0. Чашка кофе, Белый Лис

ЧАШКА КОФЕ, БЕЛЫЙ ЛИС

О невезении Летиция да Манча знала всё.

Если у вас, предположим, важная ассамблея на носу, а с вечера отключают душ ровно в тот момент, когда вы намылили голову — это лёгкая степень неудачливости. Даже если в доме ни капли воды, можно заказать срочную доставку канистры с минералкой — и вуаля, проблема решена.

Средняя степень означает, что назавтра вы проспите, а не высушенные с вечера волосы будут виться мелким бесом. Главное — не запаниковать. Обязательно перекусите перед дорогой, наденьте лучший деловой костюм — разумеется, мятый, хотя вы только вчера забрали его из прачечной — и очки для строгого вида. Прекрасно! Теперь случайный прохожий даже не заподозрит, что перед ним ходячая проблема.

Полагаете, это всё? Как бы не так!

Высшая степень невезучести гарантирует, что по дороге вы соберёте ещё целый букет неприятностей. Стая голубей обгадит сумку, тонкий каблук намертво застрянет в канализационной решётке, а пока вы будете вытаскивать его, в вас врежется на роликах разносчик пиццы.

Спокойствие!

Сумку можно отчистить форменной бейсболкой, отломанный каблук помянуть грязной бранью на трёх языках, испуганного разносчика поднять, успокоить и всучить ему свою визитку — на всякий случай. Затем вызвать такси... конечно, на полпути оно встанет в пробку, но вообще-то ассамблея уже началась, так что расслабьтесь: опаздывать — так с размахом. Пока машина ползёт через город, воспользуйтесь паузой и расчешитесь. Ситуацию это не исправит, но поможет расслабиться.

Неудача обломает зубы о ваш неистощимый оптимизм и рванёт к стоматологу — ловите момент! Путь к ассамблее расчищен!..

...если только вы не Летиция да Манча, мастер Складных Речей второго ранга.

— Сожалею, — в четвёртый раз повторила высокая суховатая распорядительница, между прочим, совершенно равнодушно. — Аккредитация выдана на имя Лисиции ду Ранча. Ничего не могу поделать...

Летиция выдохнула, считая про себя до пяти.

"Что ж, не в первый раз".

И широко улыбнулась.

— Видите ли, госпожа... — она скосила взгляд на бейдж — ...госпожа Веста, здесь явно вкралась опечатка.

— Целых четыре опечатки? — вежливо осведомилась распорядительница.

В голосе у неё проскользнули иронические нотки.

"Вот и хорошо — значит, броню официоза я уже пробила. Есть с чем работать".

— Четыре опечатки, да. Но остальные данные совпадают — год рождения, номер свидетельства, телефон. Пожалуйста, проверьте! Вы очень-очень выручите меня.

Летиция подмигнула, прекрасно сознавая, как жалко выглядит в этот момент — маленькая, кудрявая, в съехавших очках, в мятом сером костюме и с разбитой коленкой...

Распорядительница вздохнула и зарылась в папку с документами.

— Тяжёлое утро, госпожа да Манча?

— Надеюсь с вашей помощью немножко его исправить, госпожа Веста. Вы моя последняя надежда.

Накрашенные оранжевой помадой губы дрогнули — тень симпатии, след улыбки.

— Поглядим...

"Получилось!"

Что Летиция умела и любила делать, так это толкать проникновенные речи в правильный момент. В том, в конце концов, и заключалась её работа.

Пока распорядительница листала бумаги, она говорила.

О дурацких совпадениях, которых, честно признаться, многовато для одного утра; о том, что вообще-то в жизни и не такое бывает; о самых смешных заказах; о том, как важна эта ассамблея и как трудно сюда попасть... Тембр, выбор правильных слов, расстановка пауз — в такие моменты Летиция чувствовала себя немного волшебницей, буквально из ничего создавая благоприятный, дружеский фон. Вскоре уже госпожа Веста кивала ей, как старой знакомой, и наконец прошептала заговорщически, протягивая свежеотпечатанный бейдж:

— Проходите, госпожа да Манча. Действительно, досадная ошибка получилась. Я поменяла ваш номер с одиннадцатого на сто второй, будете выступать с презентацией в финале.

— Замечательно! Большое спасибо, — горячо поблагодарила её Летиция. — На самом деле, это даже неплохо: ведь лучше всего запоминаются первые выступления и финальные. Можно сказать, что мне повезло.

Пожав распорядительнице руку, она, слегка прихрамывая, пересекла огромный гулкий холл, похожий на морскую раковину изнутри, и остановилась перед лифтами. Ноги болели: купленные наспех "лодочки" оказались маловаты. Кнопка вызова долго мигала красным, точно предупреждая, что лучше бы положиться на лестницу, затем позеленела, и перламутровые створки разомкнулись. В кабину Летиция вошла вместе грузным мужчиной в чёрном костюме и, вдохнув резкий аромат одеколона, едва не закашлялась.

"Только бы не застрять", — проскочила мысль.

Оставалась надежда, что удача незнакомого попутчика окажется сильнее родного невезения... Но тщетно.

Лифт встал аккурат между семнадцатым и восемнадцатым этажом. Лампы сперва погасли, но затем быстро включились аварийные; в мертвенном синем свете мужчина стал напоминать сущего упыря.

— Это ужасно, — сдавленным голосом произнёс он. — У меня к-к-к... клаустрофобия.

"Один из худших вариантов", — подумала Летиция и усилием воли выдавила из себя обворожительную рекламную улыбку:

— Тогда считайте, что вам повезло. Ведь вы застряли с человеком, который может отвлекать вас хоть целую вечность!

* * *

Рисунок на кофейной пенке медленно расплывался и оседал; симпатичный котик превращался в хтонического монстра с тёмными провалами вместо глаз. Старенький музыкальный автомат в глубине зала хрипло выводил что-то ритм-энд-блюзовое, лампы сквозь мозаичные абажуры излучали рассеянный тёплый свет. Несколько уютных, разваленных тёмно-оранжевых кресел у окна были заняты: коротко стриженная девушка рисовала на планшете, женщина средних лет читала и одновременно слушала музыку, барабаня пальцами по краешку стола, мужчина медленно пил капучино и разглядывал прохожих за окном.

Стулья у барной стойки пустовали, за исключением одного.

— Три часа, Бэтс! — Летиция протяжно вздохнула и тронула трубочку. — Мы застряли там на три часа! Я даже немного охрипла, кажется.

Бариста — высокий, слегка сутулый рыжий парень с кучей металлических колечек в ухе — только фыркнул и подвинул к ней блюдце с нарезанным кексом.

— Не преувеличивай, Летти. День как день. А ассамблею всё равно прервали из-за пожарной тревоги.

— Знал бы ты, сколько в прошлый раз я набрала там заказчиков... Она могла бы кормить меня целый год.

— Видимо, не судьба, — развёл руками Бэтс. Это не было его настоящим именем, но так его звали все, включая жену, соседей и даже арендодателя. Летиция смутно припоминала, что прозвище вроде как пошло от фамилии, но назвать её не сумела бы даже под страхом повешения. — Ну, если дело совсем плохо, можешь порыдать на моём мужественном плече.

— Ага, и Мина прикопает меня на заднем дворе, — хмыкнула она. — И будет совершенно права, кстати.

— Долг баристы — флиртовать с клиентками, — гордо возразил Бэтс, поправляя на лбу повязку с таким видом, с каким принц мог бы касаться венца на челе. Но потом не выдержал и опасливо оглядел зал, слегка вжимая голову в плечи: Мина славилась способностью появляться неожиданно и совершенно бесшумно. — А если серьёзно, то как ты?

У Летиции вырвался вздох:

— Средне. Нет, это был провал на девяносто девять процентов, но я сумела пристроить сегодня целых три своих карточки, и одна уже себя отыграла. Тот парень, ну, разносчик, спросил, напишу ли я поздравительную речь для свидетеля на свадьбе к следующим выходным.

Бэтс скосил тёмный глаз — один, а второй прикрыл по-кошачьи.

— И как, возьмёшься?

— Почему нет, — Летиция пожала плечами. — Люблю свадьбы... Они смешные. И времени уходит не так чтобы много: переводишь со среднечеловеческого на выспренно-литературный пару комплиментов и добрых пожеланий, ностальгически вспоминаешь о прошлом, вворачиваешь две-три шутки — и готово. А ещё слушай, Бэтс, мне же потом присылают такие смешные фотки! — оживилась она, вспомнив последние заказы. — Жених рыдает, невеста уткнулась в плечо свекрови, у клиента лицо одухотворённое-одухотворённое! Погоди, сейчас покажу.

Она полезла в сумку за планшетом, но выронила его; Бэтс с нечеловеческой ловкостью перегнулся через стойку и поймал устройство в последний момент.

— Держи, — вручил он планшет Летиции. — Честное слово, я бы свихнулся, если бы мне так же не везло. Сколько у тебя уже это творится? Четыре года?

— Почти пять, можно сказать, юбилей... — Привычная улыбка вышла на сей раз не рекламной, а кривоватой. Летиция заметила своё грустное отражение в полированной стойке и скорчила ему рожу. — Ну и ладно. Переживу, я привыкла. Надо только всё время держать в голове, что события обязательно пойдут по самому паршивому сценарию и готовиться именно к нему. А там... людей всегда можно уговорить, ноги и руки пока целы, голова работает, заказов хватает — на что жаловаться?

— Оптимистка, — хмыкнул Бэтс. — Это не тебе "заказов хватает", это ты их хватаешь везде, где только можно... Кстати, с тебя новый девиз для вывески — и можешь взять ещё один десерт за счёт заведения.

— Да без проблем. "Рыба ищет, где глубже, а человек — где кофе"... Или нет, заумно, давай так: "Любовь за деньги не купишь" — крупно, зачёркнуто, ниже, со сноской — "А капучино с собой — за полцены" и мечтательная рожица. И сердечки, побольше сердечек.

Бариста задумчиво поскрёб щетину на подбородке, потом показал большой палец.

— Скину Мине, пусть рисует. — Дверной колокольчик звякнул. — О, посетитель, я отойду, Летти. До-обрый вечер, чем согреетесь сегодня? У нас новый латте с кленовым сиропом...

Бэтс когда-то закончил Высшую Школу по той же специальности, что и Летиция — "мастерство складных речей", однако немного не дотянул на выпускных по баллам и устроился в ближайшее кафе, буквально на полгода, как он считал, до следующих экзаменов. Но, как известно, нет ничего более постоянного, чем временное, к тому же работа баристы ему удивительно подходила: умение поддержать разговор на любую тему, от обмена фривольными комплиментами до сетований на стерву-судьбу, проникновенный взгляд тёмных глаз, ловкие руки, которые справлялись с любым кофейным аппаратом, безупречное чувство меры... Дурацкие форменные фартуки до колена — и те ему шли необыкновенно. Он задержался за стойкой сперва на год, затем ещё на несколько месяцев, сделал неплохую карьеру и женился. А потом, неожиданно для самого себя, продал квартиру на окраине Сити и выкупил кофейню — и понял, что теперь-то ему из-за стойки никуда не деться.

Ко всеобщему, впрочем, удовольствию.

Сперва Летиция заходила сюда лишь затем, чтобы поддержать приятеля, но постепенно пристрастилась к еженедельным визитам. К мягкому рассеянному свету розовых, оранжевых, жёлтых и аквариумно-зеленоватых ламп, не разгонявших полумрак, но робко проглядывающих сквозь него, к запаху немудрёной выпечки и экзотических специй, к замысловатым рисункам на пенке от капучино. Здесь было спокойно. И даже когда началась полоса невезения, и в самые мерзкие дни все неприятности оставались за порогом, словно не могли пройти под частой гребёнкой с глиняными колокольчиками, на удачу подвешенными над дверью.

"Бес с ней, с ассамблеей, — лениво проползла мысль. Бэтс, облокотившись на стойку, интимно приглушённым голосом расписывал паре измождённых женщин достоинства латте на кокосовом молоке. Судя по круглым значкам, гостьи были репортёршами, а интересная синева под глазами говорила о том, что дамы завернули в кофейню аккурат после сдачи номера. — Зато меня ждёт долгий приятный вечер в компании друга".

И тут, подгадав момент, телефон тренькнул — пришло сообщение.

— Готова спорить, что ничего хорошего, — пробормотала Летиция, вглядываясь в экран. И повысила голос: — Бэтс, с фотками облом, мне пора бежать. Мой заказ пришёл в книжный на улице Тюльпанов, если потороплюсь — успею забрать.

— Удачи, Летти, — серьёзно откликнулся он.

Кажется, Бэтс был единственным, в чьих устах эта фраза не звучала издевательски. И — имела определённый вес.

Летиция действительно успела — влетела в книжный за пять минут до закрытия. Выцветший от бумажной пыли хозяин выдал ей увесистый свёрток, перетянутый ярко-синей бечевой.

— Э-э... тяжеловато для упаковки бумаги и янтарного набора для письма.

Хозяин посмотрел исподлобья, сдвигая очки к кончику носа; седоватые бакенбарды затрепетали от возмущения.

— Я помню о том, что у вас есть определённые трудности, госпожа да Манча, — сухо произнёс он. — Но я ни разу за пятьдесят лет не ошибся с заказом. Хотя магазин закрывается, вы, разумеется, можете проверить содержимое посылки...

— Нет-нет, всё в порядке, — поспешила отказаться Летиция. Хозяин магазина пусть и был со странностями, однако частенько подкидывал ей богатых заказчиков, и его добрым отношением она дорожила. — Спасибо!

"И даже если посылки и перепутали, я всегда могу вернуться и поменять заказ", — успокоила она себя мысленно.

Небо тем временем заволокло; неоновые городские огни увязали в низких тучах, и казалось, что верхние этажи высоток обволокло светящейся ватой. Издали погромыхивало, и ветер доносил запах прибитой пыли и сырого асфальта. Дворничиха в кислотно-зелёной робе курила трубку, присев на бордюр, и дым стелился над тротуаром.

— Вот польёт, ей-ей, польёт, — пробормотала она.

Эти слова так и засели в голове. "Польёт, польёт", — дразнились автомобили, толкающиеся в пробке на мосту; "Поль-о-о-от!" — истерически вопили коты в подворотнях. Летиция не рискнула вызвать такси, потому что оно бы наверняка застряло на полпути, и три квартала прошла пешком, опасливо поглядывая на небо. Дождь застигнул её в парке, уже перед самым домом — накатил шелестящим потоком, не щадя выходного костюма. Зонтик, разумеется, заело, и на крыльцо она влетела промокшей вплоть до кружевных лент на чулках и продрогшей до костей. В лифт даже соваться не стала — механик бы не простил четвёртого вызова за неделю — и, пока поднялась на двадцать пятый этаж, уже почти согрелась. Тяжеленная посылка в скользкой восковой бумаге валилась из рук... Летиция сунула магнитную карту в прорезь — и замерла, не услышав привычного писка.

"Неужели сломалась?"

Но уже в следующую секунду дверь распахнулась. На пороге стояла домработница, Дора Моретти, немногословная смуглая женщина высокого роста; владельцу дома она приходилась троюродной сестрой и поэтому сумела заключить контракты на уборку и готовку с доброй половиной жильцов. Летиция всегда робела при встрече с ней: приказывать своей ровеснице, разговаривать с которой приходилось изрядно задрав голову, было неловко.

Впрочем, кухарничала домработница выше всяких похвал, и это искупало любые трудности в общении.

— Задержалась с уборкой, — хмуро пояснила она вместо приветствия. — В синей кастрюле — острый томатный суп, в сотейнике — рагу с кроликом, на завтрак оладьи гречневые, кекс черничный. Два дня беру выходных. Чек под книжкой. Приду в четверг.

— Большое спасибо, госпожа Моретти, — откликнулась Летиция, чувствуя себя виноватой за то, что пройдётся по начищенному паркету в грязных туфлях, и с мокрого костюма натекут целые реки...

Дора засопела, уставившись на заляпанные "лодочки" — точно мысли читала.

— Пожелания? — так же неласково спросила она. — Рыба, птица? Овощи?

