Петрович

— Ай, момент, — отозвался бармен, и набулькав студент полный стакан пихнул его вдоль стойки.

— Аркаша, ты головой не тряси... Скажи лучше, что случилось?

— Не могу..., — ответил бармен, и опять налил себе в стакан. — Молчать уже не могу...Сил моих нет. Беда.

— ?

— А пошли, покажу, — махнул рукой на мой немой вопрос Аркаша и позвал за собой. И пока я огибал стойку, чтобы зайти, бармен одним залпом опустошил стакан и переступил порог дверей на кухню. Из кухни мы проследовали мимо подсобки, мимо комнаты с железными засовами ( там находился банк-штукарей, куда некоторые сдавали свои вещи про запас, и я в том числе), и наконец проследовали в святая святых — комнату телепортации, в простонародье обменник. Ещё на подходе отметил, что двери не закрыты, замка нет, и поразился нерадивости Аркаши. Спиваться он стал, что ли? Но когда Аркаша распахнул дверь, я обомлел. Комната была полна, завалена артефактами. И чего там только не было. Посредине комнаты возвышался айсбергом 'кубик-рубика', здоровенный , сантиметров шестьдесят на шестьдесят, его скорее всего Бугай только мог притащить, поскольку весит он почти центнер. Рядом с кубиком лежали 'девичьи простыни', странные, словно смятые листы тонкого металла, штук пять наверное их в стопке было. За ними выглядывал 'око бога' прозрачный желтоватый камень идеальной сферической формы. Далее были три 'пьяные ветви' сплетенные между собой словно завязанные в узел. Штук десять 'бычьих языков' лежали рядком как снаряды для пушки. А по соседству с ними витала в воздухе 'ведьмина плесень', невесомая паутина метра полтора на два зеленоватого оттенка висела в воздухе, словно привязанная к потолку. По таким специализировался 'Скользкая морда', но откуда он их притаскивал, не говорил никогда. Это из крупных штук, а сколько было разнообразной мелочи, словами не передать. Весь пол был усыпан. Ногу поставить некуда.

— Вот, — развел руками пьяный бармен, и всхлипнул — Не работает. Полгода уже не работает. Я сначала думал, может, сломалось у них чего? Ждал, когда починят. Но никак...

Глаза бармена увлажнились.

До меня дошло. Артефакты не забирают, а значит, обменник не работает. Нет больше поставок ни еды, ни алкоголя, ни одежды для людей, ни других полезных мелочей в виде ножей, огнива, и т.д.

— А как ты продержался эти полгода? — пораженный спросил я.

— Каждый уважающий себя него....него..

— Негодяй?

— Негоциант! Тьфу на тебя! Должен иметь трохи товара про запас.

— Ну, ты и жук.., — покачал я головой. Это насколько он всех получается, обманывал, раз на полгода заначки его хватило.

— Вот скажи мне, и как тут пережить дожди? Продуктов не осталось почти совсем..., — вопросил Аркаша, затем икнул, и в попытке сохранить равновесие, оперся рукой на дверной косяк.

* * *

Доев и допив, а потому слегка отяжелев, я пошел посмотреть — чего там случилось и куда это мужики делись. Заглядываю — картина маслом!

— Вау! Пещера Алибабы? Ноева ковчега тут не хватает для полного натюрморта!

— Ноев ковчег сюда бы не поместится, — назидательно ответил бармен, грозя мне указательным пальцем , а затем махнул ладонью типа — 'Кыш!'

— Пардон. Я имел в виду ковчег завета, — поправился я, и хотел было продолжить, но Петрович так на меня посмотрел, словно я ему лям баксов по жизни должен, пришлось промолчать. Петрович же продолжил разговор с внезапно опьяневшим барменом.

— Ты не узнавал у соседей? — спросил Петрович, — У Хаймовича и Бориса как дела обстоят?

— У Бориса не знаю, а от Хаймовича Бугай сегодня вернулся.... Дело швах, два месяца как обменник не работает. Беда...

— Ты прав, — с угрюмым видом кивнул Петрович, — Беда. А вы молчали, и все это время пользовались своими заначками, жуки навозные? Даже не знаю как быть... Надо бы заглянуть за чертог...Слезы Ильи.

