— ...пришел в банк и договорился с ними о чем-то, — продолжал Дамблдор. — Я, после того как эту сволочь поймал, оставил эльфа следить за домом тех магглов, все равно от Арабеллы никакого толку. Эльф сову и перехватил. Ну я сразу в банк, а коротышки заявляют, что молодой маг, дескать, их клиент, сам просил об услуге, а я вообще не должен ничего знать — тайна вклада, и читать почту чужую — нехорошо. Пришлось брать мальчишку и делать внушение. Он отказался от своих слов и закрыл ячейку в банке, перестав быть их клиентом. Только тогда гоблины успокоились и приняли мое предложение, пришлось даже пообещать, что наш зельевар умрет в ближайшие десять лет: для них важна только репутация и буква договора. Вернул Гарри к родственникам и опять подчистил память. Аластор, это уже не смешно, он действительно может стать ненормальным от таких частых обливиэйтов.

— Ну и что? Уизли вон вообще... но я же не жалуюсь. — Грюм завозился в мягком кресле, поправляя протез ноги. — Ох, скорей бы уже все это закончилось. А Поттер теперь в школе и под твоим постоянным надзором. Все под контролем.

— Не говори о том, в чем ни черта не понимаешь, мой друг. Важно наличие минимальной свободы воли и принципиальное согласие. Ритуал требует, чтобы жертва согласилась в той или иной форме, а пускающий слюни идиот на такое не способен. Тот эксперимент с Долгопупсами был достаточно убедителен.

Не дыша (все равно в подпространстве нечем), я слушал этот разговор и не сразу заметил, как на втором этаже молодой аврор, войдя в библиотеку, обнаружил оставленную там шкуру оборотня и решил подшутить над коллегой. Он накинул огромную шкуру на голову и встал за дверь, ожидая приотставшего Гарри, который проверял в коридоре: нет ли за гобеленами потайных дверей. Когда тезка Поттера вошел в кабинет, то на него сбоку, рыча и смеясь, обрушилось волосатое нечто. Аврор показал отменную выучку и быстро бросил в сторону опасности сначала что-то невербальное, впечатав противника в стену, а потом мощное оглушающее проклятие. Оборотень был повержен.

Грюм и Дамблдор пошли на шум, а Гарри увидел, что опасность была мнимой и привел стажера в чувство энервейтом. Лучше бы он этого не делал: разнесшийся по этажу крик боли ускорил движение начальника аврората и, несмотря на протезированную ногу, тот обогнал Альбуса, взлетев по лестнице как по волшебству.

— Сомнус! — рявкнул Грюм, мгновенно оценив происходящее и снова усыпляя пострадавшего. — Какого Мордреда тут произошло? Вас, тупоголовые болваны, нельзя отпускать даже на обыск пустого дома!

— Да, эта, стажер пошутил неудачно: вырядился вон, нелюдью и давай, значит, рычать! А я-то его на рефлексах и того... — Гарри сбивчиво пересказывал произошедшее, дергая рукав своей мантии, в который спрятал палочку.

Дамблдор склонился над раненым и, придерживая норовящие свалиться очки-половинки, осмотрел его. Обернувшись к нанесшему удар, он нахмурился.

— Ну что же вы так, сразу бомбардой бьете... нехорошо. Шкура магической твари смягчила удар от заклинания, и спасла бедняге жизнь. Несколько переломов можно не считать. Несите его на свежий воздух, там я создам портал для мягкой пересылки в Мунго. Только отгоните подальше дементора.

К этому времени, в библиотеке собралось несколько не занятых вскрытием сейфа, авроров. Шестеро магов взялись за края черной шкуры и понесли на ней своего незадачливого сослуживца. В дверях библиотеки один из них воскликнул:

— Стойте! Не след живого мага вперед ногами нести.

Развернули, едва не ударив ношу головой о дверной косяк.

