1940hr

В целом, сама идея создания собственной дальней ударной эскадрильи — положительная. Мне она нравится. Если заменим алюминиевые сплавы на титановые, добавим бронирование кабины пилотов и основных узлов для защиты их от истребителей противника, добавим защитного вооружения...

Десять пушек 23-мм — это очень мощное защитное вооружение, фрицы просто обосрутся, но по боезапасу пролетаем. Четыреста пятьдесят на ствол — это достаточно для отражения пары налётов, не более того.

Впрочем, это уже моё личное вечное недовольство. Тот же Б-25, Митчелл, имел всего двенадцать 12.7мм пулемётов. А это большая разница — как в мощности, так и в дальности, настильности, точности...

Десять пушек калибра 23мм давали надежду на то, что взять наши бомберы немцы истребителями не смогут. До появления ракет основным видом атаки был налёт истребителя и обстрел бомбардировщиков.

Поэтому, собственно, нужно точно представлять тактику применения. Мне лично ближе была тактика применения плотного строя, идущего на большой высоте — восемь-десять километров. С последующим сбросом всей бомбовой нагрузки. Перед бомбёжкой как правило бомберы снижались — иначе прицельно попасть практически нереально.

Лучшей защитой от артиллерии немцев было бы подняться на большую высоту, но уязвимая точка в лице необходимости снижения осталась. Исправить это можно введением корректируемых авиабомб.

Поскольку эти бомбардировщики изначально предполагаются как мощная ударная спецгруппа, то и вооружение их должно соответствовать лучшим стандартам, при этом не экономя денег, как для серийных бомберов. Основной калибр бомб тоже крупный, я думаю, две с половиной тонны — самое то.

А дальше Берси сделал мне выговор за то, что я сильно поспешил, обещав Берии уже послезавтра готовые самолёты. Сделать это можно только одним способом — если я лично создам все детали, чтобы он по быстрому собрал. И правда, если с штампованными деталями проблем не было — объёмные штампы и 3д-принтеры работали на ура, то многие сложные детали требовали несколько дней для производства, даже с нашими мощностями. И то, если подумать, чтобы за день сделать самолёт, нужно остановить все остальные задачи — то есть вместо потока деталей к шести самолётам одновременно весь завод должен работать на одну машину.

Так дело не пойдёт. Берси обещал разобраться с корректируемыми авиабомбами, если я разберусь с ковкой и изготовлением деталей по чертежу. И заодно укреплю конструкцию с помощью одному мне подвластных методов...

Что ж, слово дал, теперь нужно держать. Прокрутив в голове все детали, которые нужно изготовить, я пошёл в ангар и начал ваять из металла конструкцию. Хорошо иметь суперсилу. Для начала — изготовил набор фюзеляжа, самую важную часть для живучести самолёта. В основном весь набор состоял из титановых элементов, так что был прочнее алюминиевых при равной массе. Далее — создание внутренних механизмов. У бомбардировщика было много неметаллических частей...

Создание Ту-85 было едва ли сложнее, чем современного мне автомобиля. Однако, работать было приятно.

Самолёт получался очень... симпатичным.

На то, чтобы создать восемь машин ушло двадцать четыре часа, с минутами. Восемь новеньких Ту-85 ждали своего часа. По местным меркам они были огромны. Четыре газотурбинных двигателя по семь тысяч лошадей и большие крылья в относительно узком корпусе давали большую грузоподъёмность и живучесть. Баки из синтетического защитного материала, как на современных мне бомберах, и топлива заливалось дофига.

По расчётам Берси увеличение площади крыла, длинны и мощности моторов на целую тысячу лошадок позволили увеличить вооружённость. И это так — я не стал менять конфигурацию защитного вооружения, но добавил самолёту дополнительно две огневых точки, а так же установил новейшую по нынешним меркам авионику. Устройство группового управления — когда управляющие команды одного самолёта передаются на другой, по сути — делает из ведомого самолёт-дубль. И позволяет поразительно точно выдерживать строй, уравнивая между собой режимы работы двигателя и движения управляющих плоскостей.

