| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Сталин тихо хмыкнул, представив себе регентов в этом составе — пушкинские строки 'В одну повозку впрячь не можно коня и трепетную лань' советникам Фердинанда были явно не знакомы. В самом деле, ожидать согласованных действий от пробритански настроенного Буздугана, упорно ведущего свою игру патриарха Мирона — пытающийся сыграть в 'румынского Муссолини' Кодряну, правда, с упором на православный мистицизм, активно поддерживался иерархами румынской церкви, задерганной до предела женщины и желающего только одного — чтобы его оставили в покое — принца Николая, было, как минимум, излишне оптимистично.
Но и это было далеко не все. В Румынии шла ожесточенная борьба между различными властными группировками — крупные землевладельцы облизывались на доходы нефтяников, тесно связанных с британцами и американцами, различные группы власть имущих конкурировали между собой за право получше выпотрошить и без того пустую казну, православная церковь, возглавляемая энергичным националистом Мироном, целенаправленно шла к политической власти, используя любимую концепцию сторонников Кодряну — дескать, 'румынский народ должен морально очиститься ради собственного спасения, духовного и физического' (соответствует РеИ — В.Т.).
Это происходило в стране, основная масса населения которой, крестьянство, в материальном плане находилось между бедностью и нищетой; впрочем, большая часть румынских рабочих тоже не могла похвалиться достатком.
Ну и, для полноты картины, следует добавить, что о самостоятельности румынской экономики и политики говорить не приходилось — сельскохозяйственную продукцию традиционно покупали немцы и австрийцы, нефтяную отрасль контролировали англичане и набирающие силу американцы. Примерно таким же было распределение иностранного влияния и в финансах (соответствует РеИ — В.Т.).
Воевать с Советским Союзом эта 'держава' хотела, поскольку очень уж румынским власть предержащим нравились земли Причерноморья, да и Бессарабию им хотелось закрепить за собой юридически — вот только делать это было себе дороже, поскольку первое же серьезное поражение в войне запросто могло обернуться государственным переворотом, устроенным Кодряну при поддержке патриарха Мирона. Относительно реальных боевых качеств королевского воинства не питали ни малейших иллюзий даже самые ярые патриоты Румынии — равно ни у кого не было сомнений в том, что сделают с румынскими войсками красные конники.
И, да, денег на войну в румынской казне не было. Военного бюджета кое-как хватало на содержание многочисленной армии — но не на приличную боевую подготовку.
Нормальной оборонной промышленности в королевстве тоже не водилось. Имелось производство стрелкового оружия и боеприпасов, какое-то подобие артиллерийского и снарядного заводов — но об обеспечении армии в случае большой войны речи не было. Оставался импорт — бесплатно или в кредит, на очень льготных условиях, поскольку платить за поставки вооружения и боеприпасов тоже было нечем.
Заметно лучше обстояли дела в Финляндии. Там имелось согласие между власть предержащими, в том числе, и в вопросе желательности оттяпывания от Советской России новых территорий — расхождение было только в том, сколько оттяпывать, поскольку умеренные финские политики и военные сходились в том, что надо отобрать Карелию и Кольский полуостров, а радикалы договаривались до желательности получить границу по Енисею (соответствует РеИ — В.Т.). Неплохо было и с деньгами — финская экономика работала, государство хорошо управлялось, воровали очень мало, можно сказать, что не воровали вовсе.
Внешнеполитическая ориентация Суоми описывалась парой фраз — финны придерживались пробританской ориентации, не разрывая при этом старых связей с Германией и Швецией. Надо заметить, что Свинхувуд с Маннергеймом проявили похвальную предусмотрительность, аккуратно выплатив девятимиллионный американский кредит 'на независимость', что обеспечило Финляндии довольно благосклонное отношение в Вашингтоне (в свое время Вильсон озаботился предоставлением небольших, по американским меркам, кредитов новообразованным государствам — конечно, не по доброте душевной, а с целью получения рычагов для давления на них. Финляндия оказалась единственной страной среди лимитрофов, аккуратнейше вернувшей кредит — В.Т.).
В общем, Финляндия хотела и действительно могла воевать с СССР — и, при этом, могла оплатить приличную часть расходов на большую для себя войну.
У финнов имелось единственное слабое место, не позволявшее им вести длительные боевые действия, с высокой интенсивностью, против сильного врага — это было их население. Трехмиллионная страна могла отмобилизовать полумиллионную армию — но не могла позволить себе ни большие потери, ни действия в отрыве от своей территории. Все было просто — аграрной стране требовались ее мужчины, работающие в сельском хозяйстве. Если при действиях в обороне на своей территории или поблизости была возможность отправлять значительную часть солдат в отпуска для сельхозработ, то, в иной ситуации такой возможности не было бы физически — а это означало крах финской экономики, с последующим голодом.
Так что финны неизбежно ограничивали свое участие в войне против СССР захватов Карелии, Кольского полуострова и ударом по Питеру — и, крайне желательно для них, быстро и с минимальными потерями. Их участие в походе на Москву было возможно только при исключительно благоприятном развитии событий.
