Выжья Сечь. Замок на болотах

Сплюнув, Сколопендра отцепила, наконец, крюк и, пошатываясь, побрела к Казимиру.

* * *

... Душа комеса страшно тяжело, точно влекомая на толстых крюках, возвращалась в его тело. Уже понимая, что вернулся, Казимир все одно не мог открыть глаза. Ему казалось, что если он это сделает, от непомерного усилия душа его снова ринется прочь — на сей раз навсегда. И только когда его лба коснулось что-то холодное и противное, а по шее вниз потекли капли, он отчаянно напрягся и распахнул веки — лишь бы прекратить эту пытку.

Каля убрала мокрую тряпку от его лица. Девушка выглядела неестественно бледной и какой-то размытой. А может так ему виделось сквозь густую пелену тумана перед глазами.

Губы комеса дрогнули, но пересохшее горло отказывалось издать хоть какой-нибудь звук. Однако Сколопендра поняла его без слов.

— Сдох он. Там, за овином лежит. Вовремя ты успел, милсдарь рыцарь. Проваляться тебе чуть-чуть подольше и нам обоим долго умирать у старого поганца.

Казимир прикрыл глаза, а потом вдруг резко распахнул их и с неожиданной для себя прытью рванулся куда-то в сторону. Каля не успела ни помешать ему, ни удержать — его вырвало желчью. Обессиленный рыцарь откинулся на спину и наконец-то нашел в себе силы застонать.

— Хорошо тебя приложило, светлый комес. Вот ведь незадача! Ни назад не вернуться, ни вперед, ни тут оставаться не с руки! Что ж мне делать-то с тобой?

Рыцарь не отвечал, прикрыв глаза. Его бил озноб. Каля укутала его двумя походными плащами — его и своим, но это мало помогало. Удар по голове, способный расколоть череп, вот-вот мог оказаться смертельным.

— Пое...ай... сп...айся ...ма...

— Лежи уж, — Сколопендра с жалостью прервала Казимира, расталкивая на ладони какие-то травы. — Вместе выехали и до замка твоего доберемся вместе. Кому сказала, лежать!

Костерок старика сгодился разбойнице: пошарив по седельным тюкам, девушка извлекла котелок, всыпав в него травы. Варево вскипело быстро. Сняв его с огня, девушка подхватила шляхтича подмышки и, упираясь пятками в землю, со стоном и ругательствами поволокла прочь, к забору, оградившему подворье.

— Ну и весу же в тебе, твоя светлость, — Сколопендра скользила, несколько раз плюхнулась назад, приглушенно пискнув от тяжести навалившегося на ноги Казимира. — Погодь помирать, шляхтич! Энто дело брось даже думать! Отлежишься, оклемаешься. Ну, чего ты там бурчишь, неугомонный? На войну поспеем, не шуми.

Подтащив, наконец, комеса к заборчику, Сколопендра, потирая плечо, сходила к сараю, вернулась с тюком сена, устраивая шляхтича поудобнее. Котелок, поставленный рядом, исходил травяным духом.

— Старый хрыч не предполагал, насколько у вас, выжигских шляхтичей, черепа-то крепкие. — Сколопендра опустилась рядом, осторожно зачерпывая из котелка настой. — Полегоньку, понемногу пей, — предупредила девушка, поднося к губам Казимира ложку с темной жидкостью. — Давай шляхтич... Вот так... Медленно...

В первый раз, кашляя и давясь выпив то, что предлагала ему Каля, Казимир опустил голову на тряпье, что ему подсунула спутница и попытался подумать. Им нельзя было оставаться здесь. Даже если у старого мерзавца не было детей, внуков или подельников, в селение вот-вот могли нагрянуть люди Зергина. Уходить нужно было немедля. Вот только ни идти ни даже ехать он не может.

— Каля, — с трудом удалось ему выдавить из себя. — Оставь... меня и... и поезжай. Возьми кольцо. Пусть солтыс напишет... королю...

Полудриада фыркнула, усаживаясь рядом. Комес только застонал, когда девушка осторожно смочила его лоб и веки настоем, посоветовав закрыть глаза и не шевелиться. Совету Казимир не собирался противиться: по ощущению, земля затевала чехарду с небом всякий раз, как молодой шляхтич открывал глаза и пытался устроить голову поудобнее.

