И нет конца паломничеству

* * *

По традиции сперва происходили турнирные бои: то есть бои по схеме, которую определял герольд, перемещая деревянные бляшки, покрашенные в цвета рыцарских щитов, по деревянной доске с делениями. Иногда — если, допустим, по жребию и турнирной таблице в следующем бою должен был участвовать тот, кто уже сражался, герольды объявляли перерыв, и тогда рыцари, даже и не участвующие либо уже выбывшие из турнира (если, конечно, у них были запасные мечи и кольчуги) имели право вызвать на бой кого угодно.

Часть боев проходила в конном строю, часть в пешем, потому что не у каждого рыцаря имелись сменные кони.

Первый же турнирный бой для Джона вышел не совсем удачный: он победил, да, но, орудуя копьем (не самое его любимое оружие!) все-таки сильно напряг поврежденную вчера руку.

— Самое время вам сейчас выбыть, — хмуро проговорил Грач, перевязывая кисть потуже.

Риз уже попривык к тому, что благородный сеньор самостоятельно занимается ранениями, и его теперь больше впечатляло другое: то, как ловко орудовали пальцы Грача, выдавая большую практику.

Уж этот не приложит к ране козий навоз, утверждая, что "скверна тянется к скверне"! Риз знал одного парня, который руку потерял из-за такого лекаря.

— Я уж как-нибудь сам выберу время, — легко заметил Риз.

— Перед кем вы тут козыряете своей выучкой? — подозрительно проговорил Грач.

"Перед тобой", — Риз, конечно, проглотил эти слова.

— Только ты еще мне не напоминай, что сестра Картер принесла обет безбрачия, — устало произнес Джон. — После вчерашнего я не могу выбыть просто так. Это должно выглядеть правдоподобно.

Второй рыцарь — сэр Кэдоган — оказался слишком слабым противником, чтобы Джон мог проиграть ему убедительно. Немалую роль в этом сыграл шлем рыцаря: изготовленный по новомодному лекалу, он закрывал чуть ли не две трети лица. Видимо, чтобы хватало места для тонкого золоченого узора. Вся эта красота закрывала рыцарю обзор, и он мог только неловко топтаться.

Проиграв, пыхтящий сэр стянул шлем и протянул меч вперед рукоятью — между прочим, золотой.

— Что вы, сэр, — сказал Риз. — Я против того, чтобы грабить достойных противников.

— Нет-нет! — воскликнул рыцарь, картинно подкручивая небольшие, по последней итальянской моде усики. — Возьмите, а не то я обижусь! Ни один турнир не оставлял меня в долгу!

Сэр Кэдоган демонстрировал свое умение проигрывать с размахом: кроме меча он навязал Ризу еще красивую перевязь и ножны. Прекрасно зная, что нигде не рискнет показаться со столь запоминающимся оружием, Джон потащил все это в их шатер — где и нашел мирно спящего Гарольда. Лорд Руквуд прикорнул на запасном седле, положив голову на тюк с сеном, притащенный сюда ранее хозяйственным Фаско.

Джон не стал его будить, только сгрузил перевязь у входа. Может, она Грачу еще на что-нибудь пригодится. Например, подкупить кого-нибудь.

Каждый бой длился недолго, раз пять прочитать "Отче наш" — и то можно не успеть. Но рыцарей, изголодавшихся по турнирам, со всей Англии собралось довольно много, а потому очередь до каждого доходила не скоро. В результате к третьему бою Джона с неба уже лился накаленный жар, и кольчуга будто сделалась тяжелее обычного. Заставив третьего рыцаря сдаться, Риз ощутил нехороший холодок между лопаток и тут же выругал себя — Грач там спит в шатре, один, мало ли что может случиться! Он поймал герольда за рукав и торопливо отказался от последующего участия — мол, беспокоит рука.

Тот посмотрел на Джона равнодушным взглядом и ничего не сказал, только пометил что-то на вощеной табличке. Однако, когда было объявлено о том, что рыцарь Черного Дрозда выходит из игры, зрители разразились недовольными воплями.

Ризу до этого дела не было: поручив Фаско выбивание трофеев из третьего рыцаря (то был чей-то богатенький сынок, разнаряженный в пух и прах и без настоящего боевого опыта, так что Риз посчитал, что ему только на пользу пойдет расстаться с оружием и лошадью), он рысью поспешил в сторону их палатки.

Грач спал по-прежнему, на сей раз целиком перебравшись на тюк с сеном и раскинув руки. А рядом замер один из слуг де Бомона в красно-зеленой ливрее...

Нет!

