"Твердь‟.

Неожиданно повзрослевшая Татьяна, интуитивно чувствовала, что нужно делать то, что сказала тётя Лариса, взяв Милу за руку, вышла из комнаты:

— Пойдём Милочка, я тебе мультики включу. ... — С этими словами, она увлекла младшую подружку за собою.

Как только хлопнула входная дверь, молодая женщина, до жути боясь услышать подтверждение своих страшных догадок, поинтересовалась у рыдавшей подруги:

— Люсь, что произошло то? Что ты как полоумная бежала по улице, распахнула нараспашку все двери и сейчас лежишь, рыдаешь?

С таким же успехом, этот вопрос можно было задать шкафу, столу, стульям. Люда как будто оглохла, или находилась в другом измерении. Пришлось молодой матери идти на кухню и принести оттуда стакан с водой. Затем. Кое-как обрызгав ей лицо, и вынудив подругу, выпить его большими глотками, слушала выбиваемую по краю посуды зубную дробь. И ещё долго старалась вникнуть в невнятное бормотание, прерываемое постоянными всхлипами.

— Ты давай подруга, успокойся. Всё хорошо, все дома, все здоровы. Хочешь, я тебе валерьянки дам? Ты главное скажи, что произошло? — Несмотря на испытываемые страхи, сказано это было весьма спокойно, можно было сказать — умиротворяющим голосом.

Люда, всё ещё всхлипывая сквозь слёзы, отказываясь от лекарства, помотала головой. Затем, собравшись с силами, запинаясь, проговорила:

— Там на Мясницкой, ... возле магазина и кафешки. ... Такой ужас! ... По нам стреляли солдаты, ... там столько кровищи! ...

Дальше, Лариса Подопригора ничего не слышала. Она представила свою дочь стоящей на улице, а вокруг неё, с мерзким звуком рассекая воздух, роились пули: всё ближе и ближе подбираясь к её маленькому тельцу. ... У Лоры загудело в голове, глазах стал меркнуть свет, и женщина, обмякнув, медленно сползла по дивану на пол.

Временами притормаживая, стальная клеть опускалась всё ниже и ниже. В ней стояли шахтёры и молча ожидали когда она достигнет необходимого уровня и окончательно остановится. Молчали все, кроме Володьки — сверстника Ринча. Тот, находясь рядом с Ваской, негодуя, рассказывал то, что не показывали по телевидению, однако он, несмотря ни на что, парень смог увидеть это на одной из страничек интернета.

— ... Короче. Было видно как этот ... остановился и открыл пальбу по толпе! Двоих сразу подстрелил ...! Я это своими глазами на мониторе видел! А когда тот му... понял, что запахло 'жареным‟, то сразу в машину смылся и его банда за ним ...! Вот так и удрали черти! Боятся твари в ответку получить! Потом ещё кого-то показали: мужику сразу в голову угодило — наповал! Что творят. У что творят па ...! А ещё эти гр... революционеры: обещают приехать к нам, и научить нас родину любить!

— И что ты предлагаешь? — Не поворачиваясь поинтересовался Ринч.

— Я ничего не предлагаю тебе, а прошу!

— Тогда, чего ты просишь?

— Я тут у сына моей крёстной, купил одно из его нелегальных ружей. А на боеприпасы к нему, денег не хватило! Сам знаешь, насколько зарплату задерживают!

— И что с того?

— А я, как-то у тебя нужные мне патроны видел! Выручишь?

— Не боишься что здесь ушей много: могут доложить о нашем разговоре — куда следует?

— Не боюсь! Здесь все свои! Многие из них о том же что и я думают: — 'Чем семью от этих хероических отморозков защитить‟?

— Приходи! Отсыплю немного! Но, только для тех целей, на которые просишь! И ни дай бог узнаю, что будешь пьяным по консервным банкам стрелять. ... Ты меня знаешь! Урою ...!

