Спартак

Будь на месте Помпея Красс, то появление армии Валерия Долабеллы носило бы отвлекающий характер. Усыпляя бдительность противника бездействием своего авангарда, Марк Лициний наверняка бы попытался окружить армию восставших и комбинированным ударом её разгромить.

Узнав о появлении Доллабелы, Спартак немедленно разослал во все стороны разведчиков на поиски идущих в обход Венузия легионов римлян, но лазутчики ничего не обнаружили. Вернувшись в лагерь, они все как один говорили, что Помпей стоит лагерем в Лукании и занят формированием второй армии. О скором выступлении его объединенных войск в поход против восставших рабов ничего не говорит.

Полученные сведения в сочетании с бездействием Долабеллы косвенно подтверждали правильность выводов фракийца относительно характера своего противника. Одновременно с этим каждый день, проведенный в мирных условиях, усиливало и укрепляло армию Спартака. Его воины не только спокойно отдыхали и залечивали раны в хороших зимних квартирах, но и получали подкрепление.

Конечно, по своему количеству, оно не могло сравниться с тем, что получал Спартак в этих землях год назад. Тогда под знамена восставших толпами сбегались рабы и сельская беднота, люто ненавидевшая римлян захвативших лучшие земли юга Италии. Тогда их количество было таким большим, что для вооружения новобранцев, вождь приказал конфисковать у населения все изделия из железа, включая прутья тюремных решеток.

Теперь число местных жителей желавших примкнуть к победоносной армии знаменитого гладиатора было значительно меньше. Этой зимой к Спартаку пришли те, кто желал под его знаменами свести с римлянами свои кровные счеты или те, кто хотел его руками избавить юга Италии от власти ненавистного Рима.

Ранее италики, решившие выступить с оружием в руках против римлян, держались несколько особняком от армии Спартака. Сначала ими командовал Крикс, затем Каст с Ганником и только после гибели своих вождей, под угрозой полного уничтожения войсками Красса, они примкнули к армии гладиатора, признали над собой его власть.

Подобное поведение было обусловлено тем, что фракийцы, германцы, альпийские галлы, греки и сирийцы из которых в основном и состояла армия восставших рабов, для самнитов италиков были чужие. Главной их целью была месть римлянам за свое порабощение, тогда как жители юга Италии продолжали жить надеждой, изгнать римлян с их земель.

Преданные своими вождями и знатью во времена Союзнической войны, простые люди упрямо мечтали о возвращении своих былых свобод, видя откровенную слабость Римской Республики на данном отрезке истории.

Вторжение в Италию тевтонов и кимвров, Гражданская война Мария с Суллой, затяжной конфликт с Митридатом, мятеж Сертория и восстание Спартака, создавало у самнитов стойкое убеждение, что ненавистная ими Римская Республика должна рухнуть, если не сегодня-завтра, то обязательно в самое недалекое время.

Именно эта разность целей и обособленность намерений вождей италиков, не позволяло Спартаку действовать против Красса, так как он хотел, как считал нужным. Фракийцу все время приходилось искусно лавировать, искать компромисс со своими италийскими союзниками, с которыми его объединяла только ненависть и страстное желание уничтожить Римское государство. На этом близость его интересов с интересами италиков заканчивалась, так как каждая из сторон видела по-своему развитие событий, после того как будет повержена и растоптана в прах римская республика вскормленная много веков назад молоком капитолийской волчицы.

Крикс и его соратники видели исключительно свободную Италию с сильным и независимым Самнитским союзом, в окружении дружественных ему племен. Ослепленные святым желанием вернуть все к тому "как было прежде", вожди самнитов не могли и не желали понять того, что время свободной Италии ушло безвозвратно.

Земли северной и центральной Италии Рим уже прочно привязал к себе, сделав их частью своего государств, и даровал равные с римскими гражданами права. Что касалось самнитов, то их города и земли сначала подверглись страшному разрушению, а затем не менее интенсивной экспансии римлян, стремившихся оторвать себе лучшие земельные куски южной Италии. В сложившейся ситуации верховная знать оксов предпочла договориться с Римом, ради сохранения части своих земель. Судьба простых соотечественников их мало интересовала.

Политическая слепота дорого обошлась вождям самнитов. Продолжая делить восставших на "нас" и "их", они добились того, что потеряли не только собственные жизни, но и жизни своих товарищей, до последнего конца верившим их словам.

В отличие от вождя италиков, Спартак не спешил приоткрывать завесу над своим видением событий, что должны были последовать после падения Римской Республики. На его боевых знаменах в противовес римскому орлу и италийскому быку располагалась фракийская рысь. Она была, не только храбра и смела в схватках с врагами, но ещё умна, хитра и очень осторожна во всех своих действиях.

Вождь восставших рабов и гладиаторов старался полностью соответствовать качествам выбранному им тотему. На поле боя он первым бросался на врага и последним уходил с поля боя. В быту был прост и неприхотлив, и если бы не красный консульский плащ, который он носил, подражая римлянам, в нем трудно было заподозрить предводителя восставших.

