Лишь когда наше чудовище со скрежетом тронулось, Левка поинтересовался, зачем я взяла у толстухи сверток.
— Вот за этим. — Ухмыльнулась я и развернув сверток, извлекла скомканную салфетку с кровью Рошшера. — И предугадывая твой вопрос — это поможет мне вернуть тебя и Даринку домой.
— Меня и Даринку? — Округлил глаза братец. — А как же ты? Что ты вообще задумала?
— Лева, я заключила сделку с магом. — Призналась я и выглянула в окошко, чтобы убедиться, что у нас нет слушателей. — Он вернет домой сначала вас двоих, а как только я помогу ему, вернет и меня. По другому нам отсюда не выбраться.
— А как же добровольный отказ этого твоего Рошшера? — Вскинув бровь, спросил братец. — И как ты этому магу помочь собираешься?
— Он раб. — Усмехнулась я. — Угадай, чего он хочет в оплату.
— Ты опять собираешься лезть на передовую? — Скорее утвердительно, нежели вопросительно, произнес братец, осуждающе качая головой. Его я в этот момент понимала как никто — ему предстояло при таком раскладе беспокоиться в 'слепую', не имея возможности узнать, как я здесь буду справляться с выполнением своей части договора. Не понятно что хуже. — Может, лучше я останусь?
— Для свободы действий ему нужно 'сменить' хозяина, а у меня с Рошшером до сих пор существует связь, которую, оказывается, не оборвали до конца. Так что, для осуществления его замыслов ему нужен не ты, а я. — Ткнув, для убедительности, себя пальцем в грудь, объяснила я. Коряво объяснила, но разобраться во всем, что узнала, сама до сих пор не до конца успела. А уж взваливать на Левку домыслы, пропащее дело — ему с таким багажом будет еще хуже сидеть в Москве сложа руки, в ожидании. Но по нахмуренным бровям брата я поняла, что стоит задействовать более веские аргументы. — Лев, этот мир медленно, но верно, убивает моего ребенка и единственное, что я могу сделать, это отправить вас двоих обратно. Да, я рискую с этим магом, но если отправиться троим, он просто призовет ее опять. И этому не будет конца, а я не хочу... Не хочу, терять дочь.
— А сама тут потеряться не боишься? — Хмыкнул Левка, рассеянно гладя притихшего щенка по макушке. — Ты ведь не просто рискуешь, ты играешь с огнем. А если этот псих разгадает ваш замысел? Что тогда?
— Я вернусь домой. — Твердо ответила я, не отводя от него прямого взгляда. — Если для этого понадобиться убить его или его семейку, я это сделаю, не сомневайся.
В наступившем молчании, прерываемом лишь отчаянным скрипом колес и цокотом копыт лошадей снаружи, каждый из нас обдумывал сложившуюся ситуацию.
— Я знаю, — Наконец произнесла я, не желая тратить нервные клетки на ненужные разборки. — Ты хотел бы быть рядом. Я очень ценю это. Но весь парадокс в том, что я смогу из этого выбраться, а ты.... Вообщем ты сам помнишь, что было с тобой в первый визит. — Закончила я с улыбкой. Хотя, улыбка трогала только губы, а на глаза наворачивались слезы. — Мне очень важно знать, что Даринка будет в безопасности, что ты будешь рядом с ней. Я в жизни себе не прощу, если здесь с ней что-нибудь случиться. Здесь у меня связаны руки, пока вы рядом.
— Хорошо. — Наконец кивнул братец. — Но если ты не вернешься через месяц, я сам пойду к этой гадалке. Понятно?
Я молча кивнула, не желая пугать ребенка собственными слезами, готовыми прорваться наружу. Так плохо мне еще не было. Словно отрываешь сердце по кускам.
Осознанно или нет, но я крепче сжимала в объятиях дочь, словно их перемещение с Левкой могло произойти неожиданно. Я понимала, что мне все равно будет мало времени, чтобы побыть с ней. Левка прав — я просто обязана вернутся, каков бы ни был мой путь здесь на этот раз... Чтобы ни задумал маг, я не дам себе погибнуть.