Девушка поскребла ложкой по донышку котелка, вливая последние капли через губы шляхтича.

— Не выйдет ничего, болезный, — Сколопендра облизнула ложку, сунула за пояс. — Дело такое... — Девушка осмотрела темнеющий горизонт, ощупала ключицу, поморщилась. Доспех уберег от страшных ран, рука, пострадавшая от удара клюки, постепенно оживала. Везение не оставило разбойницу, и кроме синяков и ушибов, Каля вышла из боя почти невредимой. — Варево подействует, через пару часов будешь лучше себя чувствовать.

Морщась и упираясь в землю здоровой рукой, она поднялась и, приложив ладонь к глазам, оглядела багровый горизонт. От солнца остался лишь узенький серпик, и на красном мареве, заткавшем границы чистого поля и неба, разбойница углядела длинные темные тени.

— Лежи спокойно, светлый комес, — улыбнулась девушка, поправляя на лбу Казимира влажную тряпицу. — Такого тебя в путь не возьмешь, надобно прежде подлечить немного. Знаю я средство одно, поставит тебя на ноги к утру.

Повернувшись лицом к краю деревни, полудриада выпрямилась и, положив руки на пояс, впилась взглядом в опережавшие подступающую тьму темно-зеленые тени. Казимир повернул голову и, сквозь пляшущих мушек в глазах, увидал нежданных гостей.

Было их всего двое, высоких, гибких как лозник. Раскосые глаза вспыхивали, словно у котов, отражая пляшущие язычки костра. Длинные бледные руки покоились на спинках луков, бескровные губы шептали что-то, но слов он не разобрал.

Зато сумел разглядеть сходство с проводницей, Калей-Разбойницей. Лихор, друг давний, когда-то рассказывал ему о дриадах. И если в зеленоглазой девчонке в доспехе текла четверть крови древесных служительниц, то эти, в длинных балахонах, были самыми что ни есть чистокровными.

Тем временем девушка повернулась к наследному комесу, бросая на бледное, почти восковое лицо его встревоженный взгляд. Дикие дриады молча приблизились вместе с нею, глядя распростертое у костра тело.

— Они помогут тебе, — сказала Каля, присаживаясь рядом. — Взамен просят, когда станешь владетелем полным, разрешения появляться в угодьях твоих у Гремучего Ключа. Дуб у них там растет ведовской, а без приглашения им не пройти через земли человеческие. Место то на границе с Сечью, я знаю где. Что скажешь, шляхтич?

Казимир перевел взгляд на две тени, осмотрел бледные, почти неживые лица. Разбойница вздохнула и, протянув руку, накрыла ладошкой его горячую кисть.

— Дадут они тебе корень кровь-красавки. Это целебные корни, животворные. Только больно тебе будет шляхтич, очень больно. Красавка срастит твои трещины, — Сколопендра коснулась собственной головы, показывая где у Казимира то же самое место, пострадавшее от клюки старого людоеда. — Потом уснешь до утра, я сторожить буду, не беспокойся. Что скажешь, комес? Без твоего согласия ничего делать не стану.

Пока она говорила, мир вдруг качнулся и резко отпрыгнул вдаль. Казимир прикрыл глаза, не имея сил дальше держать их открытыми. Могильный холод, сковывавший тело до сердца, теперь поднялся выше, подкатывая к самому горлу, стискивая его костяными пальцами. Мысли стали путаться в его голове, и даже голос разбойницы доносился, как сквозь вату. Чего она хочет от него?

Комес дернул глоткой, пытаясь вытолкнуть слова, но даже губы вдруг отказались ему повиноваться. Каля склонилась ниже, почти касаясь ухом его уст.

— Если это... никак не повредит... людям в моих землях, они могут приходить... когда угодно. Я... приглашаю...

Накатившая тошнота оборвала фразу на полуслове. Казимир сделал несколько беспомощных движений горлом, но даже желчи требовалось усилие, чтобы в очередной раз опорожнить желудок. На мгновение голова рыцаря стала ясной, как утро в безветренный день. И в этой ясности возникла только одна мысль — его, только теперь жившего и даже имевшего силы спорить с этой девицей, сейчас не станет. Это черное небо, лица дриад и волосы Кали, касавшиеся его лица — последнее, что он увидит. Мгновенно вспыхнувшая обида сменилась всеобъемлющим равнодушием, постепенно наполнявшим всю его душу...

