Он поделился тревогами с леди Софией и леди Ионой. Леди София не приняла всерьез: она просто не могла представить силу, способную уничтожить четверых Ориджинов разом. Леди Иона сказала, что почтет за счастье разделить с братом любую участь, будь то триумф или смерть. Ища хоть в ком-нибудь проблеск здравомыслия, Марк изложил свои страхи кайру Джемису. Тот ответил:
— Успокойся, парень. Под конец осады герцог Эрвин сидел во дворце с двумя сотнями солдат. Если бы хозяин Перстов хотел ударить, ударил бы тогда. А сейчас в столице десять наших батальонов, да еще пять полков медведей. Полезет — расшибется.
— Тогда зачем он сказал леди Софии ехать в столицу?
— Да кто его знает... Может, он сам в столице? Может, правда, вылечит лорда Десмонда в обмен на говорящий браслет?
Марк схватился за голову:
— Как же вы, кайры, правите Севером при вашей-то наивности?! Вылечит он — конечно! И императора оживит! И Козленка человеком сделает!..
— А сам-то что думаешь, умник?
— Думаю, если подонок зовет вас в столицу, то последнее дело — ехать в столицу. Думаю, его план — перехватить нас в дороге и взять живьем. Невероятное предложение для герцога Эрвина! Отдадите трон, милорд, — получите сразу шесть заложников! Славный кайр Джемис со здоровущей овчаркой, совсем не старые лорд-отец и леди-мать, ненаглядная обожаемая сестричка, да еще — самое ценное — Ворон Короны собственной персоной! Шестеро пленников по цене одного — какой герцог откажется?..
— Ох, и паяц же ты!.. — покачал головой Джемис. — Думаешь, зря полдюжины саней с гербами Ориджина ушли вперед, а мы отстаем на день? Думаешь, почему конные разведчики рыщут на мили вокруг нас? А зачем мы взяли из Первой Зимы целую сотню кайров — догадываешься?.. Знаем об опасности, не ты один умный.
Марк сомневался, что сотня мечников (даже усиленных овчаркой) — серьезная защита от бригады с Перстами. Не сказать, что в дороге к столице он показывал чудеса храбрости. Напротив, старался держаться подальше от лордских повозок и поближе к морячкам, чтобы, в случае чего, никто не принял его за вассала Ориджинов...
Но все обошлось. Какими бы ни были планы неведомого Хозяина, атака на кортеж леди Софии в них не входила. А в столице разделились: дворяне и кайры отправились во дворец, морячки и несколько воинов — в порт. Ворона же доставили в трехэтажный дом на Млечном проспекте и передали заботам странного Деда с белобрысым Внучком. Кроме них троих здесь была лишь повариха да старичок-привратник. Интерьеры — некогда роскошные, а ныне выцветшие, серые от въевшейся в обивки пыли. В углах сырость, на потолочных балках — клочья паутины. В былые зажиточные годы кто-то из Ориджинов приобрел богатую виллу для красивой столичной жизни, но те годы, по всему, давненько миновали.
В этой вот стареющей вилле Марк провел уже пять дней.
— Что мы тут делаем? Чего ждем? — спрашивал он Деда.
Вместо ответа получал очередную притчу или мелодию на чимбуке.
— Я — пленник? — спрашивал Марк.
— Это как сам решишь...
Ворон проверял входные двери — все заперты на ключ; окна первого этажа — зарешечены.
— Так заперто же! Как я уйду?
Дед пожимал плечами:
— Однажды Джек-плотник...
— Стой, не заводи шарманку! Не сейчас. Я, знаешь ли, очень щепетилен в вопросах свободы — не выношу неясности. Я числился пленником Ориджинов, но леди София Джессика обещала мне свободу, едва приедем в столицу. И вот мы в столице.
— Хочешь свободы — так бери.
— Двери и окна заперты. Отопри, я пойду.
— Не в том дело, Ворон, что заперто, а в том, что ты не очень хочешь. Хотел бы — стянул у меня ключ или вылез из верхнего окна, где нет решетки...
Марк опешил:
— Это что, проверка на лояльность? Герцог смотрит, не попытаюсь ли сбежать, а попытаюсь — шкуру спустит? Так ты ему, Дед, передай: я ему ничего не обещал! Родителям его клялся, что съезжу в Запределье, кое-что узнаю, — и съездил, и узнал. А теперь я ихнему семейству ничего не должен, пускай герцог не думает!
— Что ты все: герцог да герцог? Он сам о себе подумает, а я — о себе, а ты — о себе размышляй.