С рукавов капало, и на полу образовались уже маленькие лужицы. Взгляд домработницы потемнел. Летиция ужасно растерялась и не сразу даже поняла, что от неё требуют меню на следующую неделю.

— Надо устроить разгрузочный день, пусть будут овощи, — пролепетала она, прижимая к груди свёрток из книжного. — И нет-нет, госпожа Моретти, не утруждайтесь, ваши часы на сегодня закончились, я сама за собой притру и костюм в чистку отправлю...

Дора покусала нижнюю губу, покачала головой. Потом сурово сдвинула брови — наставила палец, как дуло револьвера.

— Идите и переоденьтесь в сухое, госпожа да Манча. Костюм положите в пакет. Ну?

Летиция пискнула жалко, как мышь, и просочилась в квартиру. Поскользнулась, едва не упала — домработница вовремя подставила руку и не позволила упасть — и почти панически забилась в спальню. Возилась вроде бы недолго и даже коленом стукнулась о тумбочку всего один раз, но когда вышла в мягкой флисовой пижаме и с собранными волосами, то Дора успела не только заново прибраться в прихожей, но и сварить какао.

— Грейтесь, — недовольно бросила домработница, натягивая своё по-вороньему чёрное пальто. — Не болейте.

Хлопнула дверь.

Полка для шляп с надрывным скрежетом покосилась и повисла на одном шурупе. Котелки, федоры и шейные платки разноцветной волной спланировали на паркет, натёртый до блеска. Летиция выдохнула, зябко обнимая себя руками.

"Завтра, — пообещала она себе. — Мастера я вызову завтра, а сегодня просто отдохну".

Шляпы и шарфики обрели временное пристанище на крышке сундука в холле. Отключённый мобильный телефон отправился в ящик стола — опыт показывал, что чем меньше средств связи остаётся поблизости, тем меньше вероятность, что к ночи заявится кто-нибудь с кучей претензий и проблем. Горячая ванна с пышной шапкой пены, пиала пряного супа, серия "Детективов Нового Вавилона" по кабельному — и Летиция почувствовала себя нормальным человеком.

— И почему у меня такое чувство, словно я о чём-то забыла, — пробормотала она, потягивая глинтвейн. Покосилась экран, где бравая миниатюрная блондинка в полицейской форме гонялась за звероподобным маньяком, потом на пустеющую кружку... — За орешками, что ли, ещё сходить?

На кухне свет не горел. И на фоне перемигивающихся городских огней отчётливо было видно большой, тёмный и совершенно посторонний предмет, примостившийся на подоконнике.

— Заказ! — ахнула Летиция. — Заказ из книжного, вот бес, совершенно вылетело из головы!

Под одним слоем упаковки, обычной бечевой и вощёной бумагой, прятался другой — обёртка, напоминающая нечто среднее между папирусом и тканью, желтоватая, старинная, опутанная шелковистым красным шнуром. Шнур приклеивали сургучные печати со сложным рисунком — иероглифы, скрещённые факелы, колючие лозы...

Сердце сжалось.

"Что-то не похоже на письменный прибор".

Одна из печатей почти раскрошилась. Это позволило распутать обёртку, не повреждая остальные; внутри обнаружился футляр из тиснёной кожи, примерно локоть на локоть величиной. В футляре покоилась книга, обтянутая нетканым материалом сродни замше тонкой выделки или хорошей синтетике. По обложке, между углами из чернёного металла, крест-накрест протянулись цепочки сложного плетения.

— Так и знала, — вздохнула Летиция. — Вместо перьевых ручек и состаренной бумаги мне подсунули какой-то антиквариат.

Немного поколебавшись, она всё-таки открыла фолиант и немного полистала его, но толком так ничего и не поняла. Записи велись в три столбца, теми же незнакомыми значками, которые не распознавал даже универсальный переводчик на планшете; некоторые страницы вообще пустовали, на других неведомый художник изобразил целые сцены — люди в странных одеждах, чудовища, травы и цветы. Особенно привлекала внимание одна иллюстрация — стилизованная лисья морда, окольцованная цепочкой неизвестных символов. Сама страница была толще других и казалась на ощупь шершавой, словно изнутри проступали тоненькие-тоненькие иголочки. Летиция зачарованно провела пальцами по странице, прикрыла глаза; чудилось, что микроскопические точки складываются в некий дополнительный, не видный простому человеку текст, нечто вроде шрифта для слепых, и...

— Ой!

Она отдёрнула руку от книги — безымянный палец кровоточил, причём не так, как бывает, когда порежешься о бумагу, а точно от наждачки. Прямо поперёк лисьей морды багровел мазок, выцветая с каждым мгновением.

Летиции стало жутко.

— Так, — произнесла она вслух, чтоб отделаться от ужасного чувства, что вокруг разворачивается действие паранормального триллера. — Хватит с меня невезучести, пожалуй. Прости, антиквариат, ты зашибись какой интересный, но завтра вернёшься обратно в книжную лавку.

Летиция захлопнула книгу, сунула в коробку и даже завернула в папирус, но от мурашек по телу это не избавило. Казалось, что лисьи сощуренные глаза пялятся и сквозь упаковку... От двух стаканов глинтвейна полегчало, но накатила такая сонливость, что едва-едва получилось доползти до кровати и свить более-менее приличное гнездо из одеял. Но антиквариат достал и там. К привычным уже кошмарам вроде аварий, сломанных рук и срочных заказов от мафии добавились дивные видения о демонических зверях, окутанных синим пламенем.

Посреди ночи Летиции примерещилось, что она очнулась нос к носу с огромным белым лисом, из пасти у которого вырывался огонь; девять хвостов скользили по стенам, заполняя всю комнату.

— Не ешь меня, господин лис, я тебе пригожусь, — жалобным голосом попросила Летиция сквозь сон.

И, подумав, что для полноценной переубеждающей речи этого маловато — приподнялась и звонко чмокнула чудовище в нос. Оно то ли расфыркалось, то ли раскашлялось, а потом послышался тихий шёпот:

— Тики-шики, тики-шики, злые духи — вон! — и чьи-то сильные пальцы во мраке отвесили ей щелчок по лбу.

Летиция отключилась мгновенно. И до самого утра впервые за пять лет ей снились только хорошие сны.

Долгие годы тотального невезения приучили не планировать никаких дел на следующий день после важного или сложного мероприятия. Во-первых, бег с препятствиями двое суток без остановок — это уже немного слишком, во-вторых, готовься не готовься — всё равно ничего толком не получится. Тем не менее, подчиняясь общему закону подлости, будильник, по рабочим дням хранивший торжественное молчание, разражался противной трелью в каждый импровизированный выходной. И обычно — на рассвете.

Но это утро началось не с металлического трезвона, а с куда более загадочных звуков: глухого звяканья и размеренных ударов.

— Что за ерунда? — пробормотала Летиция, садясь на кровати. За окном давно уже рассвело; гудели клаксоны, откуда-то доносилась музыка и, кажется, даже стрекотал вертолёт. — Может, Дора?

Зябко кутаясь в одеяло и поджимая зябнущие пальцы на ногах, она поплелась в гостиную. С трудом нащупала увёртливую дверную ручку, шагнула, зевая...

...и едва не заорала.

Одеяло соскользнуло с плеч.

Ночной кошмар никуда не делся — он был тут как тут. Дробил себе тросточкой будильник, словно так и надо, и никуда не торопился. Правда, облик кошмарного сна претерпел некоторые изменения: лисьи хвосты, порождение больного воображения, исчезли, звериная морда — тоже... Посреди комнаты стояло на одной — босой! — ноге существо неопределённого пола, укутанное в целый сноп белых одежд, расшитых синими узорами. Чёрные волосы, по-пижонски длинные и ухоженные, были стянуты голубой лентой на затылке; лицо укрывала объёмная фарфоровая маска, точь-в-точь, как на злополучном рисунке в книге.

— Шики-тики, шики-тики... — шептало существо. Заметив Летицию, оно, не оборачиваясь, пояснило громче: — Вот ведь исполненный лютости механизм! Там точно обитает демон!

Голос оказался низкий, обольстительный и определённо мужской.

— Демон? — жалко пискнула Летиция. Как-то сразу бросилось в глаза, что гость выше её как минимум на полторы головы.

Трость врезалась в покорёженный будильник, окончательно превращая его в горку стеклянно-железного мусора.

— Это место населено множеством зловещих демонов, — любезно пояснил незнакомец. — Воистину ужасное время! Но не бойся, дева, я избавлю тебя от них, и проклятие спадёт.

— Да? — робко уточнила Летиция, соображая, успеет ли она добежать до тревожной кнопки.

— Обязательно, — успокоил её гость. — А потом я тебя съем.

— И-и!

Из горла вырвался какой-то маловразумительный и ужасно беспомощный звук. С абсолютно пустой головой Летиция шмыгнула обратно в спальню, закрылась на щеколду и придвинула к двери комод, смутно припоминая, что прежде во время генеральной уборки силачка Дора не сумела его и с места стронуть. Мобильный телефон остался в гостиной, в ящике стола, отключённый ещё с вечера и совершенно бесполезный. Тревожная кнопка находилась в холле, под полкой для ключей и визиток, вне досягаемости...

"Покричать? Высунуться в окно и постучать чем-нибудь в квартиру этажом ниже? — вертелись в голове мысли, ни одна из которых и приблизительно не выглядела спасительной. Или хотя бы успокаивающей. — Произнести речь против каннибализма? Или вообще за вегетарианство?"

Беспокойно мечась по спальне, Летиция прихватила с тумбочки кухонный топорик и прижала его к груди, точно куклу. И только на четвёртом круге заметила, что кое-какая деталь интерьера определённо лишняя.

Псих в маске неведомым образом миновал закрытую дверь и непринуждённо возлёг на кровати, подперев щёку рукой.

— Печальные времена, — вздохнул он. — Ай-ай, прекрасные девы хранят оружие у изголовья ложа, чтоб уберечь свою невинность... Куда исчезла справедливость этого мира, где сгинуло благочестие?

От обиды за родную эпоху торжества прогресса и гуманизма Летиция на секунду даже забыла, что боится.

— Три поправки, если позволите! — кашлянула она. — Во-первых, это не оружие, я им орехи колю... ну, и лёд для коньяка. Во-вторых, я не дева, в-третьих, современный мир меня более чем устраивает.

Псих от огорчения даже приподнялся.

— Не дева? Такая красивая — и томится в одиночестве, без умелого любовника либо честного мужа? Чем же ты прогневила судьбу?

Профессиональный интерес требовал спросить, почему муж именно "честный", а любовник — "умелый", и нельзя ли как-нибудь совместить их в одном лице. Но тут незнакомцу в маске, видимо, надоело валяться на постели, и он, шелестя одеждами, направился к Летиции — неспешно, плавно, однако неумолимо, прямо как поезд в туннеле.

"Да вот и мне интересно, чем прогневила!" — в панике подумала она, ретируясь в гостиную.

Неподъёмный комод, этот безжалостный айсберг капитальной уборки, опрокинулся, производя адский грохот. С трудом продравшись в щель между дверью и косяком, Летиция рванулась в холл, к тревожной кнопке — и, наверное, добежала б, если бы не запуталась в забытом на полу одеяле. Запнулась, потеряла равновесие...

"Упаду и убьюсь о топорик для льда, — успела она подумать с ошеломляющей чёткостью. — Идиотское завершение идиотской жизни".

— Тики-шики, что ж такое... — вздохнули рядом.

Бум!

Топорик вонзился аккурат в щель между паркетинами.

— Ой!

Летиция улетела прямёхонько в объятия психа. И — застыла инстинктивно. Держать-то её держали — но не удерживали, словно говоря: "Хочешь, так беги, а хочешь — оставайся". Рука была сильной, но определённо человеческой, за исключением разве что слишком длинных ногтей. Пахло от незнакомца деревяшками на снегу, сладкими яблоневыми цветами и совсем немного — гарью; грудная клетка вздымалась спокойно, а сердце билось ровно.

И почему-то казалось, что странному гостю... весело?

Он склонил голову набок. И вдруг — щёлкнул зубами за маской, резко наклоняясь.

— Ам!

Летиция зажмурилась.

Ничего не произошло.

Через минуту примерно она почувствовала себя глупо и рискнула открыть один глаз. Псих на удивление миролюбиво и сосредоточенно тыкал тросточкой в скомканное одеяло на полу.

— Демоны, — пояснил он трагически. — Маленькие, вёрткие и крайне зловредные. Как блохи на волчьей шкуре — легче сжечь вместе с волком, чем переловить по одной.

— Не надо меня жечь.

— Хорошо, не буду, — покладисто согласился он. И — легонько, самыми кончиками когтей провёл ей между лопатками, успокаивая. Прикосновение отозвалось слабостью в ногах и звоном в висках. — Но тогда ответь на два вопроса, о прекрасная дева... то есть не дева. Как твоё имя и откуда у тебя "Книга многих чудес"?

Летиция отступила на два шага назад, инстинктивно скрещивая руки на груди — рубашка от пижамного комплекта теперь казалась слишком тонкой и легкомысленной. Незваный гость наблюдал молча, слегка наклонив голову к плечу, словно давал время прийти в себя. Тёмно-красные узоры на лисьей маске глянцево блестели, ярко выделяясь на фоне матового, точно старая кость, материала.

"А может, это и есть кость..."

Он определённо был психом, в этом даже сомнений не возникало. Но теперь становилось ясно, что со старыми добрыми маньяками из полицейских сериалов, а также с вполне реальными завистниками и сталкерами он ничего общего не имеет.

"Так... Нельзя затягивать паузу, надо говорить. А болтовня — как раз моя специальность".

— Меня зовут Летиция, Летиция да Манча, — представилась она, остро сожалея о том, что не может вручить визитку — это бы придало уверенности. — Если "Книга многих чудес" — такой здоровенный фолиант, тёмно-коричневый, с цепочками крест-накрест, то он ко мне попал по ошибке. Я заказала бумагу и новый письменный прибор... Мне частенько приходится это делать, потому что я пишу речи, выступления, доклады, лекции и всё в таком духе. Материалы обычно заказываю в одном и том же месте, но прежде там ничего не путали...

Гость терпеливо дослушал витиеватое объяснение, больше смахивающее на оправдание, и прижал руку к груди:

— Благородная госпожа занимается искусством сочетания изящных слов? Что ж, тогда прошу простить мою грубость. Ай-ай, какой позор, напугал столь изысканную особу! Позволь мне загладить свою вину, о прекрасная. Давай же продолжим нашу беседу за пиалой хорошего чая, как подобает тем, кто получил достойное воспитание.

Летиция и рада была бы согласиться, но возникло непредвиденное препятствие: чая дома не водилось уже лет семь. Пиал, впрочем, тоже.

— Ладно, — улыбнулась она, решив, что как-нибудь выкрутится. — Выпить так выпить, утончённые беседы так утончённые беседы. Да, чуть не забыла! Я-то представилась, теперь ваша очередь... твоя.

Незнакомец в маске едва слышно фыркнул — так тихо, что звук можно было принять за выдох — а потом медленно повёл рукою в сторону двери в спальню. Многослойный рукав, широкий, как перекинутая через плечо простыня, закрывал кисть почти до самых пальцев и ниспадал едва ли не до колена. Сверху — тёмно-синяя ткань, невесомая, почти прозрачная, под ней — более плотная голубая и, наконец, белая, атласно сияющая... Летиция поймала себя на том, что следит за всеми движениями незваного гостя, как загипнотизированная.

Он плавно перевернул руку ладонью вверх.

Тяжеленный комод в дверях, подчиняясь жесту, вскочил на ножки, подобрал выпавшие ящики и понуро побрёл на своё место в ореоле парящих статуэток, носков и нижнего белья. Незнакомец же слегка опустил голову в намёке на вежливый поклон и вкрадчиво произнёс:

— Я был великим волшебником — последним хозяином, а позже и пленником "Книги многих чудес"; когда-то моё имя гремело повсюду, даже в западных землях и далеко на севере. Ныне же я лишь скромный странник, которого ветер перемен прибил к твоему порогу, о любезная. Зови меня Белым Лисом.

"...", — подумала Летиция.

Посмотрела на комод, в недрах которого, как змея в норе, исчезали кружевные чулки.

