Время выбора

Ярл ехал по безлюдному Киеву. Скоротечный утренний бой загнал жителей в дома, откуда они пока выходить не стремились. Новгородское войско, убрав погибших, занималось обустройством лагеря, и лишь конные разъезды дружинников, наблюдающие за порядком в городе, стуком копыт и бряцаньем оружия, нарушали ночную тишину. Один из таких разъездов и остановил Оттара. После короткого допроса десятник направил его в сопровождении двух дружинников к дому, в котором остановился князь. Через несколько минут после того, как дружинник унес в дом половинку золотой монеты, ярла провели к Владимиру. Князь, не начиная разговора, велел позвать Добрыню, и, дождавшись его прихода, сел за стол. Боярин и ярл уселись напротив.

— Мыслю я, Оттар, что случилось нечто важное, что так внезапно привело тебя сюда — обратился Владимир к ярлу, — А тебя, Добрыня, я позвал , чтобы слушать о том вместе, — Князь вопросительно посмотрел на ярла.

— Случилось, — ответил тот, — князь Ярополк, Свенельд и еще двое ближних бояр убиты дружинниками боярина Блуда во время княжьего совета в Золотой палате. Самого Блуда по дороге к тебе поразил метательным ножом прятавшийся в городе печенег. Попал в шею. Ножей было два, но меня спас высокий горжет доспеха.

— Что с нападавшим?

— Скрылся, преследовать его я не стал, опасаясь засады, да и торопился к тебе очень. Ярополк на рассвете собирался идти на прорыв, и далее в Овруч. О том шла речь на совете. Две с половиной сотни дружины и три сотни печенегов, оставшиеся в детинце, Свенельд собрал в дружинном доме, что бы потом не тратить времени на сборы. Полностью снаряженных там только более половины дружинников, остальные по— разному. Кто в кольчуге, кто нет. Оружие тоже, у кого какое утром было с собой. Луки есть, но стрел мало.

В том, что мой хирд на прорыв не пойдет, Свинельд не сомневался, но в городе нам доверял. Поэтому сейчас мои люди на стенах и на воротах. Остальные отдыхают, ибо того, что учинил Блуд, не ждал никто. Ранее, как часа через два князя не хватятся ни во дворце, ни в дружинном доме. Если сделать быстро, Гора даже не успеет проснуться, как будет в твоих руках. Я сам пойду с войском, и ворота детинца будут открыты. За своих людей я ручаюсь.

— Коли все, как ты говоришь, времени и вправду терять не след. Добрыня поднимай людей. Через час, а лучше через половину, все должно быть готово. Кого возьмешь?

— Полторы сотни твоей дружины , пять штурмовых сотен и всех стрелков. Думаю, хватит. Если что не так пойдет, Оттар со своими будет рядом. А это еще почитай сотня.

Князь встал, — Тогда начинаем. Ты, Добрыня иди, готовь войско, а Оттар скоро тебя догонит.

Когда Добрыня ушел, князь обернулся к северянину, — Сейчас пока время есть говори правду, как все произошло.

— Так все и произошло, как я сказал. Пока шел совет, дружинники Блуда, убили охрану у дверей палаты, затем вошли, и расстреляли всех из луков. Сердце десять раз не стукнуло, как все стали мертвы.

— А дальше что было?

— Дальше собрались и поехали к тебе.

— Так прям, и поехали, не о чем не поговорив? — Князь подошел ближе, — Оттар, я не могу доверять тому, кто мне лжет. Так-то я тебе верю, но что-то ты скрываешь. И я знаю что. На чем вы договорились, и почему ты его убил? Его мне не жаль, гнилой был человечишко, и брата бы я ему не простил, но у тебя же, были свои причины.

— Что тебе, князь, до того, что выторговал я у него триста гривен для хирда. Это мое серебро. А убил затем, что бы ты, не отдал ему награды за открытые ворота. Ты обещал за то дать нам на поток купеческие дома на Горе. Выполнишь свое обещание?

— Что обещал, выполню. Твоему хирду на выбор пять купеческих домов, из тех, чьи хозяева передо мной вину имеют. Сегодня среда, в неделю сможете взять в тех домах, что будет любо. Подождете?

— Что же не подождать. А только не будет ли зла на тебя у киевлян, что ты нам эти дома на поток отдашь? Может тебе лучше с нами серебром за то рассчитаться. Так мы согласны.

— Оттар, до Локи тебе далеко. Рубиться ты умеешь, торговаться умеешь, а юлить нет. Еще бы вы были не согласны, добро еще продать нужно, и по какой цене получится, неведомо, а серебро положил в кошель и спокоен. Но ты прав, мне так сподручнее. О цене после поговорим, а сейчас мнится мне, что Добрыня идет, значит, и нам пора.

Сопровождаемый воеводой и ярлом, князь вышел. На подворье его ожидали сотники, ярлы, старейшины и волхвы, собранные Добрыней.

— Нежданную и скорбную весть принес нам ярл Оттар, — обратился к ним Владимир, — по наущению боярина Блуда, его дружинники во время княжеского совета предательски убили моего брата, киевского князя Ярополка и двоих его ближних бояр, вкупе с воеводой Свенельдом. Блуд полагал за сие злодейство получить от меня награду, думая, что киевский стол мне дороже жизни брата. Сожалею, но судить его не удастся. По дороге ко мне его сразил нож, печенега. Убийцу сейчас ищут.

Нам же теперь надлежит поступить быстро и решительно. Пока о случившемся не прознали на Горе, и горячие головы не наломали дров, необходимо войти в детинец, и в первую голову затворить киевских дружинников и печенегов в дружинном доме, где они сейчас пребывают. Далее охранять терем князя и никого не допускать к княгине Юлии. Ворота детинца откроют хирдманы ярла Оттара. Остальное скажет на месте боярин Добрыня. Особо прошу тебя Стоян и тебя Карислав, вы старосты кузнечной и кожевенной общин Новгорода, вам первое слово на Вече, будьте моими видоками. Пойдите вместе с Добрыней и Оттаром в Золотую палату, все осмотрите и послушайте, что скажут убийцы моего брата. Что бы потом вы могли свидетельствовать, что не причастен я к сему злодейству, и не осквернил себя братоубийством. Злых языков найдется много. А сейчас, воевода, не теряй времени, веди войско. Я останусь здесь.

Если Светлые Боги даруют нам удачу, на Гору поднимусь утром. Великим князем Киевcким.

Глава 7

Ставра разбудил громкий стук в ворота подворья. На вопрос привратника : "Кому не терпится стрелу в лоб получить?", последовал неожиданный сейчас, но давно ожидаемый ответ: "Дружинники князя Владимира. Велено принять этот дом под охрану".

— Дождался, наконец, — подумал Ставр, — непонятно только, как они здесь оказались, шума никакого не было, детинец вроде не штурмовали. А впрочем, какая разница, раз они уже здесь.

Ставр отворил ставень и велел привратнику впустить гостей. Быстро оделся и спустился на подворье. Там его ждали десяток воинов. Старший спешился, и коротко поклонился.

— Десятник Одинец, — назвался он, — князь Владимир велел нам охранять твой дом, боярин, от татьбы и прорухи какой.

Боярин непонимающе смотрел на десятника.

— То есть, князь велел тебе караулить меня?

— Нет, боярин, мне велено не допустить, что бы какой злыдень не нанес тебе, твоей семье и хозяйству твоему ущерб, и не причинил насилия.

— А что велено князем мне?

— Про то князь мне ничего не говорил. Мыслю так, что волен ты в своих делах. Но на улицу выходить я тебе не советую. Сейчас детинец занимают княжеские штурмовые сотни, а там пополам новгородцы и северяне. В горячке все может случится, а здесь под нашей охраной спокойно будет. Еще у кузнеца Бажана, — он указал на одного из воинов, — есть слово князя для твоей дочери, но это может до утра подождать. Не будем попусту девицу будить.

— Слово князя ждать не может, а и будить никого не надобно. От вашего стука, должно, все уже проснулись, и ждут беды.

