Проклятые

Долгая дорога — хороший повод для размышлений и воспоминаний. И картинки из детства и юности

беспорядочно всплывали в памяти Марка. То виделся ему дед, пытающийся справиться с двумя упрямыми близнецами, то отстранённое, полное непонятного ему осуждения, лицо сестры, и Мерцающая башня, теплых шершавых стен которой так приятно было касаться. Марк почти засыпал, когда огонь Желтой поляны ярко вспыхнул у него перед глазами; стена огня, окружившая князя, поднималась всё выше, и из неё тянулись к нему руки людей, от криков и стонов которых судорога скрутила Марка, бросила на ковёр из зловонных желтых цветов его непослушное, парализованное болью тело; он закричал, и этот его крик, проникнув в реальный мир, прервал страшное сновидение.

Сознание медленно возвращалось к Марку, он с удивлением смотрел на свои дрожащие руки, хватаясь за обрывки ускользающего сна: огонь и свой отчаянный крик, вот всё, что удалось запомнить, и страх, дикий, ни с чем, испытанным ранее, несравнимый страх.

Это случилось в последний день пути, на следующее утро Рубиновый замок встречал своего молодого хозяина.

* * *

Марк оправдал все отцовские ожидания. Полученное в Сорбонне образование пришлось молодому князю, как нельзя кстати. Методы и способы "делать деньги", как, впрочем, и весь уклад жизни, в стремительно меняющемся мире претерпели значительных перемен, и вскоре князь Прост полностью отошёл от дел, предоставив их заботам сына.

Жил Марк теперь в Вене, но едва выдавалась возможность, спешил навестить Рубиновый замок. У него появилось увлечение: собранная поколениями его предков библиотека вызывала у Марка огромный интерес. Привычка к чтению, получившая развитие в университете, наполняла жизнь князя удовольствием и смыслом, которые, так и не смогла ему дать, ни одна из его женщин.

Женщины! Марк их сознательно избегал. Мысль о женитьбе, лелеянная его отцом, вызывала в молодом князе тоску и отвращение. Милые прелестные создания, по-прежнему, в одночасье пленяли Марка, и столь же стремительно пресыщали его. Каждая новая связь оставляла по себе горький осадок; поразительным было то, что он не хотел их, но ничего не мог с собой поделать! И тогда князь Марк постарался предельно ограничить круг своего общения с представительницами прекрасного пола, страшась и ненавидя их и свою пред ними слабость.

Однажды, на третий день Рождества Марк с утра перебирал тома в библиотеке Рубинового замка и наткнулся на небольшой карандашный набросок, вложенный в книгу. Это была зарисовка к семейному портрету. С пожелтевшей от времени бумаги на него смотрели его собственные глаза, вот только такими безмерно счастливыми они у Марка никогда не были. На этом рисунке невероятно похожий на князя мужчина обнимал за талию стоящую подле него женщину, в которой легко было узнать их прапрабабку княгиню Агнешку, поразительно схожую чертами лица с Агной. У ног их на низеньком стульчике сидел трёхлетний мальчик.

Этот портрет так никогда и не был написан. В замке сохранилось лишь одно изображение княгини Агнешки, и сейчас украшающее библиотеку.

Да, у Агны с прапрабабкой удивительное сходство. На это в семье давно обратили внимание. А вот о муже Агнешки, князе Яноше почти ничего известно не было. Он не оставил после себя портретов. Или их уничтожили?! Кто уничтожил, почему? Семейная хроника гласила о том, что князь Янош в возрасте тридцати лет отправился странствовать. В замок он не вернулся. Княгиня Агнешка дожила до глубокой старости, замуж более не выходила, одна воспитывая их единственного сына.

"Что за обстоятельства погнали тебя прочь от женщины, которую ты любил, и от сына, которому был нужен?"— думал Марк, не в силах отвести глаз от рисунка. Он определённо чувствовал связь с этим мужчиной, на которого был до странности похож. Пришло время для разгадки тайны. У него и Агны их лица! И неприязнь, непонятная, невозможная для двойняшек неприязнь, которая всегда отдаляла брата и сестру друг от друга, возможно, тоже унаследована от предков? То, что случилось несколько веков назад между князем и княгиней, имело последствия для всего их рода, Марк не сомневался в этом. Прихватив с собой рисунок, он отправился к сестре в соседнее поместье.

