Базовая яваннография

Змеиная шея вытянулась вверх, лонгикорп приподнялся, сам вытягиваясь на задних лапах. Округлая голова дотянулась до верхних ветвей, раздался хруст и в пасти лонгикорпа остался здоровенный пучок тонких зеленых веточек. Лонгикорп заработал челюстями, мелькнул синий язык, слизывая с губ зеленую слюну.

— Вот какие преимущества дает вариабельность количества позвонков, — прошептал Ривлер, наблюдая за кормящимся лонгикорпом. — Проще отрастить шею подлиннее, чем вырасти повыше. По-видимому, адаптироваться к эпизодическим скачкам кровяного давления им оказалось легче, чем к стабильному перепаду.

Лонгикорп сорвал с дерева еще несколько веток и, как видно, закончил трапезу — фыркнул, облизнулся, несколько раз провел языком по клетчатой шерсти и зашагал в сторону реки. Немного выждав, мы последовали за ним, стараясь все же держаться не слишком близко к протоптанному животным проходу.

Лес кончился как-то вдруг — высящиеся вокруг кейвальхии вдруг уступили место низкорослым рамисагам, короткие ветви которых были оплетены лианокаламитами, под ногами зашуршала поросль белоголовника с длинными темно-зелеными листьями и светлыми пушистыми стробилами. От опушки до блестевшей вдали водной глади протянулся длинный склон — темные пятна папоротниковых зарослей и иглицы сверху, у корней деревьев, сменялись облачками белоголовника, которые в низине в свою очередь сменялись короткой щетиной зеленых столбиков-колосьев. Над ними вскидывалась длинная клетчатая шея, лонгикорп запрокидывал голову, проглатывая воду.

— Вперед?

— Подожди, — Ривлер подпрыгнул, хватаясь за ветку ближайшего рамисага. Ветка жалобно хрустнула, оставшись у него в руках. Он вручил ее мне.

— Косомуко? — предположил я, внимательно вглядываясь в траву. Среди мелких насекомоядных терамний Южного материка имелся довольно неприятный род — падальщики по пищевым пристрастиям, они не оставляли нахождение добычи на волю случая, в чем им помогали две ядовитых заушных железы. А вспугнутые, могли напасть и на человека. И мул, и "оса" были настроены на отслеживание их тепловых сигнатур, но осторожность все равно была не лишней.

— И они тоже. Но вообще, в мои планы на сегодня не входит купание.

— Купание? — я из-под руки прикинул расстояние до берега. — Да до реки тут метров четыреста.

— Бери ближе, — Ривлер помотал головой. — Видишь, где кончается белоголовник и начинаются плауны?

— Это берег? — недоверчиво присмотрелся я.

Ботаник кивнул.

— Река наполовину покрыта растительным ковром. Он довольно толстый, но, если шагать неосторожно, может не выдержать.

Я внимательнее посмотрел на густые заросли плаунов. Среди зеленых столбиков поднимались тонкие побеги флувитапа, над ними кружились, сверкая алыми подкрыльями, стаи киринок. Я извлек оптикон, подстроил изображение и смог разглядеть крадущуюся вдоль уреза воды стайку незнакомых мне животных, напоминающих голубоватых куниц. Навел сенсор на лонгикорпа, который уже напился и теперь прихорашивался, тщательно вылизывая передние лапы.

— Как же все эти растения не смыло в блок во время разлива? — поинтересовался я, наполовину у Ривлера, наполовину в пространство.

— Знаешь, с какой скоростью они растут? — ответил вопросом на вопрос ботаник. — Скорее всего, и смыло, а как только дожди кончились — через неделю все заросло снова.

Раздвигая палками траву, мы приблизились к покрытому водными растениями берегу. Наши ожидания не были обмануты — тут и там под ногами торчали фиолетовые веерчики лактукаров. В этом районе они выглядели крупнее своих родственников на возвышенности. Я запаковал несколько штук в контейнера, разложил походный анализатор и взял пробы на влажность, кислотность, содержание азота, фосфора, ионы металлов... Заполнил почвой пробирки, чтобы сделать в лагере подробный анализ и направить отчет Джонстону. Ривлер тем временем, переведя оптикон в микрорежим, наблюдал за приглянувшимся ему лактукаром, время от времени помечая в айдиме произрастающие рядом растения и посещающие его насекомые.

