— Мистер Пикколо, несмотря не все ваши регалии, я имею полное основание высадить вас в первом же порту как контрабандиста!
— Нигде не сказано, что мне нельзя перевозить мою научную коллекцию!
— Ядовитые змеи не являются научными экспонатами.
— То есть, как это не являются?
— Элементарно, это живой груз, перевоз которого создает опасность для остальных пассажиров.
— Ни малейшей, упаковка абсолютна надежна...
— Тем не менее, одной из кобр удалось вырваться...
— Это злой умысел, кто-то взломал коробку!
— Вы обвиняете моих людей в проникновении в вашу каюту?
— Нет, но кто-то же проник сюда и открыл коробку с коброй? Или дверь в каюту тоже сама открылась? Я отлично помню, что запер ее перед тем как подняться на верхнюю палубу.
— Могу подтвердить, — вмешался я в разговор, — дверь была заперта.
— Хмм, — задумался капитан, — я проверю. Тем не менее, я настаиваю, чтобы ваши "экспонаты" были перемещены в грузовой отсек и надежно заперты.
— Они нуждаются в уходе и регулярном кормлении...
— Пожалуйста, только не на пассажирских палубах.
— Вы предоставите мне отдельное помещение для моей коллекции?
— Да, полагаю это возможно.
Я облегченно вздохнул. Провести остаток плавания в компании змей и крокодилов мне как-то не хотелось. На всякий случай я проверил саквояж. Он остался нетронутым. Возможно, сицилиец элементарно хотел поживиться, но лучше быть настороже... Копии ценностей стоит постоянно носить с собой. На всякий случай. Я сложил прорезиненную папку вдвое и убрал ее во внутренний карман костюма. К счастью тот был достаточно емким.
Как стемнело, профессор Пикколо отправился в трюм кормить своих питомцев. Я же остался готовиться ко сну. Однако этот процесс был достаточно скоро прерван стуком в дверь. Я открыли и слегка обомлел. Опять! Передо мной стоял человек, который по моим представлениям должен был сейчас ворочать камни где-то среди гейзеров и попугаев Новой Зеландии... Адриано Феличетти.
Видя мою растерянность, гость вежливо улыбнулся.
— Да, это я, ты не ошибся.
— Но как?!
— Сбежал из тюремного поезда... Это долгая история, Танкред. Ты разрешишь мне войти?
— Конечно...
Я отступил на несколько шагов. Адриано был одет в безупречный костюм шоколадно-коричевого цвета в тонкую полоску, светлую шляпу и лаковые туфли с белым верхом. Он всегда был щеголем.
— Чем обязан? — я отложил полотенце на столик к зубной щетке.
Я не испытывал особых иллюзий. Адриано был профессиональным вором и аферистом, и вряд ли его привело в мою каюту сентиментальное желание пообщаться со старым знакомым.
Феличетти по-хозяйски опустился в кресло.
— Видишь ли, Танкред, твои похождения в Каире создали ряд проблем...
— Откуда ты...
— Не важно. Но итальянское правительство не любит когда всякого рода проходимцы расхищают древние сокровища.
— Я не...
— Ну не строй из себя ребенка. Я же тебя знаю. Напомнить, чем ты зарабатывал на жизнь, вернувшись с фронта?
— Не стоит. Чего ты хочешь?
— Лично я ничего, но люди, на которых я работаю, желают обсудить с тобой кое-какие детали.
— Полагаю, они хотят напомнить мне старую истину — "делиться надо"?
Адриано усмехнулся, откинулся на спинку и достал из внутреннего кармана пилочку для ногтей.
— Я так понимаю, твои наниматели не собираются ждать до утра? — поинтересовался я.
— Естественно...
Я накинул пиджак, и стал обуваться.
— Не забудь саквояж, — назидательным тоном заметил Адриано, не отрываясь от маникюра.
Я хотел было возразить, но решил, что в данной обстановке это будет не слишком полезно.
— Я готов.
Адриано не спеша убрал пилочку, поднялся с кресла и оглядел меня. Потом окинул взглядом комнату.
