Mass Effect: Immortal Code

МЛА турианцев, столкнувшееся с двумя крыльями*3 Гаретов начало быстро терять в численности. Несмотря на то, что Гареты были машинами преимущественно среднего-дальнего боя, они все же могли задать жару на близких дистанциях благодаря реактивным Слэш-Харкенам, которые буквально резали на части зазевавшиеся истребители. Несколько сокрушительных ракетных залпов и огонь из хадронных пушек стоили турианским войскам пятерых фрегатов и ещё одного крейсера, сбитого совместными усилиями экипажей K-3 и пятерки Гаретов, что смогли отвлечь обстрел на себя достаточно, чтобы экипажу удалось открыть огонь из Х-пушек крепости.

Тем самым на поле боя установилась патовая ситуация — силы турианцев связывали боем людей, но не желали идти в атаку, а сами же люди только и огрызались огнем, также не стремясь контратаковать. Но все мысли были прикованы к генеральному событию битвы — попыткам основных сил турианского Флота уничтожить командный "Дамокл".

Закончив свой нелёгкий труд, Лелуш подавил желание утереть пот со лба. Как минимум потому, что ему бы пришлось снять маску для этого, а к столь откровенной демаскировке он прибегать абсолютно не желал. Его основное участие в этом действе было почти завершено. Теперь осталось лишь дождаться результата, а затем действовать в зависимости от исхода.

С третьей попытки запустив командную частоту, Лелуш объявил:

— Флоту. Подготовиться к массированному залпу. Выпустить все найтмары. Найтмарам — по моей команде — огонь из всех орудий. Ланцелотам — снять ограничители с "Варис"*4, огонь антиматерией разрешаю. Мордреды — полный залп, использование Звёздной Адронной Пушки разрешаю. Гуррены... вы знаете что делать. Начинаем операцию "Точка Нуля".

С этими самыми словами на орбите Луны с места сдвинулся один очень странный конструкт.

Дедалус Вакариан

Ситуация ухудшалась.

Нет, пока что потери не выходили за пределы допустимых, атака Флота не захлебнулась, и люди не открыли огонь своими супер-бомбами. Ничего этого не было. Но ситуация между тем ощутимо ухудшалась.

Небольшой передышки, которую получили люди в тот момент, когда он отдал приказ разорвать расстояние, дабы иметь хотя бы тень шанса увернуться от смертоносных залпов орбитальных крепостей, хватило им для того, чтобы перегруппироваться и выпустить свои МЛА. Несмотря на то, что по докладам аналитиков эти машины были предназначены для дальнего боя, их МЛА, сунувшиеся в ближний бой к этим моделям, были уничтожены весьма быстро. Но больнее всего было потерять ещё один крейсер и семь фрегатов. Пять фрегатов были уничтожены полностью, а ещё два получили критические повреждения и были более небоеспособны.

А проклятый щит на головной крепости людей всё ещё держался, несмотря на все попытки его пробить. В эти моменты Вакариан крайне жалел о том, что за прошедшее время не удалось освоиться с управлением десятка захваченных машин противника, добытых до момента самоликвидации "Арктура". Было бы прекрасно пустить в ход против людей их же оружие.

Какое-то шевеление в стане противника привлекло его внимание.

— Доклад, — быстро запросил он.

— Противник начал выпускать МЛА. Много МЛА...

— Количество?

— Больше трех сотен. Триста десять единиц... И это разные модели. Четыре разных модели.

Дедалус выругался. Три сотни машин это было много. Почти вдвое больше, чем рассчитывалось изначально. Аналитики предполагали, что, несмотря на всю смертоносность этих машин, они были достаточно дорогими для того, чтобы их массовое производство было сопряжено с большими тратами. Пятьдесят шесть единиц — именно столько найтмаров защищало Арктур.

А здесь триста десять. Разных единиц. До сих пор они встретили только две модификации — дальнего-среднего боя и ближнего-среднего. И только эти две модификации задали их флоту жару. А здесь их четыре. И духи знают, на что эти две модели способны.

