0. Чашка кофе, Белый Лис

Первая странность — его облик. Нарочито церемониальные одеяния, страшно неудобные в повседневной жизни; маска, в которую он вцепился, образно говоря, всеми четырьмя лапами, и в которой невозможно есть или пить. Всё это ассоциировалось у Летиции с неким искусственно возведённым барьером между Белым Лисом и окружающим миром. Подсознание любезно подкидывало целых три варианта культурно-исторических трактовок. Так мог бы выглядеть, к примеру, средневековый врачеватель, входящий в заражённый город — маска, закрывающая лицо, и многослойные одежды должны были защитить его от болезни. Невеста в традиционном наряде с фатой тоже оказывалась полностью спрятанной от посторонних взглядов, но уже по другим причинам: чтоб не сглазили, не навредили. Ну, и третья...

"В принципе, у многих народов погребальные обычаи сходятся: завернуть мертвеца во что-нибудь понадёжнее, да ещё и физиономию прикрыть... Или монеты положить на веки. Или вообще глаза выколоть", — мрачно подумала Летиция.

Последняя версия была особенно неприятной, а потому казалась наиболее подходящей; по ней выходило, что это не Белый Лис прятался от людей, а людей от него защищали.

Вторая странность — манеры. Он представился пришельцем из далёкой страны, из другого времени, однако уж слишком быстро освоился в Сити. Говорил практически без акцента, хотя и немного странно; периодически забывал стилизовать речь, набивая её дурацкими "о, прекрасная" и "ах, как досадно", и тогда начинал походить на вчерашнего школяра, любителя розыгрышей и маскарадов. Наконец, Белый постоянно акцентировал внимание на своей механофобии, но в общем и целом вовсе не боялся механизмов. И даже больше — искренне интересовался ими, прямо как человек, по растерянности пропустивший десяток-другой лет, версий телефонов и моделей автомашин.

Третья странность... Белый Лис практически не врал.

Уж это-то Летиция могла сказать наверняка — любой более-менее опытный мастер Складных Речей раскалывает лжецов с пятой-шестой реплики, ориентируясь по ритму дыхания и порядку слов в предложении, по интонациям, даже по непроизвольным паузам в речи. А там, где не хватало объективных признаков, включалось чутьё.

"Я был великим волшебником — последним хозяином, а позже и пленником "Книги многих чудес"; когда-то моё имя гремело повсюду, даже в западных землях и далеко на севере. Ныне же я лишь скромный странник, которого ветер перемен прибил к твоему порогу", — сказал Белый при первой встрече.

Летиция не сомневалась, что это была правда. Хотя, разумеется, он что-то недоговаривал, причём по-крупному. Упоминание об Императорских садах, о главенствовании над демонами, даже о том неудачном свидании с "увядшим лотосом" — всё было фрагментами головоломки, которую пока не получалось сложить.

Некоторые детали откровенно пугали. Например, то, что Белый Лис был заточён внутри фолианта — и то, что в последний раз его туда засунул не кто иной, как Книжник.

— Ты смотришь на меня, как на врага, о прекрасная, — сам того не ведая, вмешался Белый в мысленное детективное расследование.

Летиция только вздохнула и призналась:

— Я сейчас смотрю на тебя, как на нелинейное уравнение с параметром. Штука красивая, интересная, но как к ней подступиться — бес знает, у меня гуманитарное образование.

— Это оскорбление, угроза? — осторожно поинтересовался он.

— Это комплимент, даже комплиментище, — ласково ответила Летиция. — Иными словами, ты прекрасен и непостижим.

Белый Лис, кажется, был польщён. А у неё мысли опять свернули в сыщицкую колею.

...И вот теперь — дурацкая путаница с напитками, открывшая новую странность.

Белый, когда только появился, предложил обсудить дела за пиалой чая. Звучало это так, словно подобный способ вести дела — самый естественный, естественнее не придумаешь. А сейчас выходило, что он и приличного чая-то никогда не пил, иначе даже из вежливости не стал бы нахваливать ту бурду...

