Квартал второй. Живая мёртвая девочка

— Давно не виделись, — я погладила пса по голове. Его влажный чёрный нос остервенело обнюхивал то пальцы, то колени, то волосы, мечась от одного к другому. В итоге терьер хлопнул мне на бёдра тяжеленные мохнатые лапы и, подавшись вперёд, принялся вылизывать мои щёки.

От пасти у него воняло клабридом.

— Боско, — майор хлопнул ладонью по бедру, и пса буквально сорвало с меня — подскочив к Наблюдателю, он навострил уши и вперил в него внимательный взгляд.

— Гляди-ка, — прожужжал голос чистильщика, — у тебя много друзей среди наших.

Я ничего не ответила, только сползла на диванчике так, чтобы угол спинки оказался под затылком: держать голову прямо стало слишком тяжело.

Да уж, друзей.

Кажется, за время комендантского часа я слишком привыкла по ночам спать, а не вляпываться в истории. Ожидание утомляло, а жажда и боль делали его ещё более невыносимым.

Не закрывать глаза.

Ни в коем случае не закрывать глаза, иначе...

8.

Проснулась я там, где не была уже очень давно: в дортуаре спального корпуса. Последний раз мы заходили сюда вместе с бабушкой Холдер, которая заплетала нам с Киарой волосы на ночь.

То есть, за день до того, как бабушка умерла.

Чернично-акварельный полумрак разбавляли блеклые потёки света уличных фонарей. Медленное, но шумное, жадное дыхание спящих доносилось от каждой кровати — сугробы белых простыней и пододеяльников.

Киара проснулась и сидела в постели.

Распахнутая дверь казалась порталом электрического света, роняющего на пол длинную световую тень, в которой стоящие на пороге силуэты отражались как в кривом зеркале.

— Лэй, Лила, просыпайтесь, — стараясь говорить как можно тише, мама поманила нас рукой. — Мы с папой ждём вас в машине.

Наконец-то.

Свесив с постели маленькие, не достающие до пола ножки, мы с Лилой начали торопливо одеваться: колготы, носки, тёплые штаны, свитера.

Наконец-то мама с папой пришли.

Проигнорировав тапочки, сначала сестра, потом я выскользнули в ярко освещённый, но пустой коридор с окнами-прорубями в океан темноты. Оттуда мы что есть духу помчались вниз, в гардеробную. Ряды именных шкафчиков напоминали библиотеку, а библиотека даже при свете дня казалась нам жуткой. Но нужно раздобыть хотя бы обувь.

В сапогах и распахнутых куртках мы вдвоём тихонько отворили высокую тяжёлую дверь и так же осторожно её прикрыли, выскользнув на утоптанный снег в белое царство мороза.

Ветер стонал в дымоходах и наготе древесных крон. От машины родителей нас отделяло шестнадцать мраморных ступеней. Задняя дверца открыта, свет в салоне отец зажигать не стал, но я видела, как он машет нам, чтоб мы торопились.

Я первая запрыгнула на сиденье, Лила следом, и папа, высунувшись наружу, помог нам захлопнуть дверцу.

— Вы пристегнулись? — мама выглянула из-за подголовника пассажирского сиденья. Свет фонарей слизал темноту с края её щеки и длинных пышных волос.

Мы с сестрой вдвоём уже тянули к застёжке сначала её ремень, затем мой.

Негромко вдохнул и выдохнул ровным гудением мотор, машина тронулась с места.

Из окна мы видели, как проползают мимо знакомые деревья, здания и фонарные столбы — чёрные тени в холодном золотисто-искусственном свете. Всё, что лежало меж них, надёжно погребено под синеватым покрывалом снега.

Гигантские ворота остались позади, в сторожках, как в чернильнице, застыла тьма, словно охранники спали — хотя они не должны никогда. На подъездной дороге отец включил фары, и мы без проблем достигли фолькватской магистрали, освещённой высокими фонарями.

Кроме нашей машин больше не было.

В какой-то момент я подумала, что это странно: даже приглушаемый надёжной стеной леса, шум грузовиков и легковушек доносился в приют по ночам, а теперь на трассе ни души.

Но это неважно.

Скоро мы будем дома.