Прониклась.

"Ну, что ж, зато я теперь знаю наверняка, что тревожная кнопка мне не поможет".

И в ту самую секунду, когда она готова была уже принять непостижимую реальность и свыкнуться с присутствием в своей жизни хаоса, мракобесия и колдовства, раздался звонок в дверь. Сначала короткая, робкая трель, затем — длинная, настойчивая, беспокойная. Ручка дёрнулась, снаружи заколотили по косяку.

— Госпожа да Манча! — глухо позвал мощный разбойничий бас. — Госпожа да Манча, вы в порядке? Соседи жаловались на шум...

Белый Лис заинтересованно шагнул вперёд, перекладывая тросточку из одной руки в другую:

— Демоны? — мурлыкнул он.

Летиция поняла, что ситуацию надо брать за шкирку и разворачивать в правильном направлении, иначе крыша поедет, грянет инфаркт, мир рухнет — и жрать бедному голодному гостю будет попросту некого.

— Нет, никаких демонов, — решительно преградила она путь Белому. — Это мой квартирный хозяин, то есть, э-э, человек, у которого я арендую жильё. Сейчас не принято покупать себе дом, гораздо дешевле и удобнее платить помесячно и переезжать куда и когда вздумается... В общем, мне надо выйти и сказать ему пару слов, пока он сам не вошёл. Это быстро.

Звонок снова разразился трелью.

"Если мне сейчас придётся долго и занудно объяснять, что такое аренда и зачем разговаривать с хозяином..."

— Ах, долг вежливости, — понятливо кивнул Белый Лис. От сердца отлегло. — Что ж, не смею мешать.

И исчез.

Летиция только и успела, что нацепить очки и накинуть одеяло на плечи, когда пискнул электронный замок, и на пороге показался Умберто Физзел, приземистый, чернявый и, пожалуй, слишком подвижный для своей комплекции мужчина. По крайней мере, он мог бы пореже пользоваться мастер-ключом, чтоб врываться в сдаваемые квартиры. Из двадцати случаев за последние три месяца это было оправдано лишь однажды, когда прорвало трубу на кухне, и соседей снизу изрядно затопило.

— Госпожа да Манча, шум... — взревел он, влетая сразу на середине коридора, и замер, заметив Летицию в одеяле и в перекосившихся очках. — Я не вовремя? О, простите, простите великодушно...

И — принялся стрелять глазками, выискивая следы присутствия посторонних.

По договору приводить в квартиру гостей, конечно, не воспрещалось, но обо всех визитах господин Физзел просил оповещать его заранее, якобы в интересах остальных жильцов. Где-то года два назад, после дружеской беседы с художником с первого этажа за бокалом грога, Летиция начала подозревать, что это правило касается только молодых одиноких женщин, но переезжать не стала: вид из окна ей нравился, стоимость аренды — даже больше.

Ну, а с господином Физзелом можно было смириться.

— Доброе утро. Я спала. Благодарю за беспокойство, но всё в порядке, — заспанно улыбнулась она.

— Может быть, вам что-то от меня нужно?

"Ага, нужно — как вилка для бульона", — подумала Летиция, но вслух сказала:

— Вы очень добры. Упала полка для шляп, — указала она на полированную доску с бронзовыми завитушками, которая болталась на одном креплении. — Наверно, этот шум соседи и слышали. Было бы замечательно, если бы вы на днях прислали мастера по ремонту.

Умберто Физзел нахмурился и потёр подбородок, всем своим видом выражая сомнения в том, что такой грохот произвела одна маленькая полка, которая к тому же и упала не до конца. А у Летиции в душе боролись два желания. Первое — глупое: немедля рассказать о вторжении волшебника из книги — невидимого, разумеется — и таким образом свалить на хозяина часть своих проблем. Второе — крайне глупое: попробовать во всём разобраться самостоятельно, к тому же план постепенно начал выкристаллизовываться, пока неясный, но всё же...

Одно гарантированно вело в Дом для Скорбных Умом, а другое... Другое предполагало много-много разговоров, убеждающих и переубеждающих речей и вдохновляющих выступлений.

"Врач-психиатр или волшебник-каннибал? Даже и не знаю, что выбрать, всё такое заманчивое..."

— Мастера я пришлю к вечеру, — наконец ответил господин Физзел, видимо, не обнаружив в квартире ничего подозрительного. Переступил с ноги на ногу, скрестил руки на груди, побарабанил пальцами, обвёл Летицию внимательным взглядом. — Как Дора? Вы ею довольны? У неё ревнивый характер, хе-хе, и если вас что-то не устраивает — только скажите, я ей устрою, так сказать, свойский разбор.

На кухне что-то пискнуло. Летиция вспомнила про "демонов" и нервно поёжилась: бес с ним, с будильником, но прощаться с кофемашиной или плитой она была морально не готова.

— Всё в порядке, — с нажимом повторила она, намекая, что пора бы хозяину и честь знать. — Мы с Дорой в прекрасных отношениях и весьма довольны друг другом. А вы слишком суровы к сестре.

— Троюродной сестре! Мы, позвольте, почти что чужие люди, так что никакого фаворитизма! — наставительно воздел палец Физзел. — Словом, не стесняйтесь обращаться, нисколько, да.

— Спасибо за беспокойство.

— И мастера я пришлю обязательно, да.

— Вы очень добры.

— И прошу прощения за вторжение ещё раз.

— Ничего страшного.

— Кхм.

Повисла неловкая пауза. Летиция готова была уже некуртуазно указать Физзелу на дверь, когда на лестнице вдруг раздался отвратительный скрежет. Хозяин встрепенулся:

— С вашего позволения, я...

— Конечно-конечно.

Стоило только закрыть за ним дверь, на сей раз — на цепочку, чтоб гарантированно обезопасить себя от несвоевременных визитов, как Белый Лис материализовался у вешалки, элегантно стряхивая с рукавов бетонную пыль.

— Такие страсти творятся! В каменной норе ездит железный ящик, пищит по-мышиному. А вокруг обвился страшный демон, истекающий слюною, о двух пастях, о трёх крысиных хвостах. Ай-ай, я едва не ослеп от отвращения, бедные мои глаза! Но теперь ты можешь без опаски выходить, о прекрасная — я избавился от него.

— Так вот что это был за скрежет, — вздохнула Летиция. — Покойся с миром, лифт, ты служил нам долго и славно... ну, не мне конкретно, но всё-таки.

— Что-что?

Бело-красная маска, разумеется, не могла выражать никаких чувств, но Летиция поспорила бы на половину своих сбережений, что сейчас выражение лисьей морды было откровенно ёрническим.

— Ничего. Кухня там, дальше. И, пожалуйста, оставь демонов на время в покое, хорошо?

— Как будет угодно не деве.

"Вот это точно было шуткой", — подумала Летиция, прямо-таки чувствуя, как в голове шевелятся подозрения, но пропустила "недеву" мимо ушей. Всё же иногда безопаснее считать, что перед тобой псих, а не человек с особенным чувством юмора, и потом приятно удивиться, чем наоборот.

Краткая инспекция кухни подтвердила два, в общем-то, и раньше известных факта: Дора готовит изумительно и с изрядным запасом, а чая нет ни грамма. Белый Лис следил за обыском с интересом, но смирно: не тыкал тростью в подозрительные приборы, не шики-тикал огорчённо и ничего не ломал — видимо, такая крупная добыча, как лифт, несколько остудила его жажду разрушений.

Поэтому Летиция решилась на краткий экскурс в правила своей счастливой одинокой жизни.

— Сейчас десять утра. По моим меркам — жуткая рань, поэтому плотно завтракать я не собираюсь, хотя тебя могу чем-нибудь угостить. Не знаю, как было в твоё время, а у нас принято кормить гостей, если, конечно, они не сильно сопротивляются... Или ты сам не хочешь их выставить пораньше, — начала она вдохновенно. — Так что угощайся, вот. Суп, рагу — острые, оладьи или кекс — сладкие, сыр — пресный. Ещё есть орехи, овощи и немного фруктов. Если ты не прочь рискнуть — закажем пиццу, но учти, что моя любимая — с ананасами, креветками и чили, это не для всякого.

— О-о-о? — заинтересованно протянул Белый Лис и рассмеялся, бархатно и обволакивающе. — Можно попробовать и пиццу. Многие говорили, что у меня извращённый вкус.

Последняя фраза прозвучала бесконечно далеко от кулинарии, и Летиция, ради собственного спокойствия, предпочла её проигнорировать:

— Вот и прекрасно. Значит, пицца, хотя Дора опять будет ворчать. — Двумя щелчками по экрану мобильного она повторила последний заказ, дождалась отбивки и продолжила. — Что же до напитков... Стыдно признаться, конечно, но чая у меня нет. Чтоб утолить жажду, есть вода, — Летиция демонстративно открыла на секунду кран с фильтром. — Когда хочу взбодриться, я пью кофе... Надо просто включить, сюда залить воду, нажать кнопки здесь и здесь, — продемонстрировала Летиция возможности кофемашины и добавила настойчиво: — И, нет, никаких демонов тут не живёт, даже не начинай. Так... когда надо немного подсластить жизнь, я пью шоколад. — Банка со стуком опустилась на стол. — Две ложки растворить в чём-то горячем — и в путь. Когда требуется привести нервы в порядок — коньяк, — и Летиция достала из бара бутылку. — Правда, редко... Ну, что, всё понятно?

Белый Лис терпеливо дослушал объяснение, затем поднялся и с неожиданной для гостя из далёкого прошлого ловкостью оттеснил Летицию от кофемашины. Пощёлкал кнопками, погремел банками...

— Попробуй, о прекрасная. Если я понял правильно, то именно в этом ты и нуждаешься сейчас.

Он протягивал полную до краёв чашку — крепкий кофе, две ложки шоколада, щедрая порция коньяка.

Летиция потерянно моргнула: случалось уже, что её читали как открытую книгу, но как книгу рецептов — ещё никогда.

— Спасибо... Вкусно, правда, — поблагодарила она от души.

Инстинкт самосохранения требовал не расслабляться и срочно искать способ избавиться от подозрительного пришельца с замашками луддита, но чуткое сердце — или, что вероятнее, коньяк на голодный желудок — робко просило довериться. И, пока они боролись между собою, на несколько минут воцарились мир и покой. Сквозь полузакрытые жалюзи просачивалось по-летнему яркое солнце. Белый бродил по кухне, постукивая тросточкой то по холодильнику, то по микроволновке — явно подыскивал следующую жертву. Но выглядело это умилительно, почти по-домашнему...

— Вот так самый обычный день может превратиться в точку отсчёта для новой жизни, — пробормотала Летиция.

И — замерла, прокручивая в голове только что изречённую фразу.

Вдохновение легкокрылой феей пощекотало затылок — и тут же безжалостно воткнуло волшебную палочку в спину. Руки сами потянулись к дежурному блокноту на столе и к перьевой ручке. За первое предложение зацепилось второе, потом третье, потом выскочила из тёмных глубин подсознания рискованная шутка про невесту — пауза, воображаемые гости посмеялись, захлопали...

— Что ты делаешь? — Белый Лис заинтересованно склонился, заглядывая ей через плечо.

— Работа, — едва ли не прорычала Летиция, чувствуя, что ещё немного — и укусит его за несвоевременное вмешательство. — Речь на свадьбу... "И хотя не принято, чтобы мужчины говорили о сердце"... Нет, "и хотя нормальные парни про сердце не говорят"... Так, они в одной уличной банде гоняли... "Пацаны"?

— О, достойный юноша состоял в разбойном братстве вместе с женихом? Тогда можно добавить сентиментальности.

Летиция обернулась в священной ярости:

— Белый. Заткнись.

Самое удивительное, что он послушался. Сел напротив, сцепив пальцы в замок, умилённо промурлыкал что-то насчёт беспечности, страсти и молодости, а потом застыл, наблюдая. По кухне метались неясные тени, до ужаса напоминающие пушистые хвосты, орала внизу на улице автомобильная сигнализация... Через какое-то время в дверь позвонили. Летиция бросила взгляд искоса на мобильник — на экране мигал значок оповещения о доставке — и буркнула невнятно: "Сходи, открой, забери — оплачено".

Послышался смешок, когтистая рука растрепала ей кудри, ветер поддел лист блокнота...

— "...пусть чувства не угасают. Счастья, любви, света — как в этот день. За вас — Эрик, Люси!". Уф, — откинулась Летиция на спинку стула, переводя дыхание. Свадебная речь свидетеля, свеженькая, с пылу с жару, красовалась перед ней — оставалось внести пару-тройку поправок и переписать набело. Шея затекла, запястье побаливало от напряжения. — Слушай, я прошу прощения, но это всегда накатывает внезапно, и важно ухватить вдохновение за хвост. Я и без вдохновения нормально пишу, но лучше всё-таки... ой.

"Ой" восседало на широком подоконнике, подобрав под себя ноги, и доедало пиццу. Лисья маска была сдвинута на одну сторону так, что от стола всё равно не было видно лица, но лакомиться тем не менее не мешала. В картонной коробке оставался один жалкий кусок, из которого выковыряли все ананасы.

— Ужасающая, неутончённая еда, — посетовал Белый, облизывая пальцы. — Острая... сладкая... кислая... Тянется. Отрава, сущая отрава. — И добавил, подумав: — Хочу ещё.

Летиция похлопала ресницами, переваривая его заявление — и рассмеялась.

— Будет тебе ещё. Этой штуки, — она постучала пальцем по свеженаписанной речи, стараясь не размазать чернила, — хватит на пять-шесть пицц. Так что гуляем.

Белый Лис обернулся, одновременно изящным движением возвращая маску на место.

— Вот как? Мне сразу подумалось, что твоё занятие, о прекрасная, воистину благородно и достойно всяческого почитания, но ныне я укрепился в этой мысли. Было верным решением не мешать тебе в сих возвышенных изысканиях.

В голове что-то щёлкнуло, и — не иначе, на волне ускользающего вдохновения — явился план.

Нет, не так.

"План Обезвреживания Белого Лиса".

Стараясь не выдать охватившего её волнения, Летиция потянулась к телефону, чтобы повторно заказать пиццу, уж если гостю она пришлась по вкусу. Для исполнения Плана на первом этапе требовалось переговорить с владельцем книжного магазина, желательно с глазу на глаз, и теперь она приблизительно представляла, как это устроить.

"Хочешь обмануть кого-то — говори правду и только правду", — напомнила себе Летиция мысленно, а вслух произнесла, сосредоточенно нахмурив брови:

— Так, у меня небольшая накладка по времени... Пиццу подвезут в течение часа, я заказала "Особую номер девятнадцать", с морепродуктами, тебе понравится. Но мне срочно надо отойти на почту и ещё кое-куда заскочить по делу. Тогда у меня освободится вторая половина дня, и мы сможем прогуляться по городу. Тебе наверняка интересно посмотреть, как сейчас живут, да? А я бы показала место, где готовят самые потрясающие десерты и самый крепкий кофе на сто миль вокруг. С пиццей ничего сложного, как и в тот раз — всё оплачено, — и она подвинула к себе блокнот, наскоро набрасывая на свободном листе простенькие рисунки: динамик дверного звонка, курьер из пиццерии, коробка. — Надо только выйти и забрать. Да, умоляю: не сломай ничего в моё отсутствие, ладно? Потом мы обсудим и демонов, и бесов, и твою технофобию — но именно потом. Договорились?

Про себя такие речи Летиция называла НОПА — "Неотразимый Обескураживающий Поток Аргументов". Один удар нопой — и неподготовленный человек соглашался со всем, что ему ни предложить.

И нечеловек, как выяснилось, тоже.

— Хорошо, — несколько рассеянно ответил Белый. И, видимо, чуть оправившись, уточнил: — А как мне узнать, что час миновал? Вдруг демоны нападут на тебя по дороге, о прекрасная? А я, пребывая в уверенности, что должное время не пришло ещё, задержусь в твоём благородном обиталище вместо того, чтобы спешить на помощь?

У неё вырвался нервный смешок.