— Командир Вакариан? — голос оператора ладара звучал неуверенно.

— Что? — Дедалус хитином чувствовал, что новости ему не понравятся.

— Тут... на ладаре... оно не идентифицируется, сэр. Сами взгляните.

Вакариан мгновенно пробежался по голографической клавиатуре, вызывая изображение обнаруженного объекта. Несколько секунд изображение подгружалось, выстраиваясь в нечто... странное.

— Эти корабли... почему они так близко друг к другу?

На голограмме перед Дедалусом застыло странное образование, которое изначально было... крейсером? Вакариан не имел понятия, каким образом и главное, зачем кто-то присоединил к крейсеру пять фрегатов, причем сделав это так, что для ладаров эта засветка казалась одним единственным кораблем. Корабли шли столь плотно, что фактически касались друг друга корпусами.

Всё ещё не понимая предназначения этой странной конструкции, Дедалус обратил внимание на траекторию движения этого... пускай будет корабля. Стартовав с орбиты луны, корабль споро двигался в сторону их позиций.

Догадка взорвалась в голове Вакариана с яркостью сверхновой.

Брандер.

Чертовы безумцы соорудили очень странный, но брандер. Без признаков жизнедеятельности, только со включенными щитами эти корабли послали на таран, чтобы нанести максимальный урон.

И тем самым зажали его флот в клещи.

Если он сейчас попытается расстрелять брандер издалека, то противник просто уничтожит их огнем из своих орбитальных крепостей. Если же ничего не делать, то в центр его флота на полной скорости врежется эта космическая посудина. В обоих случаях флоту нанесен урон.

Если только...

— Внимание! Смена построения. "Тиндарр" — перекрыть проход вражескому брандеру. Щиты на максимум. Не прекращать огонь по базе противника.

— Но командир...

— Выполнять! Всю ответственность беру на себя, — рявкнул Дедалус, раздраженный самим фактом необходимости принятия подобного решения. Фактически, ради того, чтобы прикрыть остальные корабли от брандерного удара, он ломает боевое построение, выводя один из дредноутов на перехват брандера. То есть, дредноут будет принимать удар брандера на себя. В любое другое время Дедалус бы поостерегся принимать подобное решение, потому как дредноуты были очень дорогим удовольствием. И подвергать риску даже один подобный корабль — чрезвычайно опасное для карьеры занятие. Но в данных обстоятельствах...

— Время подхода брандера?

— При текущей скорости — десять минут.

Ханна Стадтфилд

9:59

Таймер перед глазами Ханны вздрогнул и начал свой отсчет. Шесть сотен секунд до того момента, как ей придётся вступить в бой. Шесть сотен секунд до того момента, когда она впервые столкнется лицом к лицу с врагом, которого человечество ещё не видело. Шесть сотен секунд до того, как люди рядом с ней начнут умирать.

Шесть сотен секунд.

— Хороший день чтобы умереть, да, сладкая*5?

— Заткнись, Пип. Без тебя тошно, — почти рявкнула в микрофон вмиг растерявшая с таким трудом обретенное спокойствие Ханна.

— Хэй, не заводись ты так, cherie*6, я же только поддержать!

Стадтфилд определенно ненавидела французов. Может быть, в ней взыграли её британские корни и вековая ненависть её народа к людям, что однажды захватили её родину и вынудили её народ уйти в изгнание в Америку. А может быть, во всем этом был виноват один совершенно определенный засранец с атрофированным чувством самосохранения, отвратительным чувством юмора и совершенно безобразной привычкой донимать Ханну по поводу и без. Пип Дорнабетте, её нелюбимый заместитель в отряде Алых Лотосов, француз, член Ордена Черных Рыцарей и несчастный обладатель самого бескостного языка на всём белом свете.

