Хогвартс. Альтернативная история. 7

— В общем, скажи спасибо Хагриду — это он тебя нашел. — Кровать снова скрипнула; Кэрроу встал и вышел в проход. — Можешь пока отдыхать, а завтра поговорим о деталях. И не советую врать. Директор считает, ты сам во всем виноват, так что если мне твоя версия покажется подозрительной, отправлю к нему. А он... — Кэрроу хмыкнул, — он тобой очень недоволен. Чуешь — запретил давать обезболивающие. — Раздались шаги; Кэрроу приблизился, склонился надо мной и произнес на ухо доверительным шепотом:

— Но я-то знаю, Ди, тебе это только по нраву.

Когда замдиректора избавил меня от своего общества, его сменила мадам Помфри. Я услышал, как она выходит из кабинета, и в следующую секунду свет в больнице погас. Несколько секунд я ждал — возможно, его сменит более тусклый, — однако в помещении оставалось темно, поэтому я убрал руку от лица и открыл глаза.

— Не думала, что скажу такое после июньских событий, — произнесла мадам Помфри, остановившись в проходе напротив моей кровати, — но в этой ситуации, пожалуй, я согласна с нашим директором. Ты, Линг, постоянно ищешь неприятностей на свою голову и за все годы учебы попадал ко мне только по собственной инициативе. Очень сомневаюсь, что на этот раз причина кроется в чем-то другом... Однако как врач я не могу одобрить его запрета на болеутоляющие, поэтому если ты считаешь, что они тебе необходимы — дай знать. Нужное зелье у меня готово.

— Почему у меня такая реакция на свет? — спросил я вместо ответа. Мадам Помфри помолчала.

— По нашей основной версии, на тебя напал оборотень, и мы дали тебе зелья, тормозящие процесс слияния его агентов с твоими клетками. В ближайшее полнолуние превращение оказалось бы минимальным.

— Это не оборотень, — проговорил я, попутно отметив, что о таких препаратах мне прежде не доводилось слышать. Последнее время я вообще не заглядывал в журналы по зельеварению и, как выясняется, зря — того гляди, пропущу изобретение лекарства от трансформации. — Анализ крови показал бы...

— Анализ показывает наличие чужеродных агентов, когда они уже встроились в твои клетки, — ответила мадам Помфри. — То есть через несколько дней после укуса — в твоем случае как раз в полнолуние. Сам понимаешь, что так долго ждать мы не могли. Вреда от этих зелий не будет, а реакция на свет — побочный эффект и скоро пройдет.

Я молчал. Мадам Помфри, вероятно, ожидала, что я попрошу болеутоляющих, но я ничего просить не собирался, и она сказала:

— Ладно, Линг, дело твое. Но чтобы облегчить себе жизнь, я дам тебе снотворного, хочешь ты того или нет.

Выпитое снотворное позволило мне проспать до следующего вечера: когда я открыл глаза, в больнице, несмотря на зашторенные окна, было довольно светло, но свет уже не раздражал, и боль в теле заметно поутихла.

По моим расчетам, на дворе было второе сентября, а значит, я пропустил все самое интересное, в том числе и приветственную речь Снейпа в качестве нового директора. Однако сейчас меня больше волновало собственное здоровье и состояние моих ран. Чувствуя себя гораздо лучше, я решил подняться и дойти до туалетного зеркала, чтобы посмотреть, остались ли следы от когтей, и как теперь выглядит мое плечо.

Однако мадам Помфри либо караулила этот момент, либо наколдовала сигнализацию, потому что не успел я сесть, как она раскрыла дверь своего кабинета и показалась оттуда с подносом, уставленным банками и склянками.

— Хорошо, что ты проснулся, иначе пришлось бы тебя будить, — сказала она, ставя поднос на тумбочку и усаживаясь на соседнюю кровать. — Снимай рубашку и ложись обратно.