Так же в наступлении на северную столицу могли принять участие прибалтийские 'великие державы'.
Эти имели армии мирного времени, суммарно насчитывающие десяток пехотных дивизий и несколько кавалерийских дивизий — и, могли удвоить численность своего воинства в военное время. Другой вопрос, что не имея ни военной промышленности, ни денег на серьезные закупки за границей, они никак не могли вооружать и снабжать свои армии военного времени. Имеющихся запасов прибалтам, по данным ИНО и РУ, едва хватало на месяц большой войны — а, дальше, 'добрым иностранным дядюшкам' надо было либо брать 'несвятую троицу' на свой кошт, либо им просто нечем оказывалось воевать.
Состояние же собственных финансов прибалтийских 'держав' исчерпывающе описывалось поговоркой 'В одном кармане воет вошь на аркане, в другом кармане скулит блоха на цепи'. Чуть лучше обстояли дела у Литвы и Эстонии, и, совсем уж печально — у Латвии.
С другой стороны, несомненным их достоинством, с точки зрения Уайтхолла было то, что, в отличие от Польши, никаких собственных амбиций у них не имелось — наоборот, правительства Литвы, Латвии и Эстонии смотрели в рот Лондону глазами голодной дворняжки, преданно виляя при этом хвостом.
Таким образом, если британцам не удастся привлечь к войне против СССР Германию, Францию и Японию, но, все же, они решат воевать — действия антисоветской коалиции могли быть примерно следующими: на море действует Королевский Флот, на суше — войска лимитрофов. Если рассчитать этот вариант подробнее, то операции на море представлялись так: Средиземноморский флот входит в Черное море и последовательно громит наши военно-морские базы и коммерческие порты — Севастополь, Одессу, Новороссийск; на Балтике действует эскадра, сформированная из состава Флота Метрополии — вряд ли англичане полезут штурмовать Кронштадт, но, намертво заблокировать его, базируясь на Гельсингфорс и Ревель, они смогут без малейшего труда; на Севере практически беззащитны Архангельск и Мурманск, так что еще одна эскадра, выделенная из состава Домашнего Флота, без труда превратит их в руины; на Дальнем Востоке стопроцентно беспомощны разоруженный Владивосток и неукрепленный Петропавловск-на-Камчатке — они станут мишенями для тренировки артиллеристов дальневосточной эскадры Королевского Флота.
Разгром или блокада ключевых портов СССР означает потерю значительной части экспорта и импорта страны. А ведь экспорт и импорт во Францию, Италию, САСШ шел именно морем; да и не столь малая часть торговли с Германией шла через Питер. Даже простое прекращение торговли станет тяжелейшим ударом для слабого народного хозяйства Советской России — а если к этому добавится разгром портов, будет совсем плохо, поскольку это будет нарушение привычного порядка торговли на долгие годы. Выжить же без внешней торговли страна никак не могла.
На суше дела в таком случае будут обстоять ненамного лучше. Если англичанам удастся уломать поляков, то следует ждать ударов на Украине и в Белоруссии. В первом случае под ударом оказывается хлебородный юг, во втором — следует ожидать наступления на Смоленск, и, при плохом раскладе, на Москву. На северном направлении следует ждать удара финнов и прибалтов на один из ключевых промышленных центров страны — Ленинград.
— Точнее, с военной точки зрения предпочтительнее для них выглядит вариант с окружением Питера и ожиданием, когда изморенный город сдастся сам — холодно констатировал Сталин. — Дело не в том, что у финнов и прибалтов нет ни осадной артиллерии, ни дельных военно-морских и воздушных флотов — у англичан все это есть, и поспособствовать своим моськам они не откажутся; их сложности заключаются в том, что штурм неплохо укрепленной северной столицы, чей гарнизон будет поддерживать корабельная и береговая артиллерия Балтфлота, обойдется им очень дорого, даже при самом хорошем раскладе.
— Другой вопрос, что первую скрипку во всей этой затее с 'антисоветским походом' играют вовсе не военные, а политики, которым позарез нужен быстрый и громкий успех — поэтому именно штурм Ленинграда более чем возможен. В газетах заголовки 'Взята вторая столица большевиков!' или 'Победоносными войсками коалиции захвачена старая столица России!' будут выглядеть куда лучше, чем 'Одержана победа при деревне Заплюевка' — просто потому, что в этом случае можно будет сыграть на струнах ура-патриотизма и милитаризма, что даст хотя бы частичное одобрение очень непопулярной войне.
Конечно, это еще не гарантированная смерть — в Гражданскую войну у нас получалось бить и поляков, и прибалтов; да и финнам мы давали сдачи. Если наши полководцы не допустят таких грубых ошибок, как Тухачевский в 1920 году, отбиться вполне возможно.
Вопрос в том, чего это будет стоить едва начавшей приходить в себя после Империалистической и Гражданской войн стране?
