Квартал первый. Боец Круга Поединков

Впрочем, кровавая проституция как была, так и осталась, и вряд ли когда-то исчезнет.

Хотя это кажется лёгким и прибыльным занятием, а след от аккуратных укусов при надлежащем лечении заживает почти без следа, я никогда не кормила на себе вампиров. Не могу объяснить причину — просто глядя на других понимаешь, что в этом деле больше грязи, чем крови, и есть в этом что-то до чёртиков...

— О чём задумалась? — Киара наконец-то вернулась ко мне.

— Ни о чём. Что вы перетирали со Сью?

Мы двинулись по направлению к дому: нам надо пройти по аллеям и обогнуть блок основных зданий.

— Она спрашивала о продуктах для диеты — ну, обменяться, ты знаешь, — близняшка просунула большие пальцы под лямки рюкзака. — Я согласилась. Тебе всё равно перед тем, как колоть живчик, надо сытно поесть. Кстати, я всё забываю спросить: сколько у тебя денег осталось?

Облизав сухие губы, я попыталась вспомнить содержимое своего тайника.

— Знаешь, довольно много, я же из-за экзаменов почти не гуляла. А что?

— Капшто, — Киара посмотрела на меня с недоумением. — Ты забыла, что у нас будет в честь выпуска?

Ах, это.

— Во-первых, только будет, а во-вторых, я в этом не участвую. Ненавижу такие вещи.

— Слушай, аттестаты нам будут вручать только на выпуском, и никак иначе. Пропустишь — отгребёшь по полной. А мы ещё не получили ответы из Академии. Вот когда получим, на мнение Крыс можно будет насрать. Мне тоже не хочется тратить деньги на тряпки, которые я надену один раз в жизни, но это обязательно.

— Ты как всегда глас разума.

— Зато ты — его задница.

Я рассмеялась.

А вообще, надо плакать градом и матом.

Ещё одной особенностью упомянутой программы адаптации сирот является система денежного поощрения — то есть, стипендий за хорошую успеваемость. Я никогда не думала, что начну хорошо учиться, если мне станут за это платить — но училась же и закончила школу без троек. Стипендия выплачивалась небольшая, но лучше, чем ничего. В Роман-Сити работало несколько фирм, которые рассылали бесплатные каталоги, и заказать в них можно почти всё: от шоколадки до джакузи. Вероятно, это должно научить нас тратить деньги с умом, хотя те же продукты мы всё равно получали в столовой, а одежду можно выбрать из той, которую привозили благотворительные организации. Мы с Киарой предпочитали одеваться в секонд-хендах: не так престижно, зато дёшево и можно подобрать себе что-нибудь по вкусу.

Но выпускной бал, как его называли в обычных школах — это не линейка и не поход на ковёр к директору, секонд-хендом не обойтись. Кстати, о директоре. Неофициально его обязанности возложены на Джеральда Джоунза, одного из членов попечительского совета приютов Роман-Сити. У Джоунза свой бизнес в области фармакологии, и он обеспечивает нас лекарствами на все случаи жизни, так что налоговая инспекция выщипывает из его прибыли не слишком много перьев. Но бизнес есть бизнес и Джоунза мы видим в приюте только по праздникам в прямом смысле этого слова. В его отсутствие приютом заправляют Крысы. Не могу сказать плохого про Джерри: вместо чтения моралей он предпочитает угощать гематогеном и расспрашивает о качестве питания и работы воспитателей, но оставить вместо себя главными миссис Аерк и миссис Клерк — очень, очень плохая идея. Прощальным подарком Джоунза стала милая сумма денег на выпускные наряды, которые можно сшить самостоятельно или заказать по каталогу. Лишние гроши меня порадовали, но тратить их на такую хрень не хотелось.

А с другой стороны, если мы с Киарой поступим в Академию, то нам эти деньги пригодятся только через шесть лет.

— Слушай, — я рискнула задать самый животрепещущий вопрос, — ты уже решила, в чём пойдёшь на этот маскарад?

— Если честно, — медленно ответила сестра, — понятия не имею.

Когда мы подошли к дому, стал накапывать слабый дождик. Киара натянула ветровку с капюшоном и отправилась в столовую за продуктами. Пока она ходила туда-обратно и готовила обед, я вытерла пыль со всех пылящихся поверхностей и, кое-как согнувшись, помыла полы. Дом был маленький: кухня, ванная с общим санузлом и три жилых комнатки. Так как нам повезло обойтись без соседа, одну комнату мы отвели под зал-гостиную, поставив туда все книжные шкафы, драгоценную магнитолу, диски с музыкой, настольные игры и единственный торшер. Вместо кровати там стоял древний диван, который мы застелили ещё более древним одеялом. Когда зимы выдавались особенно холодные, а батареи не спасали, мы собирали все одеяла, перебирались в зал, раскладывали диван и спали вместе. Это единственная комната, которая выходила наружу только одной стеной — справа была комната Киары, слева кухня.

Вода из крана сегодня текла с ржавчиной и никак не хотела светлеть. А ещё отключили горячую, как это часто случается летом. Мне, в принципе, не страшна и холодная, но было бы здорово расслабить мышцы в тёплой ванне.

Искупавшись, я достала из холодильника стеклянный пузырёк с резиновой крышечкой. В нём осталось на дне немного розовой жидкости — вполне достаточно, чтобы привести меня в норму перед дракой с выродком.

— Сначала обед, — напомнила Киара, отбирая живчик.

Я заставила себя съесть овощи и спагетти, которые она поставила передо мной на столе. Дождь стучал в стёкла, которые не мылись с прошлого года, но лил достаточно слабо, чтобы я волновалась о протекающей крыше.

Сгрузив тарелки в раковину, я пошлёпала босиком в свою комнату, аккуратно перешагнув через половицу, которая любила защемить кожу на ступне. Намотав на мокрые волосы полотенце, Киара с ногами сидела на моей постели, одетая в одну только рубашку размера "для толстяков". В руках у неё был готовый шприц и кусок ваты, смоченный в спирте.

Мне стало немного тоскливо и, может быть, тревожно. Под действием живчика ты либо спишь, либо плаваешь между сном и явью, но потом невозможно вспомнить, что из увиденного тобой происходило в реальности.

— Я поставлю будильник, чтобы ты проснулась, когда надо, — Киара наблюдала, как я морщилась, залезая в постель.

Я молча протянула ей руку. Живчик вводится внутривенно.

Если бы не выродок, мы могли бы валяться на диване и слушать музыку, есть домашнюю пиццу или завалились бы к Джо, Майку и Нику. А так сестра остаётся в одиночестве на несколько дней.

Киара аккуратно поставила колено на моё запястье: укол болезненный, и будет не хорошо, если и дёрнусь.

— Готово.

Лекарство действовало быстро, но я помнила, как она укрыла меня одеялом.

И как снаружи шумел дождь.

14.

Эта комната и этот день всегда существовали в картонной коробке, замотанной скотчем.

Здесь всё повторялось независимо от того, участвовали ли мы в этом или нет.

Я знала, что позади осталась наполненная холодом спальня родителей, где в постели лежала мама. Её пальцы жёсткие и холодные, а опутанная волосами голова неестественно вывернута.

Одной рукой я прижимала к себе плюшевого медвежонка, другой тянула за собой Киару. На самом деле, её здесь нет — это просто воспоминание. Когда нам снится один и тот же сон, сестра идёт рядом.

На ковре остались пятна крови — в полумраке мы не видели их, но чувствовали босыми ступнями влажный ворс и старались не наступать на сырые участки. Было уже не страшно — я чувствовала только глухую, давящую на сердце тишину.

В зале стояла новогодняя ёлка. Как и в тот день, как и сотни раз потом, мы остановились посмотреть на неё. Она сверкала стеклянными боками игрушек и тонкими нитями дождика, россыпь разноцветных огоньков покрывала её пушистые ветви, уступая только рядам стилизованных под жёлтые свечи лампочек.