— Ну, учитывая мою невезучесть, застрять я могу хоть до следующего утра... Давай поступим так. — Она присела перед духовкой и прокрутила механический таймер на полтора оборота. — Когда эта штука затрезвонит — можешь начинать беспокоиться. Прижми её, и она замолчит, только не вздумай разбить. Ладно я и мои вещи, но таймер Дора нам не простит. А Дора, между прочим, тут готовит и убирается, без неё я долго не протяну. Или одичаю.

— Воистину устрашающая судьба, — цокнул он языком — и плавно махнул от себя кистью руки, словно бабочку отгоняя. — Поспеши же навстречу своим важным делам, о хитроумная. Я же останусь здесь, вверив себя твоей мудрости. И пицце.

Внезапная замена "прекрасной" на "хитроумную" нежно пощекотала уснувшую было паранойю, но Летиция усилием воли погасила беспокойство: в конце концов, даже если Белый и понял, что она пытается избавиться от его компании и провернуть что-то в одиночку, то условия всё равно принял. А жизненный опыт подсказывал: если не получается воспользоваться наивностью противника за неимением таковой — пользуйтесь его любопытством, снисходительностью и разгильдяйством. На то, чтобы переписать поздравительную речь начисто и сунуть её в конверт, ушло не больше четверти часа. Белый Лис за это время передумать не успел, к счастью. Он устроился на подоконнике со злополучным антиквариатом, "Книгой многих чудес", вдумчиво листая её, и выглядел при этом ужасно домашним и безобидным — наверное, из-за босых пяток, торчащих из-под длиннополых накидок.

"Жаль, не получилось утащить фолиант с собой, — подумала Летиция, влезая в любимые красные туфли. И дураку было ясно, что ключ к появлению и гипотетическому исчезновению незваного гостя кроется именно там. — Ладно, работаем с тем, что есть".

Пятьдесят лестничных пролётов вниз она преодолела на удивление легко — ни разу не подвернула ногу, не оступилась, даже чулками не зацепилась ни за что. И только подумала о самом удачном за последние годы спуске, как на последней площадке едва не влетела в господина Физзела. Он стоял, опираясь на перила, и надзирал за рабочими, копошащимися у лифта, которые старались как можно аккуратнее разомкнуть заклинившие двери.

— О-ла-ла! На прогулку, госпожа да Манча? — тут же заулыбался хозяин, приглаживая бакенбарды.

Рабочие, пользуясь моментом, вставили лом между створками и налегли на него — энергично, но молча. Один из них подмигнул, почти беззвучно шевеля губами: "Не выдавай, амига".

Не то чтобы Летиция не умела отказывать людям или горела желанием пофлиртовать с хозяином, но любой условный враг Физзела как-то по умолчанию становился её союзником.

— Нет, надо выбежать по работе... О, кажется, я забыла телефон, господин Физзел, — повинилась она и, подхватив хозяина под локоть, ненавязчиво потянула на улицу. Рабочие налегли на лом с двойным усердием; кто-то подтащил к лифту устрашающего вида механизм. — Вы не могли бы вызвать мне такси?

— О, с превеликим удовольствием! — горячо отозвался хозяин.

Из холла он вышел, ни разу даже не обернувшись, всецело увлечённый сетованиями на пробки. Двое рабочих показали большие пальцы, один молитвенно сложил руки и закатил глаза, а последний придвинул жуткую машинку к лифту.

После вчерашнего дождя солнце шпарило, кажется, ещё сильнее. Стояла влажная духота. Пока Физзел вызывал такси и сыпал вопросами, Летиция успела взмокнуть. Вдобавок чудился пристальный, недобрый взгляд в спину, прямо как лазерная точка прицела. В холле что-то надрывно заскрежетало, видимо, створки сдались лому или адской машинке — и взгляд сам собой метнулся в ту сторону.

Ничего. Ну, или почти ничего.

Из окна на четвёртом этаже пялился кто-то смуглый, чернявый, узколицый, но не понять было даже, мужчина это или женщина. Чудилось, правда, что-то знакомое в силуэте, в манере потирать переносицу... А потом — р-раз! — и незнакомец в окне, хлопнув ладонью по стеклу, исчез.

Почти наверняка к ней это не имело отношения, но всё равно на секунду стало неприятно. Плечи потяжелели, словно на каждое плюхнулось по кирпичу, и настроение слегка испортилось.

— ...госпожа да Манча?

— А? — откликнулась Летиция, возвращаясь в реальность. И, к счастью, почти сразу заметила подъезжающую машину. — О, а вот и такси. Большое спасибо вам, господин Физзел, очень выручили.

Не слушая больше слащавых словоизлияний, она дёрнула дверцу такси, конечно, заехав себе по коленке. Устроилась на сиденье, назвала адрес книжного магазина и загадала, что если не встанет в пробку — значит, невезение закончилось.

Зря.

Кто бы ни заведовал судьбами, удачами и неудачами, но чувство юмора у него оказалось отменное. Нет, ни в какие заторы машина не угодила, но зато сломалась намертво, не доехав до книжного магазина каких-то полквартала: двигатель взревел, капот исторгнул облако дыма, а водитель — поток отборных ругательств. Большие часы за перекрёстком равнодушно напомнили, что через сорок минут кухонный таймер, скорее всего, отойдёт в лучший мир, а Белый Лис отправится на поиски "прекрасной", одержимой демонами.

"И ведь наверняка найдёт, сволочь", — с каким-то странным свербящим чувством в душе подумала Летиция, ныряя в подземный переход.

Колесо неудач где-то заело; оно провернулось ещё на пол-оборота и застряло. Хозяин книжного магазина стоял у закрытых дверей и вешал большой замок, судя по большому чемодану и цветастой рубашке с закатанными рукавами явно планируя свалить в незапланированный отпуск.

"Успела!"

— Стойте! — издалека закричала Летиция тем самым особенным голосом, от которого прогульщики замирают в подворотне, роняя сигареты, сплетники прикусывают языки, а нерадивые мастера Скорых Расчётов сворачивают пасьянс на компьютере. — Стойте, у меня к вам разговор! Срочный! Личный! Смертельно важный!

Хозяин книжного вжал голову в плечи, однако не обернулся, продолжая терзать замок.

"Значит, знает, о чём я хочу поговорить! — ахнула про себя Летиция и ускорила шаг. — Вот гад!"

— Господин... — она запнулась, внезапно осознав, что не знает его имени — за столько лет не удосужилась спросить. — Послушайте, произошла ошибка! Ко мне попал чужой заказ!

Фраза сработала как триггер. Хозяин магазина оставил в покое замок и гневно обернулся.

— Я уже сказал, что никогда не ошибаюсь, госпожа да Манча, и повторю это вновь.

Летиция поняла, что ещё немного — и у неё начнёт дёргаться бровь. Или рука... хорошо, если пустая, а не та, в которой тяжёлая сумка.

— Но я вместо бумаги и перьевой ручки с чернилами забрала какой-то антикварный фолиант! Это, по-вашему, нормально? Господин, э-э...

Несколько секунд они буравили друг друга взглядами, а потом он неожиданно смягчился — и усмехнулся, оглаживая кустистые бакенбарды.

— Можете звать меня Книжником, госпожа да Манча. Что ж, судя по вашему боевому настрою, с содержимым книги вы ознакомились.

— О, да! — не выдержала Летиция, пряча в ладонях лицо. — Знакомство было незабываемым.

— И позвольте вас уверить, что я отдал именно то, что вам сейчас нужно, — невозмутимо закончил Книжник, глядя на неё из-под буйных бровей, которые топорщились, как клочки волчьего меха. — Даже если пока вам кажется иначе.

Он снова развернулся и уже неторопливо принялся разбираться с замком. А Летиция впервые за долгие-долгие годы просто не знала, что сказать. Точнее, слова-то так и просились на язык, но всё больше касательно репродуктивной системы человека, умственных болезней, передающихся по наследству, и нестандартных особенностей сексуальной жизни. Для разумной, взрослой, взвешенной беседы это категорически не подходило, хотя нервы, возможно, поправило бы не хуже коньяка.

— У меня дома псих в лисьей маске, который называет себя волшебником, — наконец произнесла она. — Механофоб, гурман и, кажется, извращенец.

— А! — откликнулся Книжник, не оборачиваясь. Замок наконец защёлкнулся — с радостным металлическим звуком, похожим на тот, с каким смыкаются зубья капкана. — Белый Лис.

Он одёрнул рубашку, посмотрел на часы и с уверенным видом покатил чемодан мимо Летиции, направляясь, очевидно, к стоянке для такси.

— И вы так спокойно это говорите? — Летиция попыталась заглянуть Книжнику в лицо в поисках угрызений совести.

Тщетно — оно выражало лишь блаженное предвкушение долгого и заслуженного отдыха... ну, и тщательно скрытую нервозность, если присмотреться. Одно было ясно: с таким лицом с полдороги не возвращаются, даже если валяться в ногах, угрожать пистолетом и сулить золотые горы одновременно.

— Если кто и может справиться с вашей проблемой, госпожа да Манча, то только Белый Лис.

— Но он обещал меня сожрать! — в отчаянии прибегла к последнему аргументу Летиция.

Книжник посмотрел на неё искоса и поджал губы, затем ответил задумчиво:

— О, он, безусловно, может. Поэтому я бы не советовал потакать его тёмной стороне. Тогда знакомство пойдёт на пользу вам обоим.

Одно из такси на стоянке просигналило, и книжник ускорил шаг.

— На пользу? Если меня не съедят?

— Именно. Вижу, вы уловили суть проблемы.

"Вы надо мной издеваетесь, что ли?!" — хотела возопить Летиция, но взяла себя в руки и ангельским голосом предложила:

— Если вы так хорошо знаете его, почему бы вам не остаться и не помочь нам найти общий язык?

— Отношения лучше налаживать без посредников, госпожа да Манча. Особенно такие.

Книжник махнул рукой; из такси выбежал водитель, забрал чемодан и попытался уместить его в багажнике, хотя провернуть подобное удалось бы разве что обманув законы физики. А пока шла неравная борьба, Летиция использовала свой последний шанс переубедить упрямого старика. Взяла его за руку, проникновенно заглянула в глаза и с интонациями дамы-в-беде проговорила:

— Прошу вас, одумайтесь! Вы моя последняя надежда!

Стрела попала в цель. Книжник побагровел, пошевелил губами; внутри у него явно что-то дрогнуло, вероятно, сердце, в наличии которого уже можно было и засомневаться. Однако дальше мук совести дело, увы, не зашло.

— Госпожа да Манча, — не менее проникновенно ответил он. — Я старый больной человек, мне, скорее всего, немного осталось, лет тридцать-сорок. У меня шестеро внуков, не очень доходное, но всё же дорогое мне дело и молодая любовница на соседней улице. Я бы не хотел всего этого лишиться — и головы в придачу.

Ложь от правды Летиция отличать умела, а потому на секунду остолбенела и выпустила его руку. Книжник, пользуясь моментом, юркнул в такси; водитель же наконец уговорил чемодан уменьшиться в габаритах и захлопнул багажник.

Двигатель, очнувшись, заурчал; автомобиль готов был тронуться в путь.

— Но зачем Белому Лису может понадобиться ваша голова? — наконец выдохнула она, уже не надеясь толком на ответ.

Стекло дверцы поехало вниз. Книжник сумрачно посмотрел из глубин такси, а затем негромко произнёс:

— Зачем? А кто, вы думаете, в последний раз засунул его в книгу? А вы поезжайте, поезжайте, юноша, — обратился он к водителю. — Рейс всего через два часа. Как я люблю острова!

Такси укатило, просигналив. А Летиция осталась на площадке, растерянная и задумчивая.

"Информацию-то я получила в итоге... теперь бы её переварить".

На почте не было очередей и работали все четыре приёмных стола. Симпатичный паренёк, судя по горе конспектов на столе, студент Высшей Школы, без проволочек принял конверт со свадебной речью. Но и такая невиданная — даже по меркам среднестатистического человека — удача не вывела Летицию из затянувшегося ступора. Сквозняк сочувственно тёрся о ноги, щекотал шею, а в голове вертелось одно и то же:

"И что теперь делать?"

Деятельный оптимизм всегда был её сильной стороной. В самых жутких, безвыходных ситуациях — когда застопорилось колесо обозрения и страшно заскрипела кабинка на ветру, когда нога провалилась между рельсов и застряла, когда отказали тормоза в автобусе, и он улетел в кювет... Даже тогда она сохраняла веру в счастливый финал, в человеческий разум и порядочность, и это позволяло найти выход или хотя бы дождаться помощи.

Теперь Летиция чувствовала себя беспомощно, словно села играть с компанией шулеров по незнакомым правилам, а на кон поставила собственную жизнь.

— Поберегись!

Из-за поворота вылетел курьер на велосипеде. Летиция едва успела шарахнуться в сторону — и, конечно, неудачно, врезавшись в урну для мусора. Сбила её, упала сама — да так и застыла среди пластиковых стаканчиков, упаковок из-под мороженого и окурков. В металлическом боке урны отражалась растрёпанная женщина в перекосившихся очках, испуганно озиравшаяся по сторонам.

Открытие неприятно поразило.

"Это что, я так жалко выгляжу? Я?"

— Ну уж нет, — вслух произнесла она и улыбнулась — широко, хищно, благо в желудке заурчало от голода, и представить себя тигром на охоте было совсем не трудно. — Отчаяние — отставить. Раз Книжник смылся и бросил меня, пускай пеняет на себя. Буду договариваться с Белым, как умею... — Желудок вновь издал заливистую трель. — Нет, сначала всё-таки позавтракаю.

Видимо, судьбе такое решение показалось разумным, и она не стала выстраивать препятствий для Летиции по пути домой. Троллейбус подошёл вовремя, да и в пробку потом встал ненадолго, можно сказать, штатно. Отпущенные самой себе полтора часа давно ушли в минус, уже на тридцать минут, но, несмотря на опоздание, никто не спешил падать с небес с карающей тростью наперевес.

И вскоре выяснилось почему.

Пицца в запечатанной коробке стыла на подоконнике. Белый Лис расселся прямо на столешнице и гипнотизировал взглядом кусочки чего-то металлического и пластмассово-розового, в которых намётанный глаз с трудом опознавал обломки таймера.

— Смею заметить, но я этого не хотел, — грустно произнёс Белый, стоило только скрипнуть входной двери.— Я это не собирался ломать. Но вдруг выскочил демон...

Сумка соскользнула с плеча и шмякнулась на пол. Летиция хохотала, пока не стало больно дышать.

— Ладно, — наконец сумела выговорить она. — Таймер, да покоится он с миром, мы выбросим. Вряд ли даже великому волшебнику под силу оживить эту кучку мусора. Но потом обязательно зайдём и купим новый, шутки шутками, а Дора в гневе и правда страшна.

— Ведьма?

— Профессиональная домохозяйка...

Белый уважительно цокнул языком.

На часах было два пополудни — идеальное время для завтрака. Летиция сунула пиццу в духовку на минимальную температуру и строго-настрого приказала "великому волшебнику" за ней следить — как показала практика, единственным эффективным способом переключить его внимание с изощрённых издевательств и разгромления квартиры на что-то менее деструктивное было дать ему задание.

"Хоть в порядок себя приведу, — загадала Летиция, без особой, впрочем, надежды на атравматичный исход. — Столкновение с мусорным баком никому не добавляет обаятельности".

От локтей пиджака и правда попахивало, не критично, но ощутимо — пришлось отправить его в очередь на химчистку. В "Дыхании чистоты" госпожа да Манча уже считалась элитной клиенткой и имела максимальную, тридцатипятипроцентную скидку, но всё равно еженедельные визиты туда съедали значительную часть доходов, больше приходилось только на сломанные электроприборы и порванные колготки. По самым приблизительным прикидкам невезение стоило двух третей совокупных выплат за полгода, исчезни оно — и можно было бы позволить себе квартиру в одной из высоток у залива, навсегда распрощавшись с господином Физзелом.

"А синяки бы сошли наконец", — мрачно подумала Летиция, разглядывая собственную спину в затуманенном зеркале.

И — чуть не закричала, увидев за плечом знакомую фигуру в долгополых белых одеяниях.