Ставр ушел в дом, и вскоре вернулся вместе с Весной и Снежаной. Увидев Бажана, девушка устремилась вперед, но потом резко остановилась, десятник смотрел на нее со скрытой в бороде улыбкой.

— Добрая ночь, девица, князь Владимир прислал Бажана, дабы защищал он дом ваш. Нас прислал в помощь ему. И есть у него для тебя княжеское слово.

Он повернулся к кузнецу, — Говори, Бажан.

— Велел князь передать тебе, что бы, не опасался отец твой княжеского гнева. Сказал, что за дела новгородские боярин расплатился полной мерой, и если нет на нем какой новой вины, то жить далее в Киеве он может невозбранно, но только не на Горе. Сюда ему хода более не будет.

— Спасибо тебе, Бажан, за заботу, — Сладжа покраснела, глянула на мать, и все же решилась, — и за то что пришел живой, спасибо. Схватив Весну за рукав, девушка увлекла ее в дом.

— Вот оно, значит, как!

После слов Бажана Ставра отпустил сжимавший внутренности страх, и теперь он глядел на парня с подозрительным интересом.

— Уж не тебе ли, я обязан княжеской милостью? И не твоими ли заботами Весна и Сладжа княжескую охрану в Новгороде получили? Думаю, что так. За себя благодарить не буду, невместно, а за жену и дочь спасибо скажу. Но о дочери боярина, пусть и опального, ты и не мечтай. Знай свой шесток! Разве, что князь и тебя боярином повеличает. Тогда приходи, а я подумаю.

Оставив дружинников во дворе, Ставр прошел к жене и дочери.

— Слушай меня, Сладжа, — он подошел к дочери, — видел я, как вы с кузнецом смотрели друг на друга. Спору нет, парень видный, и за тебя в Новгороде заступиться не побоялся. И сейчас, я мыслю, неспроста Владимир его прислал с дружинниками. За Новгород я ему благодарен, и случись чего, что от меня нужно будет, для него сделаю. Но о прочем и думать забудь. Дочь моя за кузнецом не будет. И не только гордыня моя в том причиной. Ты не сумеешь жить, как живут кузнецы, а ему боярином не стать. Если сделаешь глупость и меня не послушаешь, всю жизнь поломаешь и себе и ему. Ты еще и у матери совета спроси, он тебе по женски все обскажет.

* * *

На следующий день в солнечный полдень, князь Владимир выехал с Подола на Гору. За долгие годы его отсутствия Киев заметно изменился. Места, которые он с детства помнил нетронутыми луговинами, стали распаханными и ухоженными полями, с крепкими избами, сараями и погребами во дворах. Подол, начиная от торжища, вдоль Почайны змеился улицами, застроенными крепкими домами и теремами в два поверха, за высокими тынами, огораживающими богатые подворья со всякими хозяйственными постройками. Предградье теперь окружало детинец каменными строениями, некоторые из которых можно было бы назвать и маленькими дворцами. Город разросся, но одновременно стал, как бы и меньше. Так что Владимир и узнавал, и не узнавал родной город.

Убедившись с утра, что на улицах безопасно, киевляне сначала робко, а затем все смелее выходили из домов, и к полудню город уже жил своей обычной жизнью. Князя встречали улыбками и приветственными криками. Молодые девицы, да и многие женщины восхищенно смотрели вослед . Белый жеребец под Владимиром с седлом и сбруей, украшенными золотыми бляшками, гордо выступал посредине улицы. На его спину с плеч всадника спадало цервеное княжеское корзно с горностаевым подбоем. Блистали на солнце золоченые пластины доспеха на груди князя, и шлем. Позади, шла дружинная сотня на вороных конях. Сбруя коней и доспехи дружинников отливали серебром, их синие кочи были подбиты черными соболями. Мальчишки, как это у них принято, бежали за дружинниками, изо всех сил стараясь быть такими же взрослыми и мужественными.

Князь направил своего коня на торжище и остановился у высокого костра перед фигурой Среброусого Велеса. Спешился, подошел к костру и положил в него принесенные с собой дубовое полено и краюху хлеба.