Что касается планов, то держа своих воинов в состоянии полной боевой готовности, Спартак не торопился посвятить в них даже свое ближнее окружение. Как правило, его помощники узнавали о них только тогда, когда это было нужно вождю или того требовала обстановка.

— Если бы мою туника могла бы заговорить, то я бы приказал сжечь её, чтобы посторонний не мог узнать мои мысли — часто повторял Спартак своим командирам, когда те заводили в его палатке разговоры о дальнейших планах восставших.

Когда же его упрекали в излишней скрытности, вождь гладиаторов, пристально смотря в глаза собеседнику, принимался задавать вопросы.

— Ты действительно считаешь, что римляне не смогут узнать о наших планах и намерениях? Лично я в этом полностью не уверен. С их шпионами и лазутчиками мы успешно боремся, но кроме них ещё есть дезертиры и предатели, что в трудную минуту обязательно сбегут от нас ради спасения своей жизни. Попав в руки римлян или решив выслужиться перед ними, они расскажут все что узнали и услышали в нашем лагере. Зачем же зря давать противнику возможность узнать наши планы и тем самым подарить ему дополнительный шанс в борьбе с нами? Наши планы для римлян очень важны и потому, мы должны оберегать их как зеницу ока.

Для многих собеседников Спартака подобный стиль общение вызывал сильный душевный дискомфорт. Чувствуя себя если не доносчиками, то наверняка их пособниками, они старались не задавать вождю гладиаторов на подобную тему.

Те же, кто не оставлял попыток вызвать вождя на откровение и продолжали разговор о его планах, мало чего добивались. Прекрасно владея основами ораторского искусства, фракиец умел так построить разговор, что он как правило, заканчивался там откуда начинался.

Чуть более открыто Спартак высказывал своему близкому окружению о своих политических пристрастиях. Иногда, когда выпадал удобный момент, полководец пускался в беседу с боевыми товарищами в своем шатре о построении на земле справедливого государства. Главной ценностью этого государства, по мнению фракийца, была свобода, так как свободный человек имеет массу преимущества в труде и творчестве над всевозможными стяжателями и угнетателями.

Когда же в споре ему говорили, что римские граждане считают себя свободными и благополучными, то Спартак резонно отвечал, что благополучие квиритов зиждется на двух вещах. Оружие, при помощи которого они покорили своих соседей и денег, которые они потом из них высосали.

Некоторые находили в его речах схожесть с теми идеями, что в свое время провозгласил пергамский властитель Аристоник. Объясняя это влиянием греков и сирийцев, в большом числе находившихся в рядах спартаковского войска. Однако более прозорливые люди были с ними не согласны. Они утверждали, что Спартак только обсуждает идеи Аристоника, а на деле полностью копирует римлян, которых собирается победить.

Расположение лагеря, знаки различий и знамена, построение и внутренний распорядок в войске позволяло им задавать вопрос, будут ли отличаться от римских порядков и законов, порядки и законы в справедливом государстве Спартака. И будет ли все это тождественно идей ранней римской республике или личной диктатуры? За три неполных года войны, авторитет вождя повстанцев сильно вырос среди его солдат. Многие из них откровенно обожествляли своего полководца, видя во всех его удачах божественную помощь и провидение.

После того, как разведчики донесли, что войско Долабеллы не хитрая приманка римского капкана, а только авангард, призванный внести сумятицу в ряды повстанцев, Спартак собрал военный совет.

С момента разгрома армии Красса прошло больше месяца, и следовало решить, что делать дальше. Продолжать оставаться на зимних квартирах Венузия до того момента пока Помпей не двинет свои главные силы против восставших или перейти к активным действиям.

Галлы и германцы стояли за первый вариант, призывая Спартака взять все, что можно из сложившейся ситуации благодаря трудностям противника. Венузий и его окрестности исправно кормили спартаковцев, укрывали от холодов, в войско повстанцев регулярно приходило подкрепление.

Против этого выступали италики, которые по-прежнему призывали вождя идти на Рим и, используя фактор внезапности попытаться захватить вражескую столицу.

— Пока Помпей занят приведением в чувство уцелевших от наших мечей солдат Красса. Пока страх перед нами не угас в их душах, надо попытаться ударить в самое сердце врага, пока оно лишено защиты! — горячо призывал Публитор с товарищами, но эти призывы не совпадали с планами и замыслами вождя.

— Помпей занят созданием второй армии, но это пока у него не очень хорошо получается. Киликийские пираты и шторма не позволили римлянам перебросить в Италию легионы Лукулла, а переформирование остатков армии Красса требует времени. Именно по этой причине возле Венузии стоит только Долабелла, а не сам Помпей.

— Так чего мы ждем? Не будем уподобляться Ганнибалу и засиживаться в теплых квартирах Капуи вместо того, чтобы стремительно атаковать Рим!