* * *

Агна сидела у растопленного камина, в окружении своих детей, и листала альбом с цветными картинками. Она поздоровалась с братом со свойственной ей сдержанностью, не проявив ни радости,

ни недовольства от его внезапного появления. А вот, Стефан Альмош обрадовался гостю. Он увлёк за собой Марка, соблазняя его дорогим многолетним бренди и отменными сигарами.

Марк взглянул на сестру, которая снова занялась детьми, и решил подождать с разговором. Почти два часа он пил бренди с мужем Агны, кивал впопад и не очень, в слабой попытке поддержать не клеящуюся беседу, думая о том, что собственно скажет сестре, оставшись с ней наедине.

У отвыкшего от обильных возлияний Стефана стал слегка заплетаться язык, когда Агна наконец отправила спать своих детей и подошла к мужчинам. Марк поднял на неё совершенно трезвые глаза и тихо сказал: " Мне нужно говорить с тобой".

Стефана Альмоша оставили дремать в кресле у камина. Жена заботливо укрыла его пледом и отошла к ожидающему её брату.

— Хочу показать тебе, сестра, мою нечаянную находку.— Марк протянул рисунок Агне и замер в ожидании её реакции.

Агна долго всматривалась в набросок. И молчала. Потрескивали дрова в камине, громко тикали часы, завозился, поудобней устраиваясь в кресле, хозяин дома, но князю казалось, что момента более пронзительной тишины не случалось в его жизни.

"А ведь, похоже, что она не удивлена,— подумал Марк,— растеряна, смущена и только".

— Агна!— голос брата был требовательным, полным решимости во всём разобраться.— Ты не находишь странным такое разительное сходство?

Она не ответила. Да и что могла сказать?

— Я почувствовал с ним, — Марк ткнул в рисунок дрожащей рукой,— связь! Очень сильную связь. Знаешь, а ведь он ждёт от меня чего-то.

— Чего?

В голосе Агны Марку почудился страх.

— Не знаю. Возможно, найти ответ на мучащий меня с детства вопрос : за что ты всегда не любила меня ; почему я не мог тебя любить?

Повинуясь внезапному порыву, Агна схватила брата за руку и буквально потащила его за собой к заветному своенравному зеркалу. Частица далёкого прошлого, оно всегда само решало, что и когда следует показать. Но сегодня Агна не сомневалась в успехе, ведь они с Марком были готовы узнать правду, какой бы та не оказалась!

Древнее зеркало загадочно замерцало, когда Агна подвела к нему брата. Но прошлое не впустило их в себя, как это уже дважды случалось с Агной. Сегодня на серебристой зеркальной поверхности один за другим отразились яркие выразительные моменты давно промелькнувшей и канувшей в лету жизни:

сцена супружеской любви и пронзительной нежности, заставившая залиться краской смущения щёки Агны; миг измены и разоблачения, боль от этого предательства Агна разделила с убитой горем княгиней Агнешкой; терзанья князя Яноша, мимолётная страсть которого стала причиной большой беды; и разговор, последний разговор между супругами:

"— Уходи!— шёпот княгини обрушился на повинно склонённую голову мужа. — Ты влюбчив? Так пусть же в сердце твоём пробуждается любовь к каждой заинтересовавшей тебя женщине. Ты не способен на верность? Знай же, что ни одна из них не сможет тебя удержать, и при каждом расставании будет болеть твоё сердце, как сейчас разрывается от боли моё. Ты уйдёшь из этого мира и придёшь в него вновь, моё же проклятье пусть всегда следует за тобой.

— Агнешка!— князь отшатнулся, страх исказил его красивые черты — Ты сейчас прокляла любовь. Бремя проклятья из века в век нести нам обоим... Что же мы с тобой натворили?!".