Лонгикорп обернулся, внимательно следя за нами большими черными глазами. Нервно понюхал воздух и попятился к лесной опушке.

— Беги-беги, — помахал я вслед животному. Терамния, стоило мне шевельнуться, сорвалась с места и неуклюжим галопом, забавно вихляя задом, помчалась к лесу. Секунда — и папоротники сомкнулись за ней.

Мы закончили сбор образцов и анализы, когда солнце уже клонилось к горизонту. Дневное тепло заставило нас снять накомарники и расстегнуть куртки, благо комаромух вокруг стало существенно меньше. Жужжали рои стрекоз, метались вокруг нас киринки, во множестве выхватывая насекомых из воздуха.

— Ух, — Ривлер мешком плюхнулся рядом со мной на жесткую спину мула, принявшись растирать поясницу. — Тебя не слишком пугает мысль о ночевке под открытым небом?

— У нас же есть охранные сенсоры?

Ривлер похлопал по карману рюкзака.

— Штучек десять. Я вот к чему клоню — к холму по лесу мы выйдем уже затемно. Бродить по ночам, рискуя снова что-нибудь поломать, я нахожу более опасным, чем ночевку в гамаке. А если разобьём бивак здесь — с утра можем сгонять к озеру, не помешало бы и там взять парочку образчиков.

— Ну и лады, — я знал, о каком озере говорил Дейв. Расположенное в полукруглой котловине меж двух гряд холмов, скорее всего — меандрового происхождения, оно было связано с Игором протокой. Мы уже запускали к нему летуна, чья камера обнаружила на берегу озера целые заросли интересующих нас лактукаров.

Выше по течению Игора нашелся развесистый рамисаг, как нельзя лучше подходящий для ночевки. Мы с Ривлером, не полагаясь на сторожки и инфразвук, кинули жребий, кому дежурить первую половину ночи, кому — вторую. Утреннее дежурство пришлось на долю ботаника, он пожал плечами и отправился собирать хворост для костра. Я тем временем занялся расстановкой биолокатора.

Резкий хлесткий звук "тура" заставил меня выронить зонд и тревожно вскинуться. Выстрел донесся в направлении, куда ушел Ривлер. Я попытался разглядеть его тощую фигуру в вечернем сумраке.

— Э-ге-гей! Дейв, ты как?!

— Норма! — донесся приглушенный расстоянием ответ ботаника. — Вношу разнообразие в рацион!

Через десять минут датчики биолокатора тревожно пискнули, показав приближение живого существа с массой тела около семидесяти килограмм, температурой тела тридцать шесть и шесть десятых градуса, тепловым рисунком и частотой ходьбы, соответствующей взрослому экземпляру homo sapiens. Вскоре из кустов игларикса вынырнул и сам Ривлер, сбросивший на утоптанную нами землю тушку парасвиньи и солидную вязанку дров.

— Постарался найти посуше, — он критически оглядел хворост. — В процессе обнаружил свиную нору под камнями и подстрелил вожака, когда тот возвращался домой.

Зашипела зажигалка, пучок сухого белоголовника затрещал в огне, вскоре от него затлела кора и задымились ветви. Я подвесил парасвинью (на деле больше походившую, не считая пятачка, на морскую свинку, нежели на обычную) над костром и извлек нож.

— Осторожные существа, — заметил Ривлер, глядя, как я свежую добычу. — Стоило мне взяться за ружье — и стая бросилась наутек. Те же лопаторылы, если помнишь, не сразу сообразили, что нас надо бояться.

— Их с лопаторылами разделяют многие миллионы лет эволюции, — заметил я, вырезая мясистые ломти и насаживая их на прутья.

— Все равно любопытно. Надо будет спросить, что думает Шолд по этому поводу, — он потянулся за айдимом.

