В кабинете было жарко натоплено, и Эрнст попросил адъютанта немного проветрить помещение. Только сейчас ему стало ясно, что смерть их патрона, не только дала ускорение карьере, но и чуть отодвинула висящий над ним и Мильхом 'дамоклов меч' претензий вождя. За утраченное превосходство в небе, разбомбленные города Германии кто-то ведь должен был ответить. И этим кем-то благоразумно назначили мертвеца. Геринга даже хоронили без особых торжеств и траура по погибшему. Венок привез сам Удет, Мильх, несколько офицеров штаба, и чуть позже подъехал Гесс со своей свитой. Фюрер на похороны не приехал. К 'крылатому щиту и мечу рейха' у него накопилось множество претензий. Эту лавину критики первым принял на себя покойный. А заместитель главы Люфтваффе, Удет, некогда добившийся массовых поставок в эскадры, несущих огромные потери 'небесных черепах' пикировщиков 'Юнкерс-87', пока оставался на плаву. Не погибни Герман от пули того гауптмана, кто знает, не самому ли Эрнсту пришлось бы примерить свежие кровавые прорехи в своем парадном мундире. И хорошо если, без срывания погон и наград у расстрельной стенки. Зато теперь он глава Люфтваффе и фельдмаршал авиации, с перспективами стать рейхсмаршалом к концу противостояния с Альянсом. Конечно же, если конец этой войны будет для рейха победным. Несмотря на невысокий рост, Эрнст был модником, ему нравился шикарный парадный мундир фельдмаршала и блеск новых регалий, но на душе все же, было смутно. После гибели Геринга, массовые чистки прошли в министерстве и в штабах всех уровней. Некоторых бедолаг показательно расстреляли. Появилось множество надсмотрщиков из СС. А воздушных егерей и десантников Люфтваффе теперь параллельно подчинили отдельному штабу, курируемому Гиммлером. К тому же, большинство любимчиков 'Толстого Германа', были понижены в званиях и отправлены в самое пекло войны. Кто, в Бельгию, кто во Францию. Однако, пригнувшихся под этим 'ураганом', Удета и Мильха почему-то не тронули. Возможно, чтобы сохранить преемственность власти, и не допустить окончательной деморализации воздушных войск. А, вот, 'звезда дальней разведки' Теодор Ровель, настойчиво пропагандирующий создание полностью реактивных разведчиков 'Арадо' Е-370, застрял в своем звании и был стремительно укрощен в излишних амбициях. Гитлер не простил ему французского и греческого провалов, из-за которых марш войск Оси оказался сильно непарадным, и потому даже слышать не хотел о настоящих турбореактивных самолетах. Представленные ему летом образцы трофейных французских компрессорных ускорителей 'Светлячок' убедили вождя нации, что использование ВРДК и есть наиболее ценный и быстрый способ завоевания 'господства в небе'. Именно с подачи фюрера, изменение планов авиационного производства кренилось в сторону большего производства истребителей и компрессорных ускорителей. Прочие реактивные работы, не обещающие отдачу в течение полутора лет, было приказано закрыть и законсервировать(впрочем, программ по крылатым и баллистическим ракетам это не коснулось). Поэтому все проекты полноценных ТРД фирм 'Хейнкель', 'Юнкерс', 'БМВ' (и 'Брамо'), были срочно зашифрованы Удетом, как 'программы модернизации реактивных ускорителей'. Все же, по-глупому терять достижения было бы обидно. Немаловажную роль в той одержимости фюрера сыграло пренебрежение к компрессорной технологии ныне покойного партайгеноссе Геринга, и авторство в ней ненавистного Пешке-Моровски. Гитлер считал, что покойным рейхсмаршалом из-за амбиций и глупых интриг против пленного Пешке было упущено время, и нанесен большой вред рейху. И поэтому фюрер требовал, чтобы теперь все воюющие во Франции боевые самолеты Фатерлянда сразу получали такие ускорители. От столь поверхностной заботы, Люфтваффе все больше становилось образцом штурмовщины в армии. Удет даже не пытался увещевать безумное начальство. Он-то отлично понимал настоящую цену компрессорным ускорителям. Некоторое улучшение разгонных качеств и скороподъемности, не окупало серьезное снижение всех прочих характеристик. То, что в умелых руках, даже 'Светлячки' давали преимущество в бою, являлось скорее исключением, нежели правилом. Но спорить с вождем было невозможно. Заикнувшийся было о том Эрхард Мильх, тут же стал сам объектом едкой критики, а заодно фигурой, не приглашаемой на важные совещания. Просто он забыл, что мнений могло быть только два. Одно принадлежало фюреру, второе было не правильным. А между тем, разработка турбореактивных аппаратов фирм 'Хейнкель', 'Арадо' и 'Мессершмитт' продолжалась, чуть ли не подпольными методами. Удет ожидал через год достижения ими скоростей свыше 800 километров в час. Но, до этого времени, не стоило даже надеяться на выпуск малой серии хотя бы для обучения будущих реактивных частей. Лишь демонстрация фюреру полностью готового оружия, могла бы поколебать его фанатичную убежденность в правоте принятых ранее решений. И, следовательно, любая авария на том будущем показе была просто недопустима. Образцы предстояло доводить до максимальной степени надежности, а это было чревато большими потерями времени. В голове Удета даже родилась бредовая идея, специально придумать наличие таких аппаратов у противника. Ревность вождя нации к любым зарубежным достижениям, могла бы помочь ускорить работы по турбинным реактивным моторам в Фатерлянде (как уже случилось с компрессорными ускорителями). Но как этого было добиться?! Подбросить образцы якобы трофеев? Но как это сделать, так чтобы не попасть под проверки Гестапо, и чтобы по другим каналам пришли подтверждения? Тем более что техническую службу RLM плотно опекали умники из СС. Любые махинации тут же станут известны очкарику Гиммлеру. А уж этот-то придумает, как из заботы о техническом превосходстве рейха раздуть пугало очередного 'заговора военных'. От таких мыслей голова у фельдмаршала Удета начинала болеть, поэтому напряженные раздумья были отложены им на будущее (однако, крамольные идеи о восстановлении старой дружбы с русскими и американцами все время возвращались к нему)...

