Комсомолец 2. Осназовец. (Черновик).

Стоявший у телефона политрук кого-то слушал, изредка кивая. Заметив, как я прошёл в помещение он тут же сказал:

— Товарищ капитан госбезопасности, курсант Якименко только что подошёл... Хорошо.

Взяв протянутую трубку, я сообщил о себе и прислушался к собеседнику с той стороны линии. Он мне не был знаком, но стало ясно, что он из особого отдала Брянского фронта и выполняет поручение командира. Быстро войдя в курс дела, он уточнил как у меня с горючим и, узнав, что до Москвы хватит, велел выдвигаться к следующему населённому пункту, районному поселку, где меня будут ждать представители особого отдела ближайшей части. Странно, это село находилось немного в стороне от моего маршрута.

— Ясно, разрешите выдвигаться?

— Выдвигайся... курсант.

Вернув трубку политруку, тот положил её на аппарат, я спросил у него:

— Спички есть?

— Зажигалка, — достал тот из кармана серебряную зажигалку с красивым орнаментом по бокам. С интересом осмотрев её, я достал из кармана все свои липовые документы и, скомкав, положил в пепельницу, поджигая. Заметив удивленный взгляд политрука, сержанта не было в комнате, сказал:

— Недействительны они теперь, приказали уничтожить.

— А-а-а, — протянул тот. — Как сложно у вас всё.

— Что есть, то есть, — согласился я, наблюдая, как бумага превращается в пепел.

В это время дверь открылась и послышался тонкий девичий голосок, показавшийся мне знакомым.

— Товарищ командир. Мы уже собрались на улице...

Обернувшись, я посмотрел на такую же удивлённую Селезневу, что пялилась на меня.

— А ты что тут делаешь, — удивлённо спросил я. — Ты же эвакуироваться успела.

— Поезд разбомбила, вот всё иду, — тихо сказала она глядя на меня заблестевшими радостными глазами. Стремительно подойдя, она судорожно обняла меня, и я почувствовал, как сотрясается в рыданиях её тело.

— Знакомы? — всё понял политрук.

— Одноклассница. Да и жили рядом... В одном подъезде. Отцы были командирами Красной Армии, у меня ещё и мачеха служила, жаль, что она погибла.

Девушка у меня в объятиях вздрогнула, охнула и стремительно выбежала из помещения.

— Чего это с ней? — удивлённо спросил я у политрука, но тот только пожал плечами. — Ладно, держи краба, давай прощаться. Сейчас погружу людей и двину. До нужного населённого пункта как я помню по карте, километров двадцать пять, до рассвета хотелось добраться до него.

— Удачи, — крепко пожал мне ладонь и, тряхнув её, сказал командир.

В это время в помещение прошёл Морозов, он разбирался с теми красноармейцами, которых уже подвели к штабу обороны, то есть к сельсовету, а за ним к моему удивлению, в дранной одежде и старом пальто в комнату шагнула тётя Нина. Живая, только пустой рукав левой руки и всё.

Зашедшая следом Селезнева звонким голосом сказала:

— Я же говорила Женька это. Живой и здоровый.

Услышав моё настоящее им, оба командира синхронно улыбнулись. Тётя Нина подошла и также молча обняла меня одной рукой, прижавшись, командиры смущенно переглядывались, Селезнева смотрела на нас от дверного проёма и на её глазах стояли слёзы. В это время Шмель, который вылез из-под стола зевая, принюхался и стал скакать вокруг нас тыкаясь мокрым носом в ноги тёти Нины. Та охнула наклонилась и погладила щенка который вспомнил её. Ведь видел давно, сколько времени прошёл, а запах узнал, и руки что кормили его и гладили.

— А девчата сказали, что вы погибли, — несколько растерянно пробормотал я.

Тётя Нина дико на меня посмотрела, в её глазах вспыхнула надежда.

— Ты знаешь, где мои дочери? — вскочила она на ноги.

— Ну да. Они у меня дома, я опекунство оформил, живут нормально, в школу ходят.

Мачеха снова подскочила ко мне и начал обнимать, целуя в щёки и то плача то смеясь. Пришлось снова выдержать этот ураган женской истерики радости и слёз, но не долго, не выдержав, я сказал:

— Может, поговорим в дороге? Нам выдвигается пора.

— Да конечно, — кивнула и та и ещё раз обернувшись, счастливо осмотрела меня с ног до головы и направилась к выходу. Вышла она вместе с обнявшей её Селезневой.

Попрощавшись с командирами, я вместе с ними вышел на улицу, где толпилось довольно порядочно народу. Были женщины, дети, старики и старушки, в руках они держали узлы и другие вещи что несли на себе. Многие были в откровенно ветхой одежде.

— Тёть Нин, Маш, вы ко мне. Сейчас открою его. Остальных в грузовик и машину. Узлы в кузов машины, — стал я командовать.

С уборкой ещё не закончил, поэтому убрал в кузов всё, что оставалось в десантном отсеке бронетранспортёра, и отпустил сиденья, велел рассаживаться. Тётя Нина, которой сама, без посторонней помощи через командирский люк башни забралась в танк, следом туда залезла Селезнева, которой я отдал свою шинель, а то ветхая куртка, что была на ней, её совсем не грела. Они заняли сиденья командира танка и наводчика.

За пару минут мы распределили всех беженцев, в бронетранспортёр втиснулась аж двадцать человек, полных не было, дети сидели на коленях родителей, трое устроились в кабине 'Ганомага'. В кабину 'Опеля' втиснулись четверо с тремя детьми. Однако осталась одна женщина с тремя детьми места, для которых не нашлось ни в бронетранспортере, ни в грузовике, не в кузов же её садить, поэтому я решил усадить её в салон танка, там было два свободных места, устроимся.

Приблудный пёс не убежал, а сторожил меня у машин, поэтому я откинул борт грузовика и похлопал по полу:

— Прыгай, — велел я ему.

Тот немного поколебавшись, всё же запрыгнул, потом я закрыл борт, и завязал брезент, женщина и дети уже были в танке, поэтому я снова попрощавшись с командирами, и забравшись через люк на своё место, чуть не придавил Шмеля. Он в кресле механика-водителя устроился, поэтому я передал его Селезневой, и стал искать наушники. Свои я сразу нашёл, они на спинке сиденья висели, потом достал другие, подсоединил их к бортовой сети танка, и протянул мачехе и однокласснице, велев им надеть их, показав как это делась. Свет в салоне был включён и мы хорошо видели друг друга.

Запустив мотор танка, я дал ему немного прогреться, за два часа стоянки он успел остыть, немного поболтал с 'экипажем', чтобы те привыкли, после чего медленно сторону его с места. Веса прибавилось, поэтому шёл танк, тяжело набирая скорость.

Женщина-беженка сидела по правую руку от меня, с двумя детьми на коленях, третий, мальчуган, устроился на коленях тёти Нины, в общем, всем места нашлись. Так двигаясь на небольшой скорости, я и стал расспрашивать тётю Нину. Правда не на того напал, получившая надежду найти своих детей женщина буквально завалила меня вопросами. Пришлось описать, как я их нашёл, как мы попали в Москву и как устроились. Про дом сказал, что купил его по случаю, что попалось, то и взял, мол, не в нашем случае претендовать на хоромы. О школе рассказал, о том, как девчата конец лета и начало осени ухаживали за огородом, как делали запасы, отдыхали и бегали на речку. Как подарил Але на день рождения часы, та была счастлива. А так же признался ей, что сестрёнки всё же грустят, вспоминая о ней. Слушала та жадно, ловя каждое слово в шуме эфира.

Потом уже я начла расспрашивать её о том, как так получилось, что она выжила. Оказывается, сестрёнки действительно видели, как погибают бегущие от пассажирского поезда люди. Только мать их была чуть дальше. Очнулась она через час, с культей вместо левой руки. Руку срезало осколком около кисти. Какой-то седобородый мужчина наложил ей жгут на рану останавливая кровь, сам он сидел рядом. Мёртвый. У него сердце остановилось от всего того что он видел. Пожилой был.

