Из Терний

На этот раз Терилун не колебалась — резко рванулась вправо, уже чувствуя на спине болезненный холод Терний. Теперь Лас и Терилун бежали не лоб в лоб друг на друга, но вихрящиеся вокруг тени всё равно приближались, опасные даже для него, что уж говорить о...

— Давай!

Снова не пытаясь понять, что именно происходит, не думая, Терилун присела на месте. Меч Ласа свистнул над головой, и с жутким рёвом пронеслись мимо разъярённые призраки. Сознание, казалось, спряталось в маленькую коробочку глубоко в голове и оттуда следило за страшным внешним миром. Терилун сейчас тоже хотелось, как ему, обнять руками колени, спрятаться и никому не показываться больше. Ни привидениям, ни Терниям, ни Ласу...

— Вперёд!..

И Терилун побежала вперёд. Один раз оглянулась — Лас отступал, окружённый мелькающими в воздухе тенями, уклоняясь и отбиваясь, но всё медленней. А потом— до предела, не смотря ни по сторонам, ни даже вперёд, так быстро, что ноги тут же будто вспыхнули и потяжелели, а за ними — голова, такая тяжёлая голова, словно огромный железный шар катится вперёд, неумолимый... Сбоку мелькнул размытый силуэт ещё одного призрака, но Терилун будто не обратила внимания. Спереди — изнутри камня, теперь точно! — вновь раздался чудовищный скрежет. Заложило уши. По сторонам заплясали хлёсткие жёлтые молнии; одна, кажется, попала прямо в Терилун. Неважно. На миг ей показалось, что она сама — волна дыма, или света, могучая, стремительная, захлёстывающая всё вокруг. Вперёд, ещё чуть-чуть, и ещё немножко пролететь, совсем несложно...

Преодолев последние несколько шагов до алтаря, Терилун с двух сторону обхватила камень, упёрлась в пол обеими ногами и рванула вверх, — но увесистый с виду валун на деле оказался лёгким, точно кусок коры. Держа камень в руках, Терилун на два шага отступила от алтаря — он тоже светился синим, правда! — и тут только заметила, что из камня по-прежнему вылетают молнии. Вот этот скол справа, как будто более грубая поверхность, несимметричная — там они рождались, одна за одной, соединялись и раздваивались, гладили руки и тело Терилун, не причиняя боли, а лишь слегка покалывая кожу. Этот скол... "Половина. Да, конечно же! Тут только половина". Терилун казалось, что камень становится всё легче и мягче, так, что пальцы погружались в него, как в кусок подтаявшего масла. И чем глубже, тем больше странных, необъятных образов рождалось в голове. Нет, не образов — это было само знание, готовое, как будто всегда было там! У этого камня есть история. Этот камень всё помнит. Об этой деревне, и о том времени, когда он был целым, и даже раньше, когда...

— Невероятно...

Терилун открыла глаза и посмотрела вниз. Камень исчез. Между ладонями был лишь золотистый туман. Одно движение — и он развеялся мельчайшей пылью во все стороны. Тонкие молнии, будто потерявшись, всё ещё вспыхивали вокруг Терилун, с каждым разом слабее. И всё это прекрасное знание, все эти картины и истории — до одной исчезли, испарились, как волшебный камень, в облачке золотой пыли, оставив лишь послевкусие восторга, могущества... всё ушло. Всё просто ушло.

Лас стоял позади, в десяти шагах, посреди внезапно опустевшего и утихшего зала. Он уже не улыбался — но этот торжествующий взгляд, это "невероятно", даже то, как он стоял... Терилун вдруг почувствовала какое-то пресыщение, тошноту. Он знал, что случилось. Он знал, что найдёт здесь. И сейчас просто сияет от удовольствия — он снова что-то знает, и снова, и снова...

С залом происходило нечто странное. Если бы не Лас, Терилун бы подумала, что у неё просто кружится голова: лишь они вдвоём стояли прямо, всё остальное плыло, размывалось, меняло очертания. Неважно. Это тоже неважно. Терилун смотрела только на Ласа — на порванные одежды, заплывший левый глаз, на меч, который он лишь в полёте, лишь в том отчаянном рывке единожды вытащил из ножен. Почему? почему? почему?.. Терилун чувствовала, что просто устала спрашивать.