— Что это? — его взгляд остановился на лежавшем на тумбочке кожаном бурдюке, купленном по пути в порт.
— Сувенир из Александрии...
— Тоже возьми.
— Зачем? — я искренне удивился.
Адриано лишь приподнял бровь.
Я пожал плечами и забрал бурдюк с собой.
На улице было уже свежо. Мы прошли полкорабля поднялись и спустились по нескольким трапам, и в итоге достигли полутемной каюты, где нас уже ждали.
Сказать, что я был удивлен, значит, ничего не сказать. Я даже не смог удержаться от не слишком уместного восклицания.
— Черт побери, Адриано, с каких пор ты работаешь на правительство!
— С тех пор как оно вытащило его с французской каторги, — ответил мне сидевший за столом человек, — присаживайтесь синьор Бронн. Чувствуйте себя как дома.
Я последовал приглашению. Человек, чье присутствие меня так поразило, был Никколо ди Мартти — комиссар итальянского правительства при Национальном Археологическом совете, правая рука Виченцо Моретти — всесильного руководителя любых раскопок в итальянских колониях в Африке.
— Коньяк, сигару? — дон Никколо был подозрительно щедр.
— Я не курю...
— Тогда Вам придется терпеть, — улыбнулся ди Мартти, — я курю.
Он затянулся. Я воспользовался паузой, чтобы оглядеться. В полумраке за спиной комиссара я разглядел пару неясных фигур.
Никколо отряхнул пепел с сигары, и расправил белоснежный галстук, ярко выделявшийся на фоне черной рубашки. Золотая запонка с римским орлом и ликторской связкой указывала на высокий статус своего обладателя в государственно-партийной иерархии.
— Чем я обязан вниманию столь значительной персоны? — поинтересовался я.
— Вашей исключительной везучести, — дон Никколо снова улыбнулся, — Вы ухитрились пару раз избежать как нашего... хм, воздействия, так и посягательств нашего французского коллеги дю Понта.
— Неужели? — у меня в голове что-то словно щелкнуло, — так катастрофа "Виллема Оранского" ваших рук дело!?
Мои представления о миропорядке несколько пошатнулись. Ди Мартти официальное лицо, с каких пор диверсии на международных авиатрассах стали обычным занятием государственных органов?
— Это было не лучшее решение, — вздохнул комиссар, — но нам иногда приходится прибегать к разного рода, скажем так, неофициальным методам. Особенно когда по-другому остановить напор нашего французского друга не удается...
— Вы хотите сказать, что Виченцо Моретти и итальянское правительство было в курсе этого!? — произошедшее все еще не хотело укладываться у меня в голове.
— Мы предпочитаем не беспокоить дона Виченцо такими мелочами, а он, со своей стороны, не проявляет излишнего любопытства. Главное, что дело было сделано.
— Но это немыслимо!
— Не будьте наивны, синьор Бронн, — он затянулся сигарой, — времена благородства и рыцарства прошли. Все эти кодексы чести, открытые забрала — пыль ушедших эпох. Сейчас все решают прагматичность и здоровый цинизм.
Я ничего не ответил.
— Посудите сами, — продолжал он, — кем я был при Империи? Мелким землевладельцем, перед которым пресмыкались крестьяне, но ни один напыщенный миланский аристократ не подал бы мне руки, не говоря уже о должности в правительстве. "Мафиозо" — фыркали эти чванливые фанфароны. И что? Где теперь они и где я? Новые власти сочли разумным воспользоваться моими услугами и нисколько о том не пожалели.
— Да уж, — только и смог произнести я.
— Но раз уж моим людям не удалось все решить самостоятельно, что, надо сказать, бывает крайне редко, мне пришлось вмешаться лично.
— Я весьма польщен, синьор ди Мартти.
— Розарио, передай мне вещи синьора Бронна, — он обратился к кому-то стоявшему позади него.
Из темноты вышел тот самый низенький сицилиец, что наткнулся на кобру в моей каюте. Он взял мой саквояж и пустой бурдюк и передал их Никколо. Тот вынул из стола какой-то листок и, открыв саквояж, стал доставать его содержимое, сверяя со списком. Дойдя до бурдюка, он долго крутил его в руках, а потом спросил.
— А это еще что такое?
— Сувенир из Александрии, — пожал я плечами, — купил в порту.
Никколо осуждающе поглядел на Адриано.
— Откуда я знал, что он не врет? — оправдывающимся тоном сказал тот.
Никколо бросил пустой кожаный мешок мне на колени.
— Его можешь взять на память. Остальное — собственность итальянского правительства.
Я понимающе кивнул. А что мне оставалось делать?
— Вы точно не хотите ничего выпить, — поинтересовался ди Мартти, убирая мои каирские приобретения в сейф.
Я понял, что терять мне уже нечего...
— Пожалуй, промочить горло не помешает.
— Жозефина, налей гостю коньяк...
Из полумрака появилась еще одна фигура. На этот раз это была Жози из портового заведения. Она протянула мне рюмку. Я машинально выпил, не ощущая вкуса.
Заперев сейф, дон Никколо дал мне знать, что аудиенция закончена.
— Можете идти, синьор Бронн, Адриано вас проводит.
Мы вышли на свежий воздух. Я еще не до конца пришел в себя после случившегося. Может это давало о себе знать недавнее сотрясение мозга. Так или иначе, я шагал словно автомат, не слишком хорошо осознавая, что происходит. Лишь почувствовав знакомое неприятное ощущение, возникавшее у меня на возвышенных местах, я резко остановился. Мы стояли у борта, леерное ограждение было почему-то снято, и в нескольких метрах подо мной поблескивала в лунном свете гладь Средиземного моря.
Желудок немедленно свернулся в комок, и я испытал непреодолимое желание за что-нибудь уцепиться и не отпускать. У меня всегда так, стоит мне оказаться на мосту, балконе или ином подобном месте. Противнейшее ощущение, но ничего не могу с собой поделать — акрофобия, как говорят доктора.
Я обернулся, собираясь отойти от края. Адриано грустно посмотрел на меня.
— Извини, Танкред, не думал я, что все вот так закончится, в старые добрые времена мы были почти что друзьями...
В другой ситуации я бы бросился на него, сбил с ног, или еще что, но страх высоты буквально парализовал меня.
— Ничего личного... — вздохнул Адриано и резко толкнул. Я попытался его схватить, но поздно, ботинки скользнули по кромке борта и мои пальцы сжали лишь воздух. Я осознал, что лечу в бездну.
Глава 5
Скажу честно, пловец я весьма посредственный. Особенно в открытом море. К счастью я упал не плашмя, поэтому контакт с водой обошелся для меня без тяжелых последствий. Беспорядочно дергая всеми конечностями, я вынырнул. На фоне ночного неба силуэт "Майкла Блондена" был практически неразличим, лишь созвездие огней, занимавшее полнеба, указывало на удалявшееся судно.
Несколько минут я судорожно и бесцельно бултыхался, периодически окунаясь с головой в воду.
Так надо сосредоточиться. Ситуация более чем неприятная. Я в открытом море, за сотню миль от ближайшего берега, без шлюпки и даже спасательного круга... Правда в какой-то книге утверждалось, что человек способен удерживаться на плаву несколько суток, но эта информация меня не слишком радовала. Удерживаться может и способен, но вот доплыть до берега — явно нет. Мной овладела некоторая растерянность. Неужели это все? Конец?
Прошлый раз я чувствовал подобное, когда наша рота попала под обстрел на нейтральной полосе. Обстрел вжимал нас в землю, а минометы медленно, но верно с этой землей перемешивали. Деваться было некуда. Отступать по ровному полю — так нас перестреляют как уток, оставаться на месте — накроет артиллерия, либо кончатся боеприпасы и останется только сдаться... Тогда Эрвин поднял нас в атаку. Этого никто не ожидал, в том числе и противник. Лейтенант получил орден, а мы все куда больше — остались живы.