Сейчас наиболее остро стоял вопрос с планированием десантной операции 'Нарвал' в Ирландии. Наличие такого 'германского форпоста' у британских берегов, разом изменило бы расклады в буксующей войне. Побывавший в Аугсбурге фюрер, был очарован самолетом-гигантом 'Слон', вышедшим на финальные испытания. Именно такие восьмимоторные монстры должны были, по мнению Гитлера, принести свободу ирландцам. А, заодно, и отрыть для Вермахта 'нежное подбрюшье соединенного королевства'. Характеристики аппарата были действительно фантастическими. С грузом в двадцать тонн он вполне мог долететь из Дании до Эдинбурга на скорости почти как у 'Ю-52'. В воздух с легкостью поднимался средний танк T-IV, или пара грузовиков с минометами и другим вооружением, или полностью вооруженный десантный батальон в количестве 200 с лишним человек. От Удета требовалось срочно подготовить к боевым действиям особую эскадру сверхтяжелых транспортных машин (как всегда, в моменты озарений фюрера, вопрос о стоимости новой 'большой игрушки' уходил на второй план). Итого, вместе с планерным десантом, буксируемым груженными снаряжением 'тримоторами', в первой волне ожидалась высадка сразу двух дивизий. Снабжение планировалось и с неба крылатыми транспортниками, и из-под воды U-ботами. В течение недели группировка должна была достигнуть численности полноценной армии в сто тысяч штыков, при двухстах танках, и трехстах орудиях. По мысли фюрера, восстание ирландских патриотов должно было быстро удвоить количество солдат этого фронта. Прикрывать 'Нарвал' с неба должен был целый флот оснащенных компрессорными ускорителями новых 'Юнкерсов-88' и тяжелых пушечных истребителей 'Мессершмитт-110'. Начало операции планировалось на раннюю весну 1941 года...