— Терилун? Всё в порядке?

В ответ она молча развернулась и зашагала прочь. Зал вокруг блёк и словно выпрямлялся, походя уже на обычную пустошь Терний. Отойдя на пять шагов в пустоту, Терилун остановилась, пошатнулась и рухнула на землю.

— Именно так. В каждой земле, свободной от Терний, лежит подобный камень-оберег. "Сигил" — мы так его называем, в переводе с древнего языка — "печать". Где найти большинство из них, не знает никто, но это должно быть неслучайное место. Стоит убрать сигил с алтаря — и земля начинает возвращаться в Тернии. Кто бы ни дал нам эти камни — с крыльями они были или без — разрешил нам всем жить дальше. Каждый раз, когда выхожу из тумана к людям, вспоминаю об этом.

К деревне они вышли совсем скоро. Сначала Лас нёс Терилун на руках, как в первый раз. Потом, к его удивлению, она очнулась и пошла сама. Отстранённо, хмуро, не разговаривая с Ласом и не смотря на него.

— Когда я услышал о злобных призраках из Терний, мне сразу показалось, что дело в сигиле, но я не мог сразу понять, что к чему. И мне действительно никогда ничего подобного не встречалось. Выходит, жители деревни решили расчистить больше территории, разделив свой сигил пополам. Не знаю, как им удалось для этого построить алтарь прямо в Терниях, но какое-то время всё шло хорошо. А потом разделённый камень треснул. И отказал.

Во внешнем мире, похоже, времени прошло гораздо больше, чем казалось Терилун: день клонился к вечеру, и деревня, отработав, отгуляв, отшумев, вновь превратилась во что-то тихое, безлюдное, едва живое. Терилун проследила глазами за их же с Ласом нетронутыми утренними следами. Тело женщины убрали — вместо него бурело в пыли густое пятно крови.

— Это действительно интересно. Одна часть деревни умерла, но не до конца. Тернии сохранили воспоминания обо всём, что когда-либо там происходило — даже о тех людях, кто и сейчас жив и здоров, вроде старости. Такие тени из прошлого обычно безобидны, но здесь разряды энергии из повреждённого сигила позволял им обретать форму в нашем мире. Единственное, чего я не могу понять — почему от нас так скрывали правду. И зачем та женщина вышла на границу, хотя и знала, что нельзя... Кстати, ты хорошо справилась. Там, в зале. Ты сильнее, чем я думал.

Терилун смотрела на главную улицу деревни, почти пустую, с одинокой старой телегой вдали. На ратушу — деревянную, самую обычную, как везде. На дом старосты, который знал о "мёртвой деревне" намного больше, чем сказал — даже сановнику Высочайшего. На дом старой Райны, когда-то такой же, как Терилун, молодой и быстрой. Насколько же другой эта часть казалась после той.

— И с самим сигилом — я до сих пор не могу понять, что именно произошло. Со всей заключённой в нём силой он должен был... я не знаю... может, даже взорваться. А в итоге — ты как будто впитала его в себя. После этого — кто знает? — может, пробудятся у тебя какие-нибудь невероятные способности, м?

Таким Терилун его тоже никогда ещё не видела. Он как будто заискивал, пытался рассмешить, разговорить, как дитя малое. И от этого становилось только горше.

— А раз уж мы полны сил, пора в дорогу. Навёрстывать потерянные часы. Но прежде — хочу предложить сделку.

Опять сделки?.. Терилун с утомлённым видом повернулась к Ласу. Давай, предлагай, вот только кто тебе поверит после всего этого?..

Но Лас смотрел вполне серьёзно. Левый глаз его распух пуще прежнего, а в прорехах платья виднелись кровавые порезы, но выглядел он при всём этом как никогда внушительно. Благородно. Он ещё не раскрыл рта, а Терилун почувствовала, что снова ждёт его слов, как какого-то откровения. До сих пор это и были откровения, правда?..