Если убрать звук, то вполне можно было подумать, что двое шахтёров разговаривают о погоде, или на прочие бессмысленные темы — во время беседы, они никаких эмоций не проявляли. Просто стояли, держались за поручень, коротали время за болтовнёй и отрешённо смотрели перед собою.

Впрочем, разговоры о приближении больших перемен можно было услышать везде, и на рабочих местах; на кухнях жилых домов; в транспорте; в скверах. Кто-то желал уехать подальше и уже на чужбине переждать лихие времена, а далее — по обстановке. Такие люди выискивали возможности, как вполне законного выезда, так и нелегального перехода через границу — в соседнее княжество. Многие из них надеялись пересидеть надвигающееся лихолетье у дальних родственников, в пограничных районах это нормальное явление. А если повезёт, то осесть у них на постоянное место жительства. Были те, кто был уверен в том, что если никуда не ввязываться сидеть тише воды ниже травы, то их никто не тронет: власть может меняться сколь угодно много раз, а рабочие руки будут нужны для любого правителя. Иначе, невозможно существовать любому государству. Так что, незачем по-глупому лесть под 'катки‟ очередной власти, нужно всего лишь пересидеть в погребах самый опасный период; после чего начать работать, работать и ещё раз работать — доказывая этим свою полезность.

Отдельно от всех, собирались в отряды и те, кто решил противостоять той 'саранче‟, что собиралась опустошить своим набегом их родную землю. А то, что к этому всё и идёт, можно было понять по тем заявлениям, которые оглашались с высоких трибун. По тем словам, которые постоянно срывались с уст мятежных бояр и их черни — с регулярными призывами изничтожить тех, кто не желает говорить на государственном языке (в быту им пользовалось меньшинство граждан), или имеет своё — отличное от революционеров мнение о произошедших событиях.

Эти люди строили блок посты, баррикады, и с презрением смотрели на тех, кто по их мнению был приспособленцем-пораженцем.

Глава 8

Вечерело. Можно было сказать, что солнце уже покинуло небосклон, скрывшись за выползающими из-за горизонта тучами. Уже на прощание, светило окрасило их контур в пурпурный свет — обещая следующему дню ветреную погоду. А сегодня, последние отсветы дня освещали лесопосадки, которые пробуждаясь от зимней спячки, только начинали зеленеть, дрожа от лёгких порывов ветерка своими ещё неокрепшими, малюсенькими листиками. Дорога, вдоль которой стояли деревца в своём торжественном карауле, на две трети своей ширины была перегорожена огромной баррикадой из покрышек. Рядом с этою рукодельною чёрной горою — на обочине, был построен небольшой шалаш; в паре метров от которого, были вкопаны несколько необтёсанных — самодельных скамей. Они в свою очередь образовали нечто вроде курилки, центром которой было вкопанный в землю обод заднего колеса от грузовика. И уже в этой импровизированной топке, горел слабый костерок, и именно он был центром притяжения людей дежуривших на этом блокпосту. Одеты они были кто во что горазд: пара молодых парней, сидели в потёртых джинсах и ярких ветровках. Справа от них, по-хозяйски рассевшись, отдыхал седовласый мужчина — на вид лет пятидесяти, который был одет в старую робу сварщика, с кожаными вставками. Он неспешно потягивал трубку, и слегка прищурив глаза — так что его лоб пробороздили глубокие морщины, выпытывал у своего сверстника, сидевшего напротив него, и облачённого в чёрный комбинезон, с накинутой на плечи фуфайкой:

-Ты вот что скажи мне Семён, как мне твои слова понимать? Почему мы, по твоему разумению, пошли не тем путём?

— Я не говорю, что мы не тем путём движемся. — Простуженным голосом ответил на вопрос полноватый, лысый мужичок. — Просто у нас в отличие от Рильда, не хватает одного. Нет. Точнее двух, или даже трёх вещей. ...

— Это каких таких вещей у нас нет кум? Ась?— Подначивая собеседника, с ехидцей скользившей в голосе, поинтересовался мужчина в робе сварщика. — Уж будь добр, просвети нас сирых и убогих!

