Гремори

Он снова опустился на трон, а молчание прекратилось. Атмосфера в тронном зале была... Своеобразной. Многие не сумели сдержать тихого бешенства, которое вызвала речь. С момента своего восхождения на трон брат потихоньку отбирал у аристократии привилегии, топя в крови восстания. Их места занимали талантливые представители других видов, обращенных через шахматную систему и усилившееся на контрактах демоны, так что было понятно — скоро полыхнет. Это было видно даже по выражению лиц демонов, слушавших речь — практически все представители столпов с трудом держали лицо, в то время как бывшие фигуры в целом показывали крайне положительное отношение к речи.

Я посмотрела на младшего брата — его глаза сияли воодушевлением. Фигуры, впрочем выглядели так же — хоть и с недоверием, но изложенные Сазексом тезисы явно пришлись им по душе.

Мы переглянулись, и вместе с потоком толпы перешли в банкетный зал. Время шло, ребята общались между собой — Изабелла неожиданно быстро нашла общий язык с Соной, а брат о чем-то беседовал с Кибой. Мне оставалось только уводить разговор от излишне острых тем.

В зале образовались группки, разделенные по возрасту или социальному статусу, так что я даже стала надеяться, что все пройдет тихо — я не наткнусь на Райзера, мне не придется выносить его самомнение и отношение как к новой одалиске в гареме, а остальные даже неплохо проведут время.

Но надежды разбились в тот момент, когда мы вышли в сад. Среди деревьев, около фонтана стояла группа молодежи — практически все демоны из столпов, собравшиеся на празднике. Сейчас что-то воодушевленно говорил молодой блондин, активно жестикулируя. Пришлось подойти — разворачиваться в дверях было бы некрасиво.

— Да вы только послушайте речь нашего владыки! — разгоряченный, уже явно выпивший несколько кубков алкоголя юноша. Он выглядел чуть старше своих лет. — До чего дошли демоны! Осталось двадцать благородных домов. Двадцать, из восьмидесяти четырех! И он называет это миром? Мы проиграли эту войну, а он требует от нас склонится и радостно кивать требованиям птичек. Раньше любой демон мог собрать столько душ, сколько захочет — сейчас идиотская контрактная система висит на шее, словно цепь. И все из-за чего? Потому что людишки, видите ли, тоже разумны. — он говорил все громче и громче. — Мы пустили их в свои дома, позволили занимать должности — и к чему это привело? Кем будут править мои дети? На ком жениться им, когда придет срок — на отродьях, ставших демонами только за счет магии? Да они даже не демоны! — он покачал головой. — Три тысячи лет назад у каждого рода была своя сила. А что сейчас? Чистокровные практически вымерли, редчайшие виды заклинаний навеки потеряны, и всеми правит серость, разжиревшая на контрактах и должностях. Мы склонились перед людьми — и их они воспользовались этим. Мы должны показать свою силу. Мы должны воспрять — даже если птички будут против.

Парень говорил яро, и стоявшие рядом демоны согласно поддакивали, аплодируя и соглашаясь. Кажется, нам лучше уйти.

— Нам нужно новое жизненное пространство! Демонов стало много, и почти половина — обращены через шахматы. Пришло время экспансии! Мы должны взять нужные нам ресурсы! — взгляд Аэриса будто остекленел, пока он говорил это. Слова словно жгли ему язык, а лицо потеряло какое-либо выражение.

Райзер, впрочем, не заметил, кто это сказал, и воспринял как поддержку.

— Именно! Мы должны выйти в мир людей и взять свое! Мы, как и наши предки, возьмем новые земли по праву силы. А если птички попробуют вмешаться — уничтожим и их! — его речь была воспринята криками одобрения.

— А что полудемоны? — кто-то спросил. Разгоряченный поддержкой Райзер не понимает, но, похоже, провокатор тут далеко не один. — Они не примут вторжение в мир людей.