Желудок Риза перевернулся.

Над Грачом, беззащитно спящим, стояла Юдифь — одетая в красно-зеленую ливрею лакеев Бомона. Точно как она и предсказывала. ("Черт побери! — подумал Риз с леденящим ужасом. — Я оглядывал служанок, но нет бы взглянуть на слуг!"). Стояла и улыбалась, бестрепетно глядя Ризу в глаза.

Интерлюдия 10. О природе видений

...И это сбылось.

Его вздернули высоко, так, что он хрипел и дергал ногами, елозя пальцами по суровой пеньковой веревке, что врезалась ему в шею.

"Надо же, как я хреново вздернул, — сказали снизу, в неимоверной дали. — Не выспался, что ли?"

"Кажись, не врал, что знатный человек и вешать его не положено! Эрл, надо же... Ну пусть повисит, потанцует..."

И ушли, и пропала всякая надежда спасти Нейтана и себя самого. Воздуха не хватало, шея пухла, он бился, разрезая веревкой в кровь руки, и виделось ему чье-то лицо — никак уж не такое, каким положено мерещиться в последний час.

Не Грация, не Нейтан даже: какой-то смуглый заросший вояка с ледяными глазами и пальмовые четки, вдавленные в грязь, заляпанные кровью... Потом — женщина, простого сословья, в доме какого-то мастерового, который бил ее ногами, как самого Гарольда только что били. Какой-то город вокруг них, английский, маленький, на берегу реки, с деревянными церквями...

Вдруг мерзлая земля метнулась навстречу, жестко ударила по свежим ушибам. Все еще хрипя, Гарольд завозил руками по горлу, но тут подоспел Фаско, ругаясь на чем свет стоит. Гарольд понял, что Фаско перерезал веревку, снял его с дерева, и теперь можно жить.

А он-то раньше думал, что Фаско его предал — сбежал.

Удушье не проходило, хотя воздуха теперь хватало, боль в шее была такая, словно веревка таки отделила голову от тела. Гарольд понял: вот она, смерть. Прежняя жизнь ушла безвозвратно.

А еще понял, что надо найти какую-то мертвую женщину в каком-то городе и дикаря, который придет за нее мстить.

Он не знал, что этот дикарь еще явится ему во сне не раз — как наемник, как раб, как рыцарь...

Глава 10. Грач

Учителя, которые учили Риза воинскому искусству, очень ценили боевую ярость. Считалось, что просто так махать мечом может кто угодно, но только настоящий мастер способен отбросить все лишние мысли и довериться воле своего тела. Ярость, мол, способствует вхождению в это особое состояние — викинги хорошо это знали. А вот маэстро Франко учил Джона не давать волю эмоциям. "Да, — говорил он, — может быть, твое тело и способно выбраться из какой-нибудь переделки вперед твоих мозгов. Но не меньше шансов на то, что оно само эту переделку устроит".

Кто знает, может быть, эти слова остановили Риза, и он умудрился-таки не сломать спину Юдифи о сундук с оружием. Может быть. Когда первый приступ ледяной, нерассуждающей ярости отхлынул, он держал ее за горло, прижимая к сундуку, и она хрипела — на губах булькала слюна.

А может быть, его остановил крик Грача.

— Риз, Риз! — восклицал он, держа Джона за рукав.

Чуть ли не первый раз, когда Грач назвал Джона именем, данным матерью.

Риз медленно разжал руку — не до конца, ровно настолько, чтобы дать Юдифи возможность дышать.

Она жадно вдохнула несколько раз, но почти сразу вернулас себе самооблодание — улыбнулась полубезумно, фанатично.

— Сэр Джон, — сказала она. — Ради бога, я вовсе не хотела твоему сеньору ничего плохого. Впрочем, я догадываюсь, что он тебе не сеньор. Ты ни разу не назвал его милордом, не так ли?

— Ты подслушивала наш разговор за ужином, — прорычал Риз, вновь чуть сильнее нажимая на ее горло.

— Да, но не так уж много я услышала, вы говорили очень тихо. Болтаться возле оружейной палатки оказалось полезнее...

Риз почувствовал, как его пальцы сжимаются почти помимо его воли.

— Сэр Джон! — скомандовал Грач, и Риз отпустил шею Юдифи еще до того, как он договорил до конца. Она сползла на пол, потирая горло и кашляя.

— Госпожа Руфь, — произнес Грач почти мягко. — Объясните мне, что вам нужно от меня?

Юдифь широко улыбнулась.

— Ах, я так и знала, что ты лучше меня овладел видениями и можешь видеть то, что угодно тебе! Узнал все обо мне божественными способами, не так ли?

— Вполне человеческими, уверяю вас, — поморщился Грач. — После вашего столкновения с сэром Джоном я навел кое-какие справки... И узнал о монахине-расстриге из Бретани, которая сбежала, прихватив кое-какие порочащие мать-настоятельницу письма. Потом она использовала эти письма для весьма остроумного шантажа... Манера напомнила небезызвестную Юдифь, прогремевшую на лондонском дне; я соотнес одно с другим.

— Но ты ведь владеешь видениями, разве не так? — требовательно спросила она. — Ты научишь меня? О, пожалуйста! Я так мучаюсь всю жизнь, я думала, это от дьявола, я гнала их, я пыталась понять их... Но ничего мне не было ясно, пока я не увидела тебя! Ты ведь глава тайного ордена, так? У тебя есть знания? Прошу, поделись ими со мной! Я буду достойна! Сделаю все, что ты скажешь!

Ее красивое, подвижное лицо растеряло и дерзость, и безумие. Осталась мольба, остался почти религиозный восторг. Так она была еще лучше, чем помнилось Джону, и он сердито прогнал эту неуместную мысль — еще не хватало восхищаться убийцей и обманщицей! К тому же — монахиня-расстрига! Нельзя сказать, чтобы Джон так уж любил монахов, но человек, который плюет на свои обеты, не может быть хорошим человеком.

Грач вздохнул. Его лицо выражало только усталость. Он вдруг показался Джону особенно бледным, до синевы.

— Нет никакого ордена, госпожа Руфь. И никаких тайных знаний у меня тоже нет. Я всего лишь слабый смертный, который постоянно ошибается. И видения я контролировать тоже не могу, они приходят и уходят когда захотят, часто вызывая мучительные приступы.

Несколько мгновений Юдифь, казалось, обдумывала это. Потом она затрясла головой; из глаз ее покатились слезы.

— Хорошо, — сказала она, пытаясь улыбнуться сквозь плач. — Ты пока боишься довериться мне, магистр Гарольд. Я понимаю. Я не заслужила. Но я буду стараться. Ты позволишь мне стараться? Позволишь служить тебе, хотя бы как этот чурбан? — она неприязненно кивнула в сторону Риза, и тот скрипнул зубами.

Грач хмыкнул.

— Если у вас есть какие-то иллюзии, что я смогу вам доверять хотя бы наполовину так, как я доверяю сэру Джону, вы, определенно, безумнее, чем я полагал. Зачем вы преследуете сестру-госпитальера Саманту Шоу?

Джон поглядел на Грача искоса. Как это похоже на него! Уже и выяснил имя госпитальерши.

— Ты и об этом знаешь? — Юдифь выглядела пораженной. — Но не знаешь, что на самом деле ее зовут Самин. Эти невежественные орденцы заставили ее сменить имя — как будто в ней могли быть изъяны! Но она хороша, правда? Она являлась мне в самых лучших снах. Просто великолепна! Стрела на службе у Провидения... Конечно, если бы Провидение существовало, — губы ее изогнулись в горькой улыбке. — Когда она отправилась в то же место, что и ты, это был просто подарок судьбы. Ты не хотел бы взять ее себе на службу, магистр Гарольд? Она могла бы тебе пригодиться.

— Не думаю, что вовлекать Орден госпитальеров в мои дела будет мудрым решением, — хмуро произнес Грач.

Склонив голову к плечу, он будто к чему-то прислушался и добавил, совершенно не к месту:

— Сестры Картер и Шоу, я надеюсь на вашу порядочность и мудрость.

Палатка распахнулась, и вошли госпитальерши собственной персоной, все еще в кольчугах и орденских накидках. "Во имя подштанников святого Себастьяна, — подумал Риз, — нам точно надо перестать разговаривать в палатках с тонкими стенами".

А еще подумал, что слишком много женщин в одном помещении — жди беды.

* * *

Последние поединки заканчивались, когда солнце уже клонилось к горизонту. До темноты еще было далеко, но большинство носов само собой поворачивалось в сторону замка, откуда доносился запах жареного мяса. Прямо у веревочных ограждений лоточники продавали снедь попроще — засахаренный щавель, пироги и прошлогодние орехи — но и у них товар уже почти разобрали.

Риза снедь не интересовала, как не особенно интересовало и происходящее на поле, перетоптанном ногами и копытами в мелкую пыль за истекшие два дня. Он размышлял о своем.