Я стиснула тёплую руку сестры и переглянулась с ней.

Дома!

Дорога вела прямо, не сворачивая, не понижаясь и не повышаясь — во мраке за окнами бесконечным циклом мелькали столбы и жиденькие конусы пронзительно-белого цвета, но за ними не осталось ничего.

А должен быть — Роман-Сити с его мерцанием бессонных огней.

И, кроме того, по времени мы уже должны были достигнуть спуска с плато, а после него город видно ещё лучше. Я знаю это потому, что позавчера нас возили в ледовый дворец на вечернюю сказку про Снежного Деда, Снягиню, волшебных зайцев и снегорогов. Майк ещё, катаясь на коньках, разбил себе нос.

Трасса шла прямо бесконечным зеркалом.

Оттянув ремень, я подалась в зазор меж сидений к отцу.

— Пап, слу-уш...

Язык онемел, а слова забылись.

У сидящего за рулём не было головы.

— ... мамочка, — промямлила я и повернулась к ней.

Землистое лицо обрамляла копна соломенных волос, глаза чёрные от лопнувших сосудов, верхняя губа разрезана на заячий манер.

Она открыла клыкастый рот — наружу высунулся длинный лиловый язык, на кончике которого лежал ночной грош.

9.

Сипло дёрнув в лёгкие воздух, я раскашлялась и попыталась подчинить себе затёкшие мышцы, чтобы сесть прямо.

Кажется, я задремала, но...

Чёрт возьми, вот это кошмар.

Каждый мускул в теле расплывался кашицей боли. Сделав медленно вдох и выдох, я приоткрыла слезящиеся глаза и промотала в голове сон ещё раз.

Твою долбанную мать, вот это кошмарище.

Пальцами я осторожно втёрла слёзы в круги под нижними веками. После зимней ночи и полутёмного автомобиля жемчужный свет отмеренной дизайнерами яркости казался упоительно уютным, как и диванчики, и наваленные на них цинки с чёрными вещевыми мешками и кейсами, и знакомые силуэты чистильщиков...

Да и незнакомые тоже.

Нет, формой они не отличались о тех, кто был рядом со мной, когда я заснула. Просто на них не оказалось бинтов — вот и всё отличие.

Наблюдатели небрежно стаскивали с носилок на пол безголовые тела в пятнисто-тёмной одежде и ставили рядом контейнеры — под ручку каждого заткнута скатанная в валик клеёнка, которой покрывали вампирские ключицы и шеи. Закинув автомат на ремне за спину, один из Псов что-то искал среди сваленных в кучу вещей и наконец вытащил чёрный рулон очень плотного полиэтилена.

Мешок для трупов.

Пять тел принесли на трёх носилках, просто свалив друг на дружку, но шестое ссыпали в огромный расстёгнутый пакет как рубленое мясо в лоток на витрине. Руки, ноги, торс пополам — тяжёлый узел внутренностей шлёпнулся внутрь последним. По носилкам, влажно блестящим от крови, как по разделочной доске торопливо ползли капли.

Я глядела на происходящее, приоткрыв рот. Призванное дремотой ощущение ирреальности медленно всасывалось губкой чужих кишок и почек. Под языком с вяжущим ощущением собиралась слюна.

Запах.

Чёрт, если зациклюсь на этом, меня опять вырвет — нет, вывернет наизнанку, и я стану похожа на это.

Сложив руки на груди, майор молча наблюдал за тем, как с носилок в пакет сгребают акнура — выражение его лица оставалось бесстрастным даже когда на сапоги брызнула кровь от влажного хлопка толстой кишки. Боско сидел неподалёку и, внимательно наблюдая за работой Псов, забавно шевелил чёрным носом.

Тяжело встав на ноги, я поковыляла к ним напомнить, что мне надо домой. В конце концов, скоро начнёт светать — если уже не начало — а до Киндервуда добираться долго. Если, конечно, я не найду Кимберли и не напрошусь к ней на очередное покушение книжного стеллажа.

Но в тот момент, когда я остановилась рядом с Наблюдателем, один из чистильщиков вытащил из мешка синюшную руку и показал её майору.

На внутреннем сгибе локтя вытатуирована раскрытая вампирская пасть. Сгибается локоть — пасть закрывается.

