошлый раз оно аккурат перед гаражом валялось. Что происходит с пространством? Оно меняется, перестраивается, мигрирует? Нужно было срочно уточнить, что я непременно и сделал:

— Юлик, а что с пространством за чертовщина творится? Почему такое непостоянство? Что за межатомная уборка?

Она замерла, выпрямилась и чересчур настороженно посмотрела на меня. Зря я ее так назвал, по оскалу вижу, что зря. Ощерилась, оценила с головы до пят, будто хотела вырвать печень. Само по себе это "Юлик" вылетело, назвал ее так же, как и свою хорошую подругу. Привычка — ни взять, ни поделиться.

— Все позже расскажу, — молча отвернулась она от меня спустя нескольких секунд сканирования и вырывать ничего не стала. — Схоронимся только.

— Понял, — я шептал ей почти на ухо. — Если доберемся, конечно. Учитывая эти петли времени, пространства и разума, есть вероятность потеряться в подмышке вселенной.

— Варежку прикрой, а, — резко заткнула меня Юля.

И я заткнулся, гусиным шагам двигаясь за друзьями, выхватывая в полуметре лишь крошечные фиолетовые огоньки, что давали какой-то странный прибор в лапках девки Робин-Гуда да наш скудный самодел.

Шли еще минут двадцать, прорывались сквозь завалы, нагромождения, деревья, остовы ржавых автомобилей, перепрыгивали через кучи с мусором и ворохи гнилого тряпья. Все время, с того самого момента, как нас встретила Юля, меня не покидало чувство, что за нами кто-то следит, смотрит, караулит, поджидает, вынюхивает. Поганое такое чувство, что не вытравить из испуганного сознания.

Иногда в голове возникают, знаете, такие неуместные и несвоевременные мысли, что диву даешься, из какой форточки их надуло, и откуда их принесло. Почему-то я начал размышлять, как было бы круто прямо сейчас телепортировать нас прямиком в квартиру сквозь пространство и время. Плевать, хотя бы через пространство. Ко времени я очень ревниво отношусь: ведь неизвестно, когда начнет бег твоя последняя минута, и ускорять появление сей нежеланной гостьи я как-то не стремился.

Перемещение за мгновение — простое решение, чтобы не ползать на карачках средь мглы и мусора. Раз — и на месте. Но такое ли простое? Как выбрать область, которая вместе с человеком скакнет в кроличью дыру? Допустим, что вместе с человеком прыжок совершает и лоскут мира. Сфера, к примеру, в которую полностью будет погружен испытуемый. Логично, что в том месте — откуда совершен прыжок — этот шарик пропадает, и останется дырка, заместить, заштопать которую нужно будет моментально, ибо не бывает так, чтобы посреди улицы оказалась пустота. И не та пустота, когда в холодильнике нечего есть, или же когда в кармане лишь шелуха от семечек. Нет, сейчас разговор о самой настоящей пустоте, как отсутствии чего-либо в принципе. Представить такое даже невозможно. Но это половина беды. Встает тут же другой вопрос: где нам взять запасной кусок пространства, чтобы залатать прореху? Переместить его из точки посадки? Как вариант. Но какие тогда нужны вычислительные мощности? Верно, фантастические.

Пожалуй, именно поэтому мы еще не перемещаемся в магазин за пивом пространственными скачками.

Но есть и другая теория. Представим, что телепортируются лишь атомы организма человека, то бишь переезжают с места на место клетки и молекулы, из которых состоит наш организм, и только они. Без области и без окрестности. Как если бы на входе в кроличью нору сидел контроллер и тщательно исследовал да изымал лишнее. Не пропуская крошки пространства, он давал бы зеленый свет телу без лишних пылинок, ворсинок и подобных "наездников". Вроде бы данная теория стройнее предыдущей. Да?

Нет. Ни на грамм.

Ведь если копнуть глубже, то и в кишках телепортируемого много чужеродного: частички пищи, отходы жизнедеятельности. А если мыслить глобально, то витамины, соли, прочие жидкости — тоже инородные. В конечной точке человек оказывался бы девственно чистым, голодным, обессиленным и выжатым. Телепортироваться людям с искусственным сердцем, к примеру, можно лишь один раз и в одну сторону: ты скакнешь, а пластмасса так и останется лежать на полу.

Как не крути, проблем много больше, чем мне казалось раньше. Бывало, сидишь за фантастической книгой и думаешь, что главная проблема телепорта — само изобретение телепорта. Но в реальности, сопутствующих проблем во сто крат больше. И это печально...

Из чертогов моей фантазии меня выдернул Илья:

— Что с дверью, Максим?

— Подвиньтесь, стали как вкопанные, — отодвинула его Машка и посветила на стену перед нами.

Такого я раньше никогда не видел. Видел жеваный пластик, кипящую резину, погрызенные до опилок доски, но такое, пожалуй, впервые. Разве что в голливудских фильмах.