Сделав пару телефонных звонков, Эрнст отодвинул на край стола цветное фото мессершмиттовского 'Слона' и припомнил свою последнюю встречу с автором идеи о таком тяжелом носителе. Случилось это за несколько недель до налета брандеров на Берлин. В тот раз, в руки патрулей фельджандармерии и тыловых охранных рот попали три сбитых над Германией женских экипажа. Один американский и два смешанных, с русскими и французскими летчицами. Геббельс еще не успел придумать свое новое "шоу с пленными феминами", а Удет, как раз проводил проверку в Польше, когда получил в Кракове то странное письмо. Письмо оказалось на подносе вместе с кофейником, а официант что-то мямлил, про господина который уже ушел, и просил это вам передать. В письме значилось следующее:

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

'Ваше высокопревосходительство! В память о нашей неоконченной дуэли, прошу уделить мне полчаса вашего лётного времени, сегодня в 14 часов над местом с координатами (...). Буду один. За вашу безопасность готов ответить головой. Предмет беседы важен нам обоим...

С уважением, А.П.'

Не узнать автора послания, по его нахальному намеку было просто невозможно. Конечно, это 'А.П.' могло означать только одно — 'Адам Пешке'. Сначала Эрнст предположил наличие ловушки, и даже собирался связаться с контрразведкой Абвера. Но, поразмыслив, все же, решил слетать в одиночку. Смерти Удет не боялся. Координаты оказались недалеко от Люблина. Частей противника там не было, как впрочем, и германских частей тоже. В подлости Пешке ранее не был замечен, поэтому риск хоть и имелся, но был не запредельным. В себе Удет был уверен. Один на один, он не уступит неба даже Пешке! А если тот все же окажется мерзавцем, то смерть в бою, все же не самый плохой итог жизни летчика-истребителя. Предвкушение рискованной встречи слегка щекотало нервы старого авантюриста. Некоторого труда потребовало организовать вылет фельдмаршала в одиночку. Несколько офицеров набивались ему в ведомые, но прямого запрета нарушить не посмели. Для всех это был ответственный разведывательный вылет.

Придя на своем 'сто девятом' с форсированным мотором в указанный в письме район, Эрнст сразу нашел хозяина встречи. Тот меланхолично крутился на высоте пяти тысяч. Сверху к кабине его серебристого 'Ястреба-II' был привязан небольшой белый флажок. Вместо расхождения бортами, и начала 'танцев', Пешке качнув крыльями, сразу пошел на посадку. Заинтригованный Удет последовал его примеру. Поведение поляка хоть и было странным, но вполне в духе прочих безумных выходок Пешке. Грунтовая полоса была неширокой, но для двух самолетов ее вполне хватало. Пешке просигналил жестами, чтобы мотор не глушился, и помог затолкать колодки под колеса 'мессершмитта' своего гостя. Для беседы они отошли под деревья.

— Чем я обязан, вашему приглашению, герр гауптман?

— Уже не гауптман, а оберст лейтенант, экселленц. Я тоже рад вас видеть! Ну, а объяснение причин нашей встречи, прошу вас прочесть вот на этих листах.

— Гм... Ну что ж, поздравляю с повышением! С вашими-то талантами, в Люфтваффе вы были бы уже полковником и командиром гешвадера.

— А я никуда не тороплюсь. Как говаривал ваш фюрер во время моей дуэли с Гансом Рюделем, 'все еще случится в свой срок'. Прошу вас, генерал. Я подожду, пока вы это прочтете...

— Гм...

Удет, не спеша, прочел предложение 'честного обмена пленными', включающее возвращение домой женщин-летчиц Альянса, и на минуту задумался. Пешке, не мелочась, предлагал менять всех сбитых пилотов Альянса на всех сбитых пилотов Люфтваффе. Обмен должен был пройти в балтийском море на острове Лавенсаари, где русскими был недавно построен военный аэродром. Гость признал такие условия в принципе справедливыми, но предупредил, что отказаться может его берлинское начальство.

— Уверен, вы найдете нужные слова, экселленц. Ну, а я сумею уговорить русских. Ведь у них тоже 'рыльце в пуху'.

— Вы про тех русских девиц, сбитых нашими 'ягерами' над Шампанью? Зачем нам вообще возвращать их, если Советская Россия с нами не воюет?

— Ну, хотя бы затем, чтобы не стать 'садистами-насильниками' в глазах всей западной прессы. Поверьте, это не шантаж, а дружеское предупреждение. Я сам был некогда вашим пленником, генерал, и знаю, что рыцарство еще не покинуло Германию. Однако в поголовное наличие таких качеств у людей из Гестапо я, простите, не верю, ни на пфенниг.

