Она и Роджер стояли, прислонившись к низкой каменной стене, лениво наблюдая парящих в воздухе чаек, как вдруг прямо под ними раздался сигнал тревоги на рыболовном судне, и они посмотрели вниз как раз в тот момент, когда рыбаки суетливо разбегались по палубе от чего-то.
Темная синусоидная волна промелькнула над серебристой рыбьей жижей на палубе, метнулась за перила и упала на мокрые камни набережной, где вызвала аналогичную панику среди рыбаков, поливавших из шланга свое снаряжение. Она корчилась и извивалась, словно разорвавшийся высоковольтный кабель, пока один человек в резиновых сапогах, собрав всю свою волю в кулак, не бросился вперед и не пнул ее обратно в воду.
— Ну, они в самом деле неплохие существа, угри, — сказал Роджер рассудительно, видимо, припоминая тот же случай. — В конце концов, их нельзя винить: будучи насильно вырванным со дня моря без всякого предупреждения — любой бы на их месте стал отбиваться.
— Да, именно так, — сказала она, подумав о Роджере и себе. Она взяла его за руку, скрестила свои пальцы с пальцами мужа и нашла его холодное, крепкое пожатие успокаивающим.
Они уже были достаточно близко, чтобы расслышать обрывки смеха и разговоров, вздымающиеся волнами в холодную ночь, как дым от огня. Там свободно бегали дети, она увидела две крошечные фигурки, шмыгающие между ногами в толпе вокруг костра, черные и с тонкими конечностями, как гоблины Хэллоуина.
— Это ведь был не Джем, правда? Он поменьше, да и Лиззи бы не позволила...
— Иммедж... — сказал Роджер.
— Что?
— Джемми наоборот, — объяснил он. — Я просто подумал, что было бы забавно посмотреть фильмы о монстрах вместе с ним. Возможно, он захотел бы быть жуком со смертоносными лазерами в глазах. Было бы весело, правда?
Он говорил с такой тоской, что у нее комок к горлу подкатил, и она, сглотнув, крепко сжала его руку.
— Расскажи ему истории о Годзилле и монстрах, — твердо предложила она. — Это же все равно понарошку. А я нарисую для него картинки.
Он рассмеялся.
— Боже, если ты нарисуешь, они забьют тебя камнями за сговор с дьяволом, Бри. Годзилла точно выглядит, как демон, сошедший со страниц Книги Откровения, ну, или мне так говорили.
— Кто это тебе говорил?
— Иджер.
— Кто... ох, — сказала она, на минуту оторопев. — Реджи? Кто этот Реджи?
— Преподобный, — его двоюродный дед, его приемный отец. Он сказал это с улыбкой, но с легким оттенком ностальгии в голосе. — Когда мы вместе ходили на фильм о монстре в субботу. Иджер и Реджор. Ты бы видела выражения лиц у женщин из "Общества Алтаря и Чая", когда миссис Грэм впускала их внутрь без объявления, и они, заходя в кабинет преподобного, находили нас топающими и ревущими, разбивающими к чертовой бабушке Токио, который мы построили из коробок и банок из-под супа.
Она засмеялась, но почувствовала, как на глаза навернулись слезы.
— Жаль, что я не знала Преподобного, — сказала она, сжав его руку.
— Мне тоже жаль, — тихо сказал он. — Ты бы ему очень понравилась, Бри.
На несколько коротких мгновений, пока он говорил, темный лес и пылающий костер исчезали, и они снова очутились в Инвернессе, в уютном кабинете преподобного, с дождем, стучащим по стеклам, и шумом уличного движения. Это часто случалось, когда они говорили вот так, между собой. Затем какая-нибудь маленькая вещь разрушала момент, — сейчас это были крики со стороны костра, где люди стали хлопать в ладоши и петь, и мир их собственного времени в момент испарился.
"Что, если бы он ушел? — внезапно подумала она. — Смогла бы я вернуть все это, сама?"
При этой мысли, ее на мгновение охватила сильная паника. Без Роджера в качестве опорного камня, без воспоминаний, служащих якорем к будущему, ее собственное время было бы потеряно. Оно превратилось бы в туманные сны и исчезло, оставив ее перед лицом реальности без твердой почвы под ногами.