— Даже и не думай! — возмутился бармен.

— Это твой долг. Ты сам знаешь, что нельзя отказывать.

— Петрович, имей совесть... Ты же знаешь, я второго раза не переживу.

— Понимаю, но чем гадать о последствиях, лучше знать о них заранее.

— Обратись к Хаймовичу, он ни разу ещё не использовал.

— Аркаша, ты знаешь, все мои накопления у тебя, а Хаймович помрет, но в долг не будет...

— Петрович, какой разговор.., — развел руки в стороны бармен, — Забирай все, бери вообще, всё что угодно...Это же лежалый товар?

— Ты в курсе, что Хаймович возьмет только золотом.

— Мужики, — встрял в разговор я, — Может кто-нибудь объяснит, что происходит?

Мужики мою фразу проигнорировали. Петрович, только скривился, как от кисляка.

— Богом клянусь Петрович, нету у меня золота! — с совершенно честными и пьяными глазами отозвался бармен.

— Аркаша, кончай заливать, у вашего брата оно у всех есть, — скривился Петрович.

— Напраслину ты возводишь, — прослезился бармен, — Мне больно и обидно слышать такие слова.

Наговариваете вы на нашу семью, грех это...

— Ну, прям Манька Облигация, — ухмыльнулся я. И тут деды неожиданно улыбнулись, причем оба.

— Ладно, вижу, ты не пробиваем, — продолжил Петрович, — А такая простая мысль, как рассказать всем бродягам, тебе в голову не приходила? Чтобы не бегали они по пустоши в поисках уже не нужных никому предметов, а еду впрок начали заготавливать?

— Каюсь....надеялся до последнего, что всё уладится.

— Эх, ты! А теперь в последний месяц сезона, когда все разбрелись, донести эту весть до сообщества будет не просто....

* * *

Если бы я знал, чем дело закончится, то так не рвался бы в лавке отдохнуть. Чес слово! Ночь переночевали, а на утро дед забрал свое барахло, и полученный мешок пришлось переть мне. Куда? Да в соседнюю лавку, где заправлял некий Борис, чтобы совершить с ним обмен этого барахла, на нечто нужное и ценное. Легко сказать соседнюю. Твою дивизию! Три дня пути по пустоши! Так эти лавки разместили, чтобы переходы между ними на одинаковом расстоянии был. Бесконечная степь под ногами. Шаг за шагом. Колючки цепляются к джинсам. Пылью забиваются ноги в кроссовках, а ещё периодически чудесным образом попадаются мелкие камешки. И приходится разуваться, и вытряхивать незваного гостя. Пару раз замечал, что за нами следует стая койотов. Вдалеке сначала были, но как остановишься, оглянешься, они оказываются всё ближе и ближе. Петрович насчитал семь особей, но особого беспокойства не проявил. Спросил у деда, почему тут нет ни у кого огнестрельного оружия. Он ответил, что никого опаснее человека тут нет. А оружие было у первых поселенцев, но вывелось. Патроны кончились и всё на этом. К тому же хозяева не заинтересованы были в уменьшении количества рабов, поэтому перестрелки им тут ни к чему. Даже у редких бандитов кроме ножей нет ничего.

— А много тут бандюков? — спросил я, потея и пыхтя под ношей на плече.

— Можно сказать уже нет.

— Это как?

— Да не размножаются они здесь. Вот встретили они меня, отобрали штуки. И куда с ними? В лавку. Потому как они себя за старателей тоже выдают. Рано или поздно, но пути наши там и пересекаются. А там ещё друзья штукари поблизости оказываются, у которых тоже на них зуб имеется. Толпой им быстро мозги вправляем.

— И как? Помогает?

— Ну, да. А трупы оттащим подальше, чтоб было чем койотам питаться.

— Круто!

Петрович промолчал. Шел спереди и помахивал закопченным котелком. Его длинные седые волосы, собранные на затылке и завязанные шнурком, торчали из под соломенной шляпы, как конский хвост.

— Петрович, а что будем делать если койоты на нас нападут?

— Не нападут.

— Ну ты же говорил, что бывает...

