Карельский блицкриг

— Я думаю, что лучше всего им стоит попробовать силы в районе Хабаровска. Там есть спорные территории на границе. Если вы разрешите, я переговорю, поэтому вопросу с японским военным атташе в Лондоне. Несмотря не некоторые разногласия в вопросах политики, японцы поддерживают отношения с нашим генеральным штабом.

— Отлично. Значит, японцы за вами. Дорабатывайте детали своей "Божественной комедии", а я займусь обеспечением её дипломатической поддержки.

Получив приказ от премьера, работники британского МИДА с Форин Офис принялись за дело с утроенной силой. Многие из них подобно Чемберлену расценивали советско-германский договор как личное оскорбление и не жалели ни сил, не времени для своей духовной реабилитации.

В Хельсинки, Стамбуле и Тегеране шли интенсивные переговоры между Англией и местными властями о вовлечении их в войну против СССР. В ход шли всевозможные обещания и посулы, оказывалось прямое и скрытое давление на лидеров трех стран и их окружение. Почти каждый день в Лондон шли отчеты и доклады о проделанной работе, а в ответ дипломаты получали новые инструкции и циркуляры.

Когда министр иностранных дел принес доклад Чемберлену о результатах первых недель, выяснилась довольно необычная картина. Флегматичные финны вспыхнули и загорелись гораздо быстрее и ярче, чем горячие и темпераментные южане.

В отличие от северян с готовностью веривших джентльменам на слово, несмотря на трагическую судьбу Польши, турки и персы не торопились встать под знамена высокой Европы. Они не просто торговались, пытаясь получить для себя дополнительные выгоды. Имея свои обиды на русских, они не хотели выступать застрельщиками в предстоящей войне.

И Стамбул, и Тегеран были готовы присоединиться к большим европейцам, сразу после того как финны добьются успехов на севере, а британская и французская авиация сотрет с лица земли Баку и Батуми. Это была их твердая позиция и как господа дипломаты не нажимали на них, южане твердо стояли на своих позициях.

Аналогичное положение было и с японцами. Эти азиаты любезно улыбались, жали руки и были полностью согласны с намерениями европейцев наказать Сталина, но не спешили сомкнуть свои ряды с ними. Японский военный атташе рассыпался в благодарности за идею нападения на Хабаровск, обещал известить свое правительство, но дальше никаких действий не последовало. Токио, как и южане, занял выжидательную позицию, не спеша брать на себя какие-либо обязательства.

Единственно кто открыто изъявил готовность ударить по русским, были остатки банд басмачей, нашедших приют в Афганистане. Получив богатые подарки, они охотно согласились перейти границу и пустить Советам "красного петуха", но одних их было мало для реализации громадных планов Чемберлена и Айронсайда.

Басмачи и поддерживающие их племенные вожди были оставлены про запас и все свои силы, британские дипломаты бросили на финнов, которые загорелись, буквально с одной спички.

Идея новой войны с русскими вместе с остальным свободным миром, полностью захлестнула умы "горячих финских парней" заседающих в высоких правительственных креслах. Чувствуя поддержку локтя "большого брата" они были готовы свернуть горы и шагнуть на восток так далеко, насколько это им позволяла, длина ног и крепость штанов.

Настроение было бодрое, задиристое и в этом, в определенной мере была виновата Москва. Это она плескала масло на горячие угли финского костра, предлагая Хельсинки заключить договор по укреплению безопасности в Финском заливе. И чем больше она это делала, тем сильнее становилась уверенность правителей Суоми, что они идут по правильному пути.

Твердость и бескомпромиссность позиции Финляндии в полном блеске показала себя на октябрьских переговорах в Москве, куда она была приглашена по приглашению Молотова для обсуждения актуальных вопросов советско-финских отношений.

Глава IV. Ах, Понтий Пилат, умыть руки ты рад.

Суровые хмурые тучи висели над Москвой все время пока в Кремле шли переговоры с финской правительственной делегацией. Холодно и неуютно было в столице Страны Советов но, несмотря на осеннюю непогоду, в сердцах и душах посланников Суоми светило огромное яркое солнце.

Да и как ему было не светиться, если это был долгожданный момент торжества и исторической справедливости для маленького, но свободолюбивого народа.

Долгое время страна озер и лесов, полученная в качестве военного приза от шведского королевства находилась под властью русского царя, именуемая великим княжеством Финляндским. Его жители не платили налогов, не служили в армии, имели местное самоуправление и даже выпускали собственные деньги и почтовые марки. Последние вызывали злое недовольство у императора Александра III, но он ничего не мог поделать, эти права были оговорены финской конституцией, которую даровал финнам брат его венценосного дела.

Подобных вольностей не имела не только ни одна провинция русской империи, но даже не одна провинция просвещенной Европы на всем протяжении 19 и в начале 20 века. Для них о такой привилегированной жизни можно было только мечтать, однако угнетенные и порабощенные русским царизмом финны хотели большего.

