Сонный повар, он же официант, он же кассир тосковал за прилавком. Клиентов глубокой ночью не дождешься. Если бы не приказ хозяина дежурить, парень давно бы слинял домой, но за самовольство могли лишить жалованья, а то и выгнать, и повар-официант-кассир, а проще говоря, рыжеволосый лохматый мальчишка, на чьей одежде количество пятен могло соревноваться только с количеством заплаток, боролся со сном и моргал — мокрым воробьем на ветке.

Сонное отупение слетело немедленно — стоило позднему посетителю появиться в дверном проеме. Слепяще-яркое освещение услужливо продемонстрировало изможденное лицо-маску, словно человек — рослый широкоплечий азиат в дорогой, но залитой чернилами или мазутом, одежде, — вернулся из преисподней.

Или *не* вернулся.

На щеках его засохло что-то темное, слишком густое для грима или теней, азиат словно рыдал черными слезами.

— Ч-что вам угодно, сэр? — парень запнулся.

— Это, — ткнул азиат в жареных цыплят. Он швырнул на прилавок несколько купюр — сумму, достаточную, чтобы выкупить половину заведения.

— С-сэр, сдачи у меня не...

— Оставь себе.

Позже рыжий рассказывал эту историю. Ему не верили — очередная выдумка, легенда подобных мест, легенды водятся в скаутских лагерях, в отелях, в барах. Почему бы забегаловке не обзавестись собственной?

Ему не верили.

"Нелюдь, одно слово. Взгляд — точно сам дьявол по кусочкам из него душу вырвал и при нем же на сковородке до угольков сжег", — говорил рыжий, и ему не верили.

"Из-под век кровь черная текла", — говорил рыжий, и ему не верили.

"И ел не по-человечески, не голодный он был, заставлял себя, а каждый ломтик застревал комом в глотке", — говорил рыжий. После паузы добавлял, — "Я и спроси — сэр, мол, с вами все в порядке? А он меня за шкирку схватил, только не рукой, у него нож здоровущий прямо из тела торчал, вроде как нарост, орудовал он им преловко — рубашку пропорол, как на крюке мясницком подвесил. "Не могу удержать", — тихо-тихо так прошептал, словно молился. — "Я... совсем один..." Отпустил, потом скривился весь, засмеялся. "Я больше не человек", сказал, "Но знаю, как отомстить. Нужно отнять — отнять самое дорогое, и пусть попробует... удержать..."

Здесь рыжего обычно заставляли замолкнуть.

Никто, разумеется, не верил в дурацкую выдумку. Однако от рассказа многим делалось не по себе.

Телефон позвонил утром.

Телефон вырвал Ли из оцепенения — оцепенение было новокаином, он уже ничего не чувствовал. Сидя перед телевизором в пентхаусе из стекла, бетона и теней, сам немногим отличался от только что пробужденного некрорайза.

— Это МакДауэлл, — заявила телефонная трубка, — Приезжай в офис.

— Да, Босс.

Душ смыл следы кровавых потеков, запачканную одежду Ли попросту выбросил. В кабинет МакДауэлла вошел безукоризненно одетый и гладко выбритый, как всегда, разве уголки глаз чуть покраснели и морщины у рта врезались глубже. Но Гарри не заметил.

— Хита не нашли? — осведомился с порога. Ли отрицательно качнул головой. Гарри описал круг по кабинету, подхватил с массивного письменного стола бутылку бурбона — за горло, словно пытаясь придушить ее, плеснул изрядную порцию в округлый хрустальный стакан. Протянул такой же Ли — мол, расслабься немного, но тот отказался:

— Для Супериора алкоголь бесполезен.

"Поверь, я пробовал".

— Супериоры! Черт бы вас побрал, Супериоры. Из лаборатории вон украли половину разработок, — на мгновение Ли почудилось, что Гарри выплюнет бурбон ему в лицо.

— Доктор Токиока, помнишь его? Он оживил Брэндона. Проклятый предатель. Нужно немедленно уничтожить Хита. Немедленно.

— У меня есть план, Босс, — уголок губы Ли вздернулся в оскал. — Зверя ловят на приманку. Мертвец заботится о дочери Асаги, и кажется, успел привязаться к ней.

