Взгляд Василиска

— Тебе не кажется, что наш знакомый очень похож на великого князя?

— Фима, как тебе не стыдно напоминать мне, что ты лишил меня единственного развлечения! К тому же, что за странная идея? Великие князья не путешествуют таким образом... хотя, действительно, что-то общее есть...

— К тому же его фамилия Романов и зовут Алексей Михайлович и здесь написано, что он прибыл инкогнито...

— Мы знакомы с великим князем?!! — удивленно и одновременно восторженно воскликнул Сережа.

— Нет, это решительно невозможно, — твердо высказала свое мнение Людмила Сергеевна, осмотрев фотографию, — тогда бы унтер в участке обращался бы к нему полным титулом...

— Мила, ты была в участке?!!!

* * *

Пока семья Егоровых обсуждала своего знакомого, сам Алеша направлялся к дворцу наместника, куда его вызвали едва "Полтава" бросила якорь на внутреннем рейде. Командир броненосца Успенский уже успел побывать у Старка и вернулся от адмирала совсем успокоенным. Что именно он рассказал флагману эскадры, никто не знал, поэтому предположения строились, иной раз, довольно дикие. Сам же виновник переполоха шел туда, где решится его судьба с истинно римским спокойствием. И дело тут даже не в том, что высокое происхождение внука императора надежно защищало его от гнева любого начальства. Просто молодой человек был так устроен, что если его голову занимала какая-то идея, то ничего другое его просто не трогало. Вот и сейчас, возникшая внезапно мысль, заполнила великого князя целиком. Все дело в том, что поговорив со всеми доступными ему свидетелями их боя с вражеским крейсером, Алеша пришел к довольно странному выводу: Хотя их снаряды неоднократно поразили японский корабль, больших повреждений ему это, как ни странно, не нанесло. Как одно сочетается с другим, было пока не ясно, но мысль эта неотступно следовала за ним и не давала покоя.

Во дворце наместника в этот момент тоже обсуждали лейтенанта Романова. Командующий эскадрой адмирал Старк в самых решительных выражениях, требовал наказания или, хотя бы, удаления несносного офицера с вверенной ему эскадры. Алексеев же, был настроен несколько иначе, хотя и не одобрял, разумеется, разнузданного поведения великого князя.

— Любезнейший, Оскар Викторович, — мягко выговаривал он Старку, — я прекрасно понимаю, и целиком и полностью разделяю ваше негодование, однако хочу заметить, что все не так плохо. Точнее все очень плохо, но, как ни странно, поведение Алексея Михайловича, привело и к положительным результатам.

— Боюсь, я вас не понимаю, — буркнул в ответ адмирал.

— Так я вам растолкую, — ничуть не обескуражено продолжал наместник, — судите сами. Японцы, напав на наш флот, повредили три лучших корабля, так?

— Так... — с тяжелым вздохом согласился тот.

— Еще два корабля блокированы в Чемульпо, так? Причем у меня на их счет весьма нехорошие предчувствия.

— Чемульпо — нейтральный порт, ваше высокопревосходительство.

— Не надо повторять мне мои же слова, к сожалению, японцы продемонстрировали нам, как они придерживаются международных норм.

— Это все так, но я не понимаю...

— Терпение, Оскар Викторович, терпение! И среди всех этих неприятностях, единственный положительный момент, если не считать прибытия "Манчжурии", это бой "Полтавы" с японским крейсером. Ах, если бы они его еще и потопили, то лучшего желать просто нельзя. Вступить в бой с превосходящими силами вероломного врага и отогнать нанеся ему потери.... Да-с! Но и так совсем неплохо.

— Но непростительное поведение великого князя...

— Ваше превосходительство, а была бы вся эта история, если бы не "непростительное поведение великого князя"? Мы-то с вами оба знаем, что нет!

— Тем не менее, я настаиваю, чтобы в Петербург доложили о возмутительных поступках!

— Позволю спросить, обо всех возмутительных поступках, или о каких-то прикажете умолчать?