Только полная свобода была нужна славным детям севера, чью славную столицу Хельсинки оккупанты именовали Гельсингфорсом, а их самих чухонцами. Пепел Клааса гулко и яростно стучал в сердцах пылких финских парней, и они самозабвенно ждали момента, когда появиться возможность освободить светлоокую Деву Финляндии из лап страшного русского медведя.

Терпеливым и настойчивым людям всегда везет, повезло и финнам. После столетнего ожидания, дети лесов и озер получили благосклонность от госпожи Фортуны, да ещё какую. Словно извиняясь за свое прежнее невнимание к этой далекой стране, она высыпала на Финляндию из своего знаменитого рога изобилия целую охапку всевозможного счастья.

Вначале, в декабре 1917 года, воспользовавшись внутренними смутами Русского государства, финны получили из рук большевиков долгожданную независимость, не сделав при этом ни единого выстрела и не потеряв ни одного человека. Одновременно с этим новорожденная европейская держава удержала за собой хранимый в Хельсинки золотой запас великого княжества, а также город Выборг вместе с губернскими землями, который либеральный государь Александр I подарил Финляндии.

Затем при помощи германских штыков, финский шюцкор спас свое обретенное государство от "красной заразы", доставшейся стране в наследство от мрачной русской оккупации. Бывший царский генерал Карл Густав Маннергейм, кровью и железом решительно навел по всей стране твердый порядок.

Беззаветно борясь с большевистской крамолой, он безжалостно убивал и изгонял за пределы Финляндии толпы отщепенцев, для которых идеи красного интернационализма были выше пламенной любви к бело-голубому флагу. А тех, кто не успел убежать, сначала убивали на городских площадях, потом отправляли в тюрьмы и те, кому самый гуманный суд оставил жизнь, отправлялись в лагеря на перековку.

Когда генерал вступил в очищенную от красных банд столицу, вся свободолюбивая Финляндия со слезами на глазах рукоплескала ему. Сотни добропорядочных буржуа и лавочников, стоя на залитой кровью отщепенцев мостовой, громко славили своего спасителя, финского Камилла и Муция Сцевола имевшего шведское происхождение.

Окрыленный успехом и пылкой любовью сынов Суоми, Маннергейм решил подарить своему новому отечеству вслед за свободой, все исконные финские земли, которые остались под пятой русских оккупантов. По этому поводу, столичным историкам был сделан срочный запрос и вскоре, вся Финляндия узнала о своих истинных границах, о которых она ранее и не догадывалась.

Светясь от осознания важности исторического момента, господа историки доложили Карлу Густаву, что финская нация может по праву претендовать на всю территорию от Кольского полуострова до устья Енисея.

Подобное историческое открытие весьма обрадовало господина барона но, будучи человеком практичным и рассудительным, он внес существенные коррективы в вопросе о восточных границах возрождаемой им "Великой Финляндии".

— Я полагаю, что на данный момент, нам будет вполне достаточно земель, что располагаются к западу от линии Архангельск — Онежское озеро — река Свирь — Ладожское озеро и река Нева. Особо хочу отметить судьбу бывшей русской столицы, Санкт-Петербурга. Он будет превращен в "свободный город-республику" вместе с прилегающим к нему Петергофом, Ораниенбаумом, Царским Селом и Гатчиной.

Вот тот предел, который я вижу для себя как главнокомандующего финского государства. Все остальные свершения оставим молодому поколению, в руки которого через двадцать лет мы вручим дальнейшую судьбу нашей страны — величаво молвил генерал, решительно проводя красным карандашом по разложенной перед ним географической карте.

Естественно, столь варварское отношение к их кропотливым изысканиям вызвало негодование в сердцах вчерашних подданных российской империи, а ныне свободных финских интеллигентов. Они, что-то пытались лепетать в защиту своего творения, но одного движения густой генеральской брови было достаточно для подавления праведного бунта в рядах господ ученых. Уж слишком свежи и ярки были у них воспоминания недавнего очищения юга страны от большевистской скверны и государственной измены.

Получив от науки легитимность своих действий, генерал отдал боевой приказ и, вскинув руки в радостном приветствии, финские солдаты устремились на восток, вершить свою историческую справедливость.

Казалось, ничто не может помешать горячим финским парням в их священной борьбе ха правое дело, но в этот момент госпожа Фортуна неожиданно отвернула от них свой ветреный лик и, повернувшись задом, показала строптивость и непостоянство своего характера.

Пытаясь вернуть свои исконные восточные земли, красавица Суоми очень больно наколола себе руку о русский трехгранный штык и, обливаясь горькими слезами, была вынуждена временно отказаться от воплощения своих замыслов.