Штурман, осуществляющий сброс бомб, снабжён инфракрасной камерой с выводом информации на небольшой экран — в ночной мгле он может видеть всё в ик-диапазоне. Это херит всю маскировку.

И, наконец, мощная радиостанция и РЛС кругового обзора, установленная в пилоне на верхушке хвостового оперения и под носом самолёта. Это позволяет контролировать через радар приближение вероятного противника.

Я сделал всё, что мог. Но Берси сделал тоже немало. Когда восемь самолётов были готовы, а я наконец-то отоспался в спальной кабине одного из бомберов, он разбудил меня. Проснувшись, я не сразу понял, где нахожусь. Лежу на койке, похожей на железнодорожную... гул за бортом.

— Берси, мы что, в воздухе?

— Так точно, шеф. Летим опробовать мою систему.

— Какую ещё систему?

Я встал и по узенькому коридорчику протиснулся мимо места радиста и бортмеханика, в кабину пилотов. Берси хранил молчание.

Заметив моё недовольство этим, он раскололся:

— Я разработал корректируемую авиабомбу. С наведением либо по радиоканалу, либо автономной по маячку с ик-подсветкой.

— И... — с заметным недовольством спросил я, — что ты собрался бомбить?

— Для начала — мы совершаем перелёт по маршруту МЗГА-Свердловск, пробный перелёт всей авиагруппы. Потом — проверка наведения бомб...

Я только глаза закатил и пошёл посмотреть, что там намудрил Берси. Оставил его МП сидеть в кабине пилота. Кабина была герметичной и чтобы выйти, пришлось надеть гермошлем, больше похожий на прозрачную маску с кислородным баллоном — бомбовый отсек не герметичен. Вышел туда и заметил стройные ряды бомб, уложенные в специальные кронштейны, три ряда бомб. Выглядело творение Берси... оригинально. Спереди — это были блоки по девять тонких бомб, больше похожих на НУРСы. Я не сильно ошибался — это были бомбы с реактивным ускорителем, бетонобойные. Дальше висели четыре зелёных бочонка с шестигранным хвостовым замкнутым кольцом-оперением. Это была уже осколочно-фугасная бомба, причём весьма и весьма мощная. Пятьсот килограмм.

В следующих шести бомболюках было то же самое — зелёные бочонки с мощными бомбами. Я плохо разбирался в теории свободнопадающих бомб, но судя по всему, это — простейший образец. Штыревый взрыватель — чтобы заряд не уходил на создание воронки — прятался внутри бомбы и выдвигался в боевое положение уже при падении. Пояском бомбы были прицеплены к стальному штырю, на которое нанизаны с помощью колец — при падении поясок на удалении метра от самолёта взводит взрыватель бомбы. Пока в самолёте, они не взорвутся. Судя по всему, мы уже проделали большой путь...

В этот момент, как раз, зазвонил телефон.

— Лаврентий Павлович, день добрый, — поднял трубку.

— Добрый, — Берия немного удивился, — я не понял, ты где?

— А... — задумался я, — где-то между Москвой и свердловском...

— Да что вы там, совсем охренели? Сам же сказал прилетать, забирать...

— Небольшое чп вышло, заснул в самолёте, а мой пилот увёл машины на испытания. Сейчас вернёмся. У нас тут восемь самолётов и полные трюмы бомб, если нужно что-нибудь разбомбить — только попросите.

— Не нужно ничего бомбить! — возмутился Берия, — слюшай, ты чем там вообще занимаешься?

— Участвую в испытаниях, — отмахнулся я, — слушай, бомбы только вчера спроектировали и изготовили, их нужно испытать. Просто дай цель, а мы её разнесём. Ну не знаю, может быть, нужно взорвать какой-нибудь покосившийся старый дом? Или для пробы хоть деревце снести...

Берия глубоко вздохнул:

— Испытания подобного рода проходят на полигоне в установленном порядке.

— Ладно, сами сообразим, куда бабахнуть. О, я знаю одно такое место. Скоро будем!