Я начал расстегивать пуговицы больничной пижамы, на секунду вспомнив о Метке, но решил, что мадам Помфри вряд ли станет читать мне мораль. Распахнув рубашку, я стянул ее с плеч и невольно бросил взгляд на грудь. В ту же секунду все мысли о Метке вылетели у меня из головы — следы от когтей остались, да еще какие! Грудь пересекали три широких, почти черных шрама, доходя едва ли не до середины живота. Края затянувшихся ран казались обгоревшими, кожа вокруг была воспалена. Я смотрел на них, буквально онемев от ужаса и изумления, и наблюдавшая за мной мадам Помфри первой нарушила паузу:

— Не ожидал? Сейчас еще ничего, а что было, когда тебя Хагрид принес...

— Кто это сделал? — ошеломленно проговорил я и посмотрел на врача. Та пожала плечами:

— Ты, кто же еще.

— Я?!

— Забыл? Ничего странного, — мадам Помфри вздохнула. — Ладно, ложись, надо их обработать.

Я лег, пытаясь сообразить, что все это значит, поскольку совершенно не помнил, как сотворил над собой такое. Мадам Помфри начала накладывать на шрамы мазь, однако жжение не отвлекло меня от беспокойных мыслей. Если не я, то кто залечил раны, пусть даже таким грубым способом? Может, какой-нибудь кентавр? Вряд ли Сильван — он сделал бы это изящнее, если б вообще решил мне помогать.

— Ожог пройдет, — продолжала мадам Помфри, накладывая мне на грудь синюю мазь, — а вот шрамы останутся. Ты, конечно, молодец, рука не дрогнула, но метод варварский.

Она продолжала говорить что-то еще, но я уже не слушал. Ожог! И почему я сам до этого не додумался? Я был просто обязан прижечь раны, хоть плетью, хоть любым огнем, какой смогу наколдовать! "Двоечник! — обругал я себя. — Это же элементарная логика! У меня ведь такое было!" И та же логика, что с запозданием указала мне на способ остановки кровотечения, подсказала единственный вариант ответа на вопрос, какой лесной житель, кроме кентавра Сильвана, смог бы преодолеть магию патронуса и отголоски заклинания Темного Лорда. Питоны. Это была их работа.

— С плечом, правда, все оказалось не так просто, — рассказывала тем временем мадам Помфри, — но что сейчас об этом говорить... — Она поставила банку с мазью на поднос и посмотрела мне в глаза. — Может, поделишься, кто все-таки на тебя напал?

Как ни стыдно мне было признаваться в собственной глупости, не ответить я не мог.

— Это несчастный случай, — сказал я, покосившись на мадам Помфри. — На меня напал мой патронус. Вроде как неудачный эксперимент.

— Ничего себе! — воскликнула она. — Твой эксперимент тебя чуть без руки не оставил! Разве можно быть таким беспечным?

В кои-то веки я согласился, а потому не стал возражать даже мысленно. Качая головой, мадам Помфри намазала мне плечо, немного поколдовала, напоила каким-то зельем, после которого сил у меня сразу прибавилось, и сказала:

— Я иду к Кэрроу — он хотел поговорить с тобой сразу как ты проснешься. — Она помедлила, словно собираясь добавить что-то еще, но потом передумала и вышла из больничного помещения. Натянув рубашку, я еще раз осмотрел шрамы, застегнулся на все пуговицы и откинулся на подушку.

Можно было бесконечно укорять себя за несообразительность — это уже ничего не меняло. Кто бы ни оказался моим спасителем, теперь я его должник, а я ненавидел быть в долгу. Мое отношение к питонам переменилось еще с тех пор, как они послали меня к Фиренцу, и хотя эти змеи до сих пор продолжали мне нравиться, я уже не воспринимал их как безобидных лесных тварей, которые только и умеют что рыть норы, охотиться на мелкую живность и своеобразно шутить. Было ясно, что когда я покину больницу, мне предстоит разговор и с Хагридом, и со змеями; мысль о подобных перспективах погрузила меня в состояние тягостного ожидания грядущих непростых бесед, с которыми не мог сравниться никакой допрос Кэрроу. Сам он вскоре появился, преследуемый возмущенной мадам Помфри.