Зеркало погасло, комната погрузилась во тьму. Агна вцепилась в руку брата, её бил озноб, ноги подкашивались. Но Марк в ужасе отшатнулся от неё. Сейчас он не видел разницы между сестрой и княгиней Агнешкой, он не знал, кто есть он сам, зато отчётливо понимал, что в этой женщине— причина всех его бед, бессмысленно прожитых лет, измучившей его обречённости и беспросветной тоски.

* * *

Николай проснулся с тяжелой головой. И сразу же бросился к компьютеру. Пусть он опоздает сегодня на работу, но пригрезившаяся ему история не должна быть забыта.

Коля работал так увлечённо, что не замечал ни укоризненных взглядов Тишки, мнущегося у входной двери, ни надоедливого звонка будильника.

Только когда последняя строчка была дописана, он словно очнулся и стал поспешно одеваться.

— Сейчас, Тишенька, ты потерпи ещё чуток, ладно?— уговаривал он нетерпеливо поскуливавшего щенка.

Обошлось без оказии. Накормленный и обласканный Тишка зла на хозяина не держал. Будет ли так снисходительно к нему начальство? Николай однозначно опаздывал на работу.

Уже выходя из комнаты он посмотрел на камешек на своём рабочем столе и понял — надо брать отпуск.

Похоже, что в ближайшее время он допишет начатую книгу.

Дима возвращался из командировки. Он позвонил Наташе ещё с поезда. Именно её ему хотелось поскорей увидеть. В затянувшемся периоде ухаживания пора было поставить точку. Наташа, словно почувствовав его настроение, сама предложила: " Если не потерял ещё ключ от нашей квартиры, приходи.

Постараюсь не задерживаться".

В предвкушении встречи Дмитрий гнал от себя мысли об Инге. Для неё он приедет лишь завтра. Так будет лучше для всех.

Переступив порог их с Наташей квартиры, Дима словно вернулся назад в своё прошлое. Он испытал странное чувство. Тревожно защемило сердце то ли от предчувствий, а может от нахлынувших воспоминаний.

В глаза ему бросились маленькие туфельки. Татины туфельки. Дмитрий, вдруг, почувствовал, что соскучился по дочери. Ему захотелось прижать её к себе, ощутить её ручонки на своей шее. Он не навещал дочку не потому, что не любил. Просто считал — так будет лучше для всех. Видеться с ребёнком время от времени, только травмировать его и свою психику. Нельзя воспитывать детей наскоками. Да ещё пугала перспектива терпеть при этом ревность и раздражительность её обиженной матери. Ни к чему всё это.

Дима прошелся по квартире. Заглянул в детскую, в гостиную, на кухню. Его любимое кресло стояло на своем месте. С наслаждением, его изрядно удивившим, Дмитрий удобно устроился в кресле, прикрыл глаза, расслабляясь. Он и сам не понял, как задремал. Ему снились Наташа и Таточка: дочка забралась к нему на колени и, пытаясь заглянуть в глаза, звала "папа, папа", а Наташа смотрела на них и улыбалась, глаза её искрились любовью и нежностью. Дима потянулся к жене, чтобы и её усадить к себе на колени.

От неосознанного неловкого движения он проснулся. Рядом с ним действительно стояла Наташа. Но взгляд её был напряжённым, колючим.

Ещё ничего не понимая, Дима с улыбкой протянул к ней руки. Ната, уклоняясь, шагнула в сторону.

Она уже справилась со шквалом чувств, всколыхнувшихся в ней при виде мужа, отдыхающего в наконец-то дождавшемся его кресле. Бесхитростное, но болезненное воспоминание, изрядно измучившее её за время вынужденного одиночества, снова стало реальностью. И заставило Наташу усомниться в правильности задуманного ею.

Сегодня она собиралась навсегда изгнать Диму из своей жизни, насмеявшись над ним так, как он, бросив её, насмеялся над ней.