Мы с аппетитом вгрызлись в сочное мясо. Оно сильно отдавало смолой, но привкус не был неприятным — скорее необычным. Запах и вкус вдруг показались смутно знакомыми, разбудив похороненные на самом дне памяти ассоциации. Новый Год, пляска снежинок, еловых синт-ветвей и гирлянд на каждой фоновой поверхности полиса, мама с гордостью приносит домой купленный в доступном нам по случаю праздника мастерском распределителе пакетик какой-то особой приправы — то ли базилика, то ли чабреца — чтобы приправить ей новогоднюю курицу.

Ривлер рыгнул и улегся на кучу лапника. Словно дожидаясь этого момента, пискнула беседа.

— О, Шолд прорезался, — сообщил ботаник.

— И что говорит? — спросил я.

— Цитирую: "Парни, вы когда-нибудь видели прыгуна анфас?".

Я фыркнул. Теперь и до меня дошло, что робость животных перед двуногими была неудивительна для континента, где самый распространенный из хищников напоминал то ли кенгуру-переростка, то ли гиганта-тушканчика.

Стемнело окончательно, над холмами вспыхнула голубая точка — это сияла в лучах Мюары и переотраженном свете Илуватара Нэсса. Позевывая, я опустился на теплый еще камушек и под жалобные вскрики ночных вивернид принялся разглядывать ледяной спутник, коротая свое дежурство в первую половину ночи.

Резкий всплеск у самых ног заставил меня резко обернуться и вскинуть карабин. Глубина брода в принципе позволяла подобраться к нам не особо крупному крокотритону. А у меня с некоторых пор появилась стойкая неприязнь к кементарийским псевдотемноспондиловым.

Речная вода журчала у моих голенищ. Здесь, ближе к верховьям, Игор обладал довольно сильным течением, и идти приходилось с оглядкой, чтобы не поскользнуться — рукава и воротники комбезов-курток не герметизировались.

Я пристальнее вгляделся в волны, ожидая и боясь увидеть крылоголовую тень хищника. Но под водой, дробясь и расплескиваясь на границе сред, мчался быстрый обтекаемый силуэт с мою руку величиной. Скатула снова выпрыгнула из воды на перекате, выгнувшись в воздухе всем гибким, шершавым телом, упала обратно с новым всплеском.

— Эх, какая могла бы быть рыбалка, — с мечтательным видом проговорил мой напарник.

— Она и в Ульрике неплохая, — напомнил я Ривлеру, ощупывая перед собой дно палкой. Дно было чистым, не заилившимся, мы даже сверху различали принесенные из верховий пестрые камушки и стремительные росчерки рыб на фоне песка. — Стоит отойти чуть повыше по течению.

— Ну-ну. Думаешь, от хорошей жизни Тро распорядился поставить рыбачьи фактории на морском берегу, а не в Поселке? — спросил скептически Дейв. — Мы и так допустили перелов, чтобы накормить колонов. Не удивлюсь, если экологи настоят на полном запрете на рыбалку.

— Подумаешь, — беспечно проговорил я. — Я и так не особо ей увлекаюсь. А ты что, собрался посидеть с удочкой, пока мы будем у озера?

Ривлер покачал головой.

— Нет, и по двум причинам. Второстепенная — в озере живет семейка ранатавров и один крокотритон. Не хочу привлекать их лишнее внимание.

— А вторая?

Противоположный берег приближался. Был он довольно обрывистым и поросшим лианокаламитами, как и у Ульрики. Мы уже расталкивали ногами зеленый пушистый ковер. Ривлер подбросил в воздух "осу", чтобы убедиться, что на другом берегу нас не ждет никаких сюрпризов.

— А вторая и главная — я не взял удочку.

Покров из водорослей сделался достаточно плотным, чтобы идти по нему (неуклюже балансируя, чтобы не свалиться на четвереньки) было легче, чем сквозь него. Ривлер аккуратно выпрямился, вцепился в жесткие стебли, подергал их для проверки. Ловко вскарабкался на обрыв и протянул мне руку.

— Протока вон в той стороне? — переспросил я, вспомнив карту.

— Ага. Да вон и она, — Ривлер ткнул рукой в сторону зеленой полосы, еле различимой сквозь сплошное переплетение лиан и стеблей.