"Значит, в чайных церемониях он не участвовал. Или участвовал так давно, что успел вкус позабыть. Но знал, что благородным людям положено обсуждать дела за пиалой чая... Может, он кому-то подражал? Может, тому, кто запихнул его в книгу? Мне не хватает образования в области мистики и сверхъестественного, а Книжник, как назло, свалил, — размышляла Летиция. — Дорогая вселенная, ты мне изрядно задолжала за годы невезения, и я никогда не жаловалась. Будь другом, пошли хорошего консультанта, а? Можно по бартеру".

Из кафе они выбрались, когда уже смеркалось. Воздушные Сады закрылись; точнее, они ещё около часа должны были работать только на выход, чтобы все посетители сумели добраться до главных ворот, вдоволь налюбовавшись креативной подсветкой. Ну, а чтобы не ввести никого в искушение нарушить правила и задержаться в парке на ночь, из скрытых динамиков вместо расслабляющей музыки стали доноситься зловещие крики, шорохи, рычание и чавканье.

— Не то чтоб это сильно влияло на местных. На художников, например, или на разбежавшиеся парочки — те вообще люди страшные, вне зависимости от пола, — пояснила Летиция. — Но туристы с непривычки выметаются очень быстро. А тот, кто рискует остаться, частенько радикально меняет имидж.

Белый заинтересованно покосился на пышные заросли пурпурных гортензий, откуда слышался многозначительный хруст костей и причмокивание:

— И как же, о прекрасная? Неужели убеляются благородными сединами?

— Если бы! — вздохнула она. — Кто в готы подаётся, кто в экстрасенсы... Бывали даже вопиющие случаи, когда человек потом становился образцовым налогоплательщиком.

— Ах, страсти какие, — пробормотал Белый, оглядываясь уже более опасливо. — А кто такие готы и экстрасенсы, о умудрённая многими бесполезными знаниями?

— О, это просто! Готы одеваются в чёрное, слушают клёвую музыку, рассуждают о смерти — в общем, ребята симпатичные, если их не трогать. А экстрасенсы делятся на два типа: мошенники, которые разными забавными способами вынуждают тебя заплатить за несуществующую услугу, и люди, которые всерьёз уверены, что у них открылись способности к волшебству, прорицанию и прочему в том же духе.

Он застыл в непритворном ужасе:

— Какой кошмар! Нет, пожалуй, мы не станем оставаться в этом, без сомнений, удивительном месте дольше, чем предписывают правила.

— Я и не собиралась, — утешила его Летти. — У меня там в планах ещё "Громовой удар Чонго". И, представь себе, есть один удобный сеанс в кинотеатре недалеко от кофейни Бэтса. Если повезёт — успеем и туда, и туда... Ауч! — зажмурилась она, когда Белый Лис неожиданно отвесил ей болезненный щелчок по лбу. — А это за что?

— На удачу, — последовал ласковый ответ.

И ведь правда — им несказанно повезло.

Во-первых, они ухватили такси прямо на стоянке у Воздушных Садов. Во-вторых, водитель попался опытный, ежевечерние пробки в этом районе Сити он объезжал по боковым улочкам с воистину непостижимой ловкостью. В-третьих, несмотря на забитый зал, им почти что чудом удалось купить два места по центру ряда: к кинотеатру они подъехали аккурат за пятнадцать минут до сеанса, когда забронированные, но невыкупленные билеты вновь поступали в продажу.

— Слушай, я уже и забыла, что время от времени с нормальными людьми такое случается! — Летиция рассмеялась от избытка эмоций, недоверчиво глядя на разноцветные прямоугольнички билетов. И обернулась к Белому: — Знаешь, если это твоя заслуга, то, кажется, я уже не против, чтобы ты меня съел... Хотя нет, "съесть" — слишком радикальное решение, давай для начала остановимся на "немного пожевать".