Дождь усиливался с каждой минутой и уже через полчаса, после начала путешествия, повозку нещадно трясло на размытой дороге, создавая у нас эффект морской качки. Нельзя сказать, что это способствует хорошему настроению, но вид нашего сопровождения, уныло бредущего по бокам повозки, вполне это компенсировал. Им приходилось не в пример хуже — лошадей все трудней было удерживать в таких условиях. Я искренне желала Рошшеру свалиться мордой в грязь, дабы он лично осознал все прелести своей задумки. И по мере того, как громко начала хныкать Даринка, мои пожелания ее биологическому отцу приобрели почти материальный уклад. Чертов эгоист!
Отвлечься не получалось и все силы уходили на то, чтобы успокоить дочь. Для 2-х годовалого ребенка, который такие повозки видел только по телевизору, это было через-чур. Впрочем, как и условия жизни, пища, климат — все сговорилось против. Складывалось ощущение, будто Эллионор пытается высосать все жизненные силы из моего ребенка. И Мэдсток предлагает мне молча смотреть, как она чахнет?! Ребенок, который так тяжело мне достался?! Даже для по жизни уравновешенного Левки это было через-чур, но он молча бросал за окно испепеляющие взгляды. Думаю наша жажда справедливости в этот момент была идентичной.
Когда в углу повозки натекла приличная лужа, а нас троих буквально тошнило от качки, все закончилось и душераздирающий скрип колес вдруг прекратился. Выглянув в окно, я увидела, что мы остановились возле высоких кованных ворот, за которыми смутно угадывался силуэт поместья. До него, от ворот, было метров двести, которые нам предстояло преодолеть по усыпанной мелким щебнем дорожке.
Стража у ворот, два одетых в красную форму молодца, были похожи на воробьев, искупавшихся в луже. Даже оружие в их руках выглядело как инородный элемент, выданный им по нелепой случайности. М-да, прям настоящая неприступная крепость...
Пропустили нас быстро и способствовали этому гневные крики Рошшера, пытающегося усмирить свою гнедую кобылу, гарцующую на месте. Вот животину мне было искренне жаль — ей то за что такая участь?!
Подъездная дорожка была усыпана тем, чем я и предполагала — гравием. Не знаю, как они его тут добывают и транспортируют, но факт остается фактом. Повозка с трудом преодолела последний рывок и когда наконец Рошшер открыл дверцу, я буквально пробкой выскочила наружу, стараясь не упасть на ставших ватными ногах. Ощущение было такое, словно я много и долго пила, но хнычущая Даринка привела меня в чувство и я поспешила под крышу.
— Вот мы и приехали, маленькая моя. — Крепче сжимая объятия, прошептала я ей на ухо. — Поживем здесь немного, а потом сразу домой...
Левка последовал моему примеру, неся на руках щенка. Правда молча и с каменным лицом. Я знала, что он до сих пор обдумывает то, что я сказала ему по дороге сюда и, ему явно все это не нравилось. Но что я могла сделать? Пока ситуация была повернута ко мне не лицом.
А меж тем на крыльцо вышел упитанный краснощекий человечек, метра полтора ростом. Он был одет в строгий темно-синий камзол, застегнутый на все многочисленные пуговки. Мне было холодно рассматривать его бриджи (или как это называется) и я предпочла смотреть в его проницательные, серые глазки. Собственно глаза, это и была самая выдающаяся часть лица и место они занимали куда больше, чем приплюснутый нос и тонкая ниточка губ. Чем-то на поросенка похож....
— Господин Мэдсток, рад приветствовать Вас в 'Реанолле'. — Склонился в поклоне человек-поросенок, отчего почти сровнялся с землей.
— Доложи матери, что я прибыл. — Бесстрастно приказал Рошшер, поднимаясь по лестнице. Он делал это с таким чувством собственного достоинства, словно являлся внебрачным сыном короля. При взгляде на эту картину я всерьез удивилась собственной слепоте — как я могла считать его простым начальником графской стражи?! Непростительная невнимательность с моей стороны.