— Ты!.. — Неимоверная внутренняя мощь ушла на то, чтобы погасить раздражение и подавить исконные женские рефлексы — комбо визг-разворот-пощёчина. — Ты, наверное, опять что-то сломал? Не переживай, я скоро вернусь и посмотрю, нет неисправимых вещей — есть дорогие запчасти. Только предупреждаю на будущее, во избежание эксцессов: у нас не принято врываться к людям, когда они не одеты, если только не слышны крики о помощи. Ладно, уравновешенная и спокойная я в нижнем белье, ничего криминального, считай, как на пляже, но вообще чья-нибудь неокрепшая психика могла бы понести невосполнимый ущерб, ну, и тебя бы затаскали по судам. Понимаешь?

Это была "облегчённая нопа", которая применялась не для дезориентации собеседника, а исключительно в благотворительных целях — чтоб обстановку разрядить. Но удар пришёлся в пустоту. Белый Лис проявил не больше эмоций, чем его расписанная костяная маска. Он вежливо дослушал, кивнул — и вдруг обнял Летицию под грудью, пристраивая подбородок на плече.

Сердце замерло, а потом забилось жарко, гулко, как эхо в колодце, как пламя в печи. Кровь бросилась в лицо, дыхание сбилось...

— Эй... Белый, ты...

Договорить не получилось — язык сделался вялым.

А с ответами Лис не спешил.

— Надо же, какие дела творятся, — произнёс он в конце концов. — Даже в купальне демоны не дают покоя тебе, о прекрасная... о прекраснейшая.

Летиция сглотнула, потом облизнула губы. Отражение настороженно глядело из затуманенной глубины зеркала — раскрасневшееся, с блестящими глазами, напряжённое.

— Не имею в виду ничего плохого, но если кто меня сейчас и беспокоит, так это ты.

— О, отрадно слышать, — усмехнулся Белый и, вместе с ней подавшись вперёд, стукнул тросточкой по крану. — Тики-шики, шики-тики, уходи, злой дух... — и отстранился, оглаживая прохладной ладонью живот. Летиция почувствовала, как напрягаются мышцы пресса. — У тебя нежная кожа, недева. Хотел бы я собрать с неё капли воды после купания... языком.

Сказал — и исчез.

Летиция села на корточки, обхватывая гудящую голову руками. В виски настойчиво билась мысль:

"Похоже, что сожрать — это он не в буквальном смысле".

И такая перспектива почему-то не пугала — а должна бы.

Когда мир, споткнувшись на ровном месте, летит в тартарары, а собственная крыша отбывает на зимовку в тёплые края, игнорируя время года, есть несколько способов отвлечься.

Первый вариант: запереться в квартире и впасть в панику. Удивительно, но факт: бестолковое метание в замкнутом пространстве настолько съедает ресурсы организма, что потом, когда минует острая стадия, можно даже и не вспомнить, с чего всё начиналось. А часть проблем, как известно, решается сама собой, стоит оставить их без внимания — примерно по тому же принципу, как грибы растут только вдалеке от любопытных взглядов.

Второй вариант: принять ударную дозу успокоительного — в зависимости от личных предпочтений, шоколад, ликёр, два сезона любимого сериала за одну ночь, свидание вслепую, новый цвет волос или "Пофуин форте" в капсулах — и засесть за разработку детального плана. План, вероятнее всего, уже на следующий день покажется полной ерундой, однако, как и в пункте первом, проблема в девяти случаях из десяти критически потеряет в весе или даже исчезнет.

Третий... Третий просто-напросто исключает лишние этапы и предполагает, что вы займётесь чем-то другим, не впадая в панику или прокрастинацию.

Конечно, Летиция выбрала последний вариант — провернуть первые два в присутствии Белого было бы довольно затруднительно.

"Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, — мысленно загадала она, глядя на равнодушную бело-красную маску. — Пусть день пройдёт без потерь, а к завтрашнему утру всё как-нибудь устроится".

Обломки таймера жалобно пискнули из мусорного ведра и заткнулись. Это показалось хорошим знаком. Впрочем, сейчас Летиция готова была принять за хорошую примету что угодно, начиная с явления кометы и заканчивая нашествием жуков-носорогов.

— Вот, — сказала она, открывая на планшете карту событий в городе. — Ты только посмотри, какие блестящие перспективы. День, можно сказать, едва начался. Мы можем пойти в парк аттракционов, на выставку современного искусства в Эль Галери, на цветение лилий в Воздушные Сады, в кино на премьеру "Громового удара Чонго" и, если успеем на площадь Свиданий до часа ночи, то Бэтс угостит нас лучшим кофе из всех, что я знаю. Что выбираешь?

Белый протяжно вздохнул, склонил голову к плечу, затем к другому, прошёлся вокруг стола.

— В Эль Галери продают чёрное мороженое с острым перцем. А в парке развлечений есть такой аттракцион, на котором мой последний парень струсил прокатиться... И предпоследний тоже. Воздушные Сады... Гм, в двух словах не опишешь, надо смотреть. "Громовой удар Чонго" — самый дурацкий фильм года, если видел его, считай, уже ничего не страшно, — попыталась Летиция облегчить муки выбора, но сделала только хуже.

— Решено! — хлопнул Белый в ладоши. — Мы посетим все эти великочудные места!

— За... замечательно, — скрепя сердце, отреагировала она. — Остаётся одна небольшая проблема, точнее, даже две: твоя одежда и, э-э, маска.

— А что с ними не так?

Выражение удивления было таким вежливым, таким деликатным и опасливым, что, исходи оно из уст кого-то из соучеников по Высшей Школе, Летиция ни на секунду не усомнилась бы, что над ней издеваются. К счастью, происхождение и манеры гостя оставляли пространство для манёвра — и для блаженного самообмана.

"Предположим, что он серьёзно".

— Ну, маски носят только на карнавалах, не говоря уже о том, что патрульные наверняка попросят у тебя документы — так, на всякий случай, ибо рожа, точнее, её отсутствие, наводит на подозрения. А что до твоих шмоток, то лично я в восторге, но, опять-таки, мужчины сейчас одеваются по-другому. Ты точно будешь в центре внимания, а я пока не готова к тому, чтобы нас фоткали на каждом углу.

— Ах, так ты беспокоишься о внимании черни, не разумеющей ничего в истинном изяществе! — понятливо закивал Белый. И приложил руку к груди, делая намёк на поклон: — Не бойся, о гроза моего рассудка: стоит мне пожелать, и никто не станет обращать на нас внимания. Пусть времена моего величия прошли, но и крохи волшебства могут утолить наши желания.

В переводе на человеческий язык это означало, что переодеваться и снимать маску он не станет — надо положиться на авось, гордо задрать нос и сделать вид, что всё идёт по плану. Даже если городской патруль будет придерживаться иного мнения.

— Прекрасно, — вздохнула Летиция. — Просто прекрасно. Но я всё-таки переоденусь, чтобы не искушать судьбу: одни колготки я сегодня уже порвала — пожалуй, хватит.

Через пять минут она в полном обмундировании — джинсы, чёрная рубашка, кроссовки и кожаный (на случай дождя) рюкзак — стояла на пороге.

— А как же твоё украшение для носа, о прекрасная?

Если бы Летиции не приходилось так часто по долгу службы общаться с косноязычными людьми, она бы ни за что не признала в "украшении для носа" очки. Но по её меркам эта метафора даже до среднего уровня сложности не дотягивала, обретаясь на нижнем вместе с "запасными фигулинами для хреновины, которая сливки взбивает, тёще надо" — венчиками. Там же, где обитала "такая фигня на трубочке, тут накручивается и здесь накручивается, но пошире, медненькая такая, ну, для воды под раковиной и там ещё гайка" — штуцер.

— Я их надеваю, когда хочу казаться серьёзнее, — объяснила Летиция, захлопывая дверь. Пискнул, срабатывая, электронный замок. — Ну, и чтобы создать дистанцию с собеседником. Для работы и околоделовых выходов — хорошая штука, но отдыхать предпочитаю без очков.

Белый, кажется, искренне заинтересовался:

— Почему же?

— Бьются, — коротко ответила она.

Смешок ей, конечно же, только померещился.

Первое испытание "великого волшебства" прошло вполне успешно. Ни рабочие у лифта — гора деталей на площадке выросла до воистину внушительных размеров, — ни надзирающий за ними Физзел не обратили ровным счётом никакого внимания на странно одетого мужчину, более того, никто из них даже не обернулся на звук шагов. Операция "такси" также завершилась без эксцессов: водитель, грузный усач, спокойно выслушал пожелания насчёт маршрута и покатил по улице, жалуясь на дорогой бензин, пробки и чудаков-клиентов. В ответных репликах он не нуждался, вполне удовлетворяясь редкими "угу" и "а-а".

— Шики-тики, тики-шики, — шептал Белый Лис, разглядывая в окно зеркальные небоскрёбы, светофоры на перекрёстках и рекламные экраны. — Сколько демонов, сколько демонов! Слетелись, словно бабочки на нектар.

Посматривая на него, такого смирного и послушного, Летиция непозволительно расслабилась. Без жертв и потерь прибыв в пункт назначения, она пересела на первое сиденье, чтоб расплатиться, отвлеклась — и едва не подскочила, когда трость замолотила по багажнику и окнам.

— Что-то не так, госпожа? — непонимающе моргнул водитель. — Клянусь моей бывшей женой, я со счётчиком не мудрю!

Он, похоже, ничего не замечал.

— Э-э... — Летиция, собрав волю в кулак, улыбнулась. — Всё в порядке. Подумала просто, что мы очень быстро доехали. Повезло!

Помятый багажник отъезжающей машины она проводила долгим сочувственным взглядом. Потом обернулась к Белому, как ей показалось, грозно, и спросила:

— И что опять? Демоны?

Механофоб в маске скромно скрестил руки на груди и опустил голову.

— Ай, нет, разве какой демон отважится приблизиться ко мне, грозному? Если только его науськает другой могучий колдун. Нет, просто сей возница кидал на тебя слишком пламенные взоры, а потому я счёл необходимым вразумить его.

Летиция только вздохнула:

— Как именно? Испортив его автомобиль?

Белый Лис приподнял руку, закрывая широким рукавом часть лица, словно кокетливая барышня на старинной восточной гравюре.

— Тщеславный мужчина лучше понимает язык отметин на стенах своей повозки, чем на собственной шкуре. Ибо шкура заживает в уединении и требует лишь терпения, а повозку чинят другие люди и просят за это денег.

— Ну, предположим, — согласилась она, поразмыслив. — А как он поймёт, что ему досталось именно за жаркие взгляды?

Он застыл.

— Ох, позор. Об этом я не подумал...

Выставку в Эль Галери Летиция выбрала по нескольким причинам. Во-первых, из-за самого здания: высокая розовая башня, опирающаяся на "крылья" боковых корпусов, сконструированных так, что они создавали иллюзию надетых друг на друга и полураскрытых веером куполов. Во-вторых, там действительно продавали чёрное мороженое с острым перцем — и не только: в буфете только отдел десертов насчитывал больше пятидесяти позиций, одна другой чуднее, например, чизкейк с маринованными оливками или сладкий лосось с творожными шариками. В-третьих...

В-третьих и в-главных, в восточном корпусе была особая экспозиция: "Механическое очарование". В шести залах разместилось больше двух сотен экспонатов, от старинных паровозов или прессов для вина до современных кухонных роботов, всё причудливо изукрашенное. Причём их не засунули за стекло под сигнализацией, нет — выставка была интерактивной. "Трогайте, лазайте, нюхайте — только не ломайте!" — жизнерадостно предупреждал плакат на входе, и Летиция дважды зачитала его вслух перед тем, как войти. В глубине души она надеялась если не отучить гостя из прошлого от технофобии, то хотя бы напугать как следует.

И просчиталась... Нет, приобрела больше, чем рассчитывала.

Белый Лис был в полном, непередаваемом восторге, словно ребёнок в стране чудес.

— Это что, творение человеческого разума? — восторженно вопрошал он, наворачивая круги рядом с машиной для скручивания сигар, одетой в плащ и цилиндр. В одной руке у Белого было то самое чёрное мороженое, а в другой — сэндвич с клубникой и брокколи. — Какая невообразимая дурь! — А это? — и он склонялся над вскрытым механическим пианино, любуясь разноцветными струнами и молоточками в виде крошечных зелёных гоблинов. — Прелестная нелепица! — и бросался к следующему экспонату.

Например, к хлебопечке в свадебном платье.

Или двигателю самолёта, обложенному алыми и жёлтыми цветами.

Или к двум манекенам-рыцарям, застывшим посреди тяжкого сражения на бензопилах...

О демонах он не упомянул ни разу, точно вообще о них забыл.

Но, как говорит народная мудрость, если всё идёт хорошо, то ожидай неприятностей от погоды, от налоговой и от детей. Небо пока оставалось голубым и безоблачным, а инспекторы если и присутствовали на выставке, то инкогнито, поэтому судьба с энтузиазмом ухватилась за третий вариант. Благо цветов жизни на выставку завезли на целую оранжерею — студенты-прогульщики, школьники на экскурсии, совсем ещё мелкие непоседы с хронически уставшими родителями... Выбирай по вкусу!

Летти совсем ненадолго упустила Белого из виду — наклонилась завязать шнурки, не более того. А уже через мгновение людской гомон в зале и что-то задорно-классическое на фоне, с флейтами и барабанами, перекрыл один-единственный звонкий девчачий голосок:

— Нянечка! Дяденька в платье меня испачкал! Ы-ы-ы!

"Ох ты ё-моё", — грустно подумала Летти. По её наблюдениям, если ребёнок говорил что-то неожиданно и громко, то в девяти случаях из десяти он делал это так, что понимали его совершенно превратно. Вот и сейчас, не успели отгреметь первые рулады заливистого рёва, как с трёх концов зала послышались свистки патрульных. В толпе образовалась прореха, практически идеальный круг, а в центре застыл Белый Лис, перед которым барахталась в истерике на полу девочка лет этак пяти. Её розовый комбинезон носил отчётливые следы чёрного перечного мороженого и чуть менее заметные — клубничного джема. Рослая накачанная женщина с короткой стрижкой, видимо, та самая нянька, протискивалась через глазеющих посетителей с криком: "Зоинька, заинька, не плачь!".

Судя по всему, древняя маскировочная магия не выдержала столкновения с одним гиперактивным ребёнком.

— Ох, как нехорошо получилось, — всплеснул руками Белый Лис, разглядывая то остатки мороженого, то раздавленный сэндвич. — О, дитя, разве тебе не говорили почтенные родители, что своеволие, капризы и непоседливость ведут к беде? Мне не говорили, и поглядите, где я оказался.

Патрульные засвистели вновь, близко, громко и напористо. Летиция с удвоенным усердием начала пробираться через толпу, используя все существующие в языке извинения. Удивлённых возгласов и шепотков становилось больше, гул нарастал; кто-то снимал происходящее на планшет, подняв его над головами зевак.

"Нам конец".

— Белый! — закричала она, застряв между дородной дамой в чёрном облегающем платье и широкоплечим мужчиной в офисном костюме. — Надо выбираться! Сделай что-нибудь!

И — пожалела об этом ровно через три секунды.

Белый Лис дважды стукнул тростью, возникшей из ниоткуда, по гулким каменным плитам пола, и произнёс негромко:

— Демоны, большие и малые, мерзкие и злокозненные, хвостатые, ушастые, голодные, пребывающие в свете и тьме — все, кто меня слышит! Ваш господин приказывает — пляшите и пойте!

...бардака, подобного этому, "Эль Галери" ещё не видела.

Механизмы, заполняющие три выставочных зала, испустили долгий натужный скрип, перекрывая прочие звуки — и медленно тронулись с постаментов. Посетители заметили это не сразу, но потом началась давка, крики, беготня... Мускулистая няня, словно крейсер, лавировала в человеческом море, посадив Зою-заиньку на плечи, патрульные то ли пытались навести порядок, то ли подавали свистками сигналы бедствия. А экспонаты! Кофеварка отплясывала с ракетным двигателем, завернувшись в кипу разноцветных лент, роботизированный манекен отбивал чечётку на крышке рояля, а с потолка пикировали, зловеще вереща, компьютерные мыши, мельницы для специй и механические куклы. Летицию толкнули в бок, отбросили на хлопающий капотом ретро-автомобиль, едва не затоптали — и, когда надежда спастись уже почти угасла, Белый возник из пустоты и протянул руки:

— Хватайся, о прекрасная!