Белый Лис остановился посреди толпы в холле перед залом, склоняя голову к плечу. Люди обтекали его с двух сторон, как вода — камень; кто-то спешил к кассам, кто-то — за попкорном; мужчину в странном одеянии никто не замечал, и только мальчик, испуганно вцепившийся в руку своего отца, долго оглядывался, разевая рот.

— Ты пошутила? — спросил Белый пугающе серьёзным и нормальным голосом.

В горле у Летти пересохло. Но не от страха, а как-то... по-другому.

— Э-э... Что-то вроде того... Не бери в голову, я всегда много болтаю, профессиональная деформация. Просто с тобой мне так легко и хорошо, что думать ни о чём не хочется, а хочется жить одним моментом и, не знаю даже... Тоже сделать тебе что-то хорошее? — предположила она вслух. И — страшно смутилась ни с того ни с сего: — Ладно, правда, забудь. Пойдём в зал?

Белый Лис наконец отмер, неуловимым скользящим движением приблизился — и обнял её. Не так, как кто-то из бывших, небывших и прочих преходящих парней — но и не так, как, скажем, Бэтс. Летиция закрыла глаза, прислушиваясь к ощущениям, и потёрлась виском о чужое плечо.

"Жаль, невозможно прочитать чужие мысли..."

А потом Белый вдруг подхватил её на руки, одним длинным прыжком пересёк половину холла, проскочил стену насквозь, как туман, и они очутились в зале, минуя билетёра. Вовремя — верхний свет уже начал гаснуть, а на экране появилась рекламная заставка. Летиция спохватилась и, пробираясь к нужным местам, начала сбивчивым шёпотом производить экстренный инструктаж: что такое кино, почему нельзя драться с монстрами на экране и так далее.

— И знаешь, почему синематограф можно считать величайшим из искусств? — громким шёпотом спросила она, усадив Белого в тринадцатое кресло и уютно устроившись в соседнем.

На экране герои некой грядущей мелодрамы обнимались, рыдали, стрелялись и зазывали зрителей на скорую премьеру — через две недели. Лис следил за ними заворожённо.

— Увы, невежественному чужестранцу не постичь этого своим скорбным умом.

— В театре, в музее, в библиотеке или на концерте классической музыки принято разделять голод плотский и духовный, — пояснила Летиция. — И только в кинотеатрах понимают, что некоторые шедевры необходимо заедать чем-нибудь. Или запивать. Поэтому рядом с кассами обычно продают попкорн, кофе и газировку. Но мы за ними уже не успеваем, да и я после кафе не голодная, так что будем внимать чистому искусству, без вкусоароматических добавок.

Пока она говорила, череда рекламных трейлеров подошла к концу. На экране засиял логотип кинокомпании "Чудо Инт.", затем из темноты начали всплывать титры.

— Ещё какие-нибудь правила? — тихо поинтересовался Белый.

Летиция замотала головой:

— Да нет, в общем. Не мешать остальным зрителям, не комментировать громко происходящее... Словом, делай то, что и все — не ошибёшься.

— Хорошо, — задумчиво кивнул он и затих.

Легонько сжав его руку — на всякий случай, чтоб обезвредить волшебную трость ещё до того, как на киношного монстра обрушится смертельный удар, Летти наконец повернулась к экрану, где уже разворачивалась погоня банды Байкеров-Черепов за отважным Чонго. И — через некоторое время начисто позабыла о своём спутнике.

У Летиции был маленький секрет.

При всей своей любви ошарашить иногда собеседника, она бы никогда и ни за что не призналась, что обожает подобные фильмы: совершенно неправдоподобную, но красочную космическую фантастику, масштабные фэнтези-саги, леденящие душу ужасы о заброшенном доме у озера или, к примеру, о вселившемся в утюг злом духе... А также слезодавительные истории о всепобеждающей любви (в которую по жизни не верила ни на гран), детективы с мрачным гением в главной роли — или такие вот боевики, в которых главный герой в юности страдал от унижений, переживал тяжёлое предательство, потом уходил на пять лет в горный монастырь, а потом возвращался и наводил порядок по-своему.