В небольшом мужском коллективе — сидевшем на блок посту, послышался сдавленный, осторожный смешок. Единственным кто был внешне безучастным к этой забаве, это парнишка по прозвищу Варгана — он внимательно наблюдал за обоими 'стариками‟. Однако тот, к кому обращались как к Семёну, как будто не заметил тона с которым к нему обращался старый товарищ, и резко оживившись, активно зажестикулировав, начал объяснять:

— Тут и козе понятно. Ты Витёк, как будто с луны свалился. Первое и самое главное. У нас не так много людей желают отделиться от Житицы — да и мы сами на весь объявили об автономии в её составе. — Сеня, выставил перед собой свой натруженную, мозолистую пятерню и, сжав кулак, поспешно отогнул указательный палец. — А на два, пойдёт то, что у нас в отличие от того же Рильда, нет выхода к морю, как и выгодного стратегического месторасположения. Значит грё...я Ёрла, не сможет у нас построить свои морские базы. Нет. Точнее военные базы теоретически можно и здесь расположить, но их надо строить, да и эффективность от их присутствия будет намного ниже. Третье, — натруженная пятерня дядьки Сени показывала уже три пальца, — У нас, на нашей территории, нет Рильдавских военных баз. А это значит, что Грыдица не сможет использовать своих солдат для обеспечения защиты местного населения от давления и угроз со стороны разбушевавшихся радикалов. Иначе, в мировой политике, это уже будет выглядеть как неприкрытая агрессия Ижмани, по отношению к соседнему — более слабому княжеству....

Любитель трубки, вкусной еды и 'кухонных‟ митингов, Виктор Павлович незаметно для себя 'воспламенился‟: сжав трубку в кулаке, и мгновенно о ней забыв, на манер своего кума замахал руками. За малым не перейдя на 'многоэтажный мат‟, заголосил:

— Ты! Ты с...н сын! Ты что хочешь сказать?! — Даже при угасающем свете дня, было видно, как побагровело его лицо, и на висках взбухли вены. — Ты кум, утверждаешь что княжество Ижмань бросит нас в беде! Нас?! ... — От возмущения у Виктора Павловича спёрло дыхание. — ... Нас?! Своих единокровных братьев? Да как ты мог об этом подумать? Да быть такого не может! Да я тебя...!

Казалось ещё секунда, и он, прямо через огонь костра, кинется на своего кума с кулаками (неизвестно зачем нужно было затрагивать эту больную для всех тему, если он заранее знал, каковым будет ответ его лучшего друга). Грабов и в относительно спокойные времена славился своей повышенной вспыльчивостью — впрочем, все знали, что Павлович также быстро отходил — меняя гнев на милость. Но все кто в данный момент сидел рядом с возмущённым дядькой Витей, впрочем как и его оппонентом, на всякий случай отодвинулись от них подальше. Вспышку праведного гнева, лучшего во всей округе сварщика, нужно было ещё пережить. Потихонечку дистанцировались все, кроме худощавого парнишки, внешне очень похожего на Варгана. Его вороная бровь взметнулась вверх, при этом чёрные глаза остались совершенно спокойными и таким же уверенно спокойным оказался и голос, которым он обратился к смутьяну:

— Дядька Витя, ты чего народ пугаешь? А? — Варган не пыжился, не хорохорился, но Грабов смолк. — Если не нравятся слушать такие ответы, то зачем задаёшь подобные вопросы? А? Так что, доставай табачку, угости нас ими, и давай покурим самокруток. А свой великий гнев оставь для 'нациков‟. Ещё раз такое устроишь, я тебя без всяких разговоров, до дому отправлю. Будешь там своей Витольдовне мозг выносить.

Все знали, что Георгий не был Варганом, как и его отец с матерью не имели с ними родства: просто природа так подшутила, придав его внешности такие черты. И именно по этой причине, вся округа называла его 'Варганом‟, и больше никак. Не был он бандитом, впрочем, как и не был полностью законопослушным гражданином. И как-то так получилось, что именно он объединил вокруг себя группу людей и организовал из них здешний блокпост. Так что, он с тех пор, Варган стал командиром, и делал всё для поддержания дисциплины в своём отряде.