Летиция уцепилась за него, как тонущий студент — за подсказку с задних рядов... и они полетели.

Вверх, вверх, вверх — прямо сквозь купол, издали такой красивый, воздушный, розовый, а вблизи — скучный, грязноватый, в облупившейся краске. Ноздреватый бетон они проскочили насквозь, как туман, и взмыли ещё выше, мимо трепещущих на ветру флагов, мимо дрожащих от напряжения флагштоков, вонзающихся в оглушительно свежий ветер.

"Мы как парашютисты в прыжке, только падаем вверх", — пронеслась мысль.

Пульс зачастил, ощущение невиданной свободы ударило в голову игристым вином — и Летти рассмеялась.

— Ты не боишься? — спросил вдруг Белый совершенно нормальным современным голосом, без обычных своих "О-о" или "Ах".

И — сжал её руки ещё крепче.

— Нет, — ответила она честно. — Это офигенно... Ой, смотри! — заметила она с высоты колесо обозрения, огромное, красно-золотое. — Видишь вон ту штуковину? Там парк аттракционов!

Хватка Белого не то чтобы стала сильнее, но у него явно прорезались коготки.

— О-о, — протянул он задумчиво. Узор на лисьей маске вроде бы и не поменялся, но сейчас она совершенно точно лыбилась самым язвительным образом. — То место, где твой возлюбленный не сумел проявить свою доблесть, и ты в гневе отринула его?

До проезжей части под ними было метров семьдесят захватывающего полёта. Летиция покосилась вниз и решила, что с человеком, который в буквальном смысле держит тебя над бездной, следует проявлять больше искренности.

— Вообще-то последний сам меня бросил. Я рассказала ему, как сдрейфил предпоследний, ну, в общем, взяла на слабо. Мы всё-таки прокатились на "Смертоносной вагонетке", его стошнило на мои ботинки, и после этого он не звонил.

— Людям свойственно охладевать к тем, кто был свидетелем их слабости, — сочувственно ответил Белый. Ветер усилился, явно снося их в сторону парка аттракционов. — Однажды я прогуливался вечером с девой, прекрасной как цветок лотоса в свете луны, когда внезапно путь нам преградил разбойник. Я со всей деликатностью попросил его отступить и даже сложил об этом возвышенные строки, однако он не внял.

Обогнув в полёте офисную высотку — долговязый очкарик за окном проводил их долгим взглядом, наливая кофе мимо чашки, — они вышли на финишную прямую. До парка было уже рукой подать.

— Строки... Под этой дивною луною ступай, о путник, стороною, а то финал сего стиха твои украсят потроха? — рассеянно откликнулась Летиция, наблюдая за тем, как внизу переругиваются клаксонами застрявшие в пробке водители.

— Ты воистину догадлива, о прекрасная, а вкус твой изыскан! — обрадовался Белый. — Примерно так всё и было. Когда даже благородство поэзии не тронуло чёрствое сердце разбойника, я понял, что слова тут излишни, и оторвал ему голову. Увы, глубокая печаль из-за несовершенства сего мира омрачила мне зрение, и я сделал это небрежно: голова откатилась к ногам прекрасной девы.

Повисла трагическая пауза.

Они пролетели над оживлённым перекрёстком и спланировали на площадь.

— И что произошло дальше? — спросила Летиция. — Ну, с девой, прекрасной как лотос в лунном свете?

— Лотос увял, — коротко ответил Белый.

Внутреннее чувство ритма подсказало, что лучше бы сменить тему.

— Соболезную, — от души произнесла Летти, оглядываясь в поисках предмета для нового разговора. И тут же нашла его: — О, ты только посмотри, какая очередь за билетами! Мы так полдня простоим!

— За билетами? — полюбопытствовал Белый, отвлекаясь от травмирующих воспоминаний.

Летиция объяснила. Он выслушал и склонил голову к плечу:

— А внутри сего парка кто-то проявляет интерес к билетам, дабы выявить проникших беззаконно?

— Обычно нет... А! Так ты предлагаешь сэкономить и проскочить мимо билетёров?

— Ведь ты сама говорила, о благоразумная, что люди вашего варварского века не способны оценить безупречную красоту моего облика, — скромно ответил он. — А если меня всё равно не видно, то есть ли смысл в билетах? Полагаю, что нет.

— И правильно полагаешь, — азартно откликнулась Летиция, хватая его за руку. — А меня за компанию проведёшь?

— Поступить иначе было бы крайне невежливо и недостойно.

В голове начала зреть идея.

— А если на аттракционы будут очереди, то мы сможем незаметно проскользнуть мимо них?

Белый Лис наклонился и щёлкнул её по носу:

— Пребывая в игривом расположении духа, я порою входил в самый богатый дом в деревне, присоединялся к трапезе, ночь проводил на ложе хозяйки, а меня никто не замечал. Хотя вино и ласку я получал в достатке.

— Ух! — восхитилась Летиция, заткнув внутреннюю зануду, которая гундела, что Лис поступал нехорошо. — Парк развлечений без билетов и очередей — это мечта! Так чего мы ждём?

— Мы отправляемся немедленно, о неде... — лукаво откликнулся он, но внезапно умолк на полуслове и точно в воздух вмёрз.

Летиция проследила за его взглядом.

На другой стороне от площади, через дорогу, невысокий сутулый мужчина тащил на поводке остроносую собачку мелкой породы — волоком, на поводке. Она упиралась всеми четырьмя лапами и, кажется, скулила, но из-за расстояния ни звука не долетало.

— Ты чего? Раздумал?

Динамики на площади транслировали что-то цирковое, маршевое, бездумное; пожилая женщина в белом деловом костюме рассыпала из гигантского бумажного пакета семечки горстями, и голуби слетались к ней со всех сторон; уличный мим на велосипеде без руля колесил перед кучкой случайных зрителей... Солнце лилось сверху, жаркое, вездесущее, ослепляющее, и в жилах ещё бродили отголоски адреналина после полёта над городом. Белый отчего-то тянул с ответом, точно стоял на пороге дома, где кипела вечеринка, и никак не мог шагнуть ни туда, ни сюда. И тогда Летиция крепко-крепко ухватила его за руки — и закружила.

Он был выше, сильнее и тяжелее, сдвинуть его с места оказалось непростой задачей. Но попробуй-ка, постой столбом, когда вокруг тебя скачет — ну, пытается скакать — кто-то упрямый, как заедающий замок, и жизнерадостный, как будильник. Быстрее, быстрее — они закружились, пока площадь не начала раскачиваться у Летиции под ногами, а брусчатка не прыгнула навстречу.

— Эй, поберегись!

Испуганные голуби взвились в небо — шумная, беспорядочная стая.

Летти упала на одно колено, тяжело дыша. Белый выждал несколько секунд, а затем помог ей подняться.

— Зачем, о прекрасная? — Голос звучал мягко и как-то... по-настоящему. Так странно и реально одновременно, как если бы получилось разглядеть в прорезях лисьей маски глаза.

"Интересно, а как он выглядит под всеми своими тряпками?"

При мысли об этом накатил жар. К счастью, румянец можно было списать на незапланированные физические нагрузки.

— Просто так, — пожала плечами Летиция и, улыбаясь, потянулась к нему — сперва огладив шею сзади, а затем выше, запуская пальцы в чёрные волосы. Маска держалась на верёвочках; это оказалось полной неожиданностью. — Ты слишком много думаешь. Слушай, мы, конечно, внезапно свалились друг на друга, и у каждого за спиной своя сложная и муторная история, психологические травмы, потери и обретения. Первый шок миновал, пришло время строить коварные планы и всё такое... Но, знаешь, иногда надо просто отдыхать. Немного отпускать себя на волю, понимаешь?

— Боюсь, о прелестная, если я отпущу себя на волю... — начал он насмешливо, и Летти мстительно ущипнула его за ухо.

Судя по сдавленному вздоху, точка была очень даже чувствительная.

— Когда у тебя перебор пафоса в жизни, то и проблемы тоже становятся пафосными. Нужно добавить немного ерунды, и они превратятся... в какие?

— В ерундовые? — опасливо уточнил Белый, не предпринимая, впрочем, попыток отстраниться.

— Бинго! — просияла Летиция. — А потому сейчас мы идём развлекаться. Если уж выбирать жанр своей жизни, то пусть это будет комедия. Или приключения на худой конец.

Если что и прививали занятия мастерством Складных Речей, так это чувство уместности. Преподаватели называли его "обострённой интуицией", но Летти считала, скорее, чем-то вроде хорошего вкуса, умения балансировать в рамках безупречного стиля. Она не раз замечала, что если какие-то слова идеально подходят к моменту и к обстановке, мир услужливо подшлифует все выпирающие углы и несуразности, дабы не нарушать гармонию.

Так и сейчас — возникшее было напряжение улетучилось. А Белый без видимых усилий подхватил её на руки, прижал к себе и, разбежавшись, легко перемахнул через белую колоннаду, через турникеты и билетёров, приземляясь уже внутри парка, и осторожно отпустил Летицию. Переждав головокружение от прыжка, она подбежала к информационному стенду и разжилась картой, пестрившей указателями и смешными мини-комиксами.

— Куда направимся сначала? Можно начать с чего-то попроще, например, с колеса обозрения. Хотя тебе, наверное, после полётов над городом... Оу! — удивлённо воскликнула она, обернувшись.

Белый Лис, как заворожённый, пялился на обыкновенную детскую карусель.

— Люди катаются в огромных чайных чашках, в пирожных и фруктах, — слабо выдохнул он. — И верхом на гигантских мышах. Кому вообще в голову пришло такое? В каком пьяном сне можно вообразить подобное?..

Летиция сощурилась, потом заглянула в карту и просияла:

— А, всё просто. Пару лет назад вышел мультик, ужасно популярный, назывался вроде бы "Рикки, Нина и марципан". Ну, про детей, которые съели уменьшающие конфеты и оказались запертыми в праздничную ночь внутри витрины кондитерского магазина. В общем, довольно весело получилось, и заглавная песня взорвала радиоэфир... Не в буквальном смысле, конечно, я имею в виду, что многим она очень понравилась, — поправилась Летти на всякий случай.

— Мультик, — задумчиво протянул Белый, точно слово на вкус пробуя. — Ты упоминала, о предусмотрительная, что мы сегодня тоже станем что-то смотреть. Тоже мультик?

— Нет, боевик, — засмеялась она, представив фантастическое появление двух фриков в зале посреди детского сеанса. — Хотя если задуматься, то не так уж сильно мультики отличаются от фильмов для взрослых. В "Рикки и Нине", например, герои тоже сражаются — с огромными мышами, с кукольной мафией, даже с Призрачным Вором. Ну, а карусель сделали для тех, кто хочет снова погрузиться в атмосферу истории, так сказать, продлить эффект. Хочешь прокатиться?

Вместо ответа Белый подхватил её под локоть — и потащил к карусели. Окончания сеанса он дожидаться не стал, высмотрел пустую чашку, ярко-малиновую с золотыми узорами, и заскочил в неё на ходу.

Естественно, вместе с Летицией.

В кресло, рассчитанное на хрупкие детские кости, она втиснулась с некоторым трудом. Белый в соседнее не поместился и устроился прямо на истоптанном полу, нисколько не смущаясь своего положения. Внутри чашки пахло старой пластмассой, пылью и чем-то кислым; золотистая краска узоров изрядно облупилась, а под кромкой бортика уместилась окаменелая коллекция прилепленных жвачек. На дверце было тщательно выцарапано "школа зло", в одно слово, точно какое-то наречие образа действия: скучно, облезло, школазло... На другой стороне карусели хныкал ребёнок и просился к бабушке.

"Может, куда-нибудь ещё сходим?" — хотела спросить Летти и прикусила язык.

В соседнем домике-пирожном, полминуты назад совершенно пустом, кто-то явно шевелился, точнее, плавно колебался, словно в ускоренном темпе поднималось тесто на дрожжах. Заполнив всю кабинку, тёмная призрачная масса застыла, заблестела, как карамель, покрылась сеткой трещин...

...и с хрустом разлетелась, выпуская на волю мышей размером где-то по колено взрослому человеку и полупрозрачных безглазых девочек в красивых платьях, видимо, "кукол". А чашки разом забурлили, задымили, наполняясь зеленовато-коричневым чаем, иллюзорным, конечно, однако тёплым и щекочущим по-настоящему.

Крики грянули со всех сторон разом.

— Ой! — Летиция не выдержала и вскочила на ноги, чуть не перевалившись через бортик. — Это ты? Зачем?

Одна мышь взвилась в изысканном пируэте и врезалась ей в грудь, от удара распадаясь клочьями тумана; было похоже на удар воздушным шариком, только пушистым и пищащим.

— Как же — "зачем"? — откликнулся Белый с деланным удивлением. — Разве люди не садятся в эту твою карусель, дабы предаться сладостным воспоминаниям? Я всего лишь немного помог.

— Ага, и перепугал несчастных детишек!

Белый с каким-то аномальным кошачьим удобством расположился в чашке, спиной опираясь на один край, а ноги закинув на другой; лисья маска носила выражение крайнего смирения.

— Дети, о прекрасная, не боятся чудес, потому что не думают о смерти. Если бы я... То есть если бы великий демон явился перед ними во всём блеске своей силы, то его б тут же оттаскали за хвост и подёргали за усы.

При всей сомнительности утверждения, он оказался прав. Дети визжали, конечно, но не плакал почти никто; один мальчик с азартом отстреливался от мышей из водяного пистолета, две девчонки по соседству с восторгом плескались в иллюзорном чае, а какой-то карапуз сосредоточенно жевал кукольную ногу — словом, всяк развлекался, как мог.

Чего нельзя было сказать о бедных родителях — вот кто впал в панику.

— Всё-таки дети — это нечто, — вздохнула Летиция.

— Тебе ли удивляться, о драгоценная...

— Чего-чего? — И тут карусель остановилась: работник опустил рычаг. — Линяем? То есть бежим?

И они спешно ретировались — под хлопки сдувающихся мышей, детские вопли и негодующие трели-пересвисты патрульных.

Чтобы немного передохнуть от чудес, Летиция коварно купила две сладкие ваты и одну предложила Белому, втайне надеясь, что он наконец-то снимет маску. Тщетно! Угощение он оценил и похвалил, перепачкался страшно, однако загадочную лисью морду лишь сдвинул вбок, держась таким образом, чтобы лица его не было видно. Потом они прогулялись по центральной аллее — изумлённые посетители получили редкий шанс увидеть, как в пляс пускаются огромные муляжи самых популярных героев, которые прежде неподвижно стояли по обеим сторонам от мостовой.

На "Смертельные вагонетки" Летиция вела Белого с опаской и даже заранее взяла с него слово не чудить и не колдовать.

— Аттракцион и так жутковатый, знаешь ли, многим становится плохо, — предупредила она. — Ну, и вообще-то люди сюда пришли развлекаться, зачем портить им отдых?

— Я тоже пришёл сюда развлекаться, — проникновенно ответил Белый. — Считаешь, о жестокая, что лучше испортить отдых мне?

Летти пораскинула мозгами и зашла с другой стороны.

— Ну, вот, например, кофе. Со сливками — замечательно идёт, со специями, с сиропами, ликёрами — ещё лучше. Карамельный соус на шапке из взбитых сливок с шоколадной крошкой — вообще роскошь... Но чтоб оценить вкус, собственно, кофе, надо хоть разок попробовать без всего.

Белый Лис усмехнулся.

— О, что ж, отведаем же твоих "Смертельных вагонеток" без моих приправ. Но тогда и с тебя слово, о прекрасная: однажды ты примешь что-нибудь и от меня, не пытаясь перебить вкус ничем посторонним.

— По рукам!

Предложенная сделка явно больше напоминала аккуратно расставленную западню.

"Поинтересоваться, что ли, была ли это высокая поэтическая метафора или скабрезная острота? — размышляла Летиция. — Или не будить лихо?"