В этой комнате всегда тепло и очень уютно. Со вчерашнего дня в воздухе остался запах хвои и мандаринов, но теперь под ним стелилось что-то ещё.

Человек, которого мы считали отцом, лежал ничком на сбившемся, залитом кровью ковре слева от ёлки, и гирлянда озаряла его праздничным светом. Правая рука вытянута вперёд. А впереди приоткрытая дверь в комнату, где мама обычно сушила и гладила вещи.

И оттуда кто-то глядел на нас.

Воспоминания превратились в мешанину тьмы и настолько размытых образов, что я не могла придать им хоть какую-то форму. Это как сильные помехи на экране старенького лампового телевизора или поделка из разноцветного пластилина, которую кто-то скатал в один сплошной ком.

Последнее, что я помнила довольно чётко — лицо мужчины с серыми глазами и шрамом на верхней губе. Он держал меня на руках и смотрел вдаль на цепь горных вершин. Потом зимняя ночь и приют — холодные глухие здания, в которых совсем не горел свет. Они обступали нас с Киарой со всех сторон и таращились как тролли из жутких северных сказок.

Выше только серо-сиреневое небо.

И со всех сторон налетает высокий тревожный звук.

15.

Мне понадобилась целая вечность, чтобы понять, кто я и где я.

Странная трель превратилась во вполне конкретный писк будильника, который весело заливался несмотря на то, что в комнате царила темень.

Вытянув руку, я кое-как нашарила его на тумбочке и попыталась выключить предусмотренным инструкцией образом. Но это оказалось неожиданно сложно: и без того едва заметная кнопка словно убегала от моего пальца. А верещать это чудо враждебной техники стало так, словно я его лапаю.

Психанув, я схватила часы и принялась бить об стену — на третьем ударе пищание смолкло.

Наконец-то!

Прежде всего я затолкала все свои сны и воспоминания обратно в коробку, завернула её в мешок и выкинула подальше. Мне совсем не хотелось, чтобы память Лэй становилась устойчивой частью кошмаров Кейни.

Ничего этого не было. Не было. Ничего. Вообще.

Поставив будильник обратно, я включила ночник и, взбив подушку, села. Под одеялом было тепло и хорошо, а в теле ощущалась та потрясающая лёгкость, которая наступает только после хорошего сна. Значит, я выспалась. С чего бы это?

Циферблат будильника высвечивал 19:17. Я, конечно, приласкала его об стену, но время должно быть правильным: за окном почти стемнело, хотя обступающие дом сосны и без того понижают уровень освещения. Остаётся вопрос, какого же чёрта я проснулась вечером?

Некоторое время я просто скользила взглядом по комнате, собирая в кучу последние воспоминания. Стены от пола до потолка покрывали плакаты, скрывающие ободранные обои с цветами и веточками. На подоконнике пылился в горошке алоэ, а от рамы кусками отваливалась грязно-белая краска, обнажая серую древесину. В первую же осень я переставила кровать к противоположной от окна стене, как можно дальше от сквозняков, хотя не скажу, что тут теплее. Теперь одна из спинок кровати смотрит на дверь — когда мне не хочется слушать хичкоковский стон половиц, я беру по коридору разбег и запрыгиваю в постель.

Маленький платяной шкаф стоял приоткрытый, рядом валялся пустой рюкзак — значит, Киара носила вещи в прачечную после лагеря.

Лагерь, ах да.

Протерев руками глаза, я вылезла из постели и оправила безразмерную футболку, которая вечно накручивалась вокруг талии.

Теперь я помню, что у меня драка с выродком.

Сдохнуть можно от радости.

Хотя нет, сначала зарядка.

Сводя и разводя руки, я прошлёпала босиком к окну и задёрнула шторы. Слева от меня остался письменный стол, на котором кроме тетрадей и настольной лампы валялся всякий хлам: анальгетики, коробка гвоздей, топор для гвоздей, мышеловка, изъятый у малолеток порножурнал, несколько толстых цепочек для ключей — и это если не заглядывать ящики. Хотя в ящиках в основном драгоценные книги и журналы по инаковости, которые я купила за свои кровные деньги.