Меж тем на крыльцо высыпало несколько слуг, из которых всего один был мужского пола. За его широкой спиной скромно притулились три буквально пышущие здоровьем барышни, в длинных платьях и белоснежных чепчиках. И хотя головы у всех четверых были опущены, я отлично видела, как они разглядывают нас из-под тишка. Черт с ними, лишь бы не мешались.
'Господин Рошшер' не спешил нас представлять, отчего немая сцена на крыльце здоровенного особняка, неизвестного мне архитектурного стиля, затягивалась. И разрешилось все как всегда, неожиданно — Даринка расплакалась в голос, смущенная видимо скоплением чужих людей. Все же в наш мирок редко входили люди со стороны, а здесь каждый день их слишком много и все разные.
Нахмурившись, я посмотрела на Мэдстока, желая лишь оказаться в тепле.
— Долго ты собираешься нас здесь как попрошаек держать?! — Покачивая на онемевших руках дочь, поинтересовалась я. — Или мы реально милостыню ждем?
— Эльга, я не был здесь почти 2 сириона! — Устало, и как-то совсем по-человечески, отозвался бывший муженек. — Я не знаю, какие покои сейчас свободны и куда вас разместить!
— А внутрь до разрешения этой дилеммы нельзя зайти? — Настаивала я, не желая ждать ни минуты на этом треклятом крыльце. А еще, мне очень нравилось доводить Рошшера и смотреть, как ходят желваки на его осунувшемся лице.
Наша вялая перепалка не успела перерасти в нечто большее, и причиной тому послужил дворецкий, вновь появившийся на крыльце. Шустрый поросенок...
— Прошу, Госпожа Алиенна рада приветствовать гостей в своем доме. — Склонившись, он указал рукой на дверь. — Она ожидает Вас в малой гостиной, Господин Рошшер.
— Проведи гостей в их покои, Далий. — Распорядился Мэдсток, исчезнув внутри дома. Я бы даже сказала, что он с радостью ушел.
Оглядев нас снизу-вверх, поросенок вдруг принял чопорный вид и если бы не хнычущая Даринка, я бы рассмеялась в голос.
— Прошу следовать за мной. — Задрав подбородок, произнес он. — Ваши вещи будут доставлены...
— Наши вещи я несу сам. — Отрезал Левка, не совсем вежливо проходя в особняк мимо поросенка. — Больше, кроме нас, нести нечего.
Брови дворецкого взлетели вверх, изображая крайнюю степень изумления. Однако вслух он ничего не сказал, лишь едва склонив голову. Служанки же не стесняясь рассматривали братца, шагающего с щенком на руках, широко раскрыв как глаза, так и рты.
Внутри было необычайно светло и первые несколько секунд мне понадобились для того, чтобы глаза просто привыкли к этому обилию золотого и белых цветов, в которых был отделан холл. Здесь все сверкало, даже полы. Представляю, как загружена здесь прислуга.
— Простите. — Когда мы миновали 'золотой' холл, подал голос дворецкий. При этом взгляд его остановился на щенке, мирно взирающим на сие великолепие с высоты Левкиного роста. — Ваше животное.... Не лучше ли ему выделить....
— Не стоит беспокоиться, этот доходяга пока не ходит без посторонней помощи. — Оскалился в мстительной улыбке Левка. — Он не доставит хозяйке дома хлопот, я Вас уверяю!
Мы с дворецким синхронно разинули рты, несколько опешив над Левкиным слогом. Сказать наверняка, кто из нас больше удивился, я бы не рискнула. Однако братец истолковал молчание поросенка иначе и принялся убеждать дальше.
— Он же маленький. К тому же, я его лично мыл — блох тоже нет.
Видимо смутившись, дворецкий видимо смирился и больше с нами не разговаривал. Он проводил нас в покои, которые оказались не в пример лучше тех, в которых нас поселил Рошшер — здесь было чисто, тепло и что не мало важно — никакой паутины по углам.
