Разрушающая волна

— Давай сделаем это хотя бы раз, — попросил Никандо. — Хотя бы раз дай мне это почувствовать, а потом будь что будет... Не молчи. Пожалуйста, скажи хоть что-нибудь.

Тэйра пересилила себя.

— Ну, так как вам моё предложение насчёт глинтвейна? — спросила она.

Никандо отшатнулся. Он посмотрел на неё таким взглядом, как будто увидел нечто, совершенно не доступное его пониманию — существо из потустороннего мира, или какое-то крайне редкое, доселе невиданное животное.

И вот на этом бы надо было всё закончить, но его лицо внезапно перекосилось от отчаянной решимости — решимости утопающего, которому уже всё равно.

— Я ведь тебе не неприятен, правда? — отрывисто спросил Никандо, поднимаясь на ноги.

Тэйра сделала попытку улыбнуться.

— Не неприятен.

Он придвинулся к ней с явным намерением поцеловать, однако не решился и замер, приблизившись вплотную. Она чувствовала его дыхание на своём лице, видела его широко открытые, немигающие глаза с неестественно расширившимися зрачками, заполнившими собой всю радужку, так что от привычного зелёного цвета не осталось и следа, и теперь глаза Никандо были, как и положено для Саньи, почти совершенно чёрными.

— Ну пожалуйста... — снова попросил он безжизненным тоном.

Тэйра с некоторым трудом отодвинулась, шагнула к постели, опустилась на неё и легла на спину, уставившись в потолок всё тем же ничего не выражавшим взглядом.

Никандо наклонился над ней, и его волосы посыпались вперёд, укрывая их мерцающим тёмным пологом, сквозь просветы в котором причудливо лился свет многочисленных светильников и ламп, развешанных по комнате. Тэйра как-то отстранённо разглядывала его шёлковую накидку, касавшуюся её тела — ту самую, вытканную цветами и порхавшими над ними бабочками.

Взгляд потемневших зелёных глаз был горек, как полынная настойка.

— Уходи, — наконец, сказал Никандо.

Тэйра вывернулась из-под него, встала на ноги и вышла из комнаты. Оглянувшись напоследок, она увидела, что он сидит на постели, низко опустив голову, и бессмысленно теребит кончик одной из своих длинных прядей.

На улице она несколько пришла в себя.

Нет, в её голове по-прежнему не было ни одной мысли, но ощущения, что произошло нечто непоправимое, тоже не было. Наоборот, она как-то даже взбодрилась и шла под пронизывающим холодным ветром — первым предвестием приближавшейся осени — весело и чуть ли не напевая себе под нос. Какой-то своей частью Тэйра прекрасно помнила, что за несколько часов до этого высказала глупой госпоже Сиде всё, что на самом деле о ней думала, и это, несомненно, должно было стать концом её карьеры, а также остальных жизненных планов.

Но, как ни странно, это даже не слишком её тревожило.

"Как-нибудь всё устроится, — подумала она. — Начну всё с начала".

Но судьба снова готовила ей сюрприз, и в том доме, в который она вернулась, чтобы взять расчёт и уйти навсегда, её ждало совсем не то, чего она ожидала.

Вместо Сиды Тэйру встретила госпожа Вэнсан и, захлёбываясь слезами, рассказала о том, что случилось: она только что узнала, что дочь много лет её обманывала. Водила шашни чуть ли не со всеми молодыми аристократами столицы, а теперь, что самое ужасное, ждёт ребёнка. Сида при этом утверждает, что беременна быть ну никак не может, потому что всё время пила напиток жриц, но лекарша заявляет однозначно! Хуже того, благодаря этой уверенности Сиды, что такое невозможно, срок уже слишком поздний, чтобы можно было что-то исправить... И что же делать с приготовлениями, с тем, что она уже всё устроила так, чтобы Сида стала ученицей в Храме?!

Если теперь отменить всё, предать огласке — а это неизбежно, потому что столичные сплетники вцепятся в любой невинный слух, как стервятники в свою добычу, и в конечном итоге докопаются до правды — то этот будет страшный, невероятный, чудовищный скандал, после которого всё будет кончено!