— Всё просто. Опиши мне, что ты видела в деревне. Это было явно не то, что видел я... и не тогда. А я взамен расскажу, как встал на свой нынешний путь. С самого начала. Мне тогда было не больше, чем тебе сейчас. Полагаю, этого достаточно?

Этого было достаточно.

Глава 4. Пальцы Тира

Он лежит на своём смертном ложе. На холодном камне, в полной темноте. Лежит, а из него по капле уходит жизнь, стекает струйками вниз и оседает меж камней. Вверху, далеко, единственное пятно голубого неба — дыра, через которую он упал в эту пещеру. Рядом, серое, безжизненное, — тело горного волка. Жилистое, ловкое, почти такое же, как у него самого. Волк пал от руки человека, но прежде разодрал ему грудь, лишил сил, сказал: умирай вместе со мной, здесь, во всеми забытой холодной пустоте. А тот, ещё живой, лежит тихо — словно древний бог вселился в него на миг, дал мальчику силы голыми руками справиться со зверем. Но теперь всё кончилось. Он лежит, не шевелится, боится растревожить последние остатки жизни внутри, а боль, холод, смерть подбираются всё ближе.

И тут что-то происходит. Один вздох, случайная мысль — и мир за секунду по кирпичикам обрушивается вниз. В ушах звучат голоса, слова песен, сказок, пророчеств. А в глазах вспыхнул и сияет свет. Прежний мир, раскрашенный в миллион разных цветов, — живых, дрожащих, перетекающих один в другой. Цвет — это жизнь, это единственная ценность, главная, которой никогда не хватает на всех.

Что-то происходит, и он за миг видит всё, понимает всё. С трудом поднимается на локтях, будто не замечая, как из раны вниз, во всепоглощающую Основу, стекает драгоценная сила. Подползает к телу волка, находит рану от камня и припадает к ней губами.

А когда вновь выходит из пещеры на свет, полный солёной, горящей волчьей жизни, — свет уже другой. И всё другое, с новым порядком, новыми правилами, новым смыслом. И сам он уже не тот мальчик, что гулял по полю и провалился в наполовину заросшую травой дыру. Не здесь его место, не под этим кровом, не с этими людьми. И он отправляется прямиком в чащу, куда глаза глядят, через поля и холмы, города и реки, — и повсюду видит этот цвет, борьбу одной жизни с другой, скрытую от людских глаз. Долго ходит он так по миру один, пока не узнаёт об обители таких же, как он, видящих мир таким, какой он есть, и взор его устремляется туда.

* * *

— Я провёл там шесть лет, обучаясь. А потом меня отобрали на службу Высочайшему в Смирре. Не все из тех, кто учился со мной, избрали такой путь — но для меня тогда снова весь мир был в новинку. Я думал, что ходить по свету с государственными поручениями — и достойно, и интересно.

Солнце над этими полями жило, казалось, особой жизнью. Вот уже, наверное, часов пять шагали Лас и Терилун по твёрдой, убитой тележной колее, а оно всё светило сбоку, утреннее, рассыпая свежие искорки на лугах, поросших травой пологих холмах, золотистой паутинкой проглядывая сквозь плавающие тут и там островки деревьев. Это утро всё не кончалось, и утреннее настроение — тоже: лёгкие ноги, гудящая от новостей голова — как будто всю Великую Степь, до самого Ламино, можно было пройти в один длинный, невесомый день.

— Но главное — я оказался прав. Много и опасного, и неприятного, и скучного было за эти годы. Но я не пожалел ни разу. С тобой всё в порядке?

— Д... да-да... в Смирре.

Терилун вмиг пришла в себя, тряхнула головой, нашарила в кармане кусочек грифеля и вывела на листке бумаги одну за другой четыре буквы: С-ми-р-ра. Надо будет спросить, где это. На востоке, там, где столица? Или, нет, на севере, на краю Шингина? Или...