— Варган! — К куреню подбежал молодой, белобрысый юноша, на вид не старше семнадцати лет. — К нам едут! Едет 'пирожок‟ — с нашей стороны.

— По местам! — Команда была отдана тихо и по-прежнему спокойно. — Всем быть готовым ко всему. Эти нацики, могут пойти на любую подлость.

Весь блокпост пришёл в движение, у кого были ружья, рассредоточились по заранее приготовленным огневым точкам: занимая круговую оборону. Кто был безоружен, взяли наизготовку факелы и открыли канистры с бензином, дабы при необходимости, подпалить сложенные горою покрышки. То, что при нападении хорошо вооружённых бандитов блок пост вряд ли долго продержится, знали все, но подожжённые покрышки могли заранее оповестить людей о приближении врага. И как следствие, у жителей Торска, появлялся шанс подготовиться к его встрече. Ведь это является прописной истиной, большие силы охраняют самое главное, а мелкие группы, рассредоточиваются по округе и не дают противнику подкрасться незамеченным. Всё лучше, чем бестолково распылять силы.

По тому, как обыкновенный разговор за малым не перерос в драку, некоторые могут решить, что те, кто добровольно стал на защиту отчего дома, были психически неуравновешенными людьми. Однако это не так: нельзя судить о людях, не зная всего того что творится вокруг них. Для полного понимания того, отчего Виктор Павлович так легко впал в агрессию, нужно знать то, что творилось в округе — на подступах к его родному городу. Вот хоть этот случай, о котором пару дней назад, Грабову рассказал его сосед Олег. В тот вечер, Полторак вернулся домой в подавленном состоянии и заглянул к своему соседушке чтоб занять денег для покупки самогона. Да-да, Именно так он и сказал: — 'Сосед, братское сердце. Мочи нет терпеть. Во, как срочно нужно напиться! — С этими словами, Олег Игоревич вскинул кисть на уровень подбородка: указывая 'меру‟ предстоящей 'заливки‟. — Только не спрашивай почему‟. — Грабов конечно же денег не дал: но выставил на стол двух литровку первача, два гранёных стакана, и тарелку маринованных огурчиков для закуски.

— Денег не займу. У самого нет. — Проговорил Виктор Павлович, усаживаясь за стол и, жестом приглашая соседа присоединиться к нему. — А вот с тобою за компанию, дерябну.

Полторак прихрамывая, подошёл к столу, неспешно отодвинул стул и, усевшись, не дожидаясь, когда хозяин дома нальёт самогон и себе: залпом — единым глотком выпил содержимое своего стакана. Пил как воду, даже не морщась, и не думая о том, что может этим обидеть гостеприимного соседа. Впрочем, по этому человеку было видно, что с ним произошло что-то плохое, можно даже сказать, из ряда вон выходящее. Поэтому Виктор, только пожав плечами, снова наполнил опустошённый стакан, и снова тот был выпит с небывалой поспешностью.

— Так. Пока огурчики не похрумкаешь, и не 'отдышишься‟ после первого дуплета, больше не налью. — Сказано это было безапелляционно. — Твоё здоровье Олежка.

Стакан был опустошён, но не так мгновенно, да и в отличие от соседушки, Виктор Павлович аппетитно загрыз огурчиком выпитое. Как этого и хотел Полторак, никаких расспросов и поползновений к душевной беседе не было. Через несколько минут, Олег, слыша, как Павлович ест огурцы, — именно слыша, потому что его отрешённый взгляд бесцельно 'сверлил‟ потёртую клеёнчатую скатёрку, накрывавшую небольшой стол. Так вот, Олег машинально потянулся к тарелке, взял, и также бесстрастно надкусил крупный огурчик. А ещё немного погодя, сжав кулак с закуской так, что из пятерни потёк сок и меж пальцами полезла огуречная кашица; сосед заговорил: