"Монах.Шанти"

— Потаскаешь еще. Беа, отнеси шкуры в склад, повесь. Золота не приносили?

— Нет, не было. А что, находят?

— Бывает. Я тебе потом расскажу, как и что по золоту. И по камням. Если появятся — меня зови, сам не решай. Забыл тебе сказать заранее, мой просчет. Что неясно, в чем не можешь разобраться — меня зови. Я всегда рядом.

— Андр, пойдешь со мной завтра на состязания? — перебила отца Беата — а то мне одной не хочется. Да и опять кто-нибудь приставать будет, а с тобой может и не будет. Тем более, что завтра не простой день! Праздник!

— Вы так и не рассказали — что за соревнования? Чего делают-то?

— Да чего — борются, из луков стреляют, да на мечах дерутся. Вот и все. Ты умеешь из лука стрелять?

— Не помню...вроде умею, но не так чтобы очень.

— А на мечах? Бороться ты умеешь, уверена — хмыкнула Беата — кстати, сегодня будем заниматься?

— Если хочешь — улыбнулся Андр — мышцы не болели?

— Болели. И болят! Ну и что? Хорошо! Я стала сильнее и быстрее, точно! Пап, он меня учит упражнениям, которые похожи на драку, только медленно. И вроде медленно — а все мышцы потом болят. Вот!

— Развлекайся, развлекайся — рассеянно буркнул Урхард, записывая что-то в потрепанную книжицу, которую достал из наплечной сумки — только отнеси шкуры, как я сказал! Быстренько, ну!

Беата скорчила недовольную физиономию, собрала в охапку шкуры, и когда выходила скорчила рожицу отцовской спине. Тот кашлянул и грозно взревел:

— И не строй рожи! Что сказано — надо выполнять быстро, без раздумий! Пошла в склад! Брысь!

Беата захохотала и бегом бросилась вниз, в полутемную, освещенную светом фонаря 'пещеру'. Урхард прислушался к ее шагам, и сокрушенно покачал головой:

— Да, тяжко ей здесь. Дурак я был — обучил грамоте, книжек накупил. От книжек и правда томленье духа и лишние мысли. Вот не знала бы, что можно жить по-другому, и не тосковала бы здесь, в деревне. А теперь что? Мы сами за собой ухаживаем — слуг нет, приходится и лошадей поить-кормить, и убираться, и готовить, и стирать самим. Вроде и деньги есть, но нанять здесь прислугу — не поймут, скажут зазнался. Не принято.

— Может и правда купить лавку в городе и уехать? — предложил Андрус — почему и нет? Приезжать, скупать шкуры — ну...два раза в неделю, привозить товары, а зачем постоянно здесь жить?

— Ты многого не знаешь — нахмурился Урхард — здесь безопаснее.

— Среди магических тварей и буйных охотников?

— Иногда бывает, что среди зверей из Леса гораздо безопаснее, чем среди людей — туманно ответил Урхард — все, запирай лавку. На сегодня хватит. Иди...танцуй.

— Танцуй? — не понял Андрус — а! Ты называешь ЭТО танцем. А что, есть что-то от танца. А тут как танцуют? В смысле — взаправду танцуют?

— Попроси Беату, она тебе покажет — усмехнулся Урхард — с радостью покажет. Все, отваливай отсюда. Молодец, хорошо поторговал. Я думал, что ты в первый день работы все перепутаешь, а ты нет, разобрался. Шагай наверх — жена ужин приготовила, сейчас все вместе поедим. Я немного задержусь, пересчитаю шкуры на складе — может пора в город съездить...

* * *

— Вот так...ногу переставил...Раз! Раз! Раз! Ну вот, вот...получается. если ты можешь такие сложные штуки, как в твоем 'танце' делать, то уж тут — плевое дело!

Андрус держал в руках упругое, горячее тело девушки и не мог думать больше ни о чем, кроме как о ней. Он сбивался с шага, отчаянно фальшивил, едва не наступая Беате на ноги, и силился выбросить из головы ее упругую грудь, прижавшуюся к его груди, ее бедра, которых он ненароком касался, ее... В общем — все, что принадлежало телу Беаты, было желанно до такой степени, что хотелось выть или скрипеть зубами. Нет, он не мог себе позволить такую вольность:

— Хватит. Все, на сегодня хватит. Разреши — я побуду в одиночестве. Слегка помечтаю, как ты говоришь...

