Холодная осень сорок седьмого

Так что пора бы просыпаться. Тем более сон я весь запомнил, и Вите потом и перескажу, посмеемся. Он парень-то в общем неплохой, когда служебные обязанности на мозг не давят. Так что — просыпаемся!

А вот и хренушки. Как вот, например, проснуться, если не просыпаешься? За руку самого себя укусить или там ущипнуть? А как, если нету рук. И вообще ничего нет. Темнота только. Вдруг страшно стало — а может я вдруг помер? Стало совсем страшно — в то же время любопытно — как же так я помер, а что-то там соображаю, боюсь... Нет, значит не помер еще. А что же тогда?

Тут, значит, свет включают. Ну, как будто в соседней комнате свет включили, не у меня. Ну то есть не в смысле светло стало, а в общем. Юрьев стал в себя приходить. Сначала несвязно, но быстро оклемался, бывалый. И опытный — как лежал, так и лежит, только тело все 'прозвонил' — в какой позе, что болит, что не действует. Слушает все вокруг, глаза пока не открывает. Так сказать, в отсеках осматривается. А все нормально, доклады с мест поступают обнадеживающие — все цело, ничего не болит, и не зафиксировано ничего, не связано тело. Поза естественная, лежит как лежало. Вокруг тихо, птички поют в лесу — значит, скорее всего, рядом никого. Юрьев решается — глаза открыл, осмотрел что смог — увидел приклад ППСа. Вот даже как. Окончательно решившись, быстро и плавно, привстает на руки, прихватив автомат, так и оставаясь в 'низком старте', оглядывается мельком. Никого. А вот организм все же не полностью пришел в норму — голова тут же закружилась, и Юрьев едва не падает на бок. 'Сука, это ж выходит меня БЭМО выключил, точно как на тренировках ощущения... Но почему?!'

Тут я вдруг замечаю некоторый новый и непонятный момент. Если до того я хоть и был 'внутри' Юрьева, но как-то незаметно, ну практически как зритель, разве тогда со Сталиным, и то — тогда Юрьев полностью контролировал все, я же только наблюдал. А теперь — не то чтобы я получил возможность как-то Юрьевым управлять, но вот как-то отдельно от него думаю. Его мысли ощущаю как чужие, и он мои, наверное, тоже. Тут же понимаю, что и Юрьев это заметил. Я приготовился, что сейчас Юрьев удивится, и у нас с ним начнется какое-то объяснение.

Юрьев действительно удивился. Но не так, как я подумал. Он вовсе не удивился, что у него в голове чьи-то чужие мысли, что в мозгу кто-то поселился. Видно, совсем у спеца голова отбита, с фантазией слабо. Юрьев удивляется не самому факту, а, как я понял, тому, что мы с ним стали 'отдельно'. Что мы друг-друга 'слышим. Он стоит на четвереньках, трясет башкой и бормочет:

— Этого не должно быть... Что ж такое-то, так неправильно...

Состояние у него как после нокаута, только что голова не болит. Кое-как перевернувшись, привалившись спиной к сосенке, Юрьев машинально осматривает автомат, проверяя — нет, все в порядке, магазин полный, все исправно, касается мимоходом кобуры с пистолетом — на месте. Как и все остальное. Быстро проверяет и пистолет — магазин полный, патрон в патроннике, все нормально, все в порядке. Сдернув с головы прыжковый шлем, растирает лицо и бритую макушку руками, разминает шею, потом достает фляжку, и делает пару глотков воды. Закрывает глаза и на пятнадцать секунд словно выпадает — я снова его мыслей не слышу. Наверное психотехника какая, аутотренинг.

И точно — через пятнадцать секунд Юрьев 'возвращается', крутит башкой — и вдруг, только что сидел вытянув ноги и привалившись спиной к деревцу — и одним движением вскочил в присед, подхватив автомат наизготовку. И ничего. Тело вполне подчиняется, все работает. И тут же мы с ним снова 'совмещаемся' — и опять я его мысли воспринимаю как свои, и, надо полагать, взаимно також.

— Вот, так-то лучше — удовлетворенно хмыкает Юрьев.