* * *

...Наутро шляхтич проснулся не от боли, а от нестерпимого жара. Разлепив тяжелые после сна веки, Казимир охнул, и заслонился рукой. Он лежал за околицей двора, на своем плаще, укрытый плотным, тяжелым дорожным плащом Сколопендры.

Длинные языки пламени лизали соломенную крышу избы, плетень потрескивал и осыпался внутрь двора почерневшими кусками. Приподнявшись на локтях, шляхтич закрылся рукой от пожарища, осматриваясь вокруг.

— Добро полыхает!

Каля-Разбойница обернулась, показывая в довольной улыбке зубы. Зеленые глаза сверкали мрачным удовлетворением, скулы горели румянцем. Казимир покачал головой, глядя как девушка легким шагом приближается к нему. Похоже, не сдержалась Каля, запалила логово людоеда.

— Горазд ты спать, светлый комес, — скороговоркой произнесла девушка, присаживаясь рядом со шляхтичем. — Ну-ка, пошевели руками, погляди на меня, хорошо ли видишь?

...Как укладывали его на землю, распрямляя и прижимая руки, Казимир не помнил. Лица превратились в пятна, дыхание прерывалось, но прежде чем темнота под веками расцвела взрывом боли, молодой комес услышал голос Кали.

— Я сама.

Руки диких дриад, холодные и жесткие как древесные корни, стиснули плечи и голени.

— Ничего не бойся, — шепнула Казимиру разбойница, бережно разбирая рыжие пряди комеса. Что-то холодное, склизкое точно пиявка, коснулось кожи. Зашевелилось, пустило усики, проникая под кожу.

Казимир закричал. Протяжно, корчась в судорогах, выдираясь из цепко держащих его рук. В уголках рта запузырилась розовая пена, по подбородку потекла кровь из прокушенной губы.

— Тише, тише, милый, — зашептала Каля, обхватывая руками голову Казимира. Прижала к груди, укачивая точно больного ребенка. Корни красавки пробирались к трещине в черепе, выпускали тонкие отростки, залечивали рану, разгоняя кровь по телу. — Еще немного потерпи. Самую чуточку...

— Я потерял сознание? — Спросил комес, усаживаясь и спихивая к ногам плащ разбойницы.

Та улыбнулась, кивнула. Сон рыцаря был тихим и покойным, до самого утра. Дриады ушли, как только на небе появилась Сребница, звезда, что сияет после полуночи.

— Пожуй вот, — предложила Каля, протягивая Казимиру горсть сухарей из запасов солтыса. — Подкрепись, потом двинемся в путь. А и славно горит, — глянув на обрушившуюся стену дома, одобрила Сколопендра. — Без твоей помощи, комес, не выжить бы нам обоим.

Казимир тепло улыбнулся в ответ.

— Нет, это ты нас спасла. Если бы не ты... — он не договорил. Но Кале и так все сделалось понятно.

Отложив сухари, комес попробовал поднять руки. Это далось ему без особого труда, почти так же, как раньше. Покрутив головой, и убедившись, что мир не плывет перед глазами, он медленно, словно не веря себе, подтянулся, и сел. Переждав легкую дымку, на миг застившую взор, глубоко вздохнул и поднялся на ноги.

Каля наблюдала за ним с веселой полуухмылкой. Потоптавшись некоторое время, и не делая резких движений, Казимир, наконец, решился. Осторожно, одними кончиками пальцев, он дотронулся до головы, там, где вчера зияла страшная рана. Но сегодня ее там не было. Только узкая пролешина из волос подтверждала то, что рыцарь искал правильно. Духи предков, этого не может быть!

— Как вы... ты...

Сколопендра прищурилась, с интересом следя за его движениями.

— Что вчера было, помнишь ли?

— Помню, — Казимир потер затылок, глядя сквозь огонь. — Деда помню, помню, как рванулся из-под колуна... Не сдвинься я тогда на волосок, все корни леса мне б не помогли... А что было дальше... Вроде как, спасла ты меня и себя. Людоеда этого... Срастила мои раны. Я... вовек я твой должник, Сколопендра. И чем отдаривать тебе не знаю. Может, подскажешь мне сама?