— То бишь, если я захочу сбежать и вылезу в окно, твой Внучок не станет за мной гнаться и махать мечом?
— Ты, Ворон, за себя думай. Хочешь — так беги, а не хочешь — оставайся. А побежишь — тогда уже Внучок свое подумает: бежать ли следом, али нет.
— Ладно, черт. Скажи хотя бы: долго еще ждать?
— Вот ты все-таки послушай. Как-то Джек-плотник пошел напиться воды и упал в колодец. Через час жена вышла его искать, глянула — а муж-то в колодце. Она в крик: "Ой, лишенько, ой, горюшко!" Джек ей отвечает со дна: "Да не голоси, я живой-здоровый". Жена спрашивает: "Почему же не вылезешь?" Джек-плотник и говорит: "Я тут думаю: зачем же я в колодец упал? И пока не найду ответа, не вылезу". Жена стала его убеждать, даже веревку принесла, но Джек ни в какую: пока не пойму, мол, наверх ни ногой. Досидел он до вечера, взошла луна, отразилась в водичке — колодец будто наполнился серебром. Джек хлопнул себя по лбу: "Вспомнил! Я давеча сюда две агатки уронил! Вот за ними сегодня и упал!" Стал шарить по дну, нашел монеты, с ними выбрался из колодца. Говорит: "Вот я какой молодец — упал со смыслом!" Жена ему: "Ты дурачина! Зачем деньги в колодец ронял?" А Джек-плотник в ответ: "Раз уронил, значит, и в том был смысл. Вот поразмыслю часок — пойму, какой".
Марк злился. Смысл?.. Это ты, Дед, отлично выдумал: смысл! Сидеть в занюханном старом доме и размышлять невесть о чем, пока в мире дела творятся!.. Кстати, а что творится-то?
— Дед, мне позволено узнать новости?
— А ты хочешь?
— Ясно, хочу! Или мне за новостями тоже вылезти в окно?
— Вылези, коли желаешь. Но можешь и не лезть, а вот эти листки прочитать. Я Внучка грамоте учу. Он каждое утро приносит новый "Голос", мы с ним разбираем...
Марк получил шесть листов бумаги, сложенных, будто книжные развороты. То был новый "Голос Короны". Он сильно изменился после войны: содержал теперь не сотню страниц, а всего несколько, зато выходил ежедневно, а не ежемесячно, как раньше. И стал, соответственно, в десятки раз дешевле. Пожалуй, это было правильно: в тревожное время люди жаждут новостей, и не раз в месяц, а как можно чаще. Ежедневный дешевый "Голос" успокаивал столицу, ибо в нем не было ни слова о войне.
Главной темой была новая владычица и коронация. Первые страницы неизменно посвящались Минерве Стагфорт: почтила своим присутствием, удостоила назначения, одобрительно отозвалась о, высказала глубокие мысли по поводу... Комментаторы называли Минерву образцом благородства, светочем ума, зарею новой эры мира и процветания. Все приводимые цитаты подтверждали это. Портреты Миры дышали одновременно невинностью и аристократизмом.
Что ж, следовало признать: Дом Ориджин преуспел в пропаганде не меньше, чем в военном деле. Адриан был велик, умен и любим народом. После него мало кто выдержит сравнение, о новом владыке скажут: "Уже не тот... В подметки не годится... Вот Адриан был голова, а нынешний — эх..." Но герцог Эрвин создал прекрасный образ для своей марионетки — практически непогрешимый. Адриан был умен и благороден — Мира не уступает ему в этом. Адриан был суров и тверд, но это кончилось войной. Мира юна и гибка — такая владычица и нужна для мирных лет. Адриан был смел, редкий мужчина выдержит сравнение. Но Мира — девушка, ей не нужно состязаться в смелости. Наконец, Адриан был рода Янмэй, как все величайшие правители. Но Мира — еще более Янмэй! Она смогла надеть Перчатку Могущества, что сотни лет никому не удавалось! И не просто надела, а остановила войну и спасла две армии от взаимного истребления. "Минерва Несущая Мир" — так прозвали ее в какой-то статье. Будущая защитница народа, новая Юлиана Великая. А может, и новая Янмэй!..
Помимо сведений о владычице, "Голос Короны" пестрел и другими радостными новостями. Двор шумит празднествами — стало быть, война позади, лорды примирились и не жалеют денег на совместные попойки. Войска отведены на околицы: полки Алексиса — на юг, полки медведей — на запад, батальоны кайров — на левый берег. Стало быть, столица хорошо защищена, но в городе солдаты не шастают, не пугают мещан своим видом. Назначения чиновников совершаются редко, без спешки — значит, владычица тщательно взвешивает все кандидатуры. В Литленде покой: орда изгнана в степи, Мелоранж защищен шиммерийскими полками. В Альмере покой: больше не пахнет вассальным мятежом, герцогство сплотилось под рукой приарха Галларда. Но скоро он передаст власть леди Аланис Альмера — она жива и здорова, несмотря на пережитую тяжкую рану. На Севере, в Беломорье, крохотный мятеж: граф Флеминг восстал против Первой Зимы. Конечно, он обречен: Эрвин-Победитель сотрет его в порошок, едва уладит дела в столице и поможет ее величеству окрепнуть. Герцог Эрвин — надежный защитник, помощник и советчик юной императрицы. При этом остается только ее другом, не набиваясь в женихи — как благородно с его стороны!..
Народ не умел читать между строк. В народе мало кто хотя бы знал азбуку. Видать, собирались под вечер целыми семьями, кто-то грамотный зачитывал новости вслух, а прочие ахали от умиления и радости... Но Ворон отлично видел истинный смысл событий.
Герцог проматывает казну на видимость благополучия, чтобы успокоить народ. Тот самый народ, который позже будет умываться потом, чтобы наполнить казну.
Герцог расставил войска вокруг столицы: верного владыке Алексиса вытеснил на юг; медведями, как щитом, прикрылся от угрозы из Альмеры; кайров поставил за рекой — как будто далеко, но на реке-то лед! Щелкни пальцами — и красно-черные наводнят столицу.
Герцог не спешит с назначениями — значит, тщательно подходит к делу запугивания и подкупа чиновников.
Герцог упоминает мятеж Флеминга затем, чтобы "Голос Короны" не выглядел ура-пропагандой. Да, жизнь есть жизнь, проблемы случаются. Мятеж вот... Но далеко-оо! Аж приятно читать, как далеко!
Но почему герцог не послал батальоны задавить предателя? Или добить остатки орды, что изранена, но еще жива? Да потому, что батальоны нужны ему здесь, у дворца! Потому, что всеми зубами и когтями Ориджин вцепился в престол! Как клещ в собачий загривок... Эх, нет, если бы! Клещ высосет каплю крови и незаметно отпадет. Впился, как рысь в шею лани — вот правильное сравнение!
Одно упущение Ориджина: до сих пор не обручился с Мирой. Как так вышло? Быть может, Перчаткой Могущества и своим умом Мира смогла отстоять кроху свободы?.. Но даже если так, это мало меняет картину.
К слову сказать, герцог Ориджин теперь всюду именовался лордом-канцлером. Он взял себе новый титул, одним звучанием подчеркивающий власть. Лордов много, советников много, герцогов несколько... А лорд-канцлер — один во всем мире. Более уникален даже, чем сама императрица.
Марк также пытался выловить из "Голоса" какие-то сведения о протекции. Но не нашел ничего, кроме пары упоминаний вскользь. Бэкфилд больше не начальник тайной стражи, что, конечно, радует. И замены ему Ориджин до сих пор не подыскал. Что это значит?.. Хм. Что-то да значит. Всякое-разное, если подумать...
— Ну, что уразумел? — спросил его Дед.
Ворон уразумел две вещи.
Первая: Ориджин — хитрец, интриган и властолюбец. Но хозяин Перстов — несравненно хуже. Марк многое бы отдал, чтобы эти двое вцепились друг другу в глотки. И, пожалуй, болел бы за победу герцога.
Вторая: чего уж там лукавить, хочется обратно свою должность. Пусть хотя бы затем, чтобы помочь лани выжить в рысьих когтях. Впрочем, почет и деньги — тоже приятные штуки.
Но то и другое вряд ли стоило говорить вслух, так что Марк ответил:
— Не хочу я от вас убегать. Вон тот диванчик у камина мне по нраву.
— О!.. — сказал Дед, как будто бы удовлетворенно. — Раз так, то послушай историю. Жил-был в графстве Закатный Берег один трубочист. Как-то вызвали его в старый дом. Трубочист приехал, глядит — а на месте камина стоит бык! Ну, парень и спрашивает...
Следующим днем в заброшенную виллу пожаловал герцог Ориджин.
* * *
— Дорогу лорду-канцлеру! Дорррогу лорду-канцлеру!
Марк услыхал кортеж издалека — да и трудно было не услышать. Подковы звенели на квартал, грохотали колеса, орали всадники. Восемь конников в черно-красных плащах, карета с шестеркой лошадей, за нею — еще восемь кайров. Прохожие шарахались с дороги, вжимаясь в стены, жители домов распахивали ставни — поглазеть. М-да, победа в войне не прибавила герцогу скромности.