Провожая процессию взглядом, Грюм тяжело вздохнул и, потерев целый глаз, обратился к Дамблдору:

— Думаешь, эти люди могут кого-то найти? Да они сами потеряются в процессе! Нет людей, не с кем работать. — Грюм хмуро осматривал книги на стеллажах. — Нормальные маги не идут в аврорат. Ты знаешь, как говорят: чем отличается идиот от аврора?

— Чем? — Дамблдор улыбнулся, глядя поверх очков на расстроенного начальника этих самых авроров.

— Идиот — это диагноз, а аврор — профессия...

Его подчиненные в это время подошли к центральной лестнице. Сделанные из черного, с красными вкраплениями, полированного гранита, ступени были довольно высоки. Когда маги стали спускаться по ним, то край шкуры, со свисающим хвостом, где была голова пострадавшего, оказался значительно ниже противоположного, где были его ноги. Раненый внезапно соскользнул по шерсти вниз и покатился по лестнице. Его голова встретилась с тринадцатью ступенями из двадцати пяти. Когда тело достигло основания лестницы, оно осталось лежать в живописной, но неестественной позе. На рыжих кудрях была кровь.

В это же время из кабинета раздались радостные возгласы — там вскрыли сейф. Возгласы перешли в стон разочарования — сейф, как оказалось, был пуст.

Быстро сбежав следом, мимо замерших в ужасе носильщиков, Дамблдор вторично склонился над неудачливым стажером.

— Что ж... зря он взялся за эту шкуру. Возможно, на ней проклятие... Теперь можно и вперед ногами, — сказав так, Альбус направился к выходу.

Опечаленные товарищи по оружию отбросили злосчастную шкуру волколака и, переложив тело павшего на ковер, в мрачной тишине покинули дом с обнаженными головами. Следом потянулись такие же расстроенные взломщики сейфа. Последним шел командир, унося под мышкой какую-то книгу. Внутренний голос тоном Кикимера нашептывал мне, что кроме этой книги из дома пропало еще много вещей — очень уж сильно оттопыривались карманы на красных мантиях служителей закона. Да и ковер они не вернут. Ах, как была бы расстроена произошедшим старая хозяйка...

11. Тень прошлого.

— Кикимер, — обратился я к домовику, когда незваные гости покинули дом. — Дамблдор сказал, что для вселения в тело нужно согласие эм... жертвы. Разве ты давал мне согласие?

Эльф во внутреннем мире уже закончил своеобразную дефрагментацию памяти и теперь укреплял защиту содержимого. Воображаемый чердак обзавелся стальной черепицей, поверх которой домовик усердно раскатывал колючую проволоку из бесконечной бухты. Не представляю будет ли это защищать, но смотрелось очень эффектно.

Сам Кикимер в проекции разума, как и тело, которое я занял, все больше обликом приближался к человеческим пропорциям: рост увеличивался, осанка выравнивалась, кожа уже не была такой бледной. Уши стали острее и более ровными. Его рассудок, казалось, тоже стал крепче. Вот что значит хорошее магическое питание! Остановившись, он почесал голову, на которой уже начали расти черные волосы, и сказал:

— Кикимер понял, что медальон изменился и мастер стремится покинуть его. Кикимер видел, что в таком случае медальон будет уничтожен и воля Регулуса Блэка, удерживающая Кикимера на службе, будет исполнена. Кикимер согласился, ведь смерть или захват тела не важны для эльфа, — задумавшись, Кикимер продолжил как-то неуверенно: — Мы возвращаемся к началу, если захотим. Когда рождается новый домовик, его старое тело умирает. Это круг. Но тех, кто возвращается... их все меньше. Новых эльфов не было очень давно, мастер. Объединившись разумом со старым Кикимером, вы стали эльфом. Переняв суть, господин стал одним из нас, первым новым эльфом за многие сотни лет. Не домовик: своя магия или отнятая у врага... — он совсем замолк, и продолжил свое прерванное занятие. — Кикимеру сложно говорить то, что он сам плохо понимает, мастер. Нужно подумать...