"Громовой удар Чонго" был в этом плане просто образцовым произведением. В наличии имелся и простой честный парень, как потом выяснялось — сын местного бога грозы, и мудрый учитель-отшельник, и управитель сиротского дома, в свободное от порабощения мира время практикующий унижение беспомощных воспитанников... И, разумеется, справедливое возмездие. Чего Летиция не ожидала абсолютно в сем царстве тестостерона, так это трогательной и нежной любовной линии. Когда перед кульминацией героиня, красивая богатая наследница корпорации, смертельно раненная злодеем, давала последние наставления Чонго и признавалась ему, что-де с детства восхищалась им, добрая половина зала захлюпала носами.

И Летти, разумеется, тоже.

От избытка чувств она стиснула руку Белого сильнее и невольно подалась к нему. На экране Чонго склонился над теряющей сознание героиней, под пронзительно печальную музыку приникая к её устам...

...и в тот же момент свет померк, а на языке стало сладко.

"Это Белый, — машинально отметила Летиция, оцепеневая от удивления и какого-то странного, жгущего изнутри чувства. — Закрыл мне глаза рукой и целует".

Возможно, он действительно никогда не пробовал чай и не вполне понимал, что такое кино, но зато целовался так, словно практиковался в этом пару сотен лет. Причём именно с ней, с Летти, иначе откуда он мог знать, как правильно?

В нём была какая-то невероятная, гремучая смесь уязвимости, агрессии и трогательной нежности.

Белый сегодня много нервничал; вон, как истерзал себе губы, горячие теперь, слегка припухшие и шершавые. Если провести по ним кончиком языка, Белый вздрагивал и, скрывая слабость, едва ли не кусал в ответ. А потом долго-долго заглаживал вину, так, что воздуха уже не хватало.

Он был на вкус, как тот самый лотос, только не в кафе, а в какой-нибудь легенде.

Он не стеснялся сбитого дыхания.

Он не удерживал её, а только невесомо скользил кончиками пальцев от затылка к шее, и от этого изнеможение накатывало.

Он...

"Что я делаю? — с подступающим ужасом подумала Летиция вдруг. — Это что, магия?"

Наверное, у неё внезапно включились некие глубинные инстинкты самосохранения. Не упустить контроль, не довериться тому, кого и не знаешь-то толком, не потерять себя... Летти поняла, что ещё поцелуй, даже полпоцелуя — и ей уже станет плевать и на людей вокруг, и на всё остальное, кроме Белого.

Под грохот взрывов и пламя на экране она выскочила из зала. Кажется, отдавила кому-то ноги в процессе и наслушалась проклятий на пару лет вперёд. Язык саднило, голова кружилась, сердце выскакивало из груди — в тексте Летиция ни за что бы таких банальностей на написала, но в жизни всё было именно так.

Она пронеслась мимо билетёра, таращившегося рыбьими глазами, мимо очереди на кассе и влетела в туалет. Оттолкнула кого-то от раковины, включила холодную воду и намочила обе руки до локтей, затем побрызгала на лицо. Пульс немного замедлился, и мысли прояснились. Рядом кто-то смеялся, болтал по телефону; работала сушилка. Летиция уставилась на своё отражение в зеркале: мелкие каштановые кудри стояли дыбом, как от удара электрошоком, тушь расплылась... Зато губы алели, а глаза блестели, как у пьяной.

Рядом стояла дама с аккуратно подстриженными седыми волосами; она покосилась на Летти и начала копаться в своём клатче.

— Милая, всё хорошо, — улыбнулась она, передавая пачку влажных салфеток. — Он того не стоит.

— А... — Летиция поначалу даже растерялась. Волнение-то прошло, но внутри появилось тянущее ощущение, словно чего-то важного недоставало. — Спасибо, — от души поблагодарила она и принялась оттирать пятна туши. — Нет, он стоит. В том-то вся и проблема. Я, кажется, до сих пор не встречала никого, кто стоил бы, вот и испугалась.