Картер и Шоу утащили Юдифь — Риз понятия не имел куда. Он подозревал, что милосердные госпитальеры в этом смысле были оснащены не хуже церковного суда, и также подозревал, что больше они с Грачом Юдифь не увидят. Мужчин-тюремщиков она еще как-нибудь могла бы обхитрить, но женщин?.. Он видел, с какой яростью Шоу схватила Юдифь за шкирку. Риз подозревал, что та уже успела изрядно насолить доблестной сестре, преследуя ее через половину Аквитании и Англии.

К словам о видениях Картер и Шоу отнеслись скептически. Гарольд убеждал их не говорить об этом орденскому начальству, но Картер заявила, что и без его уговоров меньше всего хочет прослыть умалишенной вроде Юдифи и самого брата Пассера. "Даже если бы видения были правдой, — добавила она, — по мне так не стоит нам, грешникам, лезть в эти материи".

Грач сказал потом Ризу наедине: "Не думаю, что если она и поверит Юдифи, то попытается использовать ее видения для чего-то... если они похожи на мои, то добиться от них пользы трудно. А ей или ее начальству все-таки хватит глупости попытаться нас потом найти, так ведь она знает меня только как брата Пассера, а тебя — как рыцаря Черного Дрозда. Думаю, с этой стороны особенно беспокоиться нечего".

Но Риз не мог совсем отбросить беспокойство. Наедине с собой он вынужден был признать, что Юдифь задела больное место, сказав, что Грач Ризу не сеньор.

Грач сказал, что доверяет ему, и все же не предложил вассальную клятву, не расписался в этом доверии своим словом и дыханием.

Раньше Джон был бы рад. Когда его сеньор Маркус, тот самый, кто посвятил его в рыцари и кому он принес клятву верности, отказался выкупить Джона из рабства, хотя выкупился сам, Риз зарекся еще кому-нибудь служить. Но вот явился господин, который и добр, и справедлив; он не идет в Святую Землю с походом ради грабежей и убийств, а делает все, чтобы мир стал чище и праведнее — это ли не подвиг?

Господин, которому Риз не нужен. По крайней мере, не нужен весь, до последнего вздоха. Нужен только его навык.

"И это больше, чем я заслуживаю, — хмуро сказал себе Риз, когда на его глазах сэр Ришар Ангулемский — то есть сэр Ричард Плантагенет — поверг в пыль очередного рыцаря. — Я буду служить ему и так. До последнего вздоха".

Между тем схватки закончились. Ришара, ко всеобщему смирению, объявили победителем турнира, и Риз приготовился собираться в замок на заключительный пир — если Юдифь все-таки не была нанята, чтобы прикончить принца, это должен был сделать кто-нибудь другой. Более удобного случая, чем пир, Риз представить себе не мог.

Вдруг, не дожидаясь герольда, рыцарь в памятному Ризу роскошном шлеме выступил в центр поля.

— Я сэр Кэдоган! — воскликнул он. — И я хотел бы вызвать на бой светлейшего победителя, сэра Ришара, Белого рыцаря!

(Ришар Ангулемский выставил на жеребьевку щит, покрытый сплошной белой краской. Теперь Риз думал, что это сплошное позерство с его стороны, намек на белый дрок, планта генеста.)

Риз насторожился. Он хорошо помнил голос сэра Кэдогана: надтреснутый тенор, который то и дело давал петуха. Этот же говорил невыразительным, но уверенным баритоном. И узорчатый шлем с плюмажем, который смотрелся на сэре Кэдогане довольно глупо, отлично скрывал лицо благодаря низко нависшим надбровникам и широкой носовой пластине. Оставался виден только рот — но стоило выбрить такие же усики...

— Нет, — пробормотал Риз, машинально кладя руку на эфес. — Нет, не принимай вызов...

Сэр Уильям де Бомон думал так же: со своего места Джону было видно, что он положил руку на локоть Ричарда, что-то увещевательно ему сказал. Должно быть, напомнил о многих проведенных сегодня боях и об усталости, и о том, что никто не усомнится в смелости Ричарда, если он откажется сражаться с бойцом, вылетевшим чуть ли не в начале турнира.

Однако Ричард только рассмеялся и перепрыгнул через ограждение.

— Хорошо, добрый сэр, — воскликнул он. — Увидишь, я окажусь не хуже рыцаря, что выбил тебя из соревнований!

Риз скрипнул зубами. Никакого сомнения не было в том, что Ричард мог победить сэра Кэдогана. Возможно даже, с завязанными глазами и с одной рукой за спиной. Но боец, вышедший перед Ричардом на арену, не был Кэдоганом. Он был Пустоглазым.