Ворота распахнулись, впуская кортеж. Карета остановилась у дверей виллы — роскошная до невозможности, даже с трубой! Внутри экипажа, значит, установлена печурка, чтобы герцог, упаси Праматерь, не продрог. Он вышел из кабины, высокий и худой, одетый в черное с серебром. Наряд не слишком яркий, но до того благородный, что режет глаз. Хоть бы голубь его обосрал...
Отвлекшись на Эрвиново самодовольство, Марк не успел задуматься: отчего, собственно, лорд-канцлер сам приехал в гости? Почему не вызвал к себе во дворец?
Внизу стукнули двери, зашаркали шаги. Раздались голоса: пара незнакомых, Эрвин, Дед. Дед звучал как всегда — с философским спокойствием. Эрвин — вроде, приязненно. Перед тем, как зашвырнуть Марка в камеру пыток, Эрвин тоже был сама любезность.
Потом шаги заскрипели ступенями лестницы. Марк имел время, чтобы причесаться, заправить и застегнуть рубаху, но не стал: много чести — прихорашиваться еще ради каждого встречного герцога.
Эрвин Ориджин вошел в комнату Марка, сопровождаемый лишь одним воином. Кайр остался у двери, Эрвин деловито прошел к столу, сел, положил перед собой толстую папку, весьма похожую на следственное дело. Указал на второй стул:
— Присаживайтесь, Марк.
Его повадки никак не вязались с пафосной внешностью. Да и внешность имела изъяны, невидимые издали: проседь в волосах, кривой изгиб рта, синяки под глазами. Приглядеться — блеску-то поменьше, чем казалось. Марк улыбнулся:
— Желаю вам здравия, милорд.
Эрвин нетерпеливо кивнул:
— Да, и вам... — Он раскрыл папку. — Шестого декабря, как вы знаете, я взял штурмом дворец Пера и Меча. Первым делом я постарался захватить Предметы Династии, полагая, что найду среди них пресловутые Персты Вильгельма. Но бургомистр Фаунтерры барон Эшер был так расторопен, что вывез Предметы из Престольной Цитадели и погрузил в поезд. Под охраной одной гвардейской роты достояние Династии отправилось в Маренго, чтобы попасть на хранение в летний дворец императора. Состав должен был идти без остановок. Однако спустя шесть часов после отправления — на рассвете восьмого декабря — у многих воинов охраны проявились пугающие признаки отравления. Судороги, резкие боли в желудке, рвота (у некоторых — с кровью)... Здесь изложено.
Герцог хлопнул по стопке листов дела.
— Сначала гвардейцы грешили на несвежую пищу: состав снаряжался спешно, запасы харчей не обновлялись. Но спустя два часа поняли: отравлен запас воды в поезде. Ситуация стала критической. До Маренго оставалось никак не меньше двенадцати часов ходу, а больше половины воинов страдали тяжелым отравлением и требовали скорейшей медицинской помощи. Нужно было принять решение. Капитан роты — сир Дерек Уитмор — воин старой закалки, и, что особенно важно, янмэец. Вероятно, он поступил бы так, как сама Праматерь: приказал бы идти дальше без остановок, игнорируя болезни и смерти; передать Предметы дворцовой охране в Маренго, и лишь затем обратиться за помощью. Но на беду сам сир Уитмор был отравлен, и командованье принял лейтенант Август Мейс — человек более мягкотелый. Он приказал остановить состав в ближайшем крупном городе — Оруэлле. Первые пути оруэллского вокзала занимали пассажирские поезда, задержанные из-за боев в столице. Гвардейский состав был отправлен на запасный путь, проходящий в тени за складами. Август Мейс приказал немедленно начать выгружать хворых из поезда, а сам с дюжиной воинов поскакал за лекарями и транспортом. Таким образом, боеспособная охрана снизилась числом до неполных двух дюжин, из коих львиная доля была занята ранеными. В этот момент и случилась атака. Неизвестные применили арбалеты и искровые копья, и в считанные минуты уложили половину здоровых воинов. Остальные организовали оборону, стараясь в первую очередь защитить беспомощных товарищей. О, милосердие... Говорят, капитан Уитмор приказывал им: "Предметы, Предметы!.." Но из-за рвотных спазмов его голос был плохо слышен. Пока гвардейцы защищали раненых, преступники подогнали искровый тягач, отцепили от состава вагон с Предметами и укатили. Позже этот вагон был найден в десяти милях за городом — пустой, если не считать трупов четырех стражников, несших вахту внутри запертого хранилища. Предметы исчезли.