Ведь дело не только в том, что будет надолго прервана позволяющая кое-как держать на плаву хилое народное хозяйство внешняя торговля — нет, придется отрывать от промышленности скудные копейки и тратить их на оборону; понадобится отрывать от бедных хозяйств кормильцев и тягловый скот, отправляя их на войну; придется выскребать остатки золота из скромного золотого запаса, чтобы купить самое необходимое для того, чтобы защитить страну — вместо того, чтобы тратить это золото на индустриализацию.
Сталин заскрипел зубами, от нахлынувшего на него приступа стыда, смешанного с яростью.
— Дожили! — с горечью и гневом мысленно констатировал он. — Радуемся тому, что ср.ные румыны не смогут принять участие в антисоветском походе! Собираемся с силами, чтобы отбиться от коалиции, которая, по грубой прикидке, будет состоять из тра..ных ляхов и чухонцев! Надо полагать, на том свете цари, начиная с Петра I, сейчас хохочут в голос над нами всеми — и надо мной, в первую голову!!! И ведь имеют право — все, включая Николашку!!! Даже он, последний недоделок, этих поляков, финнов и прибалтов держал в кулаке — а о том, чтобы они представляли опасность для России, нельзя было додуматься, даже допившись до белой горячки!!!
Генсек встал и начал расхаживать по кабинету — так ему лучше думалось, да и позволяло легче справиться с эмоциями.
— Все верно — другого выхода, кроме индустриализации, у нас просто нет — подумал он. — Но прав и Тухачевский — нам нужна по-настоящему сильная Красная Армия, сильная не на словах, а на деле — иначе нас будут грабить и бить, потому что это выгодно и безопасно. И он прав и в том, что индустриализация и строительство сильной армии должны быть тесно связаны — у нас слишком мало средств, поэтому надо не просто считать каждую копейку, но и использовать деньги так, чтобы они давали наибольшую отдачу. И если идеология будет мешать делу — ее надо отодвигать в сторону и работать!
Послесловие 2.
Так уж получилось, что в тот же вечер в нелегких раздумьях на сходные темы пребывал и другой человек.
Барон Карл Густав Эмиль Маннергейм, сидя в своем кабинете, обдумывал состоявшуюся за обедом беседу с господином Свинхувудом. Несмотря на то, что гость сейчас не занимал никаких должностей, он оставался одним из самых влиятельных политиков Финляндии.
К сожалению, несмотря на то, что господин Свинхувуд числился умеренным политическим деятелем, барону так и не удалось склонить его на свою сторону. На это имелись вполне объективные причины — молодые и зрелые годы первого премьер-министра Финляндии были посвящены яростной борьбе с русификацией страны. Почтенный Пер Эвинд был последователен в своих убеждениях, платя за них немалую цену — он был уволен со своей должности ненавистным всем финнам генерал-губернатором Бобриковым, а, позже, уже будучи отцом финского парламентаризма, за отказ признать полномочия русского прокурора, провел три года в сибирской ссылке, в Нарымском крае. Так что основания ненавидеть 'русскую азиатчину' у него, бесспорно, имелись.
Очень плохо было другое — когда речь заходила о России, ненависть напрочь отключала присущие господину Свинхувуду рассудительность и практичность, его известный всем здравый смысл. Впрочем, здравый смысл изменял ему и в том случае, когда речь заходила об идее 'Великой Финляндии' — хотя, с учетом того, что Великую Финляндию предполагалось создать за счет присоединения принадлежащих России земель, эти идеи можно было считать взаимосвязанными частями единого целого.
Не то чтобы барон что-то имел против концепции 'Великой Финляндии' — равно нельзя было заподозрить его хотя бы в малейших симпатиях к большевикам; вот только в отличие от Пера Эвинда Свинхувуда, хладнокровный человек и генерал-лейтенант Русской Императорской Армии, Карл Маннергейм никогда не позволял взять эмоциям верх над разумом, коль скоро речь шла о важнейших материях — и очень хорошо знал Россию и русских.
Русские могли быть наивны и доверчивы, рыцарственны и великодушны — но Отто фон Бисмарк был тысячу раз прав, сказав: 'Русские всегда приходят за своими долгами'. Барон слишком хорошо знал русскую историю, чтобы хоть на секунду усомниться в справедливости этого высказывания. Да, предъявление векселя к оплате зачастую происходило через столетия — но это было всегда. Где нынче Казанское ханство? А Астраханское? А Крымское, позвольте осведомиться?
Хорошо, это азиаты — но стоит вспомнить аналогичные предприятия европейцев. Да, можно разгромить русскую армию на поле боя — хотя это и весьма непростое предприятие; можно и взять Москву — хотя это удавалось немногим; можно найти предателей среди русской аристократии, готовых пригласить на русский престол польского королевича — но, не затруднит ли Вас вспомнить, чем это закончилось? Не тем ли, что через полтора века с небольшим Россия вместе с Пруссией и Австрией делила Польшу — а меньше чем еще через полвека Варшава на столетие стала русским городом?
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