— Это невозможно! — утверждала она. — У вас нет полномочий, чтобы отдавать такие указания!

— Есть у нас полномочия, — досадливо отмахивался Кэрроу. — И вообще, отстань, не спорь со мной ради всего святого! Иди лучше приготовь какое-нибудь лекарство, займи себя минут на пять, а мы с Ди немного поболтаем.

Мадам Помфри сдалась и, бросив на него гневный взгляд, исчезла в своем кабинете.

— Ужас, — со вздохом произнес Кэрроу, опускаясь на кровать справа от меня. — Хочешь совет? Никогда не учи детей. Легче драконов дрессировать, чем с вами, остолопами, справляться.

Сомнительно, чтобы Кэрроу когда-нибудь дрессировал драконов, но здесь я ему верил.

— Ладно, валяй, — сказал он. — Что там с тобой приключилось?

Я не собирался врать о своей неудавшейся попытке общения с патронусом, однако меня не оставляло чувство, что для Снейпа мой рассказ не станет неожиданностью. Даже если поначалу он действительно мог предполагать, будто меня укусил оборотень, то после того, как я очнулся и объяснил, что никаких оборотней на меня не нападало, версия с патронусом представлялась наиболее очевидной.

Выслушав мой недолгий рассказ, Кэрроу поднялся и вышел в проход.

— Похоже, Снейп был прав, — произнес он, встав напротив и обхватив ладонями железную спинку кровати. — Ты сам во всем виноват. А он тебя неплохо знает, наш директор... — Кэрроу смерил меня оценивающим взглядом. — В общем, так, Ди. Завтра тебя отсюда выписывают. Чтобы никаких патронусов и других твоих штучек — в школе и без тебя проблем хватает. Ты должен помогать нам их разгребать, а не создавать новые. Уяснил? Вот и хорошо. — Кэрроу посмотрел на дверь в кабинет мадам Помфри, затем перевел взгляд на меня и спросил уже тише:

— А что это за заклинание было, которое... — он поводил рукой на уровне своей груди. — Ну ты понял.

Я понял.

— Плеть.

Кэрроу покивал головой.

— Конечно, — пробормотал он. — Плеть. Ладно, Ди, — он громко хлопнул в ладони. — Ждем тебя, так сказать, на боевом посту. — Развернувшись, Кэрроу направился прочь, и как только входная дверь за ним закрылась, я предпринял очередную попытку встать, чтобы добраться до туалетного зеркала и подробно рассмотреть свои новые украшения. Однако, как и прежде, мадам Помфри меня опередила. Выйдя из кабинета, она решительно направилась к кровати, а на ее лице читалось неодобрение, которое для разнообразия относилось сейчас не ко мне.

— Согласно указанию директора, — произнесла она, — я обязана выписать тебя завтра после обеда. Но сперва я заявлю ему свой официальный протест. Тебе необходимо пролежать здесь еще как минимум четыре дня, а лучше всю неделю. Магия, которую ты использовал, деструктивна, и повреждения от нее до конца не вылечены, поэтому, если я не буду следить за твоим состоянием, может возникнуть риск осложнений. Честно признаюсь, мне не нравятся твои ожоги, и мне не нравится, как директор их лечил.

— Мадам Помфри, не тратьте на это время, — я отрицательно покачал головой. — Во-первых, он не изменит своего решения, а во-вторых, если он считает, что меня можно выписать, значит это действительно так, и никаких осложнений не будет. Я поправлюсь.

— Ну разумеется ты поправишься! — с легким возмущением ответила мадам Помфри, словно я сомневался в ее врачебных талантах. — Вопрос в другом. — Она помедлила, глядя на меня в раздумье. — Пропущенная неделя занятий в начале года вряд ли нанесет ущерб твоим знаниям, поэтому я просто не понимаю, чем он руководствуется... И в конце концов! — добавила она, не сдержавшись. — Запрещать болеутоляющие — это выше моего разумения. Это даже не жестокость, это хуже!

— Вы просто неправильно его поняли, — ответил я, опасаясь, что мадам Помфри выскажет свои мысли Снейпу, и он решит, что я с ней согласен. — Он хотел не наказать меня, а наоборот, помочь!