— Они — не демоны. Они пришли в наши дома, заняли наши должности... Они серы, их способности не представляют интереса. Они должны быть уничтожены вместе с породившей их системой, чтобы никогда больше серость не погасила багрового пламени Ада.

Повисла тишина. Многие, очень многие поддерживали то, что сказал Райзер. Это было видно по их лицам, по их настрою — но еще никто не рисковал заявить об этом настолько прямо и открыто.

— Я, Аэрис Гремори, требую боя. Здесь и сейчас. — глаза брата не просто поменяли цвет — они сияли льдистым светом. У него было совершенно спокойное лицо — только глаза были будто отлиты из стекла.

— О, Гремори-кун? — в повисшей тишине Райзер рассмеялся. — У тебя всего две фигуры. Не хочешь повзрослеть до того, как бросать мне вызов? У меня не поднимется рука на ребенка, пусть даже и... расово не полноценного. — он улыбнулся.

— Я требую боя не как сын рода Гремори, но как пешка Сатаны, и призываю сюзерена в свидетели и секунданты. — тишина повисла теперь.

Аэрис только что разрушил все мосты — дуэль будет проходить не как рейтинговый, но как полноценный бой — до сдачи либо смерти одного из участников. Отказаться от такого вызова невозможно — это приравнивается к тому, чтобы бросить вызов Сазексу лично.

— Вот как... — Райзер на миг замялся, но все же пересилил себя. — Я, Райзер Феникс, наследник столпа ада, рода Феникс, принимаю вызов, и призываю моего отца в свидетели и секунданты.

— Бой пройдет на арене замка. — если бы я хуже знала Сазекса — сказала бы, что он все спланировал. Но я видела растерянность и злость в его глазах.

И вряд ли демарш Аэриса, даже если он отделается после этой дуэли ожогами и синяками, останется безнаказанным.

Иллюзий на счет исхода дуэли у меня не было. Две фигуры не могут победить двенадцать, каким бы гениальным не был план. Пусть Райзер и не собрал еще все фигуры, он и один мог бы победить — при всем моем презрении, он куда сильнее Акено.

Остается только надеяться, что ему хватит мозгов не убивать и не калечить приемного сына Сатаны.

Аэрис

Виски горели приятной болью активированного механизма. По созданной фигурами связи я чувствовал боль и злость Сазекса. На мгновение прикоснуться и разорвать мысленную связь.'Простите, что заставил Вас чувствовать это, господин.' Акено светилась недоумением и растерянностью, Изабелла была равнодушна, как и всегда.

Я подставил их под удар. Доверившихся мне, пусть и с оговорками.

Расово неполноценный.

Это необходимо.

Нет нужды в словах — связь между фигурами куда глубже и четче.

"Акено, твоя задача — выдержать первые секунды и помочь Иззи огнем. Постарайся выжить." — Обрыв связи, сквозь недоумение и страх.

"Иззи... Ты знаешь, что делать." — наша связь даже глубже, чем кажется. У нее буквально есть ключ от моей души, и я чувствую, как она им пользуется, прямо на ходу читая возникающий в моей голове план.

Механизм, впервые за этот месяц работающий на полную мощность, давал мне все, на что был способен. Тысячи планов строились и разрушались, переходя в более совершенные. 'Путь к Разуму' назван так не просто так. Каждую секунду я становлюсь умнее. Память, скорость обработки данных, количество и качество построения логических связей, ассоциативные цепочки и подсознательные реакции — все они становятся все лучше.

Победить в этом бою не сложно. Все козыри у меня на руках — я знаю каждую фигуру Райзера, каждое слабое место, каждый паттерн его мышления, а способности Иззи это пока что тайна даже для семьи.

Но я хочу не этого.

Одетый в белый халат врач заносит скальпель. Рядом лежит то, что еще недавно было сестрой — кровавые ошметки, разорванные давлением в барокамере

Губы сами собой растягиваются в улыбке.

— Выродок — мой. — Акено удивленно кивает, все еще не понимая, что происходит.

Вокруг арены полно демонов. Часть из них поддерживает Райзера...

Боль-боль-боль. Жесткие швы проходят по всему телу — безразличный человек с красной повязкой на локте молча режет живот

И должны быть уничтожены.

За спиной блондина двенадцать девушек. Он ухмыляется, будто говоря...

Каждому свое

Цели отходят назад — ариец хочет наказать оскорбившего его недочеловека сам

Вокруг него уже пылает золотое пламя, отдаваясь чадящим дымом в пасмурное небо.

Дым из печей идет всегда, будто закрывая собой иногда проступающее солнце

Высоко взрывается багровый шар — сигнал о начале бо...

Взрывы раздаются один за другим, а очереди не смолкают. Стихийный бунт, поднятый зондер-комнадой, был подавлен, а узники из всех бараков, которые пытались отбить, убиты

На золотых крыльях Райзер взлетает вверх, красуясь. Цели за его спиной молчат, скучающее смотря на происходящее.

Молодой мужчина молча вколачивался в изорванное тело под ним. 'Отьеби эту еврейскую шваль!'

И кричат, сгорая в золотом огне, так непохожем на багровый. Каждая — надрываясь. Каждая — моля о пощаде.

Кажется, я улыбаюсь.

Паникующие, расширившиеся в ужасе глаза блондина — единственное доказательство того, что это происходит на самом деле.

Фигуры не могут сдаться и выйти из боя без разрешения короля. Фигуры сгорают в созданном им огне, не будучи способными атаковать собственного господина.

Кажется, я смеюсь.

От целей остается изуродованные гарью и копотью трупы. Две самые выносливые еще кричат, умоляя о пощаде.

— Умоляю, хватит! — я подползаю к окровавленному телу с серебристыми волосами, только чтобы получить удар сапогом в грудь и услышать чужой смех.

Новая порция пламени льется на них с небес, заливаясь раскрытые в крике рты и сжигая изнутри усиленные магией тела.

"Выродок — мой". Блондин падает с небес, врезаясь в землю, ломая о нее раскаленные крылья.

"Акено — сдавайся". — так ни разу и не ударившая молнией девушка с белым лицом кивает, исчезая с арены. Спустя миг — пропадает Иззи.

Скальпель погружается глубже, вырывая кусок тела. Голубой свет внутри головы не дает сдаться и умереть.

Свет внутри головы проходит качественный рубеж, превращаясь в материю.

Путь задан.

Шаг один — влево

Белокурый парень бьет пламенем вперед, сжигая все вокруг себя.

Ты — недочеловек, малыш. Для таких как вы единственный путь в жизни — сдохнуть

Шаг два — вперед

Мыло или удобрение? Что выберешь?

— Я убиваю, и я даю жизнь. Я калечу, и я исцеляю.

Шаг три — первая строфа, шаг влево

Знаешь, твоя мать оставила слишком много гари на стенках печи. Сегодня пойдешь чистить вместе с остальными.

— Никто не избежит руки моей. Ничто не скроется от глаз моих.

Шаг четыре — влево, вторая строфа

Не хочешь трахнуть сестричку? Я слышал вы, евреи, только так и размножаетесь.

— Будь раздавлен. Я принимаю тех, кто потерялся на пути своем. Блондин теряет координацию и силы — пламя в очередной раз проносится мимо.

Шаг пять — третья строфа, вниз.

Игла с продетой в нее ниткой сшивает мои спину и чью-то еще, образуя подобие человеческой многоножки.

— Посвяти себя мне, учись у меня, подчинись мне.

Шаг шесть — четвертая строфа, влево, мольба о помощи

— Не притворствуй. Воздаяние за прощение. Предательство за доверие. Отчаяние за надежду. Тьма за свет. Смерть за жизнь.

— Я помогу тебе сбежать! — голос молодого мужчины, склонившегося будто бы в ударе.