— Прими мою простую жертву, Светлый Покровитель, — обратился он к Божеству.

— Прошу Тебя и далее простирать свою длань над сим градом, и даровать ему мир и спокойствие. Внезапно, жертва положенная князем на костер, ярко вспыхнула, и ввысь устремился золотистый язык чистого пламени. На торжище обрушилась тишина. Все разговоры смолкли, киевляне смотрели вслед улетевшему в небо огню. Бог благосклонно принял жертву!

Владимир вновь уселся в седло, и повернулся к толпе.

— Жители стольного города Киева! Бояре и огнищане, мужи княжеские, купцы и люди ремесленные, сейчас вы видели, что Среброусый Велес в ответ на мою просьбу принять жертву дал знамение, что жертва принята, и Светлые Боги благословили меня на Киевский стол. Трудное время сейчас в яви, время перемен, время выбора пути разными царствами. Властью князя Киевского, Новгородского и Древлянского буду делать все, что бы Русь крепла и расцветала, что бы были мы единым могучим народом, независимо в каком княжестве кто рожден. Порукой тому, мое княжеское слово.

Князь хотел сказать что-то еще, но его прервал один из дружинников. Седовласый немолодой воин по имени Торп с криком: "Добрыня, Малуша" соскочил с коня, и, расталкивая попавших под руку, кинулся к женщине, стоявшей немного позади толпы. Добрыня, вознамерившийся, как следует, отчитать наглеца, проследил за ним взглядом, и тоже соскочив с коня, кинулся вослед. В это время дружинник уже стоял пред женщиной на коленях.

Добрыня подбежал к ней, обнял за плечи, потрясенно произнес: "Малуша!" и стоял, не отрывая от нее взгляда.

Торп поднялся с колен и тронул воеводу за рукав. Тот очнулся от наваждения, и они вдвоем, нежно взяв женщину под руки, повели ее к князю. Владимир уже понял, какой подарок сделала ему судьба. Быстро спешившись, он устремился к ним и обнял мать , которую не видел много лет. Молодой мужчина, князь, не стесняясь слез на щеках, целовал ее обветренные руки, волосы, а она, уткнувшись лицом ему в грудь, и не замечая жестких пластин панциря, повторяла как в его далеком детстве: " Воля, Волюшка мой! Сыночка!"

Добрыня с Торпом кинулись к ближайшему богатому подворью. Стоявший у ворот купец, хозяин дома, не мог видеть встречи матери с сыном, закрытой от него конями дружинников. Он видел только, что дружинник и боярин неожиданно спешились, а за ними спешился и князь. И вот уже у ворот его дома стоят два грозных воина. Купец, хоть и не знал за собой никакой такой вины, кроме, разве что обычной купеческой изворотливости, изрядно перетрусил и побелел лицом. Заметив это, Добрыня хлопнул его по плечу и постарался успокоить, сказав: " Не боись, купчина, мы с добром".

Купец стоял с открытым ртом, а боярин огорошил его вопросом, есть ли в его доме удобное кресло. Ничего не понимая, тот провел их в трапезную, где во главе стола стояло изящное кресло с резными подлокотниками. На глазах купца происходило немыслимое, боярин и княжеский дружинник, как простые холопы, схватили кресло и потащили его на улицу. На полпути дружинник бросил хозяину,

— Вели принести на двор две слеги подлинней и ремней сыромятных.

Во дворе он подсунул слеги под ножки кресла, и сноровисто примотал их ремнями. Подхватив получившиеся из кресла носилки, быстро пошли к выходу с подворья. У ворот, Добрыня шепнул уже полностью ошеломленному купцу,

— Завтра перед вечерей приходи в княжеский терем, скажешь, к Добрыне. Я предупрежу стражу. Там получишь награду.

Малушу усадили в принесенное кресло, четверо дружинников легко подняли его, и, положив конца слег к себе на плечи, встали рядом с Владимиром, уже усевшимся в седло. Князь тронул каблуком бок коня, и направил его в сторону ворот детинца. Рядом дружинники несли в кресле его мать, которая с любовью смотрела на обретенное после долгой разлуки дитя.