— Я не понимаю...

— Да что же здесь непонятного, я спрашиваю докладывать ли о том, как ваше превосходительство крыло по матери члена августейшей фамилии? Великий князь Михаил Николаевич, полагаю, узнает о сем происшествии с любопытством. С крайним любопытством, я бы сказал!

— Но что же делать?

— Делать надо было когда "Полтава" в атаку на японца пошла. Поддержи вы ее тогда — сейчас бы героем были. Да-с! А что до молодого человека, то мы, очевидно, напрасно назначили его на броненосец. Таких даровитых офицеров надобно держать под присмотром, лучше всего в штабе.

— Увольте, ваше высокопревосходительство, он же башибузук какой-то! Да я его боюсь просто...

Алексеев с любопытством рассматривал разволновавшегося адмирала. "А мысль то недурна", подумал он, но вслух сказал другое.

— Ну, зачем же к вам? Назначим-ка его к Греве. Работы в порту много. Найдется, куда молодую энергию девать, а корабли маленькие, с ними много не напортачишь.

— Как будет угодно вашему высокопревосходительству!

Провожая взглядом фигуру выходящего адмирала, наместник в первый раз пожалел, что вместо беспокойного и инициативного Скрыдлова вытребовал в начальники эскадры послушного Старка. В мирное время он был, безусловно, удобен, но войны с таким, пожалуй, что и не выиграешь.

— Его императорское высочество великий князь Алексей Михайлович, — объявил заглянувший адъютант, — прикажите принять?

— Принять, — переспросил Алексеев, — пожалуй, что нет. Скажите великому князю, что я теперь занят и вручите предписание. Пусть послужит пока, а там поглядим, может еще и на эскадру. Надо же кому-то этого пентюха в спину толкать!

* * *

Перевод на берег хоть был и неприятен, был все же воспринят Алешей стоически. Вполне понимая, что если в Петербург доложат обо всех обстоятельствах дела, его могут и отозвать, он и не подумал возражать. Напротив, немедленно направившись в порт, он доложился адмиралу и стал ожидать распоряжений.

Сказать что адмирал Николай Романович Греве, крайне удивился подобному назначению, значит, ничего не сказать. О эксцентричности великого князя, несмотря на краткость его пребывания в Порт-Артуре, стали ходить самые дикие слухи и получить такого подчиненного, было не самым приятным сюрпризом. Тем не менее, он радушно принял молодого человека и старался быть любезным до приторности.

— Рад видеть в вашем лице, ваше императорское высочество, нового сотрудника и надеюсь на плодотворную совместную службу!

Алеша, с готовностью выразил полное согласие с новым начальником, а Греве продолжал.

— Работы в порту крайне много и весьма ответственной! Взять хотя бы разгрузку "Маньчжурии", так удачно прорвавшейся к нам. На ней множество ценнейших грузов, при том, что документы оформлены донельзя небрежно! Нет, не пугайтесь, столь ответственной работой я вас не нагружу. Вы, Алексей Михайлович, имеете сегодня время для устройства личных дел, а завтра направитесь на суда, занимающиеся минными постановками. Командиры там опытные, дело свое хорошо знают, а вам полезно будет опыта набраться.

Немного подивившемуся расстановке адмиральских приоритетов великому князю ничего не оставалось, как откозырять и отправится заниматься "личными делами". Расставание с "Полтавой" прошло на редкость душевно и волнующе. После боя с японскими крейсерами, за броненосцем закрепилась репутация "лихого корабля" и все от командира, до последнего трюмного механика прекрасно знали, кому обязаны этой славой. К тому же вежливый и деликатный, но при этом хорошо знающий свое дело Алеша, пришелся по сердцу сослуживцам. Господа офицеры вышли провожать его в полном составе и преподнесли на память фотографию броненосца в красивой рамке изготовленной местным умельцем. Матросы-артиллеристы в свою очередь, подарили недолго покомандовавшему ими лейтенанту икону с изображением покровителя моряков "Николы Мокрого". Растрогавшийся великий князь тепло попрощался со всеми и в сопровождении верного Архипыча отправился на берег.