Ручей казался заключенным в зеленый тоннель — рамисаги и псевдокордаиты склонились над обоими берегами, и лианы прочно сплели между собой их кроны. Русло заросло флувитапом и кейцеласом, воды вообще не было видно — только тянулась, петляя меж деревьев, полузасыпанная валежником зеленая полоса.

— Как пойдем? — подумал Ривлер вслух, рассматривая все те же нагромождения бурелома. — По руслу или по берегу?

— Ну уж тут нам никто ноги не отгрызет, — задумчиво предположил я.

— Кроме ранатавров.

— Где? — я недоуменно уставился вниз. При всем желании спрятать в протоке трехметровую тушу было невозможно.

— Вон у тех кустиков кейцеласа, — Ривлер ткнул пальцем в нужную сторону. Под пушистыми зелеными листочками суетилось двадцать или тридцать сплющенных хвостатых лягушек буро-оливкового цвета. То одна, то другая резко вздергивали тупоконечные головки, пытаясь выхватить из воздуха пролетающих псевдопапилий.

— Был смысл подниматься? — недовольно спросил я, прыгая со здоровой коряги в кучу прелой коры. Молодь ранатавров при нашем появлении, испуганно пискнув, дружно бросилась в стороны, и через секунду их не различить было между травами и гниющим хворостом.

Мы зашагали вдоль петляющего ручья, "оса" летела впереди. Трава пружинила под ногами, будто оболочка гигантского матраса, порой из-под нее доносилось приглушенное бульканье и хлюпанье, в воздухе стоял слабый запах гнили и сероводорода. Из зарослей выпрыгивали, торопясь скрыться под валежником, жуки и многоножки. Я старался вертеть головой по сторонам, выискивая лактукары, но интересующие нас растения не попадались — сквозь кроны деревьев проникало слишком мало света.

Один раз дорогу нам преградила большая прореха в травяном ковре, пришлось пересечь ее вброд, распугав крохотных рыбок, стерегущих добычу у краев окна, и хвостолягушек, объедавших края сплетенных плаунов. В некоторых местах к воде сквозь кустарник вели утоптанные дорожки, в склонах зияли черные отверстия — норы, вероятнее всего, псевдосвиней.

Впереди сквозь зеленый сумрак протянулись яркие лучи, дальняя часть лиственного коридора исчезала в ослепительном сиянии. По мере того, как мы приближались к выходу, глаза привыкали к свету, и в проеме становились видны небо, деревья и водная гладь в центре обширной, будто гигантским циркулем прочерченной зеленой поляной. Раздвинув лианы, я выбрался из русла ручья, прорезавшего берег. Подождал Ривлера.

— В какую сторону пойдем? Налево или направо?

— Давай направо, — предложил Ривлер. — Эта сторона лучше освещается Мюарой, а лактукары у нас — любители яркого света.

Мы разделились — я шел вдоль опушки, продираясь сквозь кусты игларикса, Ривлер остался у уреза воды. Вернее, у того места, где темно-зеленая береговая трава уступала место более яркой зелени водных растений и растущих на них эпигидрофитов. Лактукары здесь действительно встречались чаще и тоже были крупнее, чем их собратья с вершины холма. Я сделал несколько записей, чтобы потом на досуге рассмотреть их и обдумать итоговый отчет.

На айдим тем временем пришел внеплановый отчет, отвлекая меня от записи. "Оса" и мул вступили между собой в увлеченный диалог о тактике защиты охраняемых объектов. Минилетун настаивал, что видит на термосканере приближающийся из леса довольно крупный объект и запрашивал личную проверку показаний. Шагоход не соглашался, отклоняя запрос младшего собрата и требуя от того продолжать слежение за дальним периметром.

— Кажется, боты что-то засекли? — проговорил Ривлер, приближаясь ко мне пружинистым шагом.

— Если верить "осе", оно должно быть в ста метрах впереди, вон у того мыса, — я указал на длинную полосу суши, полого вдающуюся в озеро. Лес в этом месте подходил почти вплотную к озеру, длинные змеистые корни псевдокордаитов сплетались с водными плаунами. С их ветвей, тревожно крича, сорвались несколько ростроцеров.