Оглядевшись, я поняла, что это скорее похоже на будуар, чем на спальню и хотела было уже уточнить у дворецкого этот момент, как он прошел до конца комнаты и остановился у двух дверей, различить которые сходу было крайне тяжело, ввиду полного слияния со стеной.
— Ваши покои. — Открыв двери, оповестил дворецкий.
Не долго раздумывая, мы вошли — Левка налево, мы с Даринкой направо. Взгляд порадовала большая кровать с балдахином, занимающая практически все пространство. На такой и умереть не стыдно. Разглядывание внешнего убранства с открытым ртом можно было и отложить, что я и сделала, обернувшись к стоящему в дверях дворецкому.
— Скажите, можно мне чашку кипяченого молока?
— Я пришлю служанку. — Кивнул человек-поросенок. — Если Вам что-то понадобиться, Вы можете передать через прислугу.
— Пока больше ничего. — За руку с ребенком, я медленно и вдумчиво обошла всю комнату. Она без сомнений была лучше и золоченая ткань на стенах, и отсутствие пыли — все говорило о том, что ее недавно убирали. Готовились? Или просто так каждую комнатку в особняке каждый день на непредвиденный случай убирают? Черт его знает. Знать наверняка мне не хотелось.
Даринка жалась ко мне испуганным воробушком, отчего на душе стало еще гаже, чем было. Проклинать Рошшера или его папашу, или еще кого-либо, было просто бессмысленно, ведь я сама оставила приоткрытой дверь для этих неприятностей. С момента возвращения с Эллионора я знала, что моего ребенка могут призвать, но в силу неумирающей надежды и врожденного кретинизма, я верила, что Рошшер откажется от нее. Готовилась к худшему (об этом говорил меч, упакованный в сумке), но надеялась все равно на лучшее. Я думала, что он за эти три года жениться и нас постараются отправить восвояси. И уж совсем не ожидала, что Мэдсток предпочтет пихнуть нас в дом своей мамочки, как бездомных. Вот интересно, как он ей все объяснит? А главное, как после таких объяснений нам с ней жить под одной крышей? Как не крути, получается омерзительно.
Я не знала, что из себя представляет Алиенна Рошшер, но дико сомневалась, что она спокойно отнесется к нашему нашествию. Да и кто бы остался спокойным?
— Один плюс — кровать у нас будет человеческая. — Мрачно произнес Левка, размашисто пересекая комнату и падая на вышеупомянутый предмет интерьера.
— Мы еще даже не видели эту Госпожу Алиенну! — Не преминула напомнить я. — Может ее гостеприимство закончиться столь же стремительно, стоит ей узнать, кого именно привез сынок.
— Вот можешь ты поддержать! — Скривился братец, но с постели однако не встал. Даринка отпустила мою руку, чтобы подойти к щенку и уже через секунду они втроем лежали на золотом покрывале.
— Сам подумай. — Я не спешила верить в лучшее и дарить брату слепую надежду, которая в любой момент может лопнуть, как мыльный пузырь. — Чему ей радоваться? Внебрачному ребенку своего сына? Или таким гостям как мы, с недоразвитым чувством самосохранения?
— Я не очень верю, что твоя несостоявшаяся свекровь такая же, как ее муж — ведь она живет отдельно, у черта на куличках. А это о чем-то говорит! — Не согласился Левка, мягко отводя Даринкины пальчики от глаз щенка.
— О том, что у них так положено. — Отмахнулась я.
Подойдя к окну, которое здесь было в пол стены, я осмотрела окрестности — пейзаж радовал глаз. С высоты второго этажа было прекрасно видно подъездную дорожку, упитанной змеей тянущейся от въездных ворот, стоящих прямо на кромке леса. Отсюда все выглядело иначе и тот же лес, который из окна повозки казался грязным и унылым, здесь приобретал совершенно другие краски. Глядя на Эллионор из этого окна, никогда не подумаешь, что он может быть настолько гнилым. Только не здесь, где аккуратно подстрижены кустики и ухоженный газон. Этот особняк словно стоял на границе, отделяющей свет и тьму.