— Помочь? — изумилась мадам Помфри, но только я раскрыл рот, чтобы все объяснить, как ее лицо обрело иное выражение, и она продолжила, глядя на меня расстроено и сочувственно:

— Значит, помочь... Должна сказать, Линг, ты выбрал для себя очень опасный стимулятор, и любой, кто тебя в этом поддерживает, приносит больше вреда, чем пользы. Но, откровенно говоря, я не удивлена. Что ж, раз дела обстоят таким образом... — мадам Помфри присела на кровать рядом. — Будешь приходить ко мне дважды в день, утром перед завтраком и вечером после ужина, в течение всей следующей недели, а если почувствуешь ухудшение, независимо от того, чей у тебя урок, немедленно поднимайся ко мне. Теперь что касается лекарств...

Выслушав подробные инструкции и оставшись, наконец, в одиночестве, я добрался до туалета и внимательно осмотрел себя в зеркале. Шрамы от ран выглядели пугающе, но воспаление постепенно спадало. Теперь, когда эти проблемы были почти решены, передо мной вставали новые: я занимал должность старшего префекта, и хотя Кэрроу мог сколько угодно сводить мои обязанности к поиску кандидатов на чистку клеток, Волдеморт дал мне более широкие указания, формулировка которых являлась расплывчатой настолько, чтобы предоставить мне свободу действий и посмотреть, как я себя проявлю.

58.

В полутемном зале "Кабаньей головы" было всего три человека — неторопливо протиравший стойку Аберфорт и двое мужчин в дальнем углу, перед которыми стояли большие кружки пива. Когда я вошел, оба они бросили в мою сторону быстрый взгляд и вернулись к своей тихой беседе.

Откровенно говоря, я рассчитывал, что в баре вообще не окажется посетителей: погода стояла холодная, дождливая, и на улицах Хогсмида не было видно даже патрульных. Почти все студенты остались в школе, в деревню отправились лишь самые отчаянные.

Усевшись на табурет, я положил рядом рюкзак и посмотрел на Аберфорта, который перестал возить полотенцем по столешнице, набросил его на плечо и принял свою излюбленную позу: оперся руками о стойку и слегка склонил голову, глядя так, словно мое появление отвлекло его от чрезвычайно важного дела.

— Что будешь? — наконец, спросил он.

— Налей чего-нибудь горячего, — сказал я. Аберфорт не пошевелился.

— Это, например, чего? — продолжил он.

Я немного удивился.

— Ну, например, чаю...

Бармен в молчании смотрел на меня, и я, не понимая его странной реакции, быстро перебрал в голове вероятные причины такого поведения. Может, он решил, что это не я, а кто-то на оборотном зелье? Если бы не те двое в углу, я бы вызвал патронуса для подтверждения своей личности... Впрочем, что мне эта парочка — я и так могу его показать.

Но едва я успел об этом подумать, как Аберфорт развернулся и исчез в задней комнате, где тут же зашумел чайник; спустя минуту он возвратился обратно и поставил передо мной большую чашку с черным напитком, от которого поднимался пар.

— Спасибо, — я придвинул чашку поближе и обхватил ее ладонями, чтобы поскорее согреться.

— Есть не хочешь? — тем временем поинтересовался Аберфорт. Я в недоумении поднял глаза.

— Да я недавно завтракал.

— А то могу поджарить тебе говядинки, — негромко проговорил бармен, приблизив ко мне бородатое лицо. — Или предпочитаешь сырую?

В первую секунду я воспринял его слова серьезно и лишь потом заметил, как он улыбается и хмыкает, глядя на мою реакцию.

— Ну конечно, давай, издевайся, — я оскорбленно покачал головой. — Зря я надеялся, что сюда эта сплетня не доберется. Осталось только написать о ней в "Пророке", чтобы все были в курсе.

— Откуда же мне знать, что с тобой происходит, — иронически сказал Аберфорт. — Ты вон весь октябрь не появляешься, а слухи ходят разные.