Итак, главное не паниковать. Утонуть я всегда успею. Первая задача — как можно дольше оставаться на плаву, возможно рано или поздно на меня наткнутся какие-нибудь рыбаки.
Я перестал дергаться и по возможности осмотрелся. Было темно. Но я разглядел что-то чуть более черное, чем окружавший мрак, плававшее рядом со мной. Тот самый александрийский бурдюк. Он был у меня в руках и тоже вылетел за борт. Похоже, в нем осталось какое-то количество воздуха, из-за чего он держится на плаву.
Стоп! Если он держится на плаву сам, то почему не может держать и меня? Надо только его надуть...
Не скажу, что надувать бурдюк, находясь в воде, задача из легких. Но разве у меня был выбор? Закончив с этим занятием, я оценил изогнутую форму кожаной емкости. Почти готовый спасательный круг.
Что дальше? Насколько я помнил армейские инструкции, которые нам раздавали, когда готовили к галлиполийскому десанту, оказавшись в таком положении, следовало в первую очередь сбросить обувь и тяжелую выкладку, чтобы уменьшить свой вес. К счастью выкладки у меня сейчас не было. Обмундирование инструкция рекомендовала по возможности оставить, особенно если не было видно берега, к которому плыть. Так дольше не замерзнешь.
Что больше всего злило меня в этот момент — полное отсутствие возможности как-то активно влиять на события. Плыть к ближайшему берегу — бессмысленно. За половину суток лайнер ушел от Александрии даже по самой скромной оценке километров на триста, если не на все четыреста... Так что я сейчас находился где-то в самой середине моря, одинаково далеко как от Африки, так и от Турции. Оставалось лишь болтаться на волнах в ожидании появления случайного корабля.
Это была самая долгая ночь в моей жизни. Чтобы хоть как-то скоротать время я решал в уме лингвистические задачи, планировал курсы лекций, складывал числа — лишь бы как-то занять рассудок и отогнать постоянно лезшие в голову мысли о бренности жизни и образы друзей и родственников, которые, может быть, уже никогда больше меня не увидят...
Темнота постепенно сменялась полумраком, а он розовым рассветным светом. А еще говорят, на юге день наступает быстро... Мои надежды, что как только рассветет, в море появятся корабли и меня подберут, довольно быстро рассеялись. Ярко-синие просторы, окружавшие меня, по-прежнему были пустынны, и лишь раскаленное солнце немилосердно пекло голову. От попадавшей в рот соленой воды жутко хотелось пить. Но делать этого было нельзя, морская вода содержит больше соли, чем человеческий организм, поэтому она не только не спасает от жажды, но лишь усиливает ее. Я безвольно качался на волнах, и единственным моим занятием было периодически надувать бурдюк, слегка травивший воздух через пробку.
К вечеру мои мысли начали путаться. Периодически возникала идея все бросить, перестать бороться и тихо и спокойно пойти ко дну... Я гнал ее от себя. Слишком много дел в этой жизни я еще не сделал.
Так прошла вторая ночь, кажется, я несколько раз засыпал, и просыпался от сводившей ноги судороги... Пожалуй, коптский монах, всучивший мне этот бурдюк, заслужил свое место на небесах... Ну, или, по крайней мере, сильно приблизился к нему. Если бы не он, той ночи я бы уже не пережил.
Очередной раз меня привел в чувство сильный толчок. Что-то достаточно массивное и явно живое неплохо наподдало мне под мягкое место. Я огляделся, мой спасательный бурдючок почти опустел. Видимо я неплотно закрыл пробку. На горизонте разливался золотисто-розовый свет моего второго рассвета в Средиземном море... Меня снова толкнули. Акулы?!
Словно в подтверждение морскую гладь вспорол треугольный плавник. Чуть поодаль второй... третий! Этого еще не хватало. Пройти войну, пережить революцию и развал страны, чудом избежать тысячи опасностей и в итоге оказаться банально съеденным какой-то рыбой?! Из воды рядом со мной высунулась лобастая голова с тонким рыбом. Уф-ф... это всего лишь дельфины.