Однако, тепеь дело за главным, раз уж со своими внутренними сложностями разобрались. Осматриваемся. И Юрьев, и так не имевший поводов для радости, мрачнеет. В пятидесяти метрах он замечает темное пятно, и, уже догадываясь, что это, спешит туда. Так и есть. Рация. Точнее то, что он нее осталось. Заботливый БЭМО (а больше-то некому!), оттащил устройство на безопасное расстояние (как указано в инструкции, и если б имело смысл — можно и промерить — наверняка ровно пятьдесят метров!) и активировал подрыв. Там пятисекундная задержка — на всякий случай, не всегда же надо подорваться вместе с рацией самому. БЭМО пяти секунд хватит, чтобы рвануть, на те же пятьдесят метров, запросто. Вернувшись к своей лежке, мрачный Юрьев проверяет укладку — все на месте, ничего не тронуто. Получается, БЭМО его просто вырубил, ничего не тронул, отнес на безопасное расстояние рацию, взорвал ее, и был таков. Непонятно. Что это такое вообще было?

Предательство в группе? Такое бывало, по обе стороны фронта — но практически всегда предатель старается сдать группу, на край захватить кого-то — чаще всего командира или радиста, ну или иногда предатели просто уничтожают группу, расстреливая или режа своих товарищей. А тут... разве что вспомнился случай из конца сорок третьего. Тогда их едва не сдернули с отдыха после возвращения с чертовски неудачной операции в Средиземном море — едва четверть группы и вернулась. Хотя "Вэлиант" все же затонул от внутренних взрывов, несмотря на почти двое суток борьбы экипажа за живучесть. Но обошлось это почти в десяток жизней весьма подготовленных ребят, трое из которых — с таким же как у Юрьева послужным списком — не только Испания, но и даже Китай, аж со времен КВЖД, и многое еще чего. Серьезная потеря, и как боевых товарищей, и для многих — личная. Вот они и старались максимально привести себя в норму за отведенную на отдых неделю. Известными способами — водочка в умеренных количествах, баня, физкультура, и малость оголодавшие без мужского внимания девки и бабы на недавно освобожденной территории Белорусской ССР. А тут, неподалеку от их дислокации, немцы выбросили диверсантов. Среди диверсантов, благодаря ставшей уже историей операции 'Следопыт', услиями Героя Советского Союза товарища Козлова, был перевербованный агент. Известен был и состав группы, и все детали. В общем-то рутина, и взяли смершевцы группу очень быстро, почти сразу же. Вот только дальше начались интересные дела. Группа была специфическая — набрана сплошь из уголовников. Причем 'тяжких'. Абвер — контора несерьезная, наши давно поняли, что нет более неподходящего материала, чем эти отбросы человечества. Но разубеждать врагов никто не спешил. А может быть, и даже, скорее всего, наоборот — такие глупости всячески продвигали и поощряли. В общем, в группе случился бунт еще до того, как ее взяли. Трое корешков, будучи, как им казалось, гораздо умнее прочих, совершенно не верили в победу Рейха. И не горели желанием рисковать своей шкурой ради интересов великогерманской нации. А вместо этого решили, (благо эта самая нация, снабдила их щедро оружием и деньгами (и не только фальшивыми), да еще и научила неотразимым (как казалось ограниченным уголовникам) приемам рукопашного боя, и прочим всяким хитростям) — заняться своим прежним ремеслом. Вот только остальные пятеро, были то ли более идейные, то ли имели иные резоны — но не сошлись во мнениях. Однако эти трое отщепенцев сумели обезоружить остальных, и связать. После чего разбили рацию, и ушли, не тронув никого. То ли из-за своих 'понятий', то ли решив, что могут в дальнейшей жизни пересечься — никто из 'идейных' не собирался после иллюзорной победы Рейха бросать старую жизнь. Как бы там ни было — все остались живы, сумели развязаться, и, когда волкодавы до них добрались — уже откапывали из снега оружие, пытаясь его прочистить и привести в боеготовый вид. Так их и взяли, даже без стрельбы. А вот потом поднялся шухер — никто не поверил поначалу уголкам, рассказывавшим про 'отколовшихся' — все подозревали хитрые ходы абвера. Но, после того, как через два дня беглая троица засветилась на трех наглых грабежах и изнасиловании в соседней области, поверили. Кстати сказать, 'идейным' тогда повезло больше. Беглых просто расстреляли из автоматов, даже не смерш, а милиционеры, при попытке сопротивления, когда их поймали на очередном ограблении. Двое семнадцатилетних пацанов и старый хрыч с георгиевским крестом расстарались на полную банку ППШ каждый, хорошо хоть в голову никому не попали, опознали легко. А 'идейных' еще месяц потрошили, за исключением перевербованного — тот сразу поехал на четвертак валить лес. Потом, конечно, как выпотрошили — расстреляли.

Юрьев сплюнул, выругался матерно. Больно уж похоже. И ситуация — хуже не придумать. Он один, связи нет, что делать непонятно. Раскисать, конечно, этот волчара и не думал. Автоматически собрал и закинул за спину всю укладку, подхватил автомат поудобнее и рванул бегом в сторону района выброски основной группы. На ходу уже думал, строил планы и просчитывал варианты. Вариант геройски погибнуть оставил как наиболее осуществимый, но на потом. Это всегда успеется. Из наиболее подходящих оставил три. Первый — самый простой. Уйти в Канаду. Пока даже не обсуждается. Второй — добраться до транспорта. Лучше всего — на аэродром — и улететь к своим. Захватить, например, истребитель. И улететь, выпрыгнуть на Ньюфе, а там линию фронта он пройдет запросто. Как вариант — какой-то кораблик, небольшой катер. Но тут сложнее и опаснее. Ну и третий, который Юрьев решил осуществить, как наиболее простой и быстрый — это попытаться найти Михалыча. Юрьев был уверен что кто-кто, а красноармеец Никаноров точно предателем оказаться не может. А поскольку БЭМО не причинили вреда Юрьеву, то уж Михалыча скорее всего и подавно не тронули. Тем более что с ним, в отличие от Юрьева, и БЭМО-то не так легко справиться. Да и, было такое чувство временами у Юрьева, что, хотя субординацию БЭМО блюли четко, и дисциплина у них была... именно что была, сплевывает на бегу Юрьев, так вот, хотя дисциплина и безукоризненная была — но авторитет у Михалыча среди БЭМО был повыше. Неуловимо как-то, но чувствовалось порой. Хотя, может, это потому что он им ближе, как-то, 'почти свой', почти такой же? В любом случае, Юрьев решил добраться до места выброски группы, и там все проверить. На бегу все еще раз взвесив и обдумав, он приходит к выводу, что ничем не рискует. Во-первых — вряд ли там БЭМО сидят у костерка в кружочек и его ждут. Скорее всего уже куда-то (куда?) усвистали — с их-то возможностями. Во-вторых — ну хоти они прикончить или иным способом навредить Юрьеву — так уже давно бы оформили. Что же с ними все-таки произошло? А может, просто сбой в программе какой-то? Ну, там, осколок случайный попал, замкнуло? И тут же Юрьев устыдился таких мыслей — не стоит заниматься самоуспокоением. Это не случайный сбой, и вспоминая все прочие странности — надо только радоваться, что все так удачно сложилось пока что. Жив, здоров, свободен и даже практически полностью экипирован. А разгадки или новые загадки — еще километра полтора вперед, за этот невысокий увал, поросший красивым сосняком — и там будут все ответы или новые вопросы. Или, скорее всего, и то, и другое.

... Первое, что встретил Юрьев (разумеется, из интересующего его ассортимента) — это грузовой контейнер. Это было вполне объяснимо — контейнеры выбрасывались после БЭМО, и потому и должны были лежать дальше по ходу самолета, чем место высадки. Но в том-то и дело, что они УЖЕ не должны были лежать! Вообще! Тем более с парашютом! Контейнер уже должен был быть вскрыт, выпотрошен, и сожжен вместе с парашютом — материал контейнера столь же хорошо горит, как и парашют. Однако это контейнер был просто-напросто не тронут. Вообще. Юрьев присел за ним, осматриваясь, поводя стволом автомата. Бесполезно. Если тут есть засада — он ее так, да еще все-таки не отдышавшись после бега — не определит. Чутье не дает тревоги — а на чутье он привык полагаться, но все же чутье это одно, а уверенность, основанная на фактах — другое. Потом, плюнув, поднялся и побежал дальше. Второй контейнер уже даже не вызвал удивления — так же нетронут, парашют так же на ветках застрял. К остальным двум, заметив их чуть в стороне, даже не стал подбегать — висящие парашюты говорили сами за себя. Увидев впереди явную прогалину, чутьем опытного диверсанта определил это место, как наиболее удобное для высадки группы — они на своих парашютах как раз туда бы все и смогли зарулить.

Остановился, и побежал чуть медленнее, и как можно тише, забирая в сторону, обходя справа по кругу поляну в небольшой котловинке, как нарочно обрамленную молодой порослью. Дальше этой живой изгороди засаду не сделаешь в этом редком соснячке. Сделав практически полный круг, и лишний раз убедившись, что никого в округе нет, направился на саму полянку. И уже с первых шагов понимая, что именно он видит, Юрьев все старался себя убедить, что это не так.

На поляне, практически в центре, между неживописно валяющихся полотнищ парашютов, ничком лежал красноармеец Никаноров. Огромные руки и ноги его были раскинуты звездой, а на 'спине' зиял аккуратно вскрытый отсек. И рядом, на ковре из хвои, столь же аккуратно стояли извлеченные из Никанорова аккумуляторы. Красноармеец Никаноров был обесточен, а значит, насколько мог разбираться в конструкции БЭМО Юрьев — фактически мертв.

* * *

... Осмотрев место, Юрьев пришел к несложным выводам — Михалыча отключили именно БЭМО, зафиксировав, как осназовцы одного из них, тогда, на показательных, растянув и удерживая. Тем более что у них-то силы с Михалычем были равны, и подавляющее численное преимущество. Хотя борьба имела место — грунт изрыт, словно трактор буксовал. Получалось, что сделали они это сразу после приземления, раз парашюты не сожжены. То есть часа два назад. Грузовые контейнеры не вскрыли... отправили одного БЭМО к Юрьеву — уничтожить рацию. Отключили Михалыча, и ушли. Куда? — Куда-то. В закат, как ковбои в американском кинофильме. Юрьев не считал себя большим следопытом, а на плотном грунте, на сухой хвое, следы БЭМО с их каучуковыми подошвами отыскать было практически нереально и днем, не то что в настающих сумерках. Свои укладки БЭМО унесли, а вот укладку Михалыча не тронули. И пушка его лежит аккуратно — ну да, сразу отобрали, но вроде целая, не поломана. Подошел, проверил — все в порядке и патроны есть, заряжена и полностью боеготова. Примерил взять на плечо — тяжеловата, но больно уж серьезная штука. Тем более что ничего противотанкового кроме этой бандурины нету — Юрьеву решили с собой не давать ничего, потому как у каждого БЭМО по кумулятивной мине от ручного реактивного миномета с собой было, достаточно на всякий случай если. У Михалыча в укладке такая должна быть — но что в ней Юрьеву толку — он-то ее на сто метров метнуть не сможет! Значит, придется тащить с собой это ружье. И патроны забрать с Михалыча.

За всеми этими мыслями Юрьев непроизвольно оттягивал выполнение неприятной необходимости. Красноармейца Никанорова придется уничтожить. И сделать это будет не так просто, вообще-то, пожалуй, всю взрывчатку израсходуем. Но оставлять такой подарок врагу, конечно же, нельзя. Шансов у Михалыча все равно никаких — даже если подключить обратно аккумулятор ничего не изменишь. После остановки электрического сердца, как у обычного человека, по сути, умер мозг и остальные органы. Собственно, с БЭМО примерно та же проблема — их мозг 'умерев', то есть, оставшись окончательно без электропитания — потом не запускается, фактически погибает. Это не радио, чтоб в розетку воткнул — и снова заработало. Как ни бились электобиологи и биохимики всякие — так и не смогли создать 'энергонезависимый' мозг. Запоминающие аппараты смогли сделать, расчетные машины — смогли. А вот автономный, 'думающий' мозг — не смогли. Только с 'одноразовым включением'. Потому у БЭМО есть режим 'глубокого сна'. Если сравнить с человеком, то это, пожалуй, кома. Разве что 'впасть' в эту кому БЭМО может самостоятельно и без проблем, а вот выйти — только внешней командой, но тоже без проблем и последствий, и очень быстро — в течении пары минут. В этом режиме на пару порядков снижается энергопотребление, это даже не обычный 'спящий режим', в который, например, должны были перейти БЭМО после загрузки в самолет — когда все системы работают и потребляют раз в десять всего меньше энергии, чем в штатном режиме. В режиме 'глубокого сна' у БЭМО отключено все, ничего не действует, потребляет энергию только их биоэлектрический мозг. Самый минимум, чтобы не 'выключиться' и не погибнуть. На штатном аккумуляторе в таком режиме БЭМО может провести полгода. Более того. В капсуле главного блока, фактически совмещенный с самим электромозгом, небольшой, но довольно емкий аккумулятор 'последнего шанса'. Он работает только на мозг и его хватает, даже при полном отключении батарей и отсутствия внешнего питания, на трое суток 'глубокого сна'. 72 часа когда остается 'последний шанс' оживить БЭМО, подав питание.