Гарри сел на стол, закинул ногу на ногу. Иногда он позволял своим "корням" и манерам, впитанным в детстве и юности, проявиться. "Просто мальчишка из сиротского приюта", думал Ли, проникаясь еще большим уважением.

— Недурно. Думаешь, сработает?

— Да, Босс. Приманивать нужно на самое дорогое. И затем... и затем отнять это.

— Тогда займись делом, — Гарри приблизился вплотную, дыша парами бурбона и дорогим табаком, хлопнул по плечу:

— И помни: ты нужен своему Боссу. Ты нужен мне, Ли.

Боб не рассказывал всех подробностей — кто его информаторы, где именно поставлены жучки, какие сети нужно взламывать, дабы получить необходимые данные. Собственно, никто и не выведывал деталей: в Милленионе каждый занимался своим делом и в чужие не лез.

Однако чему-то Ли научился: вычислить адрес, куда направилась Мика Асаги, не составило труда.

"Как трогательно", — усмехнулся Ли. Мика явилась к двум старичкам-"шестеркам" — динозаврам еще эпохи Большого Папы; оба не добились ничего, но им удалось выжить. До сего дня.

Черви долговечнее и майских жуков, и бабочек. Но червей можно раздавить каблуком.

— Всем назад, — скомандовал Ли своим людям. Он не позволит кому-либо войти прежде себя. Это его миссия — его месть. Уже довольно холодная, как... как стылая кровь из пустых глазниц.

Его лезвия разворотили стену, точно ребенок палкой порушил муравейник.

Внутри ждал приз.

— Добрый день, — проговорил Ли. — Извините, но пришлось сделать собственный вход.

Он улыбался.

Перед врагами следует смеяться.

Он с легким любопытством рассмотрел девчонку. Довольно миловидная — фигура пока нескладная, как у любого подростка, но обещает сформироваться в статное женское тело; мышиного цвета волосы и серые, как лезвия, глаза. Короткая юбка выдавала вульгарный вкус.

— Ты, должно быть, Мика Асаги. Большой Папа сумел постараться... напоследок, — очередной приступ хохота сорвался на визг. — Позволь представиться, я — Балладберд Ли.

— Один из Большой Четверки... — выдохнула девчонка, сжимая крохотные кулачки, будто готовясь сражаться. Очередная забавная деталь. Она не боится?

— Вот так чудеса. Как такого болвана взяли в Милленион? — подал голос один из "червей", доставая пистолет. — Приходить невооруженным...

Ли успел насладиться сначала его торжествующей рожей, а потом растерянной — когда разрезал пулю пополам.

— Оркман? — хлопнула глазищами Мика.

— Супериор, — уточнил Ли. Мизансцена затягивалась, и наскучила, однако он добавил. — Ради Гарри МакДауэлла... и ради моего друга я выбрал это.

Голос Ли дрогнул, а ухмылка полиняла, точно растворенная ацетоном; проступила истина — маска-страдание, маска-безумие.

(я чудовище)

(не смогу без тебя)

(нет!)

Лезвия рванулись клубком ядовитых змей. Пробили грудь одного "червяка" — того, кто стрелял, и только теперь Ли вновь удалось натянуть улыбку. Немного осталось. Вот она — приманка, маленькая и теплая, пушистый котенок. Ли подумал, что никогда прежде не убивал миловидных тринадцатилетних девочек. Своего рода новый опыт...

Скоро.

Он разделался с "червями", соорудил из крови весточку для Брэндона и забрал Мику. По внутренней связи доложили: Хит замечен в городе, уничтожил нескольких оркманов. Ли пнул располосованные на куски трупы, поправил безвольно повисшую на плече Мику: девчонка прикидывалась смелой, но отрубилась от шока, едва завидев раздавленное в бесформенную склизкую кляксу сердце "червяка".

— Отлично. Все готово: пусть приходит.

На покинутой, вычеркнутой из путей, станции мгла казалась липкой и густой, при желании ее можно попробовать на вкус и выплюнуть с отвращением. Мгла пахла нагретыми рельсами, электричеством и железом. Каждая фраза катилась перекати-полем, звенела и погибала в гулком мраке. Наверняка, поэтому Мика молчала. Пока.