Но теперь Ната смотрела на спящего мужа без обиды и ненависти. Память вернула ей забытое ощущение головокружительного счастья, пережитого ею благодаря этому человеку. Какая же она глупая и неправильная! Неужели по-прежнему любит его? Нет, не любит. Но благодарна Диме за то, что он был и так много значил в её жизни. А ещё, ей по-женски жаль этого самовлюблённого эгоиста, удел которого одиночество и опустошённость. Любовью нельзя безнаказанно пренебречь!

— Ты что, Ната?— Дмитрия удивила её странная нервозность.— Иди ко мне, глупышка.

Чужая усталая женщина с тоскливой горечью взглянула на него.

— Как всё, по-твоему, просто, Дима, — сказала, иронично кривя губы. — Захочу— отшвырну прочь, а пожелаю, так подниму там, где бросил. А ведь ты, похоже, действительно думаешь: достаточно пожелать и любая, приглянувшаяся тебе женщина, послушно ляжет у твоих ног?

— Вовсе нет!— запротестовал Дима.— Я пришёл сказать, что сожалею о своей глупости. Вы с Татой нужны мне. И я хочу к вам вернуться.

— Да?— Наташа опешила от подобного предложения. Она рассчитывала, что бывший муж предложит ей роль любовницы. — А как же твоя подруга? Она ведь, кажется, ещё и беременна? Или мне показалось?

— Нет. Но это ничего не значит.

— Конечно. Для тебя мы все ничего не значим.

Неприятный разговор уже изрядно тяготил Диму. Он не понимал причину внезапного бунта.

— Что всё это значит, Ната? Я остаюсь с тобой, чего ты ещё хочешь?!

— Остаешься?! Да с чего ты взял, что я позволю тебе это?

— Постой,— запротестовал Дима,— если ты всё ещё злишься, зачем притворялась, что скучаешь по мне и мечтаешь вновь стать моей? Ты ведь любишь меня!

Он не спрашивал. Утверждал. Очевидно, очень хотел в это верить.

— Нет. Теперь уже нет. Наконец-то я свободна от тебя, Дима.

Вскочив с кресла, Дмитрий схватил Наташу за плечи и с силой тряхнул её.

— Отвечай, что всё это значит? Что за игру ты затеяла?

Ей не было страшно, не хотелось ни доказывать, ни упрекать. В чём-то он был даже прав.

Ната повела плечами, сбрасывая с них Димины руки.

— Глупую игру, — согласилась с грустной беспомощной улыбкой.— Не нужно было. Но я хотела вернуть себя. И это у меня получилось.

Возмущённый Дима попытался воскресить былую ненависть к жене. Только ничего у него не вышло. Что-то было в её, обращенных к нему глазах, ещё не понятое им, но важное. Дима бросил на стол ключи от квартиры и выскочил вон. Его преследовал странный женский взгляд, в котором слились сожаление, сочувствие, и уж совсем неуместная жалость.

Закрыв за Димой дверь, Ната дала волю слезам. Она сумела справиться с соблазном и не стала цепляться за бледную тень своей большой любви. Но это правильное решение далось ей не легко.

* * *

Инга встретила Диму приветливо. Хлопотала вокруг него. Ублажала. А он, принимая, как должное, её заботу и внимание, хранил в себе холодное равнодушие, с некоторых пор ставшее между ними непреодолимой стеной.

— А ведь наши отношения не имеют будущего,— неожиданно для себя самого подумал Дмитрий.

На следующий день он собрал свои вещи и ушел, игнорируя все попытки и ухищрения, предпринятые Ингой, чтобы остановить его.

— Я буду содержать твоего ребёнка. Но не надейся с его помощью привязать меня к себе.

— И ты не захочешь даже увидеть его?!

— Не вижу в том никакого смысла. Думаю, ты недолго будешь одна.

— Ты никогда не увидишь своего сына!

— Но от денег, насколько я понимаю, ты столь решительно отказываться не станешь?

— С чего вдруг? Ребёнка поднимать дорогостоящее удовольствие. И нравиться тебе это или нет, но ты его отец. Я в любом суде докажу это.

— Не стоит усилий. Я открою на твоё имя счёт в банке. В разумных приделах вы будете обеспечены.