* * *

Оставив Кикимера разбираться с нахлынувшими воспоминаниями, я немного прибрался в разворошенных при обыске комнатах дома семьи Блэк и восстановил дверь. Только физически. Восстанавливать заклятия защиты мне было без надобности, да и получиться могло что-то непредсказуемое.

В библиотеке Блэков было несколько книг, описывающих теории прикладного волшебства. Кроме прочих условных разбиений, магия делится на скованную и свободную.

Ярчайший пример скованной магии — это человеческие колдуны с волшебными палочками и заклинаниями. Любое магическое действие в такой системе чар строго рассчитано, его эффект четок и предсказуем. Сказано: 'агуаменти' и, закрепленное тренировками и привычкой, слово превращается в поток воды из палочки. Вода не появится сразу в стакане, маг не перестанет испытывать жажду, не погаснет огонь. Это будет именно требуемый и привычный поток воды из кончика палочки. Сама палочка — помимо четкого направления и служит ключом к магии. В страхе перед свободной и опасной в своей непредсказуемости магией, люди с детства вырабатывают привычку колдовать только палочкой. Такая традиция позволила значительно снизить количество несчастных случаев и нелепых смертей, но это оплачено ценой беспомощности в случае утери магического инструмента. После такого самообмана маг уже не способен на волшбу без ключа: слишком сильна привычка и вера в то, что это невозможно. А вера в свои силы — это один из столпов чародейства.

В противовес этому, большинство магических рас (в их числе эльфы-домовики) и волшебные существа, используют магию свободную. В таком подходе, инструментами воплощения магии в реальность служат воображение, сосредоточенность, и подсознание. Чем более полно будет для себя самого сформировано желаемое, тем качественнее и безопаснее будет результат. При необдуманном колдовстве или эмоциональных всплесках последствия иногда печальны.

Разумеется, деление очень абстрактно и не точно. Во многих ритуалах, в зельеварении, в палочковых заклятиях с псевдо-автономным действием, присутствует немалая доля 'свободной' магии. И наоборот, свободная магия получает без всякой палочки множество ограничений от разума, превращаясь, по сути, в скованную. Тема для многочасовых дискуссий, как и деление магии на Темную и Светлую.

Именно поэтому я не рискнул восстанавливать даже подобие защитных чар — это для меня, на данном этапе развития как мага, слишком сложное многоуровневое действие. Да и не нужно: сохранность дома на Гриммо 12 мне безразлична. Пусть об этом думают те, кто в будущем будет устраивать тут штаб своего ордена.

При покраске мебели и других мелочей, мне повезло: у эльфов связь эмоций и магии много ниже, и я был в хорошем настроении. Осмотрев результат позже, обнаружил, что местами изменения пропали, местами это наведенная поверх объекта иллюзия, а кое-где предметы совсем испорчены. К примеру, одно кресло, раскрашенное под гжель, стало фарфоровым. Целиком. Страшно представить последствия, если бы я решил так раскрасить человека. Подумал в процессе о том, что хохлома наносится на деревянную посуду? Получи деревянный чурбак вместо друга, которого раскрашивал для карнавала.

Дети людей, в своих первых неконтролируемых всплесках волшебства, тоже используют магию свободную. Уже потом, когда начинается обучение в школах чародейства и волшебства, где они получают зависимость от палочек и переходят на скованную магию, всплески пропадают и максимум, что может произойти у современного мага при сильных эмоциях — это искры из палочки, если она в руке. Зашоренное сознание не оформит магию в действие, не получив привычной команды и четкого намерения. Аналог предохранителей на стрелковом оружии. Сложно сказать благо это, или нет. Свободная магия была отвергнута людьми именно из-за их чрезмерной эмоциональности: это сила и одновременно наша... теперь уже их слабость.