Карл Густов очень надеялся на помощь германского принца Фридриха призванного им на престол бывшего великого княжества, но жестоко ошибся. Вспыхнувшая в Германии революция смыла за борт истории империю Гогенцоллернов, вместе со всеми имперскими амбициями и огромными планами.

Коронный финский лев был вынужден отступить, сумев удержать под своей властью Выборг, Западную Карелию и бывшую русскую Печенгу, а ныне незамерзающий порт Петсамо на берегу Ледовитого океана.

С этого момента прошло ровно двадцать лет. И все это время взор золотого льва финнов был неизбежно обращен на восток, а в поднятой над головой лапе, был зажат белый меч, символ священного возмездия угорских племен.

К этому моменту в стране выросло новое поколение молодежи, вскормленное на идеях "Великой Финляндии", которое по замыслу Маннергейма должно было продолжить начатое дело своих отцов и попытаться сделать то, что не удалось их отцам.

Об этой священной миссии им постоянно внушали сначала в школе, а после на студенческой скамье или в армейских рядах. Контрпропаганды этим взглядам на территории Финляндии не было. Так как кто не был согласен с идей "Великой Финляндии" и не находился в лагерях для исправления предпочитали помалкивать в тряпочку.

Если сто раз сказать человеку, что он осел, он будет чувствовать ослом, а если говорить, что он грозный северный лев, то он будет рычать по-львиному. И выросшие на молоке свободы финны зарычали.

На Урал, на Урал, на Урал!

Час возмездья Суоми настал.

Боязлива Москва перед силою нашей страны

Про "пожар мировой" её песни уже не слышны.

Наш заклятый враг, теперь остался один

А народ наш отважный как никогда един.

Сквозь огонь и метель он пойдет на Урал

Комиссаров сметать со священной земли, час настал.

Так пели шюцкоровцы, маршируя плотными колоннами по площадям и улицам страны озер. На страх закордонным врагам, на радость честным финнам, кто ложился и вставал с мечтой о крепости и силе своего государства.

В свободное же от маршей время, лесные охранники усердно выявляли красную крамолу в своих рядах. Постреливали через границу по временно занятой врагом территории и с нетерпением ждали своего заветного часа. И вот он настал в 1939 году.

Именно тогда, две старейшие европейские державы Англия и Франция обратили свой взор в сторону страны лесов и озер. Обозленные решением Сталина заключить с Гитлером пакт о ненападении, они хотели наказать усатого правителя России, посмевшего играть собственную игру в европейском пасьянсе.

Это оскорбление должно быть смыто кровью и привыкшие всегда действовать чужими руками, англичане и французы решили вручить карающий меч воинственной красавице Суоми, вместо выбывшей с политической сцены панской Польши.

Свое участие в военном конфликте против СССР, Лондон и Париж наметили на более поздние сроки. Объяснив доверчивым детям лесов и озер, что пока их главные силы были прикованы к "линии Мажино", вдоль которой расположились дивизии гитлеровского вермахта.

Вскоре, в Хельсинки полетели тайные посланники Лондона и Парижа с предложением участия в большой европейской войне против "красных", что привело в полный восторг финского премьера, англофила Рюти.

Да и как не радоваться, если впервые за все время существования Финляндии, великие державы не просто указывали ей, что следует делать, а предлагали военное союзничество против ненавистной Москвы. Предлагали не роль послушного слуги безропотно выполнявшего волю господина, а место равноправного партнера в серьезной политической игре Европы.

Конечно, за участие в ней, нужно было заплатить жизнями многих финских солдат, но эта игра стоит свеч. В обмен за участие в войне против Советов, Суоми получала согласие великих держав на перенос её границ к Архангельску, Онеге, Ладоге и Петербургу. Подобный успех раз и навсегда сплотил бы финское общество в единое целое и заставил бы позабыть все прежние неудачи.

Как это водиться в приличном европейском обществе, все договоренности были оформлены тайными протоколами и подкреплены джентльменским словом чести. Поставив свои подписи и скрепив их сургучовыми печатями, стороны расстались довольные друг другом, приподняв на прощание котелки и цилиндры.

Правда, вскоре финны известили о своих тайных переговорах германского рейхсканцлера и японского императора. Как бы, не симпатизировала Финляндия европейским державам, но воинственная политика двух этих империй была им гораздо ближе по духу.

Пришедшие из Хельсинки новости о скорой войне с Россией, были благосклонно восприняты как в Берлине, так и Токио. Готовя свой стремительный блицкриг на Париж, Гитлер желал иметь твердые гарантии, что у Сталина не будет соблазна ударить ему в спину, несмотря на недавно подписанный пакт о ненападении.

Хирохито, также был рад тому, что взор кремлевского властителя будет прикован к северу, а не повернут на восток. Потерпев чувствительное фиаско на Халхин-Голе, Япония энергично создавала мощную Квантунскую армию. Чьи штыки должны были смыть со своих знамен былые неудачи и изгнать русских из Приморья.