Дома его ожидал еще один сюрприз, наконец-таки прибыл столь задержавшийся вагон-салон с остальной прислугой и личными вещами. Впрочем, великий князь не пожелал покидать понравившуюся ему квартиру и остался жить в доме снятом для него Прохором. Тем более что после приезда остальных слуг, комфорт в нем только увеличился. На слугах стоит остановиться подробнее. С Прохором и Архипычем мы уже знакомы, а кроме них в штате был еще повар Федор Михайлович, лакей Семен и двенадцатилетний сын повара, ранее бывший на побегушках, а ныне исправляющий должность кофишенка, Ванька. Надо сказать, что необходимыми для столь ответственной должности знаниями и умениями мальчишка не обладал. Однако оставшегося после смерти матери сорванца девать было некуда, и сердобольный великий князь принял его на службу повелев учить.

Впервые за много времени ужин Алексея Михайловича проходил в строгом соответствии с этикетом. Сам великий князь сидел за столом и Прохор ему прислуживал, Федор Михайлович приносил уже приготовленные блюда из кухни, а Ванька был на подхвате. Кейко была тут же и ждала, когда господин насытится, и ему можно будет подавать чай. Кофишенк поначалу ревниво воспринял подобную смену вкусов хозяином, но получив подзатыльник от отца, возмущаться более не стал.

— Как тебе живется, Кейко, тебя не обижают? — спросил у девушки Алеша.

Ответом ему были почтительный поклон и милая улыбка восточной красавицы.

— Чего изволите? — переспросил не расслышавший господина Прохор.

— Да вот, спрашиваю у нашей хозяйки, не обижаете ли вы ее.

— Что вы, Алексей Михайлович, как можно-с! — сделал строгие глаза камер-лакей, про себя подумавший: "обидишь ее как же!"

— Ну, вот и славно, — благодушно отвечал великий князь, — а что в городе, все спокойно?

— Да как же спокойно, ваше императорское... поначалу просто Содом и Гоморра творились. Люди перепугались, бегали как ошпаренные, потом как японцы стали с пушек бомбы кидать попрятались, конечно...

— Что и сюда снаряды долетали?

— Так, только сюда и долетали, в Новый город, сказывают, ни одна бомба не прилетела, все сюда. Купцу здешнему Тифонтаю, прямо в сад угодила, да одну фанзу под Перепелиной горой разбило, вместе с китайцами там жительствующими. Ужас просто!

— А потом?

— А что потом? Китайцы у кого деньги есть кинулись в порт, да давай на суда грузиться, что бы значит, бежать отсюдова. Ну, а наш брат — россияне, те поначалу тоже пужались, а потом по винным лавкам кинулись. Сами, поди, знаете наш обычай, хоть с горя, хоть с радости, а надо выпить!

— Что-то я пьяных не видал.

— Так-то поначалу, а потом армейские патрули выставили, так попрятались. Ну, а те, что не успели, стало быть, уже в участках. Так что, теперь все спокойно и хорошо...

— Ну, раз все хорошо, так давайте ложиться спать. Мне завтра на службу рано.

— Как вам будет угодно-с.

Так уж заведено во дворцах, что слуги могут поесть лишь, когда угомонятся их хозяева. Где бы ни жил до сих пор наш великий князь, правило это неукоснительно соблюдалось, поскольку и Прохор и Архипыч полагали его правильным, а потому бдительно следили за выполнением. Поскольку сам Алеша был в пище весьма умерен, а наготовил Федор Михайлович от души, то стол ломился от яств. Когда все уже собрались, а повар взялся за графинчик с водкой, старый матрос решительно сказал:

— Надо бы Кейку, кликнуть, а то не по-христиански.

— Вот еще, — немедленно в пику ему отозвался Прохор, — она же язычница!