Интуиция молчала; возможно, это значило, что Белый сам пока не определился, что, собственно, имеет в виду, и оставил себе пространство для маневров.

Так или иначе, но на "Смертельных вагонетках" он вёл себя смирно, даже, пожалуй, слишком, а за поручень цеплялся так, что оставил вмятины. А когда состав вскарабкался на высшую точку и натужно заскрипел, точно вот-вот готов был свалиться, из-под маски донеслось что-то подозрительно похожее на ругательство.

"Ну-ну, тут тебе не спокойный, контролируемый волшебный полёт — подумала Летти с лёгким злорадством. Видеть спутника слегка напуганным было даже приятно. — А непредсказуемое творение человеческих рук, что гораздо страшнее".

— И ты получаешь от сего демонического механизма удовольствие, о... о... — спросил Белый кротко, очутившись на твёрдой почве. Подобающее случаю обращение он подобрать не сумел.

— Ну да!

— Воистину страшная женщина...

Летиция ощутила нечто вроде гордости за саму себя и в порыве хорошего настроения купила им по мороженому. Правда, после "Смертельных вагонеток" Белый смотрел на угощение без былого энтузиазма, и она решила следующим пунктом программы выбрать что-нибудь расслабляющее. Обзорная экскурсия по парку на музыкальном паровозе также обошлась без эксцессов, за что следовало бы поблагодарить очаровательную блондинку-гида, прочитавшую на редкость бессмысленную лекцию об аттракционах.

— Тебе нравятся женщины со светлыми волосами? — спросила Летти в шутку, накручивая каштановый локон на палец.

Белый обернулся к ней через плечо и замер. В ярком солнечном свете, посреди аляповатых декораций, он как никогда походил на призрак.

По спине пробежали мурашки, как на приёме у очень-очень красивого портного, который вроде как считается по умолчанию бесполым, но смотрит слишком внимательно и, снимая мерки, касается прохладными пальцами слишком легко.

— А ты, о прекрасная? Какие мужчины услаждают твой взор?

В горле разом пересохло.

— Услаждают? Конечно, нарисованные — пропорции идеальные, а проблем в перспективе никаких! — на рефлексах отшутилась Летиция и завертела головой, лихорадочно разыскивая повод сменить тему. — О, кстати о романтических предпочтениях. Ты знаешь, что общего между "Сплавом в гондоле по Туннелю Поцелуев" и "Домом бесконечного ужаса"?

— О, совершенно не представляю. Просвети же меня, — любезно предложил Белый, скрещивая руки на груди.

— В туннель идут парочки, которые уже определились со своими чувствами, а в дом ужаса — те, которые нет, — пояснила Летти довольно. В конце концов, за это наблюдение, подкреплённое логическими выводами в эссе, она получила в Высшей Школе свою первую награду на конкурсе. — Потому что в первом случае тискаются и целуются по взаимному согласию, а во втором... Ну, если изобразить испуг и в порыве чувств броситься спутнику на шею, то вроде как вы пообнимались, конечно, но — не считается... Э-э? Куда ты меня тащишь?

— Как — куда? — последовал исполненный достоинства ответ. — Разумеется, в "Дом бесконечного ужаса"!

— Ты хоть понимаешь, что сейчас косвенно признался мне в сердечной симпатии? — прыснула Летиция, увернувшись поочерёдно от тележки мороженщика и работника в костюме Зайчихи Марбл с кипой листовок.

Белый проигнорировал провокационный вопрос с изяществом, выдающим многолетний опыт в уклонении от неприятных тем, и поинтересовался:

— Ты бывала здесь прежде, о прекрасная?

— Да как-то не складывалось, — дёрнула она плечом.

— О, так ты имела исключительное счастье не сомневаться в своих чувствах и чувствах твоего спутника?

— Я имела счастье не сомневаться в отсутствии серьёзных чувств. Так что проверять, в общем-то, было нечего... Ну, за исключением тех случаев, когда я не была уверена, стоит ли суровый профиль или натуральный блонд волнительной перспективы слушать весь вечер сагу о подвигах в спортзале. Но тогда я прибегала к "Смертельным вагонеткам". Безотказный способ, знаешь ли.

— Любопытно.

Что именно его заинтересовало, Белый не пояснил. Да и на какое-то время стало не до разговоров — впереди показался хвост длиннющей очереди на аттракцион, а затем, собственно, и сам "Дом бесконечного ужаса" — фантасмагорическая чёрно-зелёная громадина, комбинация из слепленных между собою башенок, похожих на оплывшие свечи, неровных стен и кишок-переходов. Внутрь пускали только посетителей старше пятнадцати лет, якобы потому что жуткие кровавые инсталляции и проекции могли шокировать аудиторию помладше. Но удостоверение личности при входе никто не спрашивал, а большая часть очереди явно перекочевала в парк прямо со школьной скамьи.

Запретный плод сладок.

— Эй! А вы куда? Если хотите войти, вернитесь к стартовой линии!

Тембр был так похож на пронзительное сопрано старшей преподавательницы по риторике, которая не терпела опозданий, что Летиция невольно втянула голову в плечи. Белый тоже остановился.

На них почти в упор, с расстояния в полтора шага, пялилась сотрудница, следившая за порядком на аттракционе. Высокая дама с копной мелких-мелких пережжённых кудряшек, узколицая, сухая, строгая, она чем-то неуловимо напоминала надзирательницу в женской тюрьме.

И она явно видела.

— Ах, какая незадача, — промолвил Белый Лис с незнакомыми интонациями, ломкими, острыми, ледяными; казалось, что вот-вот расступятся края пореза на щеке, и выступит кровь. — Ну, что ж, иногда такие встречаются — один видящий на десять тысяч слепцов. Тебе не рассказывали, что иногда лучше отвернуться?

В руке у него неведомо откуда появилась тросточка — слишком короткая и тонкая, чтоб опираться, но её определённо было достаточно, чтобы разломать металлический лифт в многоэтажном доме. Летиция посмотрела на надзирательницу, на Белого, перевела дыхание...

...и сама не поняла, как умудрилась перехватить уже занесённую руку.

— Не надо, — сказала Летти очень-очень серьёзно. — Ты ведь ещё стихи не попробовал.

Лис не шевелился, наверное, целую секунду, явно пытаясь сообразить, причём тут поэзия. А потом рассмеялся:

— Будь по-твоему, о великодушная. В конце концов, всегда есть по меньшей мере два способа получить желаемое. Или избегнуть нежелательного.

И — стукнул тросточкой по мостовой.

Они тут же оказались внутри Дома Ужаса. А кудрявая надзирательница осталась снаружи — возможно, недоумевающая или рассерженная, зато невредимая.

Летиция привстала на цыпочки, опираясь Белому на плечи, и поцеловала его в шею; хотела просто губами прикоснуться, но увлеклась... увлеклась ещё... и, когда отстранилась, на коже краснело отчётливое пятно.

— Вообще из благодарности или по дружбе полагается легко чмокнуть в щёку. Но ты сам виноват — закрылся и сбил меня с пути истинного, — покаянно вздохнула она, глядя исподлобья.

— Не то чтобы я был сильно этим опечален, — задумчиво пробормотал Белый, прижав ладонь к шее.

Искусственные свечи таинственно мерцали, озаряя зеленоватым светом нейлоновую паутину, готичную чёрную мебель и набор склянок с надписью "яд" на трюмо. В глубине аттракциона, за перегородками, кто-то завывал и вздыхал. Сердце застучало громче, чаще, голову повело... Романтический момент испортила истошно заоравшая и вмиг поседевшая картина.

Летти отпрыгнула в сторону, едва не снеся декорации. Белый Лис одним ударом трости расколотил выпавший из шкафа скелет и огорчённо развёл руками:

— А ведь там даже завалящего демона не было — о, постыдная слабость! Механическая игрушка?

— Угу, а ещё экраны и лазерные проекции, — откликнулась Летиция, потрогав седеющий портрет. — Ух ты, как настоящий! Пойдём дальше?

Ей всегда хотелось поближе рассмотреть элементы аттракционов, узнать, как всё устроено, однако она раньше не рисковала выбираться за пределы маршрута, отмеченного светящимися линиями на полу. Но теперь не мешали ни формальные запреты, ни камеры наблюдения, ни замаскированные сотрудники в залах — на парочку странно ведущих себя посетителей никто не обращал ровным счётом никакого внимания. Можно было, например, заглянуть в чулан, где гнездилось привидение, и убедиться, что саван сделан из тонкой светящейся ткани. Или перегнуться через бортик и зачерпнуть из аквариума горсть резиновых глаз. Или забраться в ведьмину каморку — выяснилось, что у страшной-страшной куклы в "окошке" нижняя половина попросту отсутствовала. Или...

Белый не отставал — везде совался, всё ощупывал, исправно шарахался от муляжей, всплёскивал руками, охал, ненавязчиво обнимал, скользя ладонями то по талии, то по бедру. Это было весело, бездумно; временами накатывало ощущение вседозволенности — то ли из-за полумрака, то ли из-за поцелуя в самом начале.

"А нам ведь ночевать вместе, — думала Летиция. — Интересно, дойдёт до чего-нибудь серьёзного? Вообще мы знакомы меньше суток... И это были самые удачные мои сутки за последние лет пять".

За очередной поворот она завернула первой. И — застыла, как в стену врезалась.

В петле, тянущейся с потолка, покачивался труп.

В глазах потемнело.

...нет, никакой не труп, конечно, очередная роботизированная кукла, уже начинающая медленно тянуть руки и поднимать веки. Но Летиция пыталась вдохнуть — и никак не могла; перед глазами стояла другая комната, солнечная, светлая, с взмывающими вверх пылинками, с покосившимся карнизом над окном...

— Драгоценная? — осторожно спросил Белый, кончиками пальцев невесомо касаясь её плеча.

Обнимать не стал, как почувствовал что-то.

"Глупо было бы думать, что дом ужасов обойдётся без повешенного".

— Мне надо на воздух, — сказала Летиция, пытаясь выдавить из себя улыбку, любую, хоть даже страшненькую. — Всё в порядке, я не собираюсь играть по чужим правилам... по чужим правилам... — она резко выдохнула и шлёпнула себя по щекам. — Так. Здесь душно, правда, может, выйдем? И я хочу матери позвонить. Ничего?

Он молча взял её под локоть и повёл наружу — прямо сквозь стены, декорации, механизмы и муляжи. Заняло это не более минуты. Снаружи Летти достала телефон и набрала мамин номер; ответили не сразу.

— Давненько ты не звонила, солнышко.

— Ну, работа, всё такое! — с деланной живостью отозвалась Летиция. — Как вы там? Съездили на побережье, как собирались?

В течение следующей четверти часа на неё вывалили, как обычно, гору бессвязной информации — о повышении у отчима; о том, что младший из братьев готовится к поступлению в Высшую Школу и хочет пойти по её, Летиции, стопам; об ошеломляющих тропических ливнях на Южном море; о том, что во двор забрела чёрная собака, и на семейном совете постановили удочерить её и назвать Паркой...

Постепенно от сердца отлегло.

Коротко попрощавшись и пообещав звонить чаще, Летти обернулась к Белому, который всё это время терпеливо ждал в стороне, ковыряя информационный стенд. К тому времени от стенда, честно говоря, осталось не так уж много — собственно, только каркас.

— В парке, конечно, весело, но тут один недостаток: слишком много народу, — улыбнулась она бодро. — И ещё тут отвратительно кормят. Как насчёт того чтоб прогуляться до Воздушных Садов? Во-первых, там сейчас в разгаре сезон цветения лилий. Во-вторых, в конце бамбуковой аллеи есть кафе с традиционной кухней, где готовят просто потрясающе, только там бы и питалась, если б не Дора. Дора, как понимаешь, это святое.

— Ты умеешь сделать соблазны неотразимыми, о прекрасная, — степенно ответил Белый. — Что ж, веди. Мы снова поедем в ужасной механической повозке, начинённой демонами?

— На такси? Да, пешком тут далековато...

Так, болтая, они покинули парк аттракционов. Инцидент в доме ужасов по взаимному — безмолвному — соглашению решили замять, но Летиция понимала, что рано или поздно объясниться придётся.

"Всё потом, — думала она, вызывая такси. — Сначала — цветы и обед... или ужин? Нам определённо нужна пауза, передышка. А то уже глаза разъезжаются..."

Чешуйчатое глазастое существо размером с кошку, притаившееся у мусорного бака, ей определённо померещилось.

Если что и роднило Летти с городом, куда она переехала больше десяти лет назад, так это сложные отношения с везением, логикой и в целом с родом человеческим. Сити начали строить всего два века назад, но взялись за дело с размахом — лихо и разухабисто. Начать хотя бы с того, что холмистая местность, изрезанная бесчисленными глубокими оврагами и бурными речушками, долгое время вообще считалась непригодной для возведения чего-либо, кроме охотничьих времянок или рыбачьих навесов.

"Да ну, ерунда какая-то, — сказали первопроходцы. — Законы градостроительства — для слабаков".

Исходя из этого, собственно, они и продолжили действовать.

Невозможно проложить прямые дороги? А давайте тогда пророем холмы насквозь, под землёй оно даже лучше — солнышко не припекает, дождик не донимает.

Речки мешают? Так мостов наделаем всяких, покрасивее, от туристов отбоя не будет!

Нельзя строить здания выше четырёх этажей и заводы? Ну так давайте натыкаем по округе пока то, что можно, а там авось научный прогресс шарахнет...

И ведь шарахнул же!

Казалось, что само существование Сити бросает вызов учёным, архитекторам и инженерам. Сколько диссертаций было защищено, сколько консерваторских судеб разрушено — не перечесть! Город рос, словно какой-то безбашенный монстр, набивая пещеру сокровищами: чуть дальше на север, где холмы переходили в такие вполне себе полноценные горы, обнаружили и железо, и уголь, а на равнинах стали добывать известняк и доломит. Разбогатев на добыче и переработке, Сити получил в глазах человеческих ещё большую притягательность, почти гипнотическую. Если здесь что-то делали, то оно было либо самым-самым, либо вопреки.

Самая первая телебашня.

Самый большой театр.

Небоскрёб, возведённый по особой технологии там, где этого ещё никто и никогда не делал...

Апофеозом стали Воздушные Сады.

"Часть территории вы освоили, конечно. Вон, даже до залива добрались, — брякнул однажды некто высокопоставленный и скептически настроенный. — Но вот этот дикий-дикий участок с перепадами высоты в четыреста метров вам вечно глаза мозолить будет".

"Да вы что? — флегматично отозвался мэр, правнук тех самых первопроходцев. — А по-моему, вам".

И набрал пару номеров, созывая потомков гениальных безумцев, которые положили начало Сити. А через тридцать лет на пустыре, где глубокие каменистые расщелины прежде соседствовали с островерхими возвышенностями, раскинулся парк. Девяносто видов только деревьев, каналы, водопады, ручьи, застеклённые оранжереи... Изломанность рельефа на руку сыграла — здесь было теперь на редкость живописно, а необходимость передвигаться в основном на фуникулёрах и по подвесным дорогам лишь добавляла романтики. Воздушные Сады хорошо пропиарили в местной и иностранной прессе, обозвав "невиданным чудом света".

Неназванный высокопоставленный чиновник, говорят, то ли удавился от зависти, то ли съел собственный галстук.

Мэр наконец-то ушёл на пенсию, овеянный славой.

— ...ну, а мы получили самое чудесное место для отдыха, какое можно вообразить, — закончила Летиция длинный рассказ. — И хорошие поступления в бюджет, спасибо туризму. Эй, ты слушаешь?

— А? — рассеянно откликнулся Белый. И честно добавил: — Нет.

Летти проследила за направлением его взгляда и улыбнулась:

— Это глицинии, — повела она рукой, указывая на деревья с широкими сплющенными кронами, словно бы сплошняком увешанные пушистыми гирляндами — лиловыми, розовыми, белыми. — Они уже отцветают, жаль, мы самый пик не застали.

— Я знаю, — мягко ответил он. — В императорских садах, недалеко от того места, где я родился, тоже росли... Впрочем, не имеет значения. Пройдём же в парк. О, счастливая, счастливая моя доля, дважды отмерено мне удовольствие!