— То, что Помпея нет у Венузии, совсем не означает, что едва узнав о нашем движении на Рим, он не броситься в погоню за нами, пытаясь решить все свои трудности на ходу. Оторваться от римлян мы сможем. Сделать это нам не впервые, но вот захватить Рим врасплох — это вряд ли получится. Не надо строить напрасных иллюзий. Противник постоянно следит за нами, ожидая нашего броска к своей столице. Как бы быстро мы не шли на Рим, нас обязательно встретят наглухо закрытые ворота, а осадных машин способных сокрушить их, у нас нет.

— Тогда что ты хочешь? Дождаться когда враг окончательно окрепнет и силами двух армий окружит и уничтожит нас, либо выдавить из Италии на радость римского сената!? — недовольно воскликнул италик, но Спартак только сокрушенно покачал головой.

— В пылу страстей, ты, Публитор забыл основы нашей тактики — бить врага по частям. Нельзя позволить Помпею создать вторую армию против нас. Нужно попытаться разделить эти не совсем подготовленные к сражению силы. Надо заставить Помпея бросить против нас хотя бы их половину, и в нужный момент разбить их. Ничего нового.

— Что же конкретно ты предлагаешь, Спартак!?

— Подойдем к карте — вождь подозвал Публитора и остальных командиров к столу, где лежала карта южной Италии. Два её верхних угла придерживали бронзовые светильники в виде стройных амазонок вооруженные серповидным щитом и коротким копьем. Из головы грозных воительниц струился яркий свет освещавших место грядущей битвы. Противоположный конец карты вождь придавил своим мечом.

— Ты хотел действий, Публитор? Ты их получишь — улыбнулся италику Спартак и стал неторопливо излагать свой замысел.

Глава V. Терновый венок Самнии.

Свое положение в противостоянии с армией мятежных рабов, Гней Помпей считал вполне для себя выгодным. Решись Спартак направить свое войско на захват Брундизия или Тарента за его спиной немедленно вырастала армия Помпея и всей своей мощью раздавливала оказавшихся между молотом и наковальней бунтовщиков.

Также его нынешнее местоположение позволяло блокировать попытку противника двинуться на Рим. Задумай гладиатор в очередной раз напугать римский сенат бряцанием оружия, Помпей разделял свою армию на две части и начинал преследование противника сразу по двум направлениям.

Новая армия, что состояла из остатков войска Красса и новобранцев, должна была двигаться наперерез Спартаку по Аппиевой дороге и успевала раньше врага оказаться у ворот Рима. Армия же самого Помпея шла бы следом за войском противника, готовая в любой момент сократить разделяющее их расстояние и навязать спартаковцам сражение в невыгодных для них условиях.

Даже стояние в Лукании, за которое полководца нещадно критиковали его противники в Риме, приносило ему большую пользу, чем Спартаку. Формирование второй армии шло ускоренными темпами и уже через две недели, Помпей намеривался положить конец мирной жизни мятежников в Венузии.

По расчетам полководца противник до последнего будет цепляться за теплые квартиры и покинет город только с приближением главных сил Помпея. Все было в этих расчетах верно и правильно, но Спартак показал, что Сенат не зря все эти три года считал его опаснейшим врагом римского государства.

Победитель легатов, преторов, консулов и диктатора Красса не стал дожидаться, когда римский главнокомандующий двинет против него всю свою силу. Не дожидаясь пока Помпей завершить создание второй армии, он неожиданно для римлян оставил Венузию и двинулся в Самнию, полностью повторяя свои прошлогодний маршрут.

Столь неожиданные действия вождя восставших гладиаторов серьезно озадачили Помпея. Будь он на месте Спартака, он бы повел свои легионы прямо на Рим или попытался бы разгромить противника в сражении, как до этого разбил Красса. Численное превосходство, конечно, было на стороне римлян, но зная решительный характер Спартака можно было смело предположить, что он сделал бы все возможное, чтобы склонить чашу весов в свою пользу.

Вопреки ожиданиям римского полководца вождь восставших рабов выбрал третий вариант действия и тот факт, что он не понимает сути намерений противника, очень беспокоили Гнея Помпея. Единственное логическое объяснение, приходившее ему на ум, заключалось в том, что понеся серьезные потери в последних сражениях, Спартак предпринимает пытки для быстрого восполнения их.

— Не сумев набрать в свои ряды нужное количество добровольцев в Лукании и Апулии, он решил найти их в Самнии, — высказал свое предположение полководец. — Если это так, то дела у Спартака оставляют желать лучшего. По всей видимости, он выбрал весь свой мобилизационный ресурс.

— Что ему мешало послать своих людей в Самнию, а самому сидеть в Венузии и обучать новобранцев, как это делаем мы сами? — удивился Аврелий Котта. — Может Долабелла нарушил твой приказ и проявил недозволенную инициативу против армии рабов? Что он пишет!?