Тётя смогла собраться силы и встать, вся в крови и рваной форме она стала искать своих детей, разглядывая детские тела вокруг, их хватало. Как она не сошла тогда с ума, она сама не знала, но тут прибыли военные и медики из ближайшей части. Они начали собирать тела и оказывать помощь раненым, тем, что не могли уйти, а её отправили в госпиталь. Неделю она там пробыла, но после очередного прорыва, его вместе с ранеными эвакуировали в Киев. Всё это время тётя Нина искала дочерей. Ведь она их не нашла тогда у расстрелянного поезда. Значит, они были живы. Когда немцы прорвались к Киеву, была начата срочная эвакуация, и как и многие ходячие раненые которых готовили к выписке решила идти пешком, вот и пошла. А Селезневу она встретила, когда выходила из столицы Украины в потоке таких же беженцев. Случайная встреча, как и у нас тогда с сестрёнками на дороге. Вот и шли они уже две последние недели голодные и оборванные по военным дорогам Союза, слыша, как их догоняет канонада. Сама тётя Нина часто уставала и просто не могла успеть за другими беженцами, поэтому скорость их движения и была не такая уж большая.

А Селезнева пояснила, как она тут оказалась. Практически история зеркально повторяла то, что случилось с тётей Ниной. Её посадили на пояс, мать осталась с отцом, и отправили в Москву. Попала под налёт, как и другие пассажиры, бежала от расстреливаемого с воздуха поезда, заблудилась в лесу, потом вышла на дорогу, долгими путями и приключениями добиралась до Киева и там загостила у знакомых отца. Но когда послышались панические слухи о прорыве немцев, собралась и двинула пешком в сторону Москвы, все вокзалы были забиты людьми, и шансов сесть на поезд не было. Ну а дальше понятно, встретила бывшую соседку, очень обрадовалась знакомому лицу и всячески ей помогала в пути. В этом она была молодец, о чём я сказал вслух. Поблагодарив её.

Когда впереди показались дома нужного села, я даже удивился, за разговорами время пролетела просто незаметно. Три часа как не бывало, я даже забыл останавливаться, хотя хотел это делать один раз в час, чтобы проверить как там остальные пассажиры.

Когда Селезнева закончила рассказывать, как они с моей мачехой передвигались по дорогам и тропинкам, я сказал:

— Покрутило вас. Ну да ладно, теперь все беды позади. Доберёмся до Москвы, там уже легче будет, свой дом как-никак. У меня жить будете.

— А мы там все поместимся? — спросила тётя Нина. Видимо она по моим словам подумала, что я купил ветхий покосившийся домик.

— Поместитесь, — хмыкнул я. — Не сомневайтесь...

— Надеемся только.

— А вот и комитет по встрече, — пробормотал я, когда впереди трижды мигнули фонариком, всё, как и договаривались, четырежды мигнув в ответ, я продолжил движение

Въехав на окраину села, я рассмотрел комитет по встрече, там стояло две грузовые машин, вроде 'полуторка' и 'эмка'. Что меня удивило, там были бойцы не только в характерных фуражках, но и в танковых шлемофонах.

— Похоже, меня сейчас грабить будут, — пробормотал я себе под нос, останавливая автопоезд, когда на дорогу ступил неизвестный командир и поднял руку.

Он подошёл к люку механика-водителя, тот у меня был открыт, тем более я выглянул из него, встречая командира. Рядом со мной проснулся захныкав ребёнок, да и женщина, спавшая на соседнем сиденье, вздрогнула и проснулась, тут же начав успокаивать трёхлетнюю дочурку.

Командир представился особистом стоявшего тут недалеко танкового полка. Ну как полка, то что вышло из окружения, то есть часть людей сохранили. А вот техники, увы.

Как я и подозревал, меня раскулачили, да я и не думал, что мне дадут уволочь технику к себе. Приказ был подписан командующим Брянского фронта. С бронетехникой в войсках была катастрофическая ситуация. А тут две единицы хотят уволочь в тыл, хоть и трофейную. В общем, у меня забирали танк, бронетранспортёр и мотоциклы со всем положенным по штату вооружением. Именно для этого и прибыли танкисты. С моим командиром майором Лучинским это было согласовано.

Пока особист занимался беженцами, моих знакомых я велел ему не трогать, они отправлялись со мной дальше на грузовике, его у меня не забирали. Главное доставить всё лёгкое вооружение и форму по заказу с базу, насчёт этого нам пошли на встречу. Пока снимали мотоциклы и нормально укладывали груз в кузове, бочку с топливом таксисты тоже забирали, как и канистры с маслом и ящики с боеприпасами, я пояснил механику-водителю, как управлять танком. Тот был кадровым, мгновенно ухватил суть и стал осваиваться в машине, экипаж тоже был тут, но с башней и её оборудованием пусть сами учатся обращаться, я туда не лез.

Все свои вещи я уже перенёс в 'Опель' где в кабине сидели мачеха и одноклассница. Грузовик уже отцепили и залили водой, заправив бак, сейчас он тарахтел на холостом ходу. Заправили так же и бронетранспортёр, я показал, как это нужно было делать. После этого мне выдали все необходимые бумаги, копию приказа командующего, заверенную особистом, и документы, чтобы я мог без проблем добраться до столицы. Двигаться мне следовало по шоссе, пересекая все посты. Их уже должны были предупредить о том, что я проеду трофее. Сопровождения мне не выдали, посчитали, что не требуется. В этом была своя правда.

Когда начало светать, мы покинули село, оставив танкистов позади, те уже выдвинулись в своё расположение и покатили в сторону ближайшего шоссе.

До Москвы мы добрались только под вечер следующего дня, преед этим останавливаясь на ночёвку в одном селе. Там нас остановил очередной пост, что был предупреждён о нашем проезде. Там же нас и покормили. Шмель ехал с нами в кабине, а вот приблудного пса не было, он еще, когда я с танкистами и их особистом общался куда-то пропал, сколько я не свистел, он так и не появился, так что уехали мы без него.

Добравшись до столицы, до неё оставалось километров двадцать, я заметил на перекрёстке стоявший мотоцикл с одним седоком, причём и мотоцикл и седок мне были хорошо знакомы. Это был один из инструкторов с базы, техника оттуда же. Остановившись на обочине, не глуша двигатель, я покинул машину.

— Здорова, — поздоровался со мной наш двадцатитрехлетний спец по стрелковке Михаил и, посмотрев как мои пассажиры покинули кабину и направились к посадке явно по надобности, спросил. — Слушай, давай в кабине посидим, а то я продрог тут на ветру. Третий час тебя ожидаю.

— Пошли, печка работает, в кабине тепло.

Мы устроились в кабине, и пока Михаил осматривался, я спросил:

— Батя прислал?

— Да, велел встретить, чтобы окончательно тебя не ограбили. Поторопиться нужно, скоро выброска очередной группы. Хотели в наших комбезах и при нашем оружии, а тут ты связался с нами. Форма очень нужна, документы да оружие, от этого зависит успех операции. Я там точно ничего не знаю, но дело действительно важное. Вовремя ты подоспел. Батя на тебя даже не злиться, что ты на фронт умотал.

— Да уж, ситуация, — согласился я.

— А это кто с тобой?

— Женщина — мачеха, а девушка одноклассница. Встретил их среди беженцев, к себе везу. Сестёр моих помнишь? Видел их, когда я новоселье справлял, вот эта их мама.

— Понятно.

В это время вернулись пассажирки, и я сказал Михаилу, хлопнув его по плечу:

— Перебирайся за руль, а то как бы ты окончательно не простыл, и так шмыгаешь, а я на мотоцикле впереди поеду.

— Лады, — кивнул он и когда я вылез, перебрался на моё место за руль. Водитель он хороший, разберётся, сложного тут ничего не было.