— Язычница — не язычница, а его высочеству вместе с нами служит, значит наша. Эй, Ваньша, ну-ка метнись за девкой!

Кофишенк не понаслышке знавший, что Архипыч возражений не терпит и скор на расправу, тут же не чинясь, кинулся исполнять распоряжение и вскоре привел семенящую девушку. Та сразу поняла, что от нее, хотят и поблагодарив поклоном, тут же присела с краешку.

— Ну, теперь можно, — удовлетворился старый матрос и подняв стопку с чувством произнес, — давайте выпьем за то, что все пока благополучно. Все добрались, все живы-здоровы и за то, чтобы и дальше так было!

Все присутствующие, кроме Ваньки и девушки чинно выпили и взялись за еду. Некоторое время ели молча, но когда первый голод утих, Прохор, довольно улыбаясь проговорил, обращаясь к повару:

— Эх, где только столоваться не приходилось, а лучше тебя, Федор, никто не готовит!

— Это верно, — поддержал его Архипыч, — Федька свое дело знает! Одначе, надобно это дело попридержать. Я говорю, роскошествовать по менее!

— Чего это, — отозвался с набитым ртом лакей, — али тебе больше всех хозяйское добро жалко? Я чаю, не обеднеют!

— Дурак ты Семка! — не раздумывая отвечал ему старик, — жизни не нюхал, а туда же! Оно конечно, на харче великих князей не разоришь, а только понимать надобно, что вокруг война и Артур, стало быть, уже на осадном положении! А ну как осада и впрямь начнется?

— И чего? Ну, чуть дороже будет, делов то!

— Сказано дурак! Это хорошо, если чуть дороже, а ежели совсем ничего, ни за какие деньги не будет?

— Это как?

— А вот так! Хлебнешь тогда с шила патоки, так увидишь.

— А ведь Архипыч дело говорит, — поддержал старика обычно не встревающий в разговоры повар, — запас-то у нас и впрямь не велик.

— И что же делать будем? — осознал проблему Прохор.

— Ну, как чего, перво-наперво прикупим, какой ни есть провизии, что храниться может. Консервов там всяких, круп, сала... за деньгами то ты у нас следишь, вот и расстарайся.

— Свинью надо купить, — задумчиво произнес Федор Михайлович, глядя на своих собеседников.

— Какую еще свинью?

— Пожирнее, чтобы засолить можно было. Если и впрямь прижмет, то и солонина за венскую ветчину пойдет.

— Ну, уж нет, — возразил с брезгливой физиономией лакей, — я в мясники не нанимался!

— А тебя никто и не заставляет, — усмехнулся Архипыч, — раз город на осадном положении, то скоро всем статским лбы забреют. Возраст у тебя подходящий, пойдешь в армию, а там тебя ротный командир накормит.

— Это, как же, — чуть не поперхнулся Семен, — нет такого закона, чтобы людей хватать, да на службу! Нешто Алексей Михалыч не заступятся?

— Может и заступится, — не стал разубеждать лакея старый матрос, — а может, иконой благословит, заместо матушки с батюшкой, дескать, послужи царю и отечеству. Ему вон и икону подарили давеча.

— Вот злой ты человек Архипыч! — разразился бранью лакей, — Злой да завистливый, сам всю жизнь положил на военной службе и других туда загнать хочешь!

— Цыть, тля худая! — сдвинул брови старик, но разволновавшийся Семен его уже не слушал, а вскочив, выбежал из людской.

— А сейчас то, покушать можно? — жалобно спросил недоуменно глядевший на перепалку кофишенк.

— Кушай, Ваньша, кушай, покуда есть что, наедай шею, как у быка... хвост! — усмехнувшись, разрешил ему старый матрос и обернулся к Кейко, — и ты девонька ешь, не стесняйся. Вон какая худая, сразу видать от чего не замужем. Ты на нас не смотри, это мы еще не бранимся, это мы так — ласково.

Китаянка, разумеется, ничего не поняла из разговоров русских слуг, и лишь застенчиво улыбалась, когда к ней обращались.