— Мечтай...а что, со мной мечтать нельзя? — обиженно шмыгнула носом Беата — обязательно прогнать меня, как какую-то дворовую собачку? Ну и сиди тут, как пень! Старый, замшелый, полуседой пень! С кривой рожей притом!

Девушка громко хлопнула дверью, едва не сбив с полочки кружку, в которой Андрус обычно держал колодезную воду — ночью попить. Последние дни ему постоянно хотелось пить — видимо обезвоженный организм срочно восстанавливал запасы жидкости.

Андрус закрыл дверь на задвижку, и усевшись на кровать, постарался успокоить бьющееся, как птичка в клетке сердце. Посидев минут десять и обдумав ситуацию, Андрус пришел к одному печальному выводу — или он уйдет из этого дома прямо сейчас, как есть, не задумываясь о последствиях, или в конце концов окажется в постели со своенравной, прекрасной и желанной Беатой. Чтобы ее отец потом свернул ему башку. Может и не свернет, конечно, но неприятностей и переживаний будет куча. Оно ему надо? Ну да, хочется женщину, так может лучше найти где-то на стороне, и не портить жизнь ни себе, ни девчонке?

Чтобы отвлечься от грустных размышлений, Андрус снова занялся упражнениями. Вначале он долго сидел, представляя себя водой, норовящей вытечь через трещину в кувшине, расслаблялся, растекался, распускал все мышцы, чтобы через некоторое время, отдохнувший, собравшийся воедино обрести энергию и силу.

Посидев, бодрый, как никогда, избавившийся от навязчивых мыслях о своенравной девчонке, Андрус снова начал знакомые движения, разминая, напрягая мышцы и связки. Теперь у него получалось довольно четко — в первые дни занятий он иногда ошибался, из-за слабости, а возможно — из-за нарушенной координации всего тела. Откуда-то он знал, что удары по голове, да такой силы, никогда не проходят даром. Люди лечат подобные раны месяцами, но были случаи, когда человек с таким повреждениями мозга навсегда оставался больным, даже идиотом.

Ничего идиотического в себе Андрус не видел — кроме отказа от прекрасной девушки — так что очередной комплекс упражнений он отработал четко и уверенно. Правда вспотел, да так, что рубаха прилипла к спине. Слаб. Когда войдет в силу — ни одной капельки пота не ляжет на лоб — тренированный человек от таких упражнений даже бы не запыхался — по крайней мере так считал Андрус. Впрочем — он мог и ошибаться — ведь не помнил ничего, а как можно утверждать то, о чем ты не знаешь достоверно?

Закончив, пошел во двор, к огромной сосне, к колодцу вырытому возле нее.

Уже смеркалось, на темно-синем, почти черном небе выступили звезды, яркие, как фонари. Андрус стянул с себя пропотевшую рубаху повесил ее на скамеечку возле колодца, спустил вниз деревянное ведро и медленно вытянул его наверх, полное ледяной воды. Затем снял штаны, раздевшись догола вылил на себя обжигающе холодную воду, фыркнув и заурчав от наслаждения. Потер себя намыленной мочалкой, обдал остатками воды. Снова спустил ведро в колодец, набрал, и вылил воду в деревянное корыто у сосны. Бросил в корыто рубаху, портки, намылил кусочком мыла, валяющимся на пеньке и начал полоскать, выбивая грязь и пот. Через пять минут, удовлетворившись результатом, выжал одежду, встряхнул в ночном воздухе, разогнав брызгами толпу комаров, пытавшихся нацелиться на худую спину.

— Ой! Осторожнее! — Андрус оглянулся, и увидел Беату. Она стояла за спиной, утирая с лица брызги.

— Как ты можешь купаться такой ледяной водой? Неужели не холодно?

Андрус потянулся за сухими штанами, захваченными из комнаты, они висели на сухой ветке, не глядя на девушку натянул их на себя, потом вылил из корыта грязную воду, перевернув колоду на бок. Ппоставил ее на место и подойдя к веревке, протянутой от сосны до забора, повесил мокрую одежду, прищемив прищепками.