Ли не тронул девчонку, МакДауэлл — тоже. Целая и невредимая, если не считать крохотной царапины на скуле, она сидела на холодном полу станции. К сожалению, Ли не мог предложить даме удобного кресла. Сам он также расположился рядом на бетонном выступе.

Было темно.

Он мог позволить себе не-улыбаться.

"Ты бесчеловечен", недавно выкрикнула Мика, упрекая его в... в чем? В гибели пары никому не нужных червяков. Забавно. Дети столь идеалистичны.

"Все так. Я больше не человек", — ответил Ли, но девчонка не поняла подоплеки. Зато понял МакДауэлл, вскинув на Ли взгляд, что за насмешкой-имитацией сокрыл тревогу.

О да, Босс понял, *что* сказал Ли.

"Мне больше не для кого быть человеком".

— Запомни это место, дочь Асаги, — откуда-то скользнул луч света, и Ли вернул ухмылку на сухие потрескавшиеся губы. — Оно станет могилой Хита и твоей.

Забьется в истерике, умоляя пощадить? Заорет? Ли наблюдал за Микой, и немного удивился ее реакции.

— Расскажи о моем отце, — попросила девочка. "Лучше спроси своего защитника. Он был любимым псом Большого Папы, не я", — сложился грубоватый ответ, но Мика вела себя достойно, заслуживала разговора.

— Что ж... все равно есть свободное время. Я восхищался когда-то им. Сильный, благородный, неплохой организатор. Однако ему недоставало амбиций.

"И реальности, так? По сути — лицемер, что обрекал на смерть тысячи и тысячи, но делал вид, будто делает это ради каких-то там гребаных высоких идеалов. Ради семьи. Ха. Лжец и лицемер..." — впрочем, он промолчал. О мертвых хорошо, либо ничего. Исключение — беспокойные призраки.

— Твой защитник, — сменил тему Ли, — Брэндон Хит был безмозглым псом и таковым остался. Безмозглый пес-предатель...

— Не смей! — взвизгнула Мика, и китаец с трудом удержался, чтобы не свернуть тонкую шейку прямо сейчас, не дожидаясь "гостя". Но услужливое эхо разнесло грохот взрыва.

Хит здесь. Зверь клюнул на приманку.

Стоило Брэндону войти, Ли испытал дежа-вю, резкое, как боль в раздавленных глазных нервах. Несколько шагов и не-дыхание пустоты, повтор сцены в заброшенном холле, плюс-минус декорации. Выражение лица Брэндона не менялось. Тварь по кличке Бейонд-зе-Грейв неспособна чувствовать, пост-мортем каждый шаг его задан программой — программой "некрорайз".

"Проклятье! Я заставлю тебя страдать!" — Ли шагнул навстречу Брэндону. Улыбка его расползлась до оскала, точно он собирался загрызть Хита.

Брэндон направил на него пистолеты.

— Не так быстро, Брэндон. У меня припасен маленький сюрприз, — лязгнул нож. Ли стоял спиной, однако ощущал свои лезвия частью организма, острие ткнулось в ямочку под подбородком Мики, не причинив вреда.

Серое лицо призрака пересекла тень.

О да. Наконец-то проснулся от смертного сна целиком.

"Добро пожаловать в ад, предатель".

— Ты убил Боба? — риторический вопрос. Ли был обвинителем, судьей и палачом. В тот момент он осознавал: два плюс два — четыре, а грехи Брэндона против Миллениона и персонально Гарри МакДауэлла не стоят и раздавленного в луже окурка. У Ли одна-единственная причина мстить, но ее довольно, чтобы разрушить весь город — если понадобится.

Брэндон не шелохнулся.

— Ты убил Боба?!

Долгую паузу выдерживали трое — человек, монстр и призрак; первым сдался призрак. Кивнул. То послужило сигналом Ли атаковать. Мика отпрянула с криком, когда лезвие — такое острое, но и гибкое одновременно, — извернулось от нее к Брэндону и пригвоздило некрорайза к стене.

Ли кинулся к нему, выставив десятки, сотни игл — он ведь поклялся медленно изорвать убийцу в клочья; удар за ударом он терзал Брэндона, словно бультерьер, сжавший челюсти и неспособный разжать их. Ли кричал, выплескивая горе и ярость — будь ты проклят, призрак, будь ты проклят, а Брэндон почти не сопротивлялся. И молчал. Конечно, молчал.