Я знала эту эмблему потому, что Осенев однажды нарисовал её мелом на доске со словами: "Теперь любой идиот может набить себе такую, но я бы рекомендовал вам обходить десятой дорогой любых идиотов, а этих — особенно. На тот случай, если они вдруг окажутся настоящими".

— Культ Алиаты, — пробормотала я, но во всеобщем молчании осталась услышана.

— Или его подражатели, — отозвался майор и посмотрел на меня. — Собирайся, мы уходим.

Все мои сборы состояли в том, чтобы не расстаться с плещущейся в желудке водой, проверить в кармане наличие ночного гроша и натянуть лямки грязного рюкзака на болезненно-тяжёлые плечи. Когда я закончила вертеть головой, разминая шею, сероглазый Наблюдатель протянул мне ещё один стаканчик с порцией регидракакого-то раствора.

Мы уходили так же, как и пришли.

— Эй.

Голос прожужжал, когда я ступила за пределы мягкого света затоптанной кровью площадки.

Чистильщик с бинтом на бедре пнул наглухо застёгнутый мешок останков и произнёс:

— Гляди в оба.

Я кивнула и поспешила нагнать Боско, семенящего рядом с майором.

— Что тебе снилось? — спросил мужчина, когда мы прошли треть торгового ряда. — Только не ври, что ничего особенного.

Странно, однако усталость не выдвинула ни одного повода для лжи.

— Когда мы с сестрой были маленькими, — ответила я, сделав глоток, — нам иногда снился сон...

Нет не нам.

Твою мать.

НЕ НАМ!!!

Лэй и Лиле.

— ... словно ночью в общую спальню в приюте заглядывают мама и папа, — продолжала я, наплевав на протесты внутреннего голоса. — Живые, конечно. Они собирались забрать нас домой, но мы всегда просыпались раньше, чем успевали добежать до них.

— И ты не помнишь их лиц?

— У них за спиной в коридоре горит свет, так что лиц не видно.

— Но ты узнаёшь их? — майор обернулся.

Мы смотрели друг другу в глаза три судорожных удара сердца.

Пока я не поскользнулась в лужице крови.

— Просто знаю, что это они, — ответила я, облившись регидракаким-то раствором, и раздражённо стряхнула капли с голого живота.

— Что было в этот раз?

Осушив стакан, я напрягла ноющие мускулы и смяла его в комок.

— В этот раз родители ушли ждать нас внизу, в машине. Была ночь, мы выехали из приюта на южное направление фолькватской трассы. Вот только за окнами царила темень, и дорога не менялась. А потом я выглянула на передние сиденья и увидела, что у водителя нет головы, а вместо мамы...

— Акнур, изо рта которого ты вытряхнула грош, — спокойно закончил майор. — Тебя не следовало приводить на пост.

Раскатав комок обратно, я выкрутила бумагу стаканчика в спираль.

— Чего бы ты ни насмотрелась в городском морге, — продолжал Наблюдатель, — здесь всё другое. Надеюсь, ты не в обиде на чистильщиков за их шутку.

В обиде?

Я задумалась. Мне почему-то и в голову не пришло, что на такое следует обижаться, хотя...

— Он сказал, что это испытание.

— Так и есть.

В два быстрых шага я поравнялась с майором и заглянула ему в лицо.

— Когда я вытряхнула монетку, вы одобрительно улыбались.

— Да, — неожиданно легко согласился он.

Мне удалось идти спиной вперёд и не отставать.

— Я молодец, правда? — с такими словами я выклянчивала у бабушки Холдер конфеты за хорошие отметки.

— Правда, — его ладонь легла мне на макушку и мягко развернула лицом вперёд. — Кроме того, Мэривеза сказала почаще тебя хвалить. Правда, об этой похвале ей лучше не знать.

— Миссис Уотсворт? — рассмеялась я. — Почему вы боитесь её?

Наблюдатель качнул головой.