В процессе наведения порядка, предавался рефлексиям и философским размышлениям. Кто я теперь? Эльф, человек, ментальный паразит, нечто среднее? Какая у меня цель?

Проверка эльфийской маскировки была хоть и неожиданной, но прошла успешно: ни Грюм со своим глазом, ни Дамблдор, моего присутствия не обнаружили. Теперь можно и самому в гости ходить. Ответный визит вежливости, так сказать.

* * *

Когда взошло солнце, я по предоставленной Кикимером картинке, трансгрессировал к Хогвартсу. Как заметил домовик: 'Это место известно всем эльфам, это наш дом'. Что-то более конкретное он говорить отказывался, а я его не торопил. Спешить совершенно некуда — он все расскажет, когда сформулирует мысли. На удивление, дальний прыжок прошел гладко — я появился над озером и стал падать вниз с приличной высоты. Ничего удивительного: при переносе я вспомнил кадры из фильма, где замок показывался сверху. Убравшись в подпространство у самой поверхности, и едва не промокнув, я перенесся на берег. Вдали, на другой стороне озера, высились башенки Хогвартса. Долина с водоемом и замком на его берегу, была обрамлена поросшими зеленым лесом горами.

Устроившись на стволе упавшего кроной в воду тиса, я стал любоваться прекрасным пейзажем и греться на солнышке. После городского смога и затхлости старого дома я дышал здесь глубоко и свободно. Ветерок приятно овевал длинные уши. Вода в озере, чистая и прозрачная, была спокойна. На отмели крупный карп, блестя золотистой чешуей, пытался оторвать лист кувшинки. Это у него получилось, он затянул его в свой бездонный рот и направился к следующему. Над водой разнесся громкий всплеск и к берегу устремились небольшие волны. В Черном Озере водятся не только карпы...

Следующий прыжок я планировал во двор школы, чтобы проверить реакцию защиты замка на мое вторжение, но мысли снова подвели меня и перенос закончился на памятном ковре в кабинете директора, у когтистых лап его письменного стола. К счастью, я остался физически скрыт в междумирье и, поднявший от бумаг леденящий мою душу взгляд, старик меня не увидел.

— Эльфы? — стоит признаться: я в тот миг едва не сравнялся своими недавно отросшими волосами с директорской сединой. Мерлин миловал. Пошарив голубыми глазами по пространству, Дамблдор снова склонился над столом и зацарапал радужным пером по пергаменту, пробормотав: — Наверное, это просто ветер...

Не искушая судьбу, я осмотрелся в эльфийском восприятии и плавно переместился мимо винтовой лестницы с каменной горгульей в коридор. Хоть увидеть меня Альбус и не мог физически, но мне было не по себе в его обществе. Прогрессирующая Дамблдорофобия налицо.

Перемещаясь по пустынным коридорам старинного замка, я успокоился и рассматривал окружение как турист на экскурсии. Массивная гранитная кладка стен, изумительной детализации гобелены, множество просторных классов и пустых кабинетов, эпичный лестничный колодец с огромными пролетами и хаотично движущиеся лестницы, высоченные потолки, витражные окна в готическом стиле, псевдоживые портреты на каждой стене, иллюзорный потолок в обеденном зале, причудливые статуи на улице, величественная конструкция из переплетения полупрозрачных линий и плоскостей в небе. Последнее меня очень удивило. Что это!?

Огромное нечто, монументальный хрустальный клин в сотню метров высотой, сверкая в лучах солнца, висел над школой. Почему я не увидел этого с берега озера? Мгновенно прыгнув обратно к поваленному тису, я спугнул плеснувшего хвостом карпа и уставился на замок в дали. Ничего. Клин проявлялся в воздухе тем четче, чем ближе я приближался к замку. Как необъятный драгоценный камень, своими идеальными гранями и изяществом он затмевал неуклюжее строение под ним. Но что это... что?

Мне ответил Кикимер. Голос эльфа в моей голове звучал непривычно четко, и он не именовал себя в третьем лице: