Черный гусар. Разведчик из будущего.

— Вот тебе бабушка и Юрьев день, — проговорил фон Хаффман, поднимаясь с кровати и подходя к столу. — Любопытно, какое же решение он мне предлагает сделать? Неужели рассчитывает, что я не поддамся на его провокацию и самолично пойду на эшафот? Нет уж — дудки. Не для этого мне судьба дала еще один шанс.

Сел за стол и тут же к нему подошла хозяюшка. Да не просто так это сделала, а принесла обед.

— Умирать, господин барон, — проговорила она, — все же не на пустой желудок.

— Вы правы, сударыня, — молвил Сухомлинов, и поцеловал руку прекрасной незнакомки.

Словно голодный зверь, он накинулся на еду. Дичь, а скорее всего это был голубь, была приготовлена на славу. Соус пальчики оближешь. Удивительно, что у барышни нашлось время на все эту стряпню. Достаточно было обычной каши.

— Я вам вычистила ваш мундир, барон, — сказала вдруг она, протягивая доломан.

— Спасибо, красавица, — проговорил Сухомлинов. Взял и положил на кровать.

Пообедав Игнат Севастьянович, подошел к окну и выглянул. На улице было тихо. Чуть поодаль, виднелся лагерь пруссов. Возле тома, привязанной к тыну, стояла лошадь.

— Может быть фон Винтерфельд надеется, что я все же решусь. Тогда как только вскочу в седло, так тут же буду убит при попытке к бегству. — Прошептал барон. — А, что гуманно. И совесть чиста. Э нет, господин полковник. Если я и дезертирую, то уж точно не на этой несчастной кобылке.

Сухомлинов обошел комнату и приник к другому окну. С этой стороны, был прекрасно виден лагерь Черных гусар. Солдаты кое-как отходили от битвы, подводя итоги и подсчитывая убитых. Готовили обеды, чистили оружие, тренировались. Именно в лагере можно было бы найти хорошего коня. Да и полковник вряд ли надеется, что он предпочтет трудности во время побега.

Сухомлинов надел доломан, отыскал колпак. Стер с него пыль и направился к дверям. Приоткрыл и тут же захлопнул. По ту сторону, стояли два пехотинца, а значит, просто так дом не покинешь. Идти на верх тоже глупо, оставалось только одно. Игнат Севастьянович приоткрыл дверь и произнес:

— Господа, не могли бы вы позвать полковника.

Пехотинцы переглянулись. Что было, потом Сухомлинов не знал, так как закрыл дверь. Взглянул на своего товарища по оружию, проговорил, доставая из ножен саблю:

— Не советую вам мешать мне.

Служивый кивнул. Он прекрасно слышал разговор барона с полковником. Подошел к столу и сев наполнил кружку пивом из кувшина. Сделал глоток и произнес:

— Я с вами, барон.

Сухомлинов пробежал по комнате, открыл то окно, что вело в лагерь гусар, и выпрыгнул. Его приятель последовал за ним. Игнат Севастьянович взглянул на него и понял, что у того просто не было иного выбора.

— Давай я тебя раню саблей, и все будут думать, что ты преследовал меня, — предположил он.

— Не надо, господин барон. Полковник все равно не помнит, кто был с вами в доме. Я могу остаться в лагере, а когда он поинтересуется, мои приятели подтвердят, что ваш охранник с вами дезертировал.

Сухомлинов понимающе кивнул. Дезертирство в прусской армии было в порядке вещей.

— Тогда достань мне коня, — приказал барон.

Служивый кивнул и ушел в лагерь. Пока его не был, Игнат Севастьянович думал. Он уже решил, как поступить. Правда для начала нужно было отправиться в одно место. Уладить дела барона Хаффмана, и уже потом мчаться сломя голову в поисках приключений.

— Интересно, — проговорил барон вслух, — а получится ли из меня Мюнхгаузен?

— О чем это вы, господин барон? — произнес, подошедший гусар.

— Не обращай внимания, приятель, — сказал Сухомлинов и только сейчас обратил внимание, что тот привел его лошадь.

Прижался к коню. Проверил наличие пистолетов. Затем пожал руку гусару, чем тот был сильно поражен, и только после этого вскочил в седло.

— Не держи зла, дружище, — прокричал он, уносясь, прочь от прусского военного лагеря.

Глава 4.

Силезия — Польша — Восточная Пруссия. Июнь-июль 1745 года.

То, что в униформе Черных гусар много не проедешь Сухомлинов уже понял на третий день своего бегства. И не из-за того, что Фридрих за дезертиром отряд снарядил. Будет король из-за какого-то барона своими людьми разбрасываться. Вышлет гонца в Берлин, а уж оттуда человечек с отрядом в земли фон Хаффмана отправятся. Там и дождутся. Глядишь, отдадут местному судье, а уж тот-то и решит его участь. Эшафот. Зрители, чтобы другим неповадно было. Веревка на шею. Барабанная дробь и прощай, господин барон. Проблема была в другом: пока он ехал на него каждый косился. Казалось, что вот-вот какой-нибудь житель выстрелит ему в спину. На второй день бегства Сухомлинов сначала оторвал с гусарского колпака эмблему мертвой головы, но и это не помогло.

Вечером третьего дня, он снял для себя комнату в придорожной таверне "Старый бык". Причем появление Черного гусара не осталось незамеченным у сидевших в зале людишек. От взгляда Игната Севастьяновича не ускользнуло, что некоторые потянулись, было к оружию. Не ускользнуло и не заметное, казавшееся для глаза, движение рукой хозяина таверны. Тут же зависшая с появлением гусара тишина неожиданно прекратилась, и в зале стало шумно. Остановившийся на мгновение у дверей барон, опустил рукоять сабли и чинно прошествовал к стойке.

— Мне бы, хозяин, — обратился он, — комнату бы на ночь. В долгу не останусь. — И тут же положил на стол несколько монет.

Старик улыбнулся, продемонстрировав тем самым отсутствие нескольких зубов. Сгреб монеты со стойки. Поставил перед приехавшим путешественником кружку пива и молвил:

— Комната найдется. Марта! — прокричал он. И как только из-за двери выскользнула грудастая девица в желтой сорочке и в темно-синем сарафане с белоснежным фартуком, произнес: — Марта, приготовь для нашего гостя комнату на втором этаже.

Девушка, презрительно взглянула на путешественника. Грязный немытый прусак, в черном военном мундире. Больше на усатого рыжего таракана он похож, чем на человека. Фыркнула, прошептала: "Ему еще и ванна понадобится", изобразила на лице некое подобие улыбки, и тут же ушла. Сухомлинов недовольно покосился на нее, слова проигнорировал, а на ус намотал, что давно он не принимал ванну. Можно было поговорить на счет нее с хозяином таверны, но увидев лицо старика, понял, что лучше этого не делать. Решил пару деньков потерпеть, на худой конец можно и в речке искупаться. Сейчас же взял кружку с пивом и направился к ближайшему столику. Опустился на лавку, и после того, как кружка оказалась на столе, расстегнул пуговку на камзоле. Затем сделав несколько глотков, Игнат Севастьянович вытянул ноги.

Ждать обеда долго не пришлось. Все та же Марта появилась из кухни с подносом. Маневрируя среди столиков и ускользая от сальных взглядов посетителей, она подскочила к столику барона. Вновь улыбнулась, только в этот раз улыбка была не наигранной и поставила перед прусаком тарелку с запеченными дикими голубями.

— Номер готов, сударь, — произнесла она.

Барон поблагодарил, а когда Марта ушел, разломил одного из голубей пополам и жадно стал есть. В первые дни дезертирства, пообедать у него нормально не получалось. Сначала опасался, что за ним вышлют погоню, отчего и гнал коня во весь опор. Затем аппетит куда-то улетучился, и для поддержания себя в тонусе достаточно было родниковой или речной воды, а так же лесных ягод. Заниматься охотой — не было времени, хотя возможность на второй день побега существовала. Предпочел сэкономить пули и порох, так как точно был уверен, что спокойной жизни не будет, пока не окажется вдали от военных действий.

Голубь оказался приготовлен очень хорошо, хотя до кулинарного мастерства Адалинды было далеко. Чувствовалось, что Марта старалась. Скорее всего, хозяин таверны дорожил клиентами. Невольно Сухомлинов вздохнул, подумав, что больше никогда не отведает стряпни кухарки. Отпил из кружки пива и оглядел зал.

Трое явно разбойника. Одежда рваная и перепачканная, но при этом ведут себя так, словно их карманы были забиты золотыми талерами. Пили они какое-то дорогое вино, ели не иначе жареного поросенка, от которого на блюде остались только кости. В углу, прижавшись к стене, завтракал толстый монах. Перед ним стояло несколько бутылок вином, скорее всего, подешевле, а так же на подносе лежали несколько рыбешек. Прежде чем перейти к поглощению пищи брат Гранфло, как его тут же окрестил Сухомлинов, читал молитву. В отличие от разбойников, что время от времени то и дело бросали косые взгляды на гусара, монах ни разу не взглянул на фон Хаффмана, словно военного в помещении не было. Крестьянин, что уминал, посную еду, занимал столик почти у самого выхода из таверны. Изредка от прекращал свое занятие и устремлял свои взор в сторону разбойников. Неужели боится, промелькнула в голове Сухомлинова. Ему, то чего бояться. Деньги у него если и есть то вряд ли такие большие, чтобы смогли привлечь этих головорезов. Вот он, барон фон Хаффман, вполне может стать их следующей добычей.

— Если уже не стал, — прошептал Сухомлинов, поднимаясь из-за стола и направляясь к стойке. Пора было уйти в номер. Не дай бог, какой-нибудь местный патруль сюда заглянет. Ради него служивые простят все прегрешения разбойникам.

— Вторая дверь справа от лестницы.

Игнат Севастьянович кивнул и направился к двери, за которой, по словам владельца таверны, находилась лестница. Невольно пошатнулся и тут же ощутил на себе взгляды разбойников. За спиной входная дверь скрипнула и Сухомлинов оглянулся. На пороге стояли два дворянина. Какими судьбами они оказались в этих краях одному богу известно. Кафтаны позолоченные, в руках трости, на поясе шпаги. Лица напудрены, точно так же как и парики. У одного на лице мушка, над верхней губой. Вошли вальяжно, ни на кого не взглянув, словно тут и людей-то не было. Сразу к стойке.

— Обед на две персоны, — проговорил один из них по-немецки, но с жутким акцентом.

Тут же на стол выложил несколько монет, чем сразу же привлекли внимание разбойничков. Сухомлинов облегченно вздохнул. В душе сразу же появилась надежда, что он для трех головорезов потерял какой-никакой интерес. Игнат Севастьянович уже потом понял, что как сильно он ошибся в тот момент. Сейчас же окинув взглядом зал, Сухомлинов отворил дверь и стал подниматься по лестнице.

Небольшая комната. Пара стульев, кровать, стол у окна. На столе кувшин с холодной водой и кружка, хотя, по мнению Сухомлинова, она не нужна. Еще вазочка с цветами. Скорее всего, причуда хозяйки. Под кроватью — ночной горшок. На подоконнике потрепанная книга книг — библия. На кровати старые пошарканные простыни, на удивление чистые. Зато по углам следы клопов. Игнат Севастьянович невольно поморщился. Как бы эти "драгуны" ночью отважного гусара не покусали. Они и нормально выспаться могут не дать. Будешь ворочаться на кровати, как черт на раскаленной сковородке. Вот только выбирать не приходится. Спать под открытым небом не хотелось, да и в таверне все же как-то поспокойнее. Хотя та троица, да сам хозяин дома не внушали ему доверия. Да и Марта та еще чертовка. Кто знает, что у этой женщины на уме.

Доломан полетел на стул, сабля прислонена рядом у второго. Один пистолет под подушку, другой на стол, сюда же положил гусарский колпак.

Подошел к окну и посмотрел на улицу. Благо окна выходили на дорогу. Разглядел свою лошадь, возле которой крутился внучек хозяина постоялого двора. Мальчишку явно заинтересовал вороной барона. Чуть поодаль стояла запряженная четверкой белых коней карета. Она явно принадлежала тем двум дворянам, что прибыли сюда сразу же после него. Кучер дремлет на облучке и явно в дальний путь, по крайней мере, сейчас не собирается. Вероятно дворяне, как и Сухомлинов, решили переночевать на постоялом дворе. Слева от дороги огромный пруд, в котором плавает несколько уточек. Все же хозяин явно питался лучше своих посетителей, потчуя гостей жареной голубятиной. Неожиданно старик и сам появился на пороге дома с ружьем в руке. Вскинул его и выстрелил. Одна из птиц тут же была убита, другие выстрела испугались. Они было дернул, чтобы взлететь, но не смогли, старик явно подрезал им в свое время крылья. Хозяин таверны, поставил допотопное ружье у дверей и просеменил к пруду. Вскочил в лодку, что была привязана у одиноко стоящего дерева и отплыл. Вскоре он уже с тушкой спешил к дому. Прихватив ружье, он скрылся в здании.

— Не иначе для дворян уточка, — прошептал Сухомлинов.

Между тем из таверны вышла уже знакомая троица. Остановились, взглянули на карету, потом в сторону лошади гусара и о чем-то стали тихо говорить. Еле Сухомлинов сдержался, чтобы не открыть окно. Кто знает, можно ли его вообще отворить? Да и звук может привлечь внимание. Но, чтобы они не задумали, о чем бы сейчас не договаривались — главное нужно было быть настороже. И вес же мысль, что хозяин таверны может быть с разбойниками заодно, не покидала Игната Севастьяновича. Хотя с другой стороны не будет же старик грабить у себя дома. И все же, как считал Сухомлинов, береженного бог бережет.

Сел Игнат Севастьянович на кровать, пуговку расстегнул на камзоле и задумался. Заинтересовали его два дворянина. Он сначала решил, что они местные, но когда заговорили, то понял иноземцы. Судя по акценту и щегольскому наряду, вполне возможно и французы. Но, как и почему в этих краях? На ум приходит только одно, направляются из Парижа в дремучую и чуждую для них Россию. За свою безопасность не опасаются. Не удивительно, если разбойники предпочтут ограбить не какого-то бедного гусара, пусть и барона, а двух французских франтов. Обчистив их словно...

Сухомлинов попытался подобрать сравнение, а потом в отчаяние рукой махнул. А нужно ли на это тратить драгоценное время.

И все же безопасность была превыше всего. Судьба уже выкидывала такие фортели, что только и оставалось дивиться. Поэтому, прежде чем раздеться и лечь спать, Сухомлинов еще раз проверил пистолеты. Затем встал, подошел к двери и осмотрел ее. При желании она могла выдержать не продолжительную осаду. Вряд ли у разбойников будет время, если конечно старик не с ними заодно, на попытку проникновения в комнату, а значит, действовать они будут по-тихому. Поэтому для спокойствия достаточно замка, или надежного слуги, что смог бы лечь у дверей. Увы, но слуги у него не было, зато замок нашелся, хотя правильнее сказать задвижка. Старенькая, хорошо смазанная. Игнат Севастьянович улыбнулся и ею воспользовался. Тяжело вздохнул. Между дверью и косяком была щель, сквозь которую можно было бы просунуть нож.

— Крепко лучше не спать. Убить не убьют, а вот обворовать обворуют. А последнее уже проблемы путешественника, а не гостя.

Сдержал улыбку. С клопами разве крепко поспишь? Замучаю "драгуны". Начнешь ворочаться, да так глаз и не сомкнешь. И все же выспаться требовалось, поэтому он снял камзол. Бросил его к доломану. Стянул сапоги. Грохнулся на кровать и захрапел. Впервые он был рад, что в этот раз спал без сновидений. Ближе к середине ночи проснулся, но не от клопов, которые почему-то не желали его атаковать, а от шороха. Открыл глаза. Кто-то с помощью ножа пытался проникнуть к нему. Убивать его явно не собирались, иначе не стали возиться с запорами, а просто снесли бы дверь с петель. Сухомлинов взял со стола пистолет и навел на дверь.