— Ты заорешь... ты будешь молить о пощаде... — шипел Ли. — Не о своей — так о ее пощаде... но не жди ее, призрак, не жди... каждому по делам его да воздастся...

Даже теперь он хохотал. Безумец? Вероятно.

В любом случае, сошел с ума не сегодня.

— Мое отчаяние — испей до дна, призрак! — Ли оставил Брэндона пришпиленным к стене, на манер жука. Он шагнул к забившейся в угол Мике, по подбородку стекала слюна, а пальцы изогнулись кривыми саблями. Прикованная девчонка дернулась, натягивая цепь.

— Наблюдай, как я буду убивать ее. И почувствуй, каково — не удержать.

Ли хотел растянуть удовольствие — последнее; ведь потом — пустота, стихнут отголоски воплей, враги и сама месть обратятся грудой бесполезных кишок, а торжество остынет, утечет вместе с мазутно-горьким временем.

О страшном "потом" Ли пока не задумывался.

"Мне незачем быть человеком", полушепотом выговорил он, запрокинул голову и развел руки, будто приветствуя кого-то. Он и приветствовал.

Трансформацию.

Знакомая боль выломала мышцы суставы, превращая его в гигантского паука, сделанного из кинжалов, мечей и пик. Ли навис над Микой, готовый нанести первый надрез. Он не убьет девчонку быстро, о нет. Но она возжелает смерти, как единственного спасения...

"Не надо, Ли".

Что? Кто осмелился насмехаться над ним — имитировать голос Боба?

"Не надо. Пожалуйста".

Монстр развернулся на острых щупальцах. Кто осмелился? Кто...

"Оставь ее".

Не обман, не отвлекающий маневр. Голос куда реальнее крысиного писка Мики и гортанных стонов вбитого в стенку мертвеца. Ли забыл о миссии, схватился за волосы и рванул их. Он звал (призрака) Боба в покинутом и выстуженном доме, а тот явился теперь. У кого-то Свыше потрясающее чувство юмора вкупе с садистскими наклонностями. Ли есть у кого поучиться.

"Не убивай ее".

— Это месть, — пробормотал Ли, неслышимо для остальных. Остальных? В его — их! — реальности — только двое. — Месть за тебя.

Он хихикнул. Боб в своем репертуаре даже после смерти. Не проливай лишней крови, пощади, прояви возможное милосердие. Судьба подчас заставляет делать жестокий выбор, но не умножай печаль. Единственный верный выбор — исполнять долг, не переступая грани.

"К дьяволу, Боб. Они заслужили..."

"Наверное. Но что потом? Тебе станет легче?"

"Нет".

Он замешкался. Мика и сама месть потеряли привлекательность, он прижал руки ко лбу, оставив пару зазубренных царапин. Услышать. Вновь услышать голос. Призраки? Или финальная стадия безумия?

Пускай. Какая разница?

— Боб? — позвал Ли одними губами.

Вместо него явился (рас)свет.

Электрический фальшивый рассвет, но он изгнал видения и надежду, а еще ослепил Ли. Заброшенная станция вздрогнула, будто пробужденная от (смерти) сна; где-то на периферии забарабанили по рельсам колеса.

— Что? — наглое вторжение взбесило Ли. Плевать на Мику, даже на Брэндона.

Разлучают... опять разлучают, Ли ощутил себя в девятом круге ада, приговоренным к вечной, зацикленной казни. Нет ничего нового под... электрическими лампами.

Отдаленный перестук приблизился — в тот момент Брэндону удалось освободиться, перехватить с пола пистолеты и освободить Мику; Ли игнорировал обоих. В поезде метро Ли разглядел истинного виновника. Того, кто оживил Брэндона. Того, кто помешал сейчас.

Доктор Токиока, вспомнил Ли имя.

"Ты прав, Боб. Я не трону девчонку. Я убью старого ублюдка!"

Чуть покачиваясь на длинных паучьих лапах, Ли начал погоню за поездом. Супериор оказался быстрее механизма — Ли догнал нужный вагон в полдесятка исполинских скачков, похожих на прыжки водомерки по глади пруда. Он выломал заднюю дверь, ворвался внутрь.