Ответ Берии я уже не услышал, отключился. Берия наверняка был недоволен. Я предложил Берси:

— Можешь разнести что угодно в огороженной зоне стройки нашей ЖД. Там вроде пять километров огорожено, людей нет...

— Понял.

МП подало штурвал вправо и весь клин бомбардировщиков заложил циркуляцию, вернувшись на обратный курс, и мы гудя моторами, летели в сторону стройки... Тем временем внизу разворачивалась та ещё деятельность. Пять тысяч платформ, двести сверхтяжёлых самосвалов, восемь бульдозеров, четырнадцать тяжёлых экскаваторов... нитка дороги тянулась и строилась девятью такими бригадами на девяти разных участках, причём строили они быстро — по пять километров в день, не меньше. А иногда по чистому полю и все десять кэме за день делали. Сказывалось быстрое снабжение всем необходимым. Трёхполоска выглядела немного непривычно для этого времени — три полосы, на некотором удалении, но на одной насыпи. Все дороги проходили в специальных тоннелях — насыпь была большой. Шпал как таковых у дороги не было, да и рельсы были необычными. Рельсы В1С — высшего качества, термопулотнённые, для крупнотоннажных поездов и интенсивного грузового сообщения. Шпал как таковых у них не было — рельсы стояли на лаптях — бетонных площадках-плитках. Это позволяло уменьшать нагрузки на дорожное полотно. Бесстыковый путь не проседал при проходе колеса, это улучшало экономичность хода состава. Ну и главное — максимальная нагрузка пути была на порядок выше, чем у обычного, с бетонными шпалами и рельсами типа "В" и "Т".

Под нами через полчаса появилась бригада строителей, её можно было разглядеть. В носу бомбардировщика была установлена камера, оптика, и вывод на экран штурмана. Так что сверху я разглядел этот огромный муравейник из рабочих МП — платформы буквально кишели вокруг пути, вручную таскали рельсы, сваривали их плазменными сварочными аппаратами. Лапти укладывали "вручную", если так можно сказать про роботов-МП.

За ними следовал поезд... о, этого я узнал сразу.

Вообще, с поездами в СССР было неплохо, новые паровозы производились — тут не нужно было авиационного качества. Железные дороги — единственный массово-доступный транспорт за отсутствием развитой дорожной сети.

Ладно, что-то я отвлёкся на мысли о наших тепловозах. Двухсекционный тяжеловоз 2ГТЭ118 тянул за собой длинный состав, гружёный рельсами. Когда заканчивался материал, поезд уходил обратно, к месту стройки подходил новый поезд... и всё продолжалось до тех пор, пока группы не встретятся.

Три месяца уже шло строительство, и за это время мы могли бы построить несколько тысяч километров пути, если бы не нужда в мостах, переездах, станциях для дозаправки и пересадки, грузовых терминалах в городах, подземных бункерах для хранения топлива, электрификации линии и близлежащих деревень.

Грузовая дорога должна была, по сути, соединить европейскую часть России и дальний восток. Но чтобы её не постигла судьба БАМа — великой и забытой стройки коммунизма, на пути следования создавались площадки для предприятий тяжёлой промышленности и колонизации территории беженцами из европейской части. По сути — деревни.

И вот это сильно замедляло стройку, всё это требовало постройки и обслуживания. Всё это было в том проекте, что я предложил Берии и он ещё был утверждён только вчерне, но мне не мешали.

Стандартный посёлок-станция имел от железной дороги всё — электричество, телефон, телеграф, снабжение... Обживаться мы приглашали железнодорожников и их семьи, особо ретивым выдавали премию и даже личный автомобиль-внедорожник. У меня этого добра навалом, а людям — приятный бонус к работе.

Короче, желающих было много. Но стройка была секретной, территория огроженной. Берси сбросил бомбы куда-то в район, где стройка уже прошла — по одним ему понятным координатам. Все семь бомберов отбомбились, снеся, по сути, небольшой лесочек. Будет дополнительное тестирование на бомбоустойчивость дороги. Бомбы взорвались облачками дыма и огня, после чего всё стихло. Ничего фантастичного...