— Ты так и будешь молчать? — Беата сделала несколько шагов вперед, и неожиданно обхватила Андруса руками сзади, прижавшись к его спине грудью и щекой — ну прости, прости...я не хотела тебя обидеть! Это ты меня обижаешь! Ну почему ты такой холодный?

— Потому, что в колодце очень холодная вода — усмехнулся мужчина, мягко размыкая руки Беаты. Чувствовать прижавшееся к тебе горячее тело девушки, едва прикрытое ночной рубашкой, было очень приятно, но...

— Я не о том! — сердито буркнула девушка — ты как из железа! Твердый, холодный! Я ведь люблю тебя! Почему ты этого не видишь?! Почему не откликаешься на мою любовь?!

— Комары не дают — усмехнулся Андрус, прихлопнув очередного супостата, погрузившего свое жало в его грудь — ты выбрала не то время, и не то место для объяснений.

— Хорошо — легко согласилась девушка — тогда пошли к тебе в комнату, там поговорим.

— Нет уж — содрогнулся Андрус — только не в мою комнату. (Он хотел добавить: 'Там я за себя не отвечаю!' — но не стал)

— А куда? — радостно откликнулась Беата — в мою комнату?! Пошли! У меня кровать шире, чем у тебя!

— Кхе, кхе — закашлялся Андрус, и Беата тут же заметила:

— Видишь — обливаешься ледяной водой, а потом кашляешь! Ты же только что после болезни, разве можно так себя вести? Тебя надо растереть махровым полотенцем и уложить в постельку!

— Вот что, милая — угрюмо сказал Андрус, безуспешно борясь с сонмом летающих кровопивцев — сегодня мы пойдем каждый в свою постель, а объяснения оставим на тот момент, когда каждый из нас будет готов к объяснениям. Непонятно? Подрастешь, поймешь. Все, спать!

Андрус решительно зашагал к дому, а Беата осталось стоять у колодца. Ее глаза набрякли слезами, и скоро горячие капли потекли по щекам, капая на цветок флуки, каким-то образом сумевший остаться в живых и высунувший голову из щели настила возле колодца. Слезы текли и текли, Беата плакала так горько, будто ребенок, у которого отняли любимую игрушку и разбили прямо перед глазами. Впрочем — а кем был Андрус для девушки? Если не игрушкой, то чем-то вроде щенка, подобранного на улице, да — любимого, но щенка, игрушки, не более того. По крайней мере так думал сам Андрус, желавший уберечь девушку от большой ошибки, может быть самой большой ошибки в ее жизни. Только вот он, потерявший память, не знал — то, что боги приготовили человеку — то и будет, как бы тот не уклонялся от своего предназначения.

Это отлично знали два человека, мужчина и женщина, стоявшие перед большим окном на втором этаже дома. Женщина положила голову на грудь кряжистому мужчине, а тот, обняв ее за грудь и бедро, поверх головы любимой смотрел во двор, на то, что происходило у колодца. Разобрать мелкие подробности было невозможно, но, в общем — все понятно.

Когда Беата осталась одна, Урхард хмыкнул и тихо сказал:

— А парень-то непрост. Или цену набивает? Ведь чем дольше кусок мяса висит перед мордой голодной собаки, тем больше ей хочется его съесть.

— Съест — усмехнулась Адана — еще как съест. Если женщина чего-то захочет, она не остановится ни перед чем. Интересно — сколько времени он продержится?

— Делаем ставки?

— Все равно проиграешь безумный бородач! — женщина потянулась, как кошка, и высвободившись из рук мужа стянула с себя ночную рубашку, бросив ее на стул — пойдем, докажешь, что ты не такой дурак, как этот парень, и что ты любишь свою жену?

— А разве я не доказываю это каждый день? — усмехнулся Урхард — на протяжении восемнадцати лет?

— Еще докажи. Что, сил нет? Старенький стал? Некогда ты по восемь раз за ночь доказывал, а теперь разок — и сразу храпеть, так, что простыню сдувает!

— Коварная обольстительница! Сейчас я тебе задам! — мужчина схватил женщину на руки, и сделав несколько шагов бросил ее на постель. Мгновенно сбросил одежду, и через несколько секунд раздался негромкий женский стон-вздох...