Насмешка и отрубленные руки в ответ при попытке побега — это была очередное изощренное издевательство

— Освобождение твое в руках моих. Я узнаю о твоих грехах и нанесу отметину. Жизнь вечная да будет дарована через смерть.

За спиной открываются белые крылья поверх черных. Механизм, чьей основой был мозг архангела, отдает все до капли.

Шаг семь — левее, пятая строфа

— Моли о прощении, хоть оно и не будет даровано.

Шаг восемь — вперед, удар

В руках сияет белый клинок, рожденный из крыльев. Каждый механизм, созданный богом, имел под собой основу. Мой — улучшенный в миллионы раз мозг архангела. Слишком сильный, приспособленный к любым мыслимым нагрузкам, забирающий все силы, что я имею — делающий меня даже слабее обычного человека.

— Ты теперь понял? — обвивший руку меч пронзает грудь блондина, и я практически шепчу ему на ухо. — Мой крушитель баланса — Путь к Победе. Я победил еще до того, как ступил на арену.

Путь закончен.

Клинок выходит из раны, мягко, почти нежно разрезая кожу и разрезая пополам левую руку. Я не хочу, чтобы он умер слишком быстро.

Движение вправо — и кожа слоями слетает вниз, вместе с обрывками костей и хлынувшей кровью — регенеративные способности Феникса напрягаются, пытаясь заживить раны, которые невозможно вылечить демонической магией. Раны от клинка архангела бьют по самой сути демона, практически переписывая его существование.

Чуть ниже — и на кусочки распадется нога. Ослабить контроль — и частицы света расходятся по кровеносной системе, причиняя сильнейшие мучения.

Я прекрасно помню, что вы делали со мной.

Я пью его боль, как лучший из напитков. Кто говорил, что месть нужно подавать холодной? Горячая, испаряющаяся на лету кровь — вот, как она должна выглядеть.

Я наслаждаюсь его мучением, его попытками сняться с клинка, медленно разрезая его на кусочки. Я ловлю губами его растерянность и непонимание, его гнев и ненависть. Я купаюсь в них, словно в освежающем душе.

— В следующий раз, когда решишь назвать кого-то недочеловеком, подумай. — я шепчу ему на ухо, практически обнимая, купаясь в крови и боли, поглощая каждую каплю.

Клинок, до того успокаивающий, жжет руки, но кровь на ладонях жжется тоже.

Ты не понимаешь, за что такая ненависть. Тебе и не нужно.

— Мыло или удобрение, Райзер? — его глаза расширяются в удивлении. Он думает, что я сошел с ума — а я смеюсь, радуясь, что он еще способен думать.

Кровь Феникса не даст ему потерять рассудок слишком рано, как мне не дал механизм.

Хороший материал.

Я улыбаюсь, вскрывая ему рот и нос. Оказывается, глаза забавно лопаются, если выдавить их пальцами.

Меч становится слишком больно держать, крылья почти не держат — и на его место приходят руки. Такое теплое тело разрывается на куски, когда мои ладони вырывают сердце и рвут легкие.

Он бьется в агонии — меня трясет от наслаждения.

Горячая кровь покрывает меня сплошным потоком, тут же испарясь. Золотистый пар окружает все вокруг.

Я касаюсь губами порванного рта блондина, смотря ему в глаза. Сила хлещет потоком вместе с кровью, я высасываю все до капли — каждую каплю энергии, осушаю его дотла. Активированный Крушитель Баланса, сжигающий саму мою жизнь для поддержания работы, удовлетворенно затих, используя Райзера как топливо.

На миг я теряю сознание.

А когда прихожу в себя — на арену медленно падает ссохшееся, опустевшее тело, а за моей спиной развеваются четыре воронено-черных крыла.

Я смеюсь, глядя на шокированные лица демонов, забивших все места на арене. Область зрения сужается до небольшой группки поддерживавших тогда Райзера молодых парней и девушек, с ужасом смотрящих на меня.