* * *

Берия ожидал меня на аэродроме уже три часа — шутка ли, взял и улетел. И он тоже хорош, приехал без предупреждения, мог бы хоть согласовать. Будет ему уроком — я ему не школьник, навытяжку стоять и петь гимн, сам виноват.

Поэтому обвинений мне Берия не предъявил, не та ситуация. Все бомберы сели, я был в последнем. Спустился по трапу прямо под передним колесом шасси и посмотрел на стоящих в полукилометре людей в чёрных кожаных куртках. Берия был среди них, в пальто и шляпе, рядом стояли машины-ЗИСы. Товарищ Берия протянул мне руку и кивнул:

— Они?

— Они самые.

— Почему улетел?

— Тестировать новинку.

— Нда... — Берия на лёгком морозце раскраснелся, — и куда бросил бомбы?

— На дорогу, которую мы строли. Вернее, рядом с ней. Территория то всё равно огорожена, почти пол России покрыли уже. Так что найти её труда не составило.

— Результаты?

— С высоты в пять тысяч метров отклонение от точки прицеливания в районе метра. Бомбы корректируемые.

Берия задумался:

— А смысл?

— Вы же просили создать Особый отряд бомберов. Я так понимаю, для уничтожения заводов, газет и пароходов. Мочить всех подряд — это не наш метод. Бомбы должны поражать того, кого надо поразить. Спускаться в зону действия немецких Ахт-Ахт — самоубийство, поэтому мы и разработали высокоточные авиабомбы. Тут есть бетонобойные, фугасные... точность как с пикирования, зато высота бомбера — пять-восемь тысяч.

Берия удовлетворённо хмыкнул:

— Выдумщик. Но по делу, за такой подарок спасибо. Сложно было сделать? — он был доволен, — с наших самолётов можно бросать, или только с вашего?

— Сложно, но мы справились. Учитывая высокую точность и цену бомб, применять их по простым объектам не рекомендуется. Мы можем делать как побочную продукцию по одному боекомплекту в неделю, до начала войны накопится около двадцати БК на самолёт. С ваших бросать не получится — для этого нужна массивная аппаратура телеметрии, наведения, инфракрасные камеры, приборы управления... одни они весят полторы тонны.

— А если переставить? — не сдавался Лаврентий Павлович.

— Не получится. Только если с нуля проектировать машину, в чём я не вижу смысла. До появления реактивных машин, эта полностью удовлетворит все потребности в дальнем стратегическом бомбере.

* * *

*

Бомбардировочная эпопея происходила урывками. Вообще, ни один ведомый проект не работал по принципу долбёжки в одни ворота — просто потому, что моё личное участие не нужно постоянно, плюс рабочих рук "лишних" образовывалось под пятьдесят тысяч платформ. И вот тут уже всё было серьёзно. Поэтому я скользил от одного проекта к другому, сдал с рук на руки восемь бомбардировщиков и все изготовленные бомбы, а так же целых полторы-две тонны книг, брошюр и инструкций, чеклистов, сервис-листов, определяющих порядок действия персонала в той или иной ситуации. Всего бомбардировщик — это тонн пять бумаги, каждая деталь — полкило листов чертёжных... Так что, закончив с формированием бомбардировщика, я отправился на участок строительства железки, лично, на вертолёте. Лететь пришлось два часа, но результат того стоил. Летели мы, к слову, прямо над железкой, инспектируя проделанную работу. Шесть рельс в трёх путях протянулись широким железным шоссе на восток страны, между крупными городами, в Свердловск и Челябинск. Внизу заметили поезд — огромный по местным меркам, который тянули два электровоза 2ЭТ10 — до десяти тысяч тонн состава, двухсекционный электровоз... Это было волшебно, как по мне. Поезд шёл с востока к нам и вёз цистерны с нефтепродуктами. Я уже знал, что это — Берси решил заполнить все подземные резервуары с горючим, коих нарыл под заводом на два миллиона тонн сырой нефти и полмиллиона тонн нефтепродукта. Состав вёз дизельное топливо, которое предназначалось для авиации ГВФ.