Под ногами валялся меч — длинный, ладно сработанный клинок, который вчера не смог выручить хозяина. Казимир с усилием наклонился и поднял его, очищая от сора. В руки еще не вернулась прежня сила, и потеря многой крови давала о себе знать круженьем мира и слабостью при каждом резком движении. Но он был жив, и самое главное — он мог двигаться дальше, не будучи прикован к постели многие месяцы, как это случилось бы с ним, явись ему чудо и выживи он после страшной раны, если бы Кали не было рядом. Комес поймал себя на мысли, что странная девчонка, в жилах которой текла кровь лесной нечисти, уже в который раз спасает его жизнь. Великие духи, а ведь тогда он мог поехать совсем другой дорогой!

Вложив меч в ножны, Казимир занялся сухарями, время от времени запивая их из фляги и глядя на огонь. Он уже почти перестал ждать ответа от Разбойницы.

— Ох и глупый те, — рассмеялась вдруг Сколопендра, откидываясь плечами на плетень, — хоть и комес!

Казимир замер, не донеся до рта сухарь.

— Не серчай, — дернула головой Каля, сбрасывая с глаз растрепавшуюся челку. — Награды мне от тебя никакой не надобно. Все, чего хочу — есть у меня. Леса, дороги, и лук со стрелами, а большего я, — усмехнулась девушка, — не прошу ни у кого. Ты лучше доедай, да давай в дорогу собираться. Через Сечь иттить еще порядочно, а нам долее сидеть тут не можно. Ночью дриады чудин отгоняли, а боле такого уже не будет. У, паскудство! — Прибавила девушка, глядя на потрескивающий, ревущий огонь.

Пока допивал рыцарь свою воду, Сколопендра вскочила на ноги, поправила наруч, подтянула ремешок, и бормоча про себя лютые ругательства, забросала в пожарище колун, цепи, и остатки страшной лодоедовой трапезы: горшок с кашей, и всю посуду глиняную, что нашла во дворе.

— Ну, чаво расселся? — уперев руку в бок, подмигнула Каля. — Поехали, рыцарь. А по пути мож, окажешь честь, да раскроешь мне, девке дурной, отчего ты все ж с отцом твоим, Золтаном, рассорился?

* * *

— ... мне тогда было больше двадцати... должно быть, да, все двадцать. Отец вздумал женить меня на дочери дальнего своего товарища, шляхтича небогатого, но именитого. В молодости не раз им вместе приходилось ходить в походы, во славу батюшки нашего короля, да хранят боги его светлую душу. Я не знал о его намерениях до тех самых пор, пока рыцарь Мезимир с дочерью его Беатой не прибыли в наш замок. Отец устроил в их честь пир, на который были приглашены даже простолюдины.

Казимир умолк, наклонившись в седле. Развесистая ветка проплыла над его головой, не вдарив по лбу, как это сделала предыдущая.

— Несколько дней до этого званого обеда леди Беата была предоставлена заботам моей сестры и моим. Вместе мы несколько раз ездили на охоту и на прогулки.

— Она была красива? — прервала рыцаря Сколопендра, чуть хмурясь.

— Она была очень красива, — подтвердил комес, уворачиваясь от очередной низко висящей ветки. — Она очаровала меня своей красотой. До тех пор мнилось мне, что моя сестра — первая красавица во всех ведомых мне землях. Однако, узнав леди Беату, я разуверился в своих помыслах. Дочь старого рыцаря была не просто хороша. Она была умна, добра, и настолько хорошо воспитана, что признаться... признаться, были мгновения, когда я чувствовал себя неловко в ее присутствии, до того казался я себе неуклюжим и недалеким.

Каля усмехнулась, но перебивать не стала.

— Настал день, когда все соседи съехались на приглашение моего отца. Это был самый большой праздник из тех, что мне довелось встретить в Выжиге. Простолюдины валом валили, бродячие музыканты собирались целыми таборами, вино лилось рекой. Я как теперь помню... — Казимир сглотнул слюну, — туши жирных баранов и свиней на вертелах, корзины фруктов и сыра... Всего было вдосталь. Тогда я уже знал, что отец мой собирался в середине пира объявить нашу помолвку с леди Беатой, и ждал этого мига с замиранием сердца.