Вот уже в третий раз за неделю Лас рассказывал свою историю — Терилун умела добиться своего и, как маленький ребёнок, снова просила одно и ту же любимую сказку. В этот раз, кажется, было ещё ярче, ещё живее — Терилун так и чувствовала на языке солёную волчью кровь, волчью силу. Девочка начала уже привыкать, что её прежнее фантазёрство в последние дни казалось едва ли не явней яви — и всё равно история Ласа была особенной. Так сложно было представить его мальчиком, ещё младше, чем она сама — но лишь только закроешь глаза, позволишь ему нарисовать себя. Выйти из темноты, — и вот уже всё ясно. Этот маленький лас был чем-то похож на Терилун — такой же потерянный, с трудом узнающий мир вокруг, ушедший от всего, что раньше было домом, странствующий бог весть по каким краям. Вся эта история с Ласом и Суррой всё ещё казалась какой-то неправильной, но Терилун вспоминала судьбу того мальчика, и думать о своей собственной становилось как будто не так тяжело.

— Я не совсем об этом. Но Смирра — действительно занимательный город. Лежит она в месте слияния двух рек, Маттоса и Сейвы, и потому она — главный речной порт на западе Суо. Через неё проходит почти вся торговля между Протяжённым Царством и государствами по ту сторону Степи.

Да и вообще, его таинственности, которая и влекла, и раздражала, за неделю заметно поубавилось. Он сдержал обещание и поведал о своём детстве — но на этом не остановился. Кратко ли, подробно ли, по поводу и без, Лас рассказывал Терилун о внешнем мире. Ведь, на самом деле, всё за пределами трёх маленьких, скучных деревень, где в разное время жила Терилун, — всё это и было внешним миром. Протяжённое Царство, оно же Суо (девочка всё это время и не догадывалась, в какой великой империи живёт), дикая Степь и приморские города-государства за ней — Ламино, Эль-Тэйр, Шайя, всё сплошь красивые, загадочные имена; легендарный Эспаден на западе — в прошлом грозный противник Суо, теперь отделённый почти непроходимой, во много дней пути, стеной Терний. Этот мир всё ярче расцветал перед глазами — по-прежнему нечёткий, но от этого ещё более захватывающий. Очень кстати пришлись грифель и связанные бечёвкой листы бумаги, которые Лас купил для Терилун на следующий день после событий в мёртвой деревне. Первые страницы были сплошь покрыты странными каракулями и буквами, похожими на странные каракули, — но чем дальше, тем ровнее становились ряды слов, напоминая уже записи какого-нибудь счетовода и сборщика податей. Терилун по мере сил пыталась записать всё: рассказы Ласа, названия городов, рек, имена людей, даже сюжеты из книги сказок, которую девочка уже одолела до половины. Иногда попадались даже маленькие рисунки на краях страницы, но тратить на них бумагу было жалко.

— Лас.

— Да?

— Далеко ещё до этого города? Касталлари?

Лас выглядел бодрым, подтянутым, как всегда, будто не шёл всю последнюю неделю с утра до ночи, почти без отдыха.

— Касталлари — весьма далеко. Это ведь не только город, но и название провинции. Мы и сейчас уже в провинции Касталлари. А впереди нас — Нисса. Старая Нисса.

Никакого города, старого или нового, впереди пока видно не было. И хорошо! Со вчерашнего утра вокруг — только волнистые равнины, зелень травы и листьев, и свежесть, и солнце — и ничего больше. Никаких Терний. Ни холода, ни этой неуютной духоты, что пронизывает до костей, а потом прокрадывается в сны. И сны сегодня будут хорошие, подумала Терилун, и сразу захотелось улыбаться неизвестно чему и непонятно зачем. Видение Цвета не возвращалось с самого Миэ — по крайней мере, не так ярко. Но временами что-то мелькало поверх обычной жизни, что-то такое же загадочное, сплетающее между собой всё самое непохожее...

— Мы почти нагнали его. Может статься, он всё ещё в городе.

Улыбку как дождём смыло. Тёмный Прохожий.