Она глубоко вдохнула прохладный ночной воздух, насыщенный древесным дымком, и с силой поставила ногу, оставляя след, чтобы почувствовать твердую почву.
— МамамамаМАМА! — маленький шарик выделился из неразберихи вокруг костра, метнулся по направлению к ней и уткнулся ей в колени с такой силой, что пришлось ухватиться за Роджера, чтобы остаться на ногах.
— Джем! Вот ты где! — она подхватила его на руки и уткнулась лицом в его волосы, которые приятно пахли козами, сеном, и пряными колбасками. Он был тяжелым и очень крепким.
Тогда Юта МакГилливрей обернулась и увидела их. Ее широкое лицо нахмурилось, но затем, когда она увидел их, расплылось в улыбке. Люди повернулись на ее приветственный зов, и Роджера с Брианной сразу поглотила толпа, каждый задавал вопросы, выражал удовлетворение от их неожиданного появления.
Несколько вопросов было задано о голландской семье, но Кенни Линдсей принес новость о пожаре ранее. Брианна была этому рада. Люди кудахтали и покачивали головами, но к настоящему времени уже исчерпали большинство своих испуганных предположений и переходили к другим вопросам. Холод могил под елями все еще медленно умирал в ее сердце, и она не желала снова возвращать к жизни свои переживания, говоря о них.
Жених и невеста, держась за руки, сидели вместе на двух перевернутых ведрах с блаженно сияющими лицами в свете костра.
— Я выиграла, — сказала Брианна, улыбаясь, глядя на них. — Разве они не выглядят счастливыми?
— Да, — согласился Роджер. — Сомневаюсь, что Ронни Синклер счастлив. Он здесь? — он огляделся вокруг, и Брианна тоже, но бондаря нигде не было видно.
— Погоди, он у себя в лавке, — сказала она, положив руку на запястье Роджера и указывая на небольшой темный дом по другую сторону дороги. На этой стороне стены дома окон не было, но слабые проблески света исходили из-под закрытой двери за углом.
Роджер перевел взгляд с темной лавки на пирующую толпу вокруг костра. Большинство родственников Юты приехали вместе со счастливым женихом и его друзьями из Салема, привезя с собой огромное количество бочек темного пива, что добавляло веселья торжеству. Воздух пенился от запаха хмеля.
Напротив, воздух исходящий от лавки бондаря был обособленным и сердитым. Она задалась вопросом, заметил ли кто-нибудь из тех, кто был вокруг костра отсутствие Ронни Синклера.
— Я пойду и немного поболтаю с ним, ладно? — Роджер легко коснулся ее спины. — Возможно, смогу его утешить.
— Что, утешить и накачать выпивкой? — она кивнула в сторону дома, где, через открытую дверь был виден Робин МакГилливрей, наливающий то, что она посчитала бы виски для избранного круга друзей.
— Уверен, с этим он справится сам, — сухо проговорил Роджер. Он оставил ее, пробравшись через веселящуюся группу у костра, и исчез в темноте. Но потом она увидела, как открылась дверь бодарни и силуэт Роджера коротко осветился изнутри, его высокая фигура закрыла свет, прежде чем исчезнуть внутри.
— Хочу пить, мама! — Джемми извивался, как головастик, пытаясь слезть вниз. Она поставила его на землю, и он рванул, как выстрел, чуть не сбив с ног полную даму с подносом кукурузных блинчиков.
Аромат дымящихся оладий напомнил ей, что она совсем не ужинала, и вслед за Джемми она пробралась к столу, где Лиззи, в роли "почти дочери этого дома", важно дала ей тарелку с квашеной капустой, колбасой, копченостями, яйцами, и еще чем-то, включающим в себя кукурузу и кабачки.
— Где твой возлюбленный, Лиззи? — спросила она, подразнивая. — Разве ты не должна сейчас любезничать с ним?