— Бывает, если ты совсем ослаб и уже двигаться не можешь.

— А чего они тогда идут за нами?

* * *

Появление койотов меня нервировало. Конечно, зачастую наши пути в пустоши пересекаются, но чтобы они вот так, нагло преследовали, словно намеренны напасть, это было странно. Может потому, что их много? Семь на два не делиться. Но если считать на двух штукарей — смешная арифметика. Перерезать этих диких собак, раз плюнуть. Но на студента рассчитывать не приходится... Он потенциальная жертва. Допустим, я четверых отобью, а его в это время трое завалят. Получается арифметика скучная, но правдивая. К полудню арифметика стала печальней — койотов стало десять. Если учесть их аппетит, двоих людей им на два дня поесть хватит. А впереди ночь...

* * *

— Стой студент, — устало молвил Петрович.

— Ну, слава богу, я уже думал, когда передохнем! — выдохнул я, оглядываясь на крутящихся в ста метрах от нас шакалах. Что бы там дед не говорил, а мне они доверия не внушали. Нападут собаки такие, и схерачат нас за милую душу. Тем более, что их кажется больше стало.

— Передохнуть ещё успеем, — усмехнулся дед, — Высыпай мешок на землю.

— Это ещё зачем? А! Понял! На двоих груз разделим. А то я один надрываюсь, понимаешь, а ты налегке идешь.

— Высыпай, говорю, хорош языком молоть, балаболка!

Высыпал. Получилось не так быстро, как хотелось. Дурацкая 'ветка' застряла посреди мешка, и за неё зацепился 'Неваляшка', прихватив 'письмецо', а за ним ещё какую-то фигню. В итоге пол мешка мелочи на землю выпало, а остальное вытряхивали. Артефакт 'неваляшка' походил на пятиконечную морскую звезду и норовил своим лучом проткнуть мешок, а под 'письмецом' подразумевался плоский треугольный кусок непонятного пластика. 'Почему 'письмецо'? — поинтересовался я, когда мы забирали вещи с камеры хранения и бармен зачитывал и сверялся со списком. ' Потому, что на нем есть два знака схожие с буквами' — отозвался бармен, не отрывая глаза от пухлой книги . От книги здорово несло уксусом и тухлятиной. Как я понял, страницы её были из шкур каких-то животных.

-А неваляшка почему? Это же морская звезда? — задал я очередной вопрос, вертящийся на языке. — Ты, парня совсем учить не собираешься? — спросил бармен у Петровича. Дед промолчал, а бармен лишь пожал плечами, мол, дело хозяйское.

-Так почему? — упрямо спросил я.

— Возьми в руку и попробуй кинуть, — посоветовал дед.

Как мне это надоело — выспрашивать, вытягивать из упрямого деда малейшие крохи инфы. Поэтому взял увесистую звезду с кило весом, и кинул со всей дури в стену, представляя как сейчас эта звезда словно сюрикен ниндзя воткнется. Но звезда, выскользнув из моей руки, тут же прилипла к полу, словно не кидал я её, а она сама случайно из руки выпала.

— Прикольная штука! С такой на спор можно нормально денег поднять.

— Это как? — не врубился Петрович.

— Да подходишь к какому-нибудь челу и говоришь, спорим на пятихатку, что на два метра не бросишь? Он понятное дело ведется, и бабки считай в кармане. А чем круче мажор, тем

выше ставку поднять можно.

Аркадий после моих слов улыбнулся, а Петрович лишь приподнял брови и спросил:

— А кто такой мажор?

Пришлось провести среди местного населения разъяснительную беседу.' Впрочем, я отвлекся. Дед меж тем склонился над своими сокровищами и стал в них ковыряться с сосредоточенным лицом, словно искал что-то. Потом поднял какой-то серый брусочек размером с китайскую зажигалку и сунул мне под нос.

— Это ты в лавке стащил?

— Да зачем мне это?

— Я тебя серьезно спрашиваю, ты сам её в мешок бросил?