Нашу дверь кто-то попробовал на зуб. А вы видели когда-нибудь пережеванный металл? Будто кто-то огромный и здоровый вскрывал вход в высотку гигантским тупым ножом, словно консервную банку с тушняком. Вырванная наполовину вместе с косяком стальная бронированная дверь — компания строила дом на совесть — была с угла выворочена из стены, а прямо по центру в ней не хватало довольно больших кусков. Держалась она совсем на честном слове. Внутренняя дверь тамбура, к счастью была целехонька и невредима, разве что несколько вмятин можно было различить.

— Кто-то хотел кушать, — дрожащим голосом пропищала художница. — Кому-то остро не хватает железа в организме.

— Не бойся, — совершенно спокойно ответила Юля, но лук не опустила. — Этой твари уже нет рядои. Гляньте на металл, он же ржавый до ужаса. Ясно же, с тех пор, как зверь приходил, прошло очень и очень много времени.

— Много времени? Да мы вышли из этого самого дома всего час назад, — удивился Илья и направил фиолетовое облако себе под ноги, дабы разглядеть что под ногами.

Гранитный порог покрылся мелкими трещинами, с краев раскрошился, а стальные уголки, что были вмонтированы по ребрам, стали дырявыми, будто пористая губка. Как если бы здесь на протяжении нескольких лет кто-то выливал реактивы, так быстро и сильно разъедающие металл. Поверх ступенек густо нанесло грязи, осколков стекла, что, видимо, сыпались из разбитых окон при взрывах бензоколонок, газовых труб и прочего, а еще вокруг было много-много листвы. Гнилая и почерневшая она толстым слоем скопилась с одного края ступенек, будто намекая, что рано или поздно я укрою и вас, людишки.

— Фокусы с утра и до вечера, — то ли спросила, то ли констатировала Маша и тут же процитировала Чуковского. — И такая дребедень целый день. То тюлень позвонит, то олень. Мне кажется, что я сплю. Причем кажется мне это непрерывно. Долгий день! Ужасный день! Не одно, так другое. Не хватало нам тьмы — вырви глаз, еще на сдачу и выверты со временем...

— Подожди, это только антракт, остальная часть программы будет немного позже, — очень серьезно ее оборвала на полуслове Юля. — Тебе еще бонусов на накопительную карту пришлют. Насильно. И не отвертишься.

— Нет уж, спасибо.

— Пожалуйста, красавица, — цыкнула Юля и вдруг сжалась словно пружина. — Рты все живо закрыли и полезайте в дом. Я что-то слышу! Там, возле магазина. Нас выследили. Прёт от вас духами, да кремами за версту. И какого, спрашивается, хрена, я к вам полезла. Дура, блин...

Тявкнув совсем по-человечески, Умка прошмыгнул впереди всей процессии и скрылся в темноте.

— Ну ее в бога душу эту улицу, — выругался Илья.— Только выбрались, и тут снова в те же ворота, да на те же грабли.

Через секунду Илья уже засунул нос в холл и слишком громко спросил у темноты:

— Бабуля? Ты еще туточки?

— Пасть закрой, придурок! Мешаешь! — уже немного нервно и еще тише рыкнула Юля, потом резко пригнулась, стала на одно колено и спустила тетиву.

Свистнуло. В темноте далеко-далеко кто-то громко и протяжно взвизгнул.

Крик был совсем не человеческий.

— Ходу! Ходу! — принялся орать я, уволакивая остолбеневшую художницу за трясущиеся лапки вглубь холла. Ноги стали ватными, во рту мигом пересохло, отчего мой бравый клич показался каким-то бараньим блеяньем. За спиной свистнуло еще пару раз. Что же это там такое нас выследило, что одной стрелы не хватило? Даже боюсь представить.

— Дверь! Помоги закрыть дверь! — это уже кричала Юля.

Шептать, говорить на ушко, чтобы нас не запеленговали — поздно. Наши тушки уже достаточно ярко высвечиваются жирными аппетитными точками на радаре твари, что пришла сюда отужинать. Уверенность, что стрела попала именно в какую-то неведомую зубастую скотину, а не в маньяка-педофила, росла и крепла с той самой секунды, как я мельком взглянул на воительницу. Страх и растерянность — вот, что читалось на ее лице. Не услышь этот утробный рык там вдалеке, я бы наверняка вскоре списал ее испуг на излишнюю возбужденность, неожиданную встречу с нами-пришельцами или на что-то еще более мирное и прозаическое. Ведь никому неизвестно, что на уме у девушек. Даже сами девушки порой не знают, что у них на уме.