— Это не страх, а уважение. Пусть наши перепалки и внешность ворчливой феи не обманывают тебя, Кейни. Мэри долго работала медиком Боевого отдела и сопровождала группы захвата на самых тяжёлых заданиях, спускаясь с ними в заброшенные шахты, канализации, ветки метрополитена. Многие чистильщики до сих пор живы потому, что она своевременно оказала им помощь или прооперировала в полевых условиях. Сейчас она вроде как... на пенсии, но что бы ни случилось, с любой раной или болезнью ты можешь обратиться к ней. И раз уж мы заговорили об этом, я бы рекомендовал тебе сдать анализы в ближайшем пап-е.

Я задумалась.

Дельный совет.

— Он сказал, — медленно заговорила я, — ну, тот...

— Джерри.

— М?

— Его позывной — Джерри.

— Джерри, — кивнул я, — сказал, что вы бывший экзекутор. Экзекутор — это исполнитель или палач?

В течение одного шага мы смотрели друг другу в глаза.

— И то, и другое, — пожал плечами майор, — экзекуторы — всего лишь боевой подотдел Специального. Именно они по прибытии должны были заняться Бонифацием, если бы он не заметил тебя и...

Понятно.

— Я всё испортила?

— Кто знает, — неопределённо отозвался Наблюдатель. — Зоаморф убил троих чистильщиков, которые держали периметр, но мог бы убить больше. Может, всё обошлось малой кровью. В любом случае, теперь нет смысла об этом гадать.

— Как вы?

— В смысле?

Я внимательно смотрела на него.

— Ну, после того, как вам пришлось убить Бонифация, всё-таки вы уже бывший...

Пальцы майора крепко стиснули моё ухо, но в это ухо закрадывался смех.

— Я не настолько стар, чтобы высокосоставной зоаморф превратился для меня в большую проблему, тем более при поддержке снайпера.

— Но...

— Лэй.

— Я не...

— Ты задаёшь слишком много вопросов, — Наблюдатель сделал паузу. — Ты не — что?

— Ничего.

Ничего. Рядом с ним я была именно той, кем он меня назвал, потому что именно она была связана с ним чем-то давно позабытым. Только...

— Куда интересней, почему ты настолько выжата и едва стоишь на ногах, — майор помолчал, а потом протянул мне коробочку. — Держи, это подарок.

В прозрачном окошке яркой упаковки "Валленфил" скалили клыки три летучие мышки из ПВХ сиреневого цвета — комплект двух аккуратных заколок-клипс и резинки для волос.

— В честь чего? — растерянно спросила я, сжимая коробочку обеими руками.

— Мне показалось, понадобится.

Выйдя в холл, я приотстала, чтобы заколоть боковые пряди, седые у корней, и стянуть волосы в хвост. Наблюдатель заученным движением надел маску и сразу же накинул капюшон.

Я не могла оторвать от него взгляд.

Не Лэй — Кейни. На твой же вопрос я ответила, что меня зовут Кейни, почему ты забыл?

Потому что тебе всё равно. Как и другим.

Тогда зачем ты это делаешь?

Кто-то однажды...

— Идём? — обернулся майор.

Мы вышли на улицу, и я моментально покрылась мурашками от пронизывающего, но по-летнему сладкого ветра, какой бывает только в городе до начала рабочего дня с его порциями выхлопных газов. Листья маленьких лип, взъерошенных ветром, оглушительно стучали друг о друга в декорациях тишины и почти перекрывали тихое, мерное гудение чёрного автокрана, который на тросах поднял тяжёлую тушу полипага и аккуратно перемещал её в распахнутый контейнер грузовика с ярко-жёлтыми знаками, предупреждающими о Порче. Растворяющиеся в неясном полумраке улиц, неподалёку стояли ещё две машины, чем-то напоминающие пожарные: от одной отходил шланг, из которого струёй вылетала пенящаяся жидкость, и человек в матово-тёмном костюме наподобие ОЗК щедро заливал ею пятна крови на асфальте. В баке второй была, по всей видимости, простая вода, чьи потоки устремлялись через улицу к сточным решёткам.

Шаркнув, я невольно остановилась. Герб Иллюзиона не оставлял сомнений в принадлежности команды уборщиков, но никогда в жизни я не то что не видела — даже не слышала о них. На асфальте возле грузовика стоял контейнер поменьше, куда третий Пёс огромными щипцами уложил обрубок клабрида — не то палец, не то кончик хвоста.