— Пип, скажи, пожалуйста, тебя, что, совсем не волнует то, что в данный момент мы на всех парах летим прямо в центр построения противника, к крыльям нашего "Киото" пристёгнуто пять "Авалонов", которые должны служить нам чем-то вроде щита, а наша задача — каким-нибудь образом взорвать оба дредноута врага?

Пип задумался. На целую секунду. Что было редкостью для этого идиота. Потому как мозгами он умел шевелить только тогда, когда необходимо было вытолкнуть волосы из черепа.

— Неа.

— ПИП, Я ЖЕ СЕРЬЕЗНО!

8:17

— И вот тогда я взял эту девчонку и поцеловал! Представляешь, украл её первый поцелуй! Черт, та ещё была картина, наверное, — я весь в крови, она вся в крови, и мы целуемся. Правда, я потом умер вроде как... и проснулся

— Дорнабетте.

— Да, мэм?

— Ты можешь мне рассказать, как мы за минуту дошли до момента, когда ты рассказываешь мне свои грязные эротические фантазии?

— Ну...

— Просто заткнись, Пип. Просто заткнись.

6:28

— Дорнабетте?

— Вы снова захотели услышать мой чарующий голос, мэм?

— Я передумала. Заткнись.

5:14

— Дорнабетте?

— Мэм?

— Расскажи анекдот.

— Встречаются как-то в баре Демон-Император, Кровавая Принцесса и Зеро...

4:02

— Мэм, не хочу вас отвлекать, но вы ржете по общей связи.

— Черт!

2:17

— Мэм.

— Чего тебе, Пип?

— Когда вернёмся, можно будет сводить вас на чашечку кофе?

— Кофе. Одна чашка. И ни секундой больше, Дорнабетте.

— Вас понял, мэм.

1:34

— Пип.

— Да, Ханна?

— Если что — коды доступа я переслала.

— Вас понял, командир.

0:59

0:47

0:32

0:21

0:06

0:01

0:00

Ханна не увидела момент удара. Но его последствия ощутила сполна. У щитов Пламенного Сияния, несмотря на множество достоинств, были и свои недостатки. Одним из которых являлось то, что при резкой встрече с большим препятствием инерцию щит не гасил. А потому корабль-носитель сотрясся.

Если бы Стадтфилд находилась бы в кабине Лотоса столетней давности, то она бы больно ударилась головой о потолок пилотской кабины. Но, в данный момент, её спина и конечности были плотно опоясаны противоперегрузочными ремнями. Так что девушка всего лишь поморщилась от впившейся в бок ленты ремня.

Скорчившись было от боли, Ханна услышала звук зуммера, оповещающий об открытии бронестворок ангара.

Не обращая внимание на боль в затылке, Ханна вмиг перехватила рукояти управления и мигом перевела найтмар в боеготовое состояние.

Стоило створкам ангара окончательно открыться, как девушка до упора вдавила рукояти, буквально выстреливая найтмаром из тесной скорлупы крейсера в свободный космос.

Следом за ней из ангаров по обе стороны крыльев разрушающегося под сокрушительным огнем противника, Логреса вынырнули ещё двадцать девять подобных ей алых вспышек, что, выстрелив алыми пулями, зависли над, казалось бы, замершим полем боя.

И тридцать пар алых крыльев раскрылись в бездонной черноте космоса, знаменуя начало совершенно иной войны.

— Всем юнитам — огонь. Цель — дредноуты противника.

И космос взорвался залпами тысяч орудий.

*Имеется ввиду прозвище Карен — Алая Дьяволица

** Обыгрывается игра слов на английском knightmare(Рыцарский конь) — nightmare(ночной кошмар). Знаю, что для многих очевидно, но всяко найдутся люди, не знающие английский.

*3 120 машин

*4 http:/codegeass.wikia.com/wiki/VARIS_Rifle

Спец. Оружие Ланцелота для ведения дальнего боя. Несмотря на то, что в Вики не написано, что винтовка ведет огонь анти-материей, подобная информация есть в аниме. 1 сезон, восьмой эпизод, таймкод примерно 14:10-14:18

*5 Поскольку диалог происходит на английском, автор пытается в игру слов. Hannah и Honey(милая, сладкая и т.д.)