* * *

— А лавку? Сегодня не надо открывать лавку, сидеть в ней?

— Вот видно, что ты нездешний — ухмыльнулся Урхард — кто же в последний день седмицы ходит по лавкам? Может где-то и ходят — но только не у нас. Этот день для души, для богов, для развлечений. Сегодня в полдень состязания охотников, перед этим — в храм Создателя — надо же бросить хоть медяк, а то удачи не будет. А вечером молодежь танцует, невеститься и женихается. Кстати — сегодня непростой день, сегодня праздник солнцестояния! Он как раз совпал с последним днем седмицы. Сегодня будут жечь костры, прыгать через них, приветствуя лето! Сегодня самый длинный день и самая короткая ночь, солнце стоит над миром дольше всего, и так будет еще три дня, потом пойдет на зиму. Мы приветствуем лето и отгоняем зиму.

— А что плохого в зиме? — улыбнулся Андрус.

— Хмм...в общем-то ничего — признал Урхард — но лето лучше, согласись. Зимой холодно, лес завален снегом. Правда зимой охота начинается — с чего мы и живем. Да, везде свои преимущества, но живое тянется к теплу, к свету. В общем, так — заговорились мы — супруга приготовила тебе штаны, рубаху — мои, она слегка ушила под твою худосочную тушку — когда нарастишь мяса, доходяга? — и ты идешь с нами на праздник. Без возражений!

— А я и не возражаю — улыбнулся Андрус — Беа, ты тоже пойдешь?

— Это ты — 'тоже'! А я пойду!

— Чего это она? — усмехнулась Адана — живот болит? Или поругались?

— Мам, не лезь не в свое дело! — фыркнула Беата — ни с кем я не ругалась! Не с кем мне ругаться — с лошадьми, что ли?! Не вижу здесь того, с кем мне можно было бы ругаться!

Девушка выскочила из комнаты, а родители сделали вид, что ничего не произошло. Адана подвинула к Андрусу крынку со сливками, настаивая, чтобы он хорошенько поел, а то так и не потолстеет, будет всегда худой как палка, Урхард шумно отхлебнул травяного отвара, приправленного медом — он тихо улыбался в усы, происходящее его забавляло.

Наконец, завтрак окончился и Андрус, слегка удрученный утренней сценой побрел в свою комнату.

Штаны были почти впору и не болтались на Андрусе как прежние, рубаха немного свободна — Урхард был чуть не в два раза шире своего работника, но это даже хорошо — Андрусу не нравилась тесная одежда, сковывающая движения. Он сделал несколько упражнений для растяжки, для разгона крови по организму и освеженный, бодрый был готов к выходу.

* * *

Храм Создателя совсем прост — обычный дом, правда вместительный. Стены, украшенные росписями, показывающими процесс создания мира, ликами Создателя в различных обстоятельствах своей божественной жизни.

В глубине души Андруса вдруг всколыхнулось странное чувство — будто он когда-то видел что-то подобное, более того — был непосредственным участником действа. Как жрец. Может и он когда-то был жрецом? Впрочем — жрецам, насколько он знал, запрещено брать в руки оружие — кроме жрецов бога войны. Вот у тех было даже что-то вроде своего воинства, носившего скорее ритуальный характер — жрецы-воины не участвовали в набегах или войнах между кланами. Они лишь совершенствовались в воинском искусстве, посвящая его богу войны, и выступали по крупным праздникам, вызывая восторг толпы.

Это расскала Андрусу Беата, и когда Андрус спросил, чем же воины-жрецы отличаются от обычных уличных комедиантов, долго молчала, а потом сказала, что он глупый и ничего не понимает — это же для бога! На том и порешили.

Служба длилась недолго — жрец говорил о благодетелях, о пороках — нельзя напиваться, нельзя желать чужих жен, а надо нести пожертвование богам, а лучше всего Создателю, и тогда вам будет счастье и радость в жизни. С чем-то Андрус был согласен, с чем-то — нет, но само собой — держал мысли в голове, а не вываливал их на окружающих. Он-то не жрец, чтобы приводить в свою веру.