Нет, она лучше умрёт сама и убьёт Сиду, чем быть посмешищем для всей столицы до конца жизни!

И госпожа Вэнсан зарыдала.

Тэйра слушала её, чуть дрожа от напряжения, нетерпения и столь знакомого ей азарта. С самых же первых слов она поняла, что произошло то, чего она так долго ждала и добивалась, и что она собственными руками терпеливо готовила столько месяцев.

Тот невероятный шанс, который даётся раз в жизни — изменить всё, преобразить свою жизнь, шагнуть на ступеньку вверх — был перед ней открыт.

Наконец-то её усилия принесли заслуженные плоды.

И, очень осторожно, Тэйра сказала:

— Не нужно так убиваться, госпожа. Может быть, ещё можно что-то сделать? Будучи беременной, Сида, конечно же, никак не может отправиться в Храм. Но если бы как-то замять эту ситуацию, устроить так, чтобы ни у кого не возникло и тени подозрения... К примеру, отправить вместо Сиды в Храм другую девушку; ведь во дворце никто точно не знает, как она выглядит. А госпожа Сида отправилась бы в провинцию, чтобы там дать жизнь своему ребёнку, и это, надо сказать, было бы для неё достойным наказанием. Потом, через несколько лет, она сможет вернуться: столице не будет дела до позапрошлогоднего скандала. Что же до той, другой девушки в Храме, то, при посвящении в жрицы она потеряет и своё имя и всё, что связывало её с прежней жизнью. Она станет Безымянной, и столько лет спустя никто уже и не станет разбираться в том, каким образом она была связана с Сидой Вэнсан, и была ли связана с ней вообще.

— Отправить вместо Сиды другую девушку? — спросила госпожа Вэнсан, глядя на Тэйру, как на свою спасительницу и благодетельницу. — О, Тэйра, если ты её для меня найдёшь, то проси, что угодно, я всё для тебя сделаю...

И Тэйра с видом человека, который соглашается на большую жертву, сказала, что не нужно никого искать, потому что эта девушка стоит сейчас перед своей госпожой.

Она, конечно, понимала, что её план довольно рискован, и что в нём много несовершенств — начиная с того, что она и сама не является девственницей, и заканчивая тем, что в Храме есть Мадэлина Санья, которая однажды её видела.

Но что-то подсказывало Тэйре, что её ждёт успех: что она с лёгкостью проплывёт мимо всех препятствий, счастливо избежит всех подводных камней и доберётся до того берега, на который столь отчаянно стремилась.

Потому что это был тот шанс, который даётся раз в жизни.

Шанс совершить невозможное.

Все последующие дни Тэйра находилась в оживлённом, приподнятом настроении, и была приятно напряжена, как пантера, готовящаяся к прыжку. С госпожой Сидой она не виделась, и это было к лучшему — Тэйрой владело нехорошее подозрение, что, при всей своей недалёкости, Сида всё-таки сможет сообразить, почему оказалась беременной, несмотря на напиток жриц.

Ведь напиток-то этот всегда покупала её доверенная служанка...

Но вот пришёл тот момент, когда приготовления к одновременному отъезду — Тэйры в Храм, а Сиды в провинцию — были закончены, и в этот день Тэйра впервые вспомнила о Никандо Санье. Ей стало нехорошо; к горлу что-то подкатило, как будто бы лёгкая тошнота.

Она решилась повидаться с ним на прощание. Не объясняться с ним, нет — но просто взглянуть на него в последний раз.

Набросив привычную тёмную накидку с капюшоном, которая делала её совсем безликой — а скоро она ещё станет и безымянной — Тэйра вышла на улицу, на которой светило яркое солнце. Она, сама не зная почему, предпочла бы дождь, но погода была безоблачной, тёплой, ясной.

Ранняя осень вступила в свои права и позолотила деревья яркой краской. В воздухе было разлито пронзительное ощущение грусти, какое бывает лишь в это время года — когда природа одевает на прощание свой самый красивый и праздничный наряд, чтобы затем убрать его в дальний ящик на время долгих, холодных зимних месяцев.

Подойдя к знакомой калитке, Тэйра толкнула её, но она не поддалась.

Похолодев, она попыталась ещё раз, и тут-то окончательно удостоверилась, что калитка заперта.

"А он ведь обещал..." — промелькнуло у Тэйры в голове, и ей показалось, будто её ударили.

Сама не зная чего, она ждала, вцепившись руками в прутья решётки и глядя в сад, весь засаженный клёнами и нынче ярко-алый от осеннего багрянца.

Вдруг ей послышались голоса, и она, торопливо обогнув забор, увидела их. Никандо, одетый в длиннополый, изумрудно-зелёный халат, подбитый тёплым мехом, сидел в кресле-качалке с книгой, и лица его Тэйра не могла разглядеть, но ясно видела пальцы, переворачивавшие страницы и казавшиеся на фоне меховой оторочки рукава совсем тоненькими.

Рядом с ним стояла высокая женщина в роскошном тёмно-голубом платье с золотой оторочкой, и сердце у Тэйры сжалось, потому что она сразу же поняла, кто это такая.

Время от времени Никандо переговаривался о чём-то со своей собеседницей — слова до Тэйры не долетали — и они над чем-то смеялись; утешало только то, что смех у него был печальный, под стать осенней грусти.

Тэйра стояла и смотрела на него, но вот он поднялся и ушёл со своей книгой в дом, а женщина, наоборот, осталась в саду.

Она заметила Тэйру у ограды и пошла к ней навстречу.

Это была красивая женщина — настоящая Санья; её длинные иссиня-чёрные волосы были закручены в причудливый свободный узел, украшенный многочисленными шпильками и драгоценностями, и переливались в солнечных лучах. У неё был вид женщины, которая сознаёт своё непоколебимое превосходство и даже знать не желает о сопернице; у неё был гордый и решительный, но в то же время открытый взгляд, и любезная, но отнюдь не неискренняя улыбка.

Было ужасно смотреть на эту красавицу и сознавать, что вот она, та, с кем Никандо — "одного поля ягоды". Потому что, при всей своей непохожести, они оба были Санья, и, вероятно, в этом обычае — сочетать браком выходцев из одной семьи — всё же был некоторый смысл.

— Вы что-то хотели? — спросила Исия Санья, подойдя к ограде с противоположной стороны. — Я приказала запереть восточную калитку. Оказалось, что она постоянно была открыта настежь, а так не подобает: мало ли кто может пробраться в дом, и с какими намерениями. Так что войти сюда можно только через главные ворота. Или, подождите. Вы по поводу земляных червей?

— Земляных червей? — повторила Тэйра эхом.

— Ну да. Я приказала перекопать весь сад и уничтожить их всех до единого. — Губы у Исии решительно сжались, глаза сверкнули. — Их здесь больше не будет, ни одного, никогда. Даже если мне придётся для этого перевернуть весь мир и спустить своё состояние до последней монеты. Я заказывала отравляющее средство; если вы принесли его, приходите к западным воротам, там вас встретит управляющая.

Тэйра развернулась и пошла прочь.

Вернувшись домой, она принялась укладывать те вещи, которые ещё не были собраны, и внезапно наткнулась на спрятанную под подушкой шкатулку. Руки у неё задрожали, и она хотела было выкинуть подарок Никандо Саньи, но вдруг посмотрела на себя в зеркало и передумала.

Она всё ещё боялась, что во дворце её узнает кто-то, кто когда-то видел; а ничто не меняет внешность человека лучше, чем другая причёска, особенно если он всю жизнь ходил с одной и той же.

Сняв заколку и распустив свой узел, Тэйра принялась заплетать косу, переплетая собственные пряди с чёрными прядями Никандо Саньи. Скоро её волосы закончились, а его — продолжались, и их длины хватило, чтобы обернуть эту накладную косу вокруг головы три раза, и ещё выпустить её конец на лоб вместо чёлки.