*6 (фр.)дорогуша

Космос горел.

Безжизненная пустота была перечерчена мириадами линий всех цветов радуги. Алые, зеленые, голубоватые, синие, тысячи цветов и оттенков, что сплетались, сливались, образуя непрерывный калейдоскоп цветов, из-за которого начинали болеть глаза.

Но Лелуш смотрел на это буйство смертоносных энергий, что вырвались на свободу по одному его слову. Смотрел на то, как, лавируя между лучами и бесчисленными роями ракет, над полем боя взмыли тридцать S.E.I.T.E.N., раскрыв алые энергетические крылья, чтобы буквально в следующий момент обрушить на щиты дредноута град алых энергетических снарядов*.

Глядя на то, как рукотворный шторм из энергий захлестывает вражеский флот, Лелуш не смог удержаться.

Плечи Зеро затряслись. Один из адъютантов Зеро, тот, который помогал новоиспеченному командующему освоиться с тактическим компьютером, обратил на это внимание и, попытался было спросить, что случилось, но его вопрос застрял у него в горле, когда он расслышал его смех.

Зеро смеялся. Сначала тихо, незаметно, так что только подрагивающие плечи выдавали его эмоцию, но постепенно его смех становился всё громче, переходя ту грань, когда даже металл шлема не мог заглушить голос своего обладателя.

Он смеялся, и этот смех не был смехом нормального человека. Не в силах обычный человеческий голос выразить такой гаммы безумия, веселья, увлеченности, удовлетворения и какого-то невероятно мрачного злорадства. Это был смех безумца, смех человека, столь давно потерявшего часть себя где-то на полях бесчисленных сражений, что уже нельзя было представить этого человека цельным.

Зеро смеялся. А где-то в сотнях тысяч километров, в пустоте космоса, следуя его приказам, в гуще буйства смертоносных красок, бились и умирали люди. Люди, отчаянно верившие в победу и готовые отдать за эту победу всё. До последней капли.

Ханна

— Putain de bordel de merde!**, да почему эта штука такая крепкая?! — Дорнабетте выругался в порыве экспрессии после того, как в очередной раз чуть не размазался на полной скорости о корпус турианского дредноута.

Пусть Ханна и не знала значения этого цветистого выражения, которым её заместитель охарактеризовал происходящую ситуацию, но она была согласна с высказыванием целиком и полностью. Потому как иначе как нецензурными словами происходящее описать нельзя.

Начать стоило хотя бы с того, что несмотря на то, что щит дредноута им все же удалось пробить — удар брандера был по-настоящему мощным, но дальше начались проблемы.

Несмотря на отсутствующий щит, уничтожить дредноут было делом всё ещё нелёгким. Это делало честь турианским инженерам. Последние три минуты почти четыре сотни найтмаров поливали этот дредноут и вообще весь турианский флот огнем из всех орудий, а дредноут даже не дрогнул. Настоящий Левиафан.

Да, этому стальному колоссу приходилось туго. Залпы Хадрон Пушек, ракеты Мордредов, антивещество Ланцелотов, бомбардировка Слезами

* * *

, все это буйство человеческого оружейного гения вгрызалось в броню дредноута турианцев, испаряло многочисленные слои абляционного покрытия, рвало бронесталь, но дредноут стоял.

По щиту ПС*4 радугой разбился залп лазерной защиты дредноута. Ханна поморщилась. Несмотря на то, что ущерба эти залпы практически не причиняли, лучи знатно слепили даже сквозь автозатемняющие фильтры в оптических сенсорах.

— Командир, что нам делать? Мы так долго не выстоим! — голос Стивенсона звучал взволнованно. Но часть правды в его словах была. Долго им было не выстоять. И дело было даже не в системах автоматической защиты дредноута и его толстокожести.