Мефодий Буслаев: другой путь

И победе света. Вот и встал на место последний кусочек мазайки. Если Люцифер вернется обратно к свету — его падение потеряет свой смысл. Мрак лишится последней опоры, держащий его под собой, и погибнет, как идея.

— Понятно, — я вздохнул, и коснулся рукой щеки Даф. Она была бархатной на ощупь. — Пожалуйста... Будь со мной.

Я заставил себя забыть все, что касалось ее — девушки, спасшей меня в тяжелейшее время, когда грязь появилась впервые, и чуть не захлестнула меня. Забыть, потому что даже воспоминания о ней причиняли сильнейшую боль. Я ведь был даже не уверен, существует ли она на самом деле, или просто выверт моей свихнувшейся психики, нашедшей путь к спасению — пусть даже это создание воображаемой девушки.

— Буду, — девушка улыбнулась. — Всегда была, Меф. Я ведь твой страж-хранитель, верно?

Я вздохнул. Я и не рассчитывал на другой ответ — но продолжал надеяться.

— Понятно. — я кивнул, и обнял ее, прижав к себе. Хотя бы и на краткие мгновения, но...

Свет и тень медленно таяли, и вместе с ними исчезала девушка в моих объятьях, возвращаясь в Эдем.

Я стоял в маленьком зале, а за спиной тускло переливались сто сотен пройденных плит.

Впереди был огромный свинцовый саркофаг, кроющий в себе то, что Храм берег на протяжении миллионов лет, за одну только возможность обладания чем Мрак оказался готов отдать один из сильнейших мечей мрака и сильнейших меч света, но меня волновал только один вопрос. Смогу ли я забыть ее еще один раз?

Вздохнув, я подошел к саркофагу. Всегда есть то, что должно быть сделано.

Саркофаг представлял собой метровый свинцовый прямоугольник безо всяких украшений. В нем не было ни замочной скважины, ни даже линии, отделяющей крышку от основной части. Он выглядел цельнолитым даже в истинном зрении. На самом деле этот саркофаг даже не был частью мира в полном значении этого слова — он мерцал, появляясь и исчезая быстрее, чем глаз успевал уловить изменение. Да и материал оказался вовсе не свинцом, а очень похожим на него серым металлом, из которого были созданы две последние плиты.

Я положил руку на саркофаг. Странно — он был ни теплым, ни холодным, ни гладким, ни шершавым, не твердым и не мягким. Он просто был — и это все, что я мог о нем сказать. Он существовал до появления крыльев и эйдосов, родившись вместе с миром в миг большого взрыва, и с тех пор оставался неизменным.

Вздохнув, я провел по нему рукой, и только сейчас почувствовал, что в нем находится. Всесилие. Нечто, не имеющее очертаний и своей воли. Одно всесилие, всемогущество, лишенное всех иных окрасов и примесей. То, что существовало раньше, чем вселенная... Нет. То, с помощью чего она была создана. Я фыркнул. Администраторский доступ к вселенной — человеческий термин оказался неожиданно уместен. Возможность произвольно менять любой элемент в любой момент времени, создавать и разрушать концепции, переписывать само пространство и законы. Терминал, на котором был написан наш мир. Он был разумен, но совершенно пассивен. Он мог больше чем все, но не хотел ничего. Он смотрел на меня, в меня и сквозь меня, изучив и просчитав меньше, чем за микросекунду.

Я не имел к нему доступа — как и никто во вселенной. Забавно. Мне дали пройти, дали посмотреть и даже потрогать управляющие рычаги — но на этом все. Я смотрел на то, что безо всяких преувеличений можно назвать богом, но ничего не смог с этим сделать. К моему сознанию прикоснулось что-то бесконечно чужеродное и близкое одновременно, и в голове сами собой возникли образы. Понятно.

Вздохнув, я в последний раз прикоснулся к терминалу, и отошел назад. В тот день, когда свет и мрак станут настолько стары, что исчезнет даже память о них, когда солнце сожжет запасы водорода, обратившись в красный гигант, и сожжет эту планету. Когда сама память о людях или стражах исчезнет, а вселенная достигнет пика своего расширения и сожжет все запасы энергии. Тогда этот терминал, существующий в каждой точке пространства и, одновременно, ни в одной из них, найдет себе нового оператора и запустит этот цикл снова. И кто знает, может быть тем, кто станет им, буду я — пусть и спустя многие триллионы лет.

То, что скрывалось в лабиринте, стаяло бесконечно далеко от света и мрака, и было неподвластно их попыткам захватить над ним контроль. Для того меня и пустили сюда — чтобы развеять пустые надежды стражей. Лабиринт угрюмо мерцал, когда я шел по плитам обратно — он уже не пытался меня удержать или испугать. Мы оба понимали, что я не вернусь сюда, и не было нужды в угрозах или предостережениях.

Я снова шел по пустыне, оставляя за спиной белый храм, все такой же безликий и непознаваемый. Эта загадка оказалась решена, но решение не принесло ни малейшей пользы — и не принесет ее никому ни в близкой, ни в далекой перспективе. Лигул зря надеялся на решение всех проблем с помощью древней силы — она оказалась слишком чужеродна и абсолютна, чтобы ее возможно было использовать.

У каменной арки стояли двое. Высокий, грузный мужчина одетый в красное, и согнутый к земле горбун. Их взгляды в сматривались в меня, сканируя всеми возможными способами, но ничего не находили. Наконец горбун не выдержал, и рванулся вперед, всматриваясь в мои глаза. Я не мешал — и его мысли, больше похожие на гнилых червей, прочитали то, что я увидел в саркофаге. Его лицо исказилось смешанной с разочарованием ненавистью, и он, сплюнув, исчез. Спустя мгновение исчез и Арей.

Я чувствовал странную пустоту. Храм оказался бесполезен, но это не меняло почти ничего. Лигул все равно не оставит меня в покое, слишком много я урвал сил Кводнона. Бежать некуда, мрак найдет меня везде. Возвращаться в резиденцию глупо. К Зозо — бессмысленно. Значит, к Ирке... А там я пойму, что делать. Мой путь только начался — и я понятия не имею, каким он будет. Знаю только, где он закончится — иначе все было и будет бессмысленно. Я шел вперед, и песок впереди складывался в арку, окутанную бесконечностью. Миг — и я вхожу в созданный портал.

Все только начинается.

Уважаемые читатели, помните, комментарии — еда и воздух автора. От их количества прямо зависит количество и качество продолжения.

И я буду очень благодарен за пиар, чем больше людей читает — тем сильнее мотивация писать