— Что ж, мне понятны ваши резоны, и методы защиты представительниц слабого пола. Вы ведь у нас известный мастер по этой части? Хотя даже в столь благородных целях, шельмование противника на страницах газет отдает... подлостью!

— Не более сильно отдает, чем прикрытие бельгийским флагом двигающейся в тылу противника германской танковой колонны, экселленц!

— Да-а, с вами трудно спорить. На все у вас по нескольку ответов! Вернуться в рейх, и перейти на службу в Люфтваффе я вам не предлагаю! Думаю, свой выбор вы уже сделали, не так ли?

— Вы правы, генерал. Хотя мои искренние чувства к Германии, весьма далеки от моего же отношения к германскому рейху. Если бы немцы занимались своим делом, вероятно, я мог бы навсегда осесть на земле моих предков.

— Не будем тратить время впустую! О главном мы договорились. Вам есть, что добавить на прощание?!

— Только небольшой совет. Если когда-нибудь жизнь прижмет вас... Гм. Если столь сильно прижмет, что ваша рука сама потянется к спусковому крючку вашего 'Вальтера', просто вспомните, что в Центральной и Южной Америках большая нехватка в толковых командующих ВВС. Там большие германские диаспоры, и для настоящего патриота Германии всегда найдется достойное место. Прошу не забыть мой совет, экселленц!

— Вам бы в астрологи фюрера податься, дружище! Хотя с вашим нахальством и заносчивостью, долго вы там не протянете. Язык — ваш враг, Пешке!

— Я знаю, генерал. Поэтому вы и не видите меня среди советников фюрера Германии, да и среди ваших подчиненных тоже. Когда львами командует баран, перспектива попасть в котел возрастает многократно. И восхищенно глядеть на этот процесс я бы точно не смог. К тому же, я все также дорожу своей свободой, и поверьте, до сих пор не расстался с надеждой увидеть звезды поближе. Захотите ко мне в межпланетный экипаж, милости прошу. Вот вам моя визитка. Обещаю, гонять вас на тренировках, не меньше, чем фенрихов в Ц-шулле Люфтваффе.

— Ваше шутовство, мой юный друг, не соответствует вашему же рангу и наградам. Выступайте лучше на подмостках, все же гарантированный доход. Ладно, прощайте, Пешке! Желаю вам вовремя повзрослеть, чтобы не слишком сильно страдать от обидного крушений ваших иллюзий.

— И я желаю вам, генерал, вовремя выбрать свое будущее, как я выбрал свое...

На том и расстались. Доклад Герингу сделал свое дело, тот смог убедить фюрера, что игры с пленными куда менее ценны, чем несколько штаффелей опытных пилотов. Через десять дней обмен пленными состоялся. Еще через три дня, Люфтваффе 'стукнуло кулаком по столу', проведя звездные налеты на столицы стран Альянса. Досталось даже Лондону, хотя и потери крестоносных налетчиков оказались велики. А еще через неделю удар крылатыми брандерами 'Центавр' прямо по Берлину нанесли Силы Поветжные. Случись тот удар месяцем раньше, и никаких обменов пленных пилотов не было бы и в помине. Но вышло, так как вышло. В Москве, спасенным дамам и девицам, словно рекордсменам Чкалову и Громову, устроили проезд на открытых машинах по центру города под неистовые овации горожан и гостей столицы. Торжеству не помешала даже пасмурная погода. Чуть позже нечто подобное "московскому триумфу" случилось в Париже и в Нью-Йорке. О том, что леди были спасены из плена усилиями подполковника Моровски, гудела вся западная пресса. Тысячи девиц авантюрного склада характера ломились во все инстанции, чтобы стать добровольцами Альянса. Однако, как бы то ни было, к концу года женские авиачасти исчезли со всех фронтов. Даже с греческого и с восточного фронта в Генерал-губернаторстве пропали, оставшись лишь во второй линии ПВО Франции. Так что нереализованные затеи с пленными летчицами лелеемые рейхсминистром пропаганды Геббельсом ничего ценного бы не принесли. Больше представительниц прекрасного пола в плен не попадало. Да и вообще, в прессе прокатился слух, что в рейхе расстреливают военнопленных, поэтому количество сдающихся резко убавилось. Чаще они стали отстреливаться до последнего патрона. А потом был убит Геринг...