— Ах, он... — Лиззи выглядела как человек, вспомнивший о незначительной вещи, не представляющей особой важности. — Вы имеете в виду Манфреда? Он... где-то там, — она прищурилась на свет от огня, затем указала куда-то сервировочной ложкой. Манфред МакГилливрей, ее суженый, был с тремя или четырьмя другими молодыми парнями, все они, взявшись за руки, покачивались взад и вперед и что-то пели по-немецки. Казалось, что у них определенные трудности с запоминанием слов, поскольку каждый куплет прерывался хихиканьем, толчками и обвинениями.
— Вот, возьми, SchДtzchen, это значит "милый" по-немецки, знаешь? — объяснила Лиззи, наклоняясь, чтобы дать Джемми кусок колбасы. Он схватил лакомый кусочек, словно проголодавшийся тюлень, и стал старательно жевать, попутно прочавкав: "хосю пить", — и быстро удалился в ночь.
— Джем! — Брианна собралась, было, идти за ним, но ей помешала толпа гостей, направлявшихся к столу.
— О, не беспокойтесь о нем, — заверила ее Лиззи. — Все знают, кто он такой, ничего с ним не случится.
Она еще подумывала пойти за ним, но тут увидела маленькую светлую голову, появившуюся рядом с Джемми. Двумя годами старше, Герман обладал гораздо большим словарным запасом, нежели бывает у пятилетних, по большей части, благодаря опеке своего отца. Она лишь надеялась, что он не обчищает карманы в толпе, и отметила для себя, что стоит обыскать его позже на предмет контрабанды.
Герман крепко держал Джема за руку, поэтому она позволила себя уговорить сесть рядом с Лиззи, Ингой и Хильдой на тюки соломы, разложенные недалеко от огня.
— А где тогда твой возлюбленный? — подразнила ее Хильда. — Тот большой и смазливый черный дьявол?
— Ах, он? — сказала Брианна, подражая Лиззи, и они все разразились совершенно не подобающим изысканным леди взрывным гоготом, очевидно пиво уже некоторое время пользовалось здесь благосклонностью.
— Он утешает Ронни, — сказала она, кивнув в сторону затемненной бондарни. — Ваша мама расстроена выбором Сенги?
— Ох, да, — сказала Инга, закатывая глаза с большой выразительностью. — Вы бы слышали их, маму и Сенгу. Они обе рвали и метали. С треском и грохотом. Па ушел на рыбалку и пробыл там три дня.
Брианна наклонила голову, чтобы скрыть улыбку. Робину МакГилливрею нравилась мирная жизнь, такая, которой, он, вероятно, никогда не будет наслаждаться в компании его жены и дочерей.
— О, да, — философски произнесла Хильда, откидываясь назад, чтобы вытянуть спину. Она ожидала первенца и находилась уже на поздних сроках беременности. — Но она не могла сильно возражать, meine Mutter. Генрих, в конце концов, сын ее двоюродного брата, хоть и без гроша в кармане.
— Но молодой, — добавила Инга практично. — Па говорит, у Генриха будет время, чтобы разбогатеть. — Ронни Синклер не был сказочно богат, к тому же старше Сенги на тридцать лет. С другой стороны, он действительно владел бондарской лавкой и половиной дома, в котором жили он и МакГилливреи. И Юта, устроившая своим старшим дочерям солидные браки с состоятельными мужчинами, безусловно, видела преимущества от союза Сенги и Ронни.
— Мне кажется, все это может быть довольно неловко, — тактично произнесла Брианна, — то, что Ронни будет проживать вместе с вашей семьей, после... — она кивнула в сторону обручившейся пары, которые кормили друг друга куском пирога.
— Ого-го! — воскликнула Хильда, закатив глаза. — Я рада, что не живу здесь!
Инга кивнула энергично, соглашаясь, но добавила:
— Но Mutti не из тех, кто будет лить слезы по пролитому молоку. Она уже стала присматривать жену для Ронни. Только взгляните на нее.
Она кивнула в сторону стола с едой, где Юта, улыбаясь, болтала в группе немецких женщин.
— Кого, ты думаешь, она выбрала? — спросила Инга сестру, прищуренным взглядом следя за поведением своей матери. — Ту малышку Гретхен? Или, возможно, кузину твоего Арчи? Или ту, с выпученными глазами — Сеону?