"Теперь-то меня точно никто не узнает, — думала Тэйра отстранённо. — Буду ходить так всегда".

Закончив со всеми приготовлениями, она села в карету, и экипаж повёз её в то место, в котором она должна была начать свою новую жизнь.

Проходя под Великими Воротами, Тэйра пристально глядела на стены, облицованные золотом и украшенные драгоценными камнями.

"Я, я единственная в этой стране простолюдинка, девушка из семьи лавочницы, которая сумела не только вырваться из Нижнего Города, но и очутилась здесь — в императорском саду, в Храме, в одежде жрицы. Не было больше такой, нет, и не будет, — думала Тэйра, и её сотрясала дрожь. — Какой путь я прошла, по какой лестнице вскарабкалась, и вот я, наконец, на самой её вершине... Впрочем, нет. Вершина будет тогда, когда я смогу победить Мадэлину Санью".

И она обрела прежний азарт в стремлении во что бы то ни стало доказать своё превосходство былой сопернице.

Но Небесной Птички не было в эти дни в Храме: говорили, что её отпустили в родной дом, чтобы она могла присутствовать во время свадебных церемоний брата.

Тэйра ждала её, осваиваясь в новых условиях. Сбывались её лучшие предчувствия: почти невыполнимый план воплотился в жизнь без сучка и задоринки, никто ни о чём не подозревал.

"Я стану жрицей, я достигну могущества, и тогда будь ты, Исия, хоть трижды его законной женой и Саньей с деньгами, красотой и властью, я отберу его у тебя..." — подумала Тэйра однажды.

И тут же опомнилась: это были не те мечты, которым следовало предаваться.

Наконец, было объявлено о том, что Мадэлина возвращается.

Она приехала поздней ночью, когда все, кроме прислужников, уже спали, и в императорском саду горели редкие огни, но Тэйре было не привыкать не спать по ночам. Она успела разузнать и выучить дорогу до комнат Небесной Птички и хотела увидеть её — показать ей себя — первой, однако, не утерпев, отправилась прямо к тому месту, где останавливались экипажи.

Дул пронизывающий ледяной ветер, но Тэйра не чувствовала никакого холода, пока торопливо шла по аллее в своей тонкой и одноцветной, однако сшитой из дорогого материала накидке — той одежде, которую носили жрицы. Жар азарта подогревал её, и к тому же она ещё специально предавалась воспоминаниям о Мадэлине — о её волшебстве, о прекрасных картинах, которые она создавала из воздуха.

Только подождите: она, Тэйра, научится не хуже.

Лунный свет заливал площадку, когда на ней остановилась карета, и из неё выпорхнула Небесная Птичка, прижимавшая к груди огромное множество свёртков — в первое мгновение Тэйра подумала, что это, наверное, подарки, которые ей вручили родственники.

Хотя, казалось бы, одаривать должны были Никандо Санью и его супругу...

Тэйра, дрожа, выступила из темноты.

Взгляд лиловых, мерцающих глаз скользнул по ней, но Мадэлина её не узнала.

— А вы, вероятно, новая ученица, так? — спросила она приветливо. — Рада познакомиться, будем подругами. Я вот только что из родного дома, видите, сколько всего с собой привезла.

— Это подарки? — осведомилась Тэйра, не ожидавшая столь ласкового приёма.

— Подарки? — переспросила Мадэлина. — Нет, что вы. Хотя... можно сказать и так. Это то, чем меня брат одаривает, всегда, с самого детства. Стихи, сказки, легенды, песни, пьесы...

Тут только Тэйра заметила, что свёртки в её руках были ничем иным, как многочисленными свитками бумаги.

— Вы когда-нибудь видели одно из моих представлений? — продолжала Мадэлина. — Я создаю и воплощаю в жизнь разные картины, но все их придумывает мой брат. Я бы без него ничего не стоила.

— Ну что вы, вы так талантливы... — возразила Тэйра в замешательстве.