Из темноты с ключами возник Илья, читающий молитву шепотом себе под нос. Быстро и молча он вцепился голыми руками в ручку двери, и, что есть силы, на "раз, два, три" вместе с ним мы ее захлопнули. Следом одним движением он вставил здоровенный ключ в замочную скважину — и попал же в темноте! — и щелкнул несколько раз, отскочив и прикрыв голову, будто ожидая, что сейчас дверь просто слетит с петель, да пришибет нас, а его самого сожрёт чудо-юдо с улицы.

— Брысь от двери! — крикнула Юля.

— Лестница обвалилась! — пискнула Маша. — Пролет второго этажа сложился.

— Отойди, — без лишних церемоний и разборок Юля выхватила фонарь и несколькими мощными прыжками, словно кошка из прерий взобралась на завал. — Слава богу, путь закрыт. Привалило намертво, не пройти.

— Слава богу? — удивился Илья. — Мы взаперти.

— Вот поэтому и слава, Илюша, — усмехнулась девушка. — Тварь, которую я подстрелила сейчас, очень ловко умеет карабкаться по стенам и забираться в окна. А в тесном помещении страшнее зверя нет. Уж поверь мне, длинноносый. После месяцев здесь я способна тебе иллюстрированную энциклопедию подготовить "От кого лучше убегать, а от кого — закапываться глубже в землю".

Юля продолжала бродить по холлу, изучая пространство:

— Окон в холле, насколько я вижу, нет, что тоже нам на руку.Перевести дух нужно.

Она поставила фонарь на треснутую ступеньку. И улыбнулась, снимая колчан:

— Умеют же иногда так строить, что вроде бы обвалилось все, а радуешься. Вроде бы нет окон в холле, а приятно.

— Так что за зверь там снаружи? Дверь не прогрызет? — спросил я, усаживаясь прямо на пол возле лестничного марша, наполовину свободного от осколков и бетона. Меня слабо волновали архитектурные радости девушки, и очень сильно волновало существо по ту сторону двери.

— Эта не прогрызет. И даже не выломает. Небольшая — с него ростом, — она ткнула на пса. — Мы их называем наркозами. Ловкие и вертлявые, мама дорогая! Вроде и на четырех лапах бегает, а когда нужно и на двух умеет вполне сносно перемещаться. Морда — как у того гремлина, что в фильмах американском, разве что ушей-антенн нет. А так: волосатая, вонючая, яростная, резкая и жестокая, словно гиена, тварь. Это чудо, что я в нее попала. Бывало, все стрелы выпустишь в суку, и ни царапины, все в молоко! Принцип у них простой: не съем, так понадкусываю. Слюна же ужасно ядовитая. Царапнет тебя, значит, так через минут пятнадцать ни пальцем не пошевельнешь, ни языком не поворочаешь. Лишь только время засекай, да на помощь зови, коли силы остались. Конечно, если кого страшнее не накликаешь. И если не увезут тебя, не спрячешься, не помогут свои — тварь выследит, догонит и примется жрать еще живого. Она впрыскивает какую-то хрень, чтобы кровь в том месте, где грызет, быстро сворачивалась, да жертва слишком быстро в иной мир не переметнулась от болевого шока и ужаса. Им живое, теплое, дрыгающееся жрать нравится до усрачки, деликатес вроде как. Покушает немножко, насытится, отволочет в свою нору, а там уже по полной программе банкет закатит. Дня за три-четыре сгрызет ноги, потом примется за руки. Так вот кусок за кусочком и сжирает до костей. Нашли мы как-то такого беднягу: рук, ног под корень нет и в боку дыра. Ужас. Упокоили прямо там. Сразу после твари. Мы как выследили нору, сразу с боем туда. Глядь, а тварь щеки набивает. Да так увлеченно, что нас не услышала до последнего. Когда я ее камнем сзади по голове отоварила. С набитым ртом ее потом и застрелили.

— Господи, мы в аду, — сказал Илья и подобрал по себя ноги. Всё то время, что Юля говорила, он молчал и пытался успокоить трясущиеся от страха колени.

А я про себя отметил, что Юлик наша не одна бродила в поисках наркоза и бедняги. Был с ней еще кто-то. Минимум, один человек. Нужно присмотреться к девушке. Чего-то она нам не договаривает.

— Если бы, — хохотнула Юля в ответ Илье. — В аду спокойнее.

— А почему наркозы? — спросил я.

— Потому что они, как врачи. Знатно делают местный наркоз. Вот, к примеру, приметит тварь искушать на завтрак правую ногу, так возле паха несколько раз прокусит, слюны своей напустит — нога тут же и отключается от мозга. Оп, и мозг ее уже не видит. Дело в шляпе: жуй себе и жуй. Жертва лишь молча будет таращиться на то, как ее медленно пережевывают, но ничего чувствовать не будет. А вот потом, когда слюна по крови разгонится, растворится, рассосется, тут и наступают адские муки. Ори тогда, не ори — звуков из онемевшей глотки не вырвется.