Хильда, которая была замужем за шотландцем из округа Сурри, покачала на это головой.
— Она захочет немецкую девушку, — возразила Хильда. — Она думает о том, что произойдет, если Ронни умрет, и его жена снова выйдет замуж. Если это будет немецкая девушка, есть шансы, что мама сможет принудить ее к новому браку с одним из ее племянников или кузенов, чтобы сохранить имущество в семье, да?
Брианна с восхищением слушала, как девушки совершенно прагматично обсуждали ситуацию, и задалась вопросом, имел ли Ронни Синклер хоть малейшее представление о том, что его судьба решалась таким способом. Но он жил с МакГилливреями больше года, рассуждала она; он должен понимать, какими методами все решает Юта.
Молча поблагодарив Бога за то, что ей не придется жить в одном доме с грозной фрау МакГилливрей, она оглянулась и посмотрела на Лиззи, чувствуя волну сочувствия к своей бывшей служанке. Лиззи должна будет поселиться у Юты, после того, как в следующем году состоится ее брак с Манфредом.
Услышав фамилию Вемисс, она вернулась к разговору, только чтобы обнаружить, что девушки обсуждают не Лиззи, а ее отца.
— Тетя Гертруда, — объявила Хильда, и негромко рыгнула в кулак. — Она вдова, это лучшая партия для него.
— У тети Гертруды бедняжка мистер Вемисс умер бы через год, — возразила Инга, смеясь. — Она в два раза больше его. Если он не умрет от истощения, она перевернется во сне и раздавит его в лепешку.
Хильда прижала обе ладошки по рту, но не от ужаса, а в большей степени, чтобы спрятать смех. Брианна подумала, что в Хильде плескалась своя доля пива; ее чепец покосился, и бледное лицо выглядело покрасневшим, даже при свете костра.
— О, ну, в общем, я думаю, он навряд ли занимает себя такой мыслью. Видите его? — Хильда кивнула в сторону попивающих пиво гостей, и Брианне не составило труда выделить среди них мистера Вемисса, с его седыми и такими же непокорными волосами, как у его дочери. Он оживленно разговаривал с крепкой женщиной в переднике и чепце, которая, смеясь, подтолкнула его локтем в бок.
Пока она наблюдала, Юта МакГилливрей направилась в их сторону, в сопровождении высокой белокурой женщины, которая заметно нервничала, сложив руки под фартук.
— Ой, а кто это? — Инга вытянула шею, как гусыня, и ее сестра с возмущением толкнула ее локтем.
— Lass das, du alte Ziege! Mutti смотрит сюда!
Лиззи приподнялась на коленях, вглядываясь.
— Кто? — сказала она голосом, похожим на сову. Ее внимание вдруг отвлек Манфред, плюхнувшийся на мешок рядом с ней, приветливо улыбаясь.
— Как дела, Herzchen? — сказал он, обнимая ее за талию и пытаясь поцеловать.
— Кто это, Фредди? — спросила она, ловко выскользнув из его объятий и незаметно указывая в сторону белокурой женщины, которая застенчиво улыбалась, когда фрау Юта представляла ее мистеру Вемиссу.
Манфред моргнул, немного покачиваясь на коленях, но ответил с готовностью.
— О-о. Это фройляйн Берриш. Сестра пастора Берриша.
Инга и Хильда заворковали с интересом; Лиззи слегка нахмурила брови, но потом расслабилась, видя, что ее отец поворачивает голову, чтобы обратиться к вновь подошедшему человеку. Фройляйн Берриш была почти такого же роста, как сама Брианна.
"Тогда понятно, почему она до сих пор фройляйн", — подумала Брианна с сочувствием. Волосы женщины, местами седые, выглядывали из-под чепца, и у нее было довольно простое лицо, хотя глаза ее излучали спокойную прелесть.
— О, стало быть, она протестантка, — сказала Лиззи пренебрежительным тоном, который не оставлял сомнений, что фройляйн более не рассматривается в качестве подходящей партии для ее отца.