Отдельно на краю стола стояли фоторамка и деревянная модель биплана. На фотографии улыбались Лилия и Лев Холдер — старики-воспитатели, которые вырастили нашу подгруппу. Сначала в неё входили только я, Киара, Джо, Ник и Майк, потом добавился выродок. Согласно программе какого-то там сопровождения нас всегда окружали педагоги, психологи, социальные работники и врачи, но больше всего нами занимались Холдер. Они постоянно что-нибудь придумывали: игры в пожарников, больницу, партизан и захватчиков, воров и полицейских. Мы кормили бьягг, ходили в лес за пределами приюта, строили шалаши, пели песни, соревновались с другими подгруппами и рисовали карты. Вообще очень много рисовали, у нас до сих пор хранится кипа детских рисунков, где одни и те же предметы, пейзажи, люди нарисованы с разных сторон. Четыре года назад Холдер погибли в аварии: у дедушки схватило сердце, когда он был за рулём, и машина вылетела с эстакады на железнодорожное полотно. После похорон нас расселили по коттеджам и приставили нового воспитателя — мистера Майла. Он оказался неплохим человеком, но таких отношений, как со стариками, у нас больше ни с кем не сложилось. Ни с кем, кроме Саноте, а у меня ещё и с Кимберли.

— Ты уже проснулась?

На пороге стояла Киара в фартуке с жарящими бекон умрунами. Вместе с ней в комнату проник обворожительный запах еды.

— Ага, — я зевнула. — Доброе утро или типа того. Почему ты так рано меня разбудила?

— Потому что тебе надо поговорить с Судьёй. Ребята решили собраться в "Ночном оплоте".

Вздохнув, я легко съехала вниз в поперечном шпагате. Кретинизм и потрясающая растяжка останутся со мной до конца жизни. За растяжку стоит благодарить не Саноте, а мисс Вермонт — Вермут, как мы звали её за глаза — нашу учительницу физкультуры: она заставляла нас с Киарой заниматься гимнастикой на воздушном козле. Конечно, программа профессиональной спортсменки нам не по силам, но до простейших элементов акробатики Вермут нас дотянула. И наш вестибулярный аппарат ей за это весьма благодарен.

— Они не могли рассказать мне всё, что придумали, просто перед поединком?

— Спросишь у них. Иди завтракать.

— Ужинать.

— Как хочешь, для меня это будет завтрак, — с этими словами сестра вышла, и её голос донёсся из коридора. — Как ты себя чувствуешь?

— Нормально! — потянувшись влево, я заглянула в шкаф и увидела стопки чистой одежды. Обычно мы с Киарой распределяем домашние обязанности поровну — за исключением стряпни — но иногда график меняется. Например, когда кто-то из нас отлёживается после драки или готовится к ней.

Из своей комнаты я направилась в зал, где традиционно споткнулась об ковёр, повалила торшер и, включив его, кое-как замела следы покушения на обстановку. А потом подползла к магнитоле. На лицензионные альбомы у нас денег, разумеется, нет, поэтому Ким иногда нарезает нам музыку на болванки. И... ах да, весь Otep до сих пор у Майка.

— Где ты шляешься? — крикнула Киара.

Я вошла в кухню с двумя компакт-дисками в руках.

— Томми Арайа или Броди Дэлл?

— Кто дерётся с Эдуардом, тот слушает Броди, — отозвалась моя сестра. Я успела заметить, что завтрак-ужин у нас куриная грудка, рис и овощи.

С ума сойти, мясо. Это же просто шикарно.

После ужина Киара осталась мыть посуду, а я торопливо искупалась и начала перебирать одежду. Спортивные костюмы у меня не выживали, и для поединков я надевала старые майки и просторные штаны — главное, чтобы сидели на талии, а не на бёдрах. Немного подумав, я высунула руку в форточку для проверки температуры за бортом, после чего надела безразмерную шерстяную рубашку. По сути, львиная доля нашего с Киарой гардероба состояла "из разнородных мешков", как выразилась Кимберли.