— Да не брал я! — ответил я, совершенно искренне возмущаясь. Чего-чего, а эту невзрачную серую зажигалку сроду бы не взял. Одну мелочь я все же скомуниздил, симпатичную блестящую штучку сунул в задний карман джинсов, пока никто не смотрел. В планах было оплатить ей предстоящий вечер в баре, не все же нахлебником у Петровича быть.

— Точно не брал, — недоверчиво спросил Петрович, прожигая меня своим взглядом из глубоко посаженных глаз.

— Мамой клянусь! — брякнул я, почему-то с кавказским акцентом.

— Ладно, — кивнул дед, — Будем считать, что не брал.

И с этими словами, он тут же запульнул штуковину куда-то в степь.

— Чего смотришь? Давай, собираем всё назад в мешок и пошли.

— Не понял...? Лишняя оказалась, так зачем разбрасываться? Сдали бы.

— Только вряд ли бы донесли..., — отозвался дед.

* * *

Вот так живешь, живешь. Думаешь, что уже знаешь человека тысячу лет, пьешь с ним, говоришь о былых временах, о сокровенном. Бредишь о той, несбывшейся жизни, в своей стране на своей планете. И вы плачете, обнявшись, и крепко уважаете по пьяне друг друга, да и в трезвом состоянии тоже уважаете. А вдруг в один прекрасный день, этот человек, с которым столько всего говорено и выпито, и прожито, подкидывает в твой мешок 'проклятие'. Зачем? Зачем понятно, чтобы не дошли до Бориса. Только если ему уже некуда девать внезапно обесценившиеся штуки, то.... Смысл? Придет Бугай... Нет. Скорее пошлет 'Скользкую морду' или 'Битого'. И подберут они мешок бесхозный, благо хозяев уже съели. Не сходится. Не нужно ему добра. Обменник битком забит. Тогда зачем? А если? — мелькнула мысль. А что если он элементарно пытается выжить? По его словам продуктов почти нет. Добывать пропитание своими руками он не умеет, и тогда уменьшая количество едоков, увеличиваются шансы на выживание.

В голове сразу сложилась картинка, как покидают лавку штукари, и кому в карман 'проклятие' засунул, а кому в котомку закинул. И разбредаются они по пустоши, а по их стопам идет смерть. Голодная, злая смерть. Бред! В целом идея избавится разом от штукарей не плохая, но откуда он возьмет столько 'проклятий'? Вещь крайне редкая. Мало кому попадалась, а уж донести её до лавки не смотря на заоблачную цену — месяц беззаботного проживания, мало кто и решался. И донесли на моей памяти всего двое. Первым был Николас по кличке 'Голландец' — он просто принес, не зная, что несет, спасаясь бегством от стаи койотов. Сутки бежал. Даром, что в прежней жизни был марафонцем. Вторым повезло ' Васе Могиле', тот почему-то был уверен, что все холмы в пустоши, это могилы древних, за что и получил прозвище. Раскапывал упорно холмы. Иногда что-то находил. А однажды нашел останки штукаря, а в его вещах 'проклятие'. Да, именно Василий и дал находке название, когда почуял неладное. Чисто из суеверия, из соображений о том, что погибший старатель проклял свои вещи, он взял и бросил в преследующих койотов этот предмет, и те отстали. А 'Могила' потом вернулся днем за штукой и добежать до лавки успел. Вот пожалуй и всё... Остальные находили, или врали, что находили, но рисковать донести никто не брался. Однако думаю, большинство 'проклятие' и в глаза не видели. Я тоже, честно говоря. Просто, свои находки помню наперечет, а это явно не моя была, и по описанию на 'проклятие' смахивает. А впрочем, почему смахивает? Вот уже полчаса, как собаки от нас отстали. И всё же меня гложет вопрос, зачем? Если вернусь когда-нибудь к Аркадию, обязательно выясню.

* * *

Нет, так нельзя. Нельзя так поступать с людьми, как этот дед. Словно я ничто и звать меня никак! Не объяснит ничего, слова лишнего не скажет! Взял вот сейчас и выкинул артефакт, разве сложно сказать зачем? А? Молчит, как рыба об лед. А всё почему? Да потому, что я для него всего лишь инструмент, чтобы на родину вернуться. Но я тоже не так прост, при удобном случае покажу старому, что видел его с его важностью на одном месте.