— Почему это? — заинтересовалась Летиция, направляясь к кассам. В отличие от парка аттракционов, очередей здесь особенных не было.

— Буду любоваться и цветами, и тобой, о прекрасная.

— Жаль, не могу вернуть тебе комплимент, — покаянно вздохнула она. Белый споткнулся и, удерживая равновесие, замахал руками самым неизысканным образом. — Тебя ведь, собственно, и не видно. Что не под хламидой, то под маской... То есть я хотела сказать "под роскошными одеждами, что ниспадают складками до земли".

Не успела Летти договорить, как он исчез. В горле сразу пересохло; за весёлыми приключениями и перепалками как-то совершенно позабылся первый момент страха и это совершенно серьёзное "я тебя съем". Но стоило Белому Лису скрыться, а значит, перевести её из разряда "своих", посвящённых, в категорию случайных прохожих — сразу всё прекрасно вспомнилось.

Здесь, рядом с Воздушными Садами, даже в ясные, жаркие дни на границе между поздней весной и началом лета, царила прохлада. Вход в парк располагался в низине, подъездная дорога долго-долго петляла между заросшими холмами; кое-где в глубине живописных чащоб виднелись особняки, большей частью сделанные "под континентальную старину", но довольно новые: когда Сады только открылись, многие проницательные дельцы закупили себе участки по дешёвке. С тех пор цена на окрестные земли только росла, дома и участки переходили из рук в руки, оставаясь просто предметом инвестиций: мало кто из приобретателей решался обосноваться тут надолго и таким образом упустить выгоду.

Истошно орали птицы; из касс, в которые упиралась мощёная булыжником мостовая, доносилась негромкая бодрая музыка; на автостоянке поодаль кто-то курил крепкие дешёвые сигареты, и смешивался с мощным, сладким и чуть затхловатым ароматом отцветающих глициний.

— Эй... — Летиция сглотнула. Потом взяла себя в руки и придурковато улыбнулась: — Эй, если ты прячешься, потому что хочешь сэкономить на билетах, то с радостью сообщаю, что Воздушные Сады — одно из немногих мест в Сити, где твой вид будет вполне гармонировать с окружающей обстановкой.

Совсем рядом послышался смешок. Летти обернулась — и никого не увидела.

— Я не беспокоюсь об этом, о прекрасная. Что до моих одежд... Есть время для тайн — и время, чтоб обнажить истину.

На плечи ей легли две ладони; сильные тонкие пальцы оканчивались не ногтями, а когтями — прозрачными, красивыми, аккуратно подпиленными, но слишком уж хищными.

— А сейчас — время стать невидимкой и напугать бедную беспомощную недеву? — со вздохом поинтересовалась Летиция, с трудом подавляя порыв дотронуться до злосчастных когтей.

Белый рассмеялся — и проявился, легко спрыгивая на брусчатку. Рука его соскользнула вниз, до талии.

— Ах, разумеется, нет. Прости меня, о остроязыкая: я задумался и затерялся между миром людей и духов.

Летиция, уловив момент, потащила Белого к кассам.

— Действительно, с каждым бывает. Я один раз села на автобус до Ремини, а приехала в Риццу. Тоже задумалась... Здравствуйте, нам два билета за полную стоимость, пожалуйста, — заглянула она в окошко.

Пока седоватый кассир, судя по многочисленным плакатам на стенах — поклонник тяжёлой музыки, маленьких белых собачек и раритетных паровозов, неторопливо распечатывал билеты и проводил оплату по терминалу, Белый с интересом осматривался. Из ворот как раз вывалилась занятная компания, трое парней и две девушки. Судя по странной одежде — у кого мешковатые пёстрые штаны и драные майки, у кого рубища, перепачканные красками — и по ожесточённым спорам о том, чья школа сильнее, Макгрегора или Ли Дацуо, это были молодые художники, скорее всего, из выпускного класса Академии изящных искусств.

— Склоняюсь перед твоей мудростью, о наблюдательная, — произнёс Белый, провожая их взглядом. — Похоже, здесь мой облик действительно не вызовет вопросов.

Летиция сграбастала в окошке билеты и подхватила его под локоть, утягивая к входу.

— Ты что, какие вопросы! Сюда частенько приезжают фотографироваться. Невесты в платьях и в откровенном белье, исторические реконструкторы, косплееры, молодые дизайнеры — кого только местный персонал не видел! Живописцы сюда приходят за вдохновением, чтецы проводят выездные выступления, туристы лишаются чувств от переизбытка прекрасного — словом, настоящее культурное место, куда там Эль Галери... Говорят, что если ты хочешь заставить досужего болтуна наконец-то заткнуться — приведи его в Воздушные Сады. И...

— И?

— И в подтверждение я умолкаю, — торжественно заключила Летиция.

Впрочем, совсем замолчать, конечно, не получилось. Ведь надо же было объяснить, как пользоваться фуникулёром, спасти лифт от разрушения, показать, как можно купить в автомате холодный кофе... Наконец, вежливо отвадить настырного фотографа, который и не подозревал, что шики-тики — это не приглашение к сотрудничеству и даже не грубое ругательство, а первый этап катастрофы. Словом, было весело, шумно и разнообразно.

И — красиво.

Ручьи, пруды, озёра, водопады, мосты; розы плетущиеся, кустовые, миниатюрные и гигантские; крупные колокольчики амариллисов и крошечные — гиацинтов; рыхлая пена голубых и пурпурных гортензий; душноватые лилии, яркие фрезии и герберы, нежные альстромерии, строгие каллы и скромные гвоздики — чего только не было! Склоны некоторых холмов точно укрывались красочными вуалями, с обрывов спускались лозы, цветущие и больше похожие на колючую проволоку, а потом буйство расцветки сменялось успокоительной глубокой зеленью... Не зря по Сити ходила легенда: мол, когда первого управителя Воздушных Садов спросили, на что уходит бюджет, он привёл вопрошающих в самое сердце парка. Говорят, они устыдились своих обвинений и, дабы смыть позор, бросились всей группой в самый глубокий овраг.

Впрочем, ни в архивах Серого Дома, ни в рапортах у патрульных не было ни одного упоминания о подобном происшествии. Разве что старый Мастер врачевания в соседнем госпитале припоминал, как давным-давно к нему привезли целую группу высокопоставленных столичных чиновников с переломами и ушибами.

Но то старый человек, он мог и ошибаться.

Подбираясь к кафе "Под сенью дерев" в дальнем конце бамбуковой аллеи, Летиция чувствовала себя одновременно измотанной, отдохнувшей и полностью удовлетворённой. Настроение стремилось к отметке "превосходно". Белый Лис не чудил; хорошенько оглушённый местными невероятными красотами, видимой хлипкостью канатной дороги и говорящими автоматами с напитками, он послушно занял место за столиком. Летти как раз объяснялась с официантом, когда зазвонил телефон.

— Ох... В общем, ему то же самое, что мне, — быстро закончила она, глядя на экран. И шепнула Белому, сделав страшные глаза: — Это Дора. Я отойду и отвечу, ладно?

Уже по тону, с которым телефонная трубка поприветствовала её, стало ясно, что домработница не в духе.

— Господин Физзел сказал, что вам нужна помощь, госпожа да Манча, — сухо произнесла Дора. — С упавшей полкой. И я взяла на себя смелость войти в квартиру в ваше отсутствие. Не в оговоренное время. Только чтобы впустить мастера. Приношу извинения.

— Нет-нет, госпожа Моретти, это мне стоит просить прощения за то, что я испортила вам отдых, — покаялась Летиция, пробираясь наружу, подальше от официантов с их любопытством, поближе к молчаливому и равнодушному бамбуку. Настроение стремительно поползло вниз, придавленное чувством вины. — У вас ведь были планы до четверга...

Под ногой что-то чавкнуло; мысок кроссовки погрузился в подтаявшее мороженое кислотно-розового цвета, видимо, обронённое невезучим ребёнком.

— Пустое, — отрезала Дора. — Но я расстроена. Очень расстроена. Томатный суп, рагу с кроликом, оладьи гречневые, кекс черничный — всё нетронутое. В мусорном ведре две упаковки от пиццы.

Совесть оскалила зубы и вцепилась в ногу. Ощущение было таким реалистичным, что Летиция невольно покосилась вниз, и вовремя: оказалось, что за джинсы действительно зацепился обрывок проволоки, обмотанный вокруг фонарного столба.

— Мне очень-очень жаль, госпожа Моретти, правда. Ко мне неожиданно пришли гости...

— Со своей едой? — несколько смягчилась домработница.

Гостей Летиции она не без оснований считала стихийным бедствием, хотя воочию наблюдала только депрессивно-психотическое пришествие Бэтса в один из тех редких моментов, когда они с Миной ссорились.

— Ну... — Несколько секунд честность поборолась со здравым смыслом и, увы, победила. — Нет, я сама заказала. Простите. Мне очень-очень нравится ваша готовка, правда.

— Но для гостей она недостаточно хороша. Понимаю.

— Нет-нет, просто речь зашла о пицце...

— И таймер. Мой таймер.

Это был удар в самый центр совести. Небо, конечно, не рухнуло на землю, а твердь не разверзлась, изрыгая огнь и дым — а ведь могли бы, из солидарности с внутренним состоянием Летиции.

"Вот ведь засада, — обречённо подумала она, застывая на месте. — Я совершенно забыла про таймер".

— Он сломался. Нечаянно.

— Конечно, — ответила Дора тоном, которым можно было бы наносить моральные травмы, несовместимые с жизнью. — Я куплю новый, с вашего разрешения, госпожа да Манча. И включу в месячный счёт за домашние расходы.

— Хорошо, — убито ответила Летти. — Правда, простите.

Но в трубке уже слышались гудки.

Обратный путь до кафе показался вдвое длиннее прежнего. К кроссовке, перемазанной мороженым, налип сор; содранная проволокой кожа противно саднила. Уже в дверях Летиция столкнулась с официантом, который нёс чайничек со свежезаваренным чаем и пиалы, и увернулась от кипятка только чудом.

Точнее, Белым.

— Шики-тики, тики-шики, — разочарованно вздохнул он, замахиваясь тростью — и мягко опуская её на плечо Летти. — И на минуту не оставить тебя, о прекрасная. Снова демоны сладострастно обвили тебя, точно заклятые. Гнев какого могучего и зловещего колдуна ты навлекла на себя?

— Всего лишь своей домработницы, — вздохнула Летиция. — И она не ведьма. Я сама виновата, надо было купить этот дурацкий таймер, а уже потом ехать развлекаться. Да и заказывать пиццу, когда целый холодильник еды... Ладно. Дора никогда не сердится долго.

Белый склонил голову плечу.

— Не стоит недооценивать женский гнев, о прекрасная. Но в одном ты права: всякая буря проходит. А та, что проходить не желает, пусть винит только себя за упрямство и не сетует на жестокую судьбу, что столкнула меня с нею. Ибо разве может буря тягаться с волшебником?

— Смеёшься? — фыркнула Летиция.

Тёмные тучи моральных терзаний, клубящиеся над самой макушкой, стали потихоньку развеиваться.

— Смеюсь, о прекрасная, — покорно согласился Белый Лис.— И смиренно напоминаю, что человек, названный тобою официантом, ожидает, когда мы выберем напитки.

В голове у Летиции тут же промелькнула идея, шальным хвостом сметая подступившую было хандру.

"Интересно, как он отнесётся к чаю с лотосом?"

Задуманный эксперимент с напитками провалился — или, наоборот, имел колоссальный успех, смотря с какой стороны подходить. Два чайничка должны были принести в конце трапезы, один с самым простым пакетированным чаем, другой — тот самый запредельный дорогой, лотосовый. На себе Летиция благородно решила сэкономить, однако не учла важного фактора: средняя порция острых овощей с морепродуктами здесь была в полтора раза больше, чем других в городских ресторанах. Белый опустошил свою тарелку воистину стремительно: видимо, полёты над городом и распространение хаоса забирали много сил. Маску он традиционно сдвинул набок, устроившись вполоборота. И пока Летти осторожно косилась на него, стараясь рассмотреть отражение его лица в далёкой витрине, подошло время десерта.

Белый приступил к нему первым.

— Как тебе лотосовый чай? — спросила она, сосредоточенно пытаясь насадить на вилку предпоследнюю креветку, особенно поджаристую и увёртливую. — Я сама ни разу не пробовала, говорят, это их специализация... В смысле, чайных мастеров тут.

— Восхитительно, божественно! — кажется, вполне искренне восхитился Белый Лис, пригубив из своей пиалы, и тут же потянулся к пирожному. Вилку он держал довольно ловко. — О, хоть что-то не испоганили вездесущие демоны!

Летиция удовлетворилась этим и только угукнула в ответ, добивая бесконечный, кажется, обед. И лишь добравшись до чая, обнаружила катастрофический промах: ей досталась порция с лотосом, а Белому — бурда из пакетиков. По большому счёту это было не страшно, тем более что основное блюдо и сладости его явно заинтересовали гораздо больше, но что-то щёлкнуло в голове, переключая мозги в режим детектива. Слишком уж много накопилось странностей, связанных с гостем из книги...

Первая странность — его облик. Нарочито церемониальные одеяния, страшно неудобные в повседневной жизни; маска, в которую он вцепился, образно говоря, всеми четырьмя лапами, и в которой невозможно есть или пить. Всё это ассоциировалось у Летиции с неким искусственно возведённым барьером между Белым Лисом и окружающим миром. Подсознание любезно подкидывало целых три варианта культурно-исторических трактовок. Так мог бы выглядеть, к примеру, средневековый врачеватель, входящий в заражённый город — маска, закрывающая лицо, и многослойные одежды должны были защитить его от болезни. Невеста в традиционном наряде с фатой тоже оказывалась полностью спрятанной от посторонних взглядов, но уже по другим причинам: чтоб не сглазили, не навредили. Ну, и третья...

"В принципе, у многих народов погребальные обычаи сходятся: завернуть мертвеца во что-нибудь понадёжнее, да ещё и физиономию прикрыть... Или монеты положить на веки. Или вообще глаза выколоть", — мрачно подумала Летиция.

Последняя версия была особенно неприятной, а потому казалась наиболее подходящей; по ней выходило, что это не Белый Лис прятался от людей, а людей от него защищали.

Вторая странность — манеры. Он представился пришельцем из далёкой страны, из другого времени, однако уж слишком быстро освоился в Сити. Говорил практически без акцента, хотя и немного странно; периодически забывал стилизовать речь, набивая её дурацкими "о, прекрасная" и "ах, как досадно", и тогда начинал походить на вчерашнего школяра, любителя розыгрышей и маскарадов. Наконец, Белый постоянно акцентировал внимание на своей механофобии, но в общем и целом вовсе не боялся механизмов. И даже больше — искренне интересовался ими, прямо как человек, по растерянности пропустивший десяток-другой лет, версий телефонов и моделей автомашин.

Третья странность... Белый Лис практически не врал.

Уж это-то Летиция могла сказать наверняка — любой более-менее опытный мастер Складных Речей раскалывает лжецов с пятой-шестой реплики, ориентируясь по ритму дыхания и порядку слов в предложении, по интонациям, даже по непроизвольным паузам в речи. А там, где не хватало объективных признаков, включалось чутьё.

"Я был великим волшебником — последним хозяином, а позже и пленником "Книги многих чудес"; когда-то моё имя гремело повсюду, даже в западных землях и далеко на севере. Ныне же я лишь скромный странник, которого ветер перемен прибил к твоему порогу", — сказал Белый при первой встрече.

Летиция не сомневалась, что это была правда. Хотя, разумеется, он что-то недоговаривал, причём по-крупному. Упоминание об Императорских садах, о главенствовании над демонами, даже о том неудачном свидании с "увядшим лотосом" — всё было фрагментами головоломки, которую пока не получалось сложить.

Некоторые детали откровенно пугали. Например, то, что Белый Лис был заточён внутри фолианта — и то, что в последний раз его туда засунул не кто иной, как Книжник.

— Ты смотришь на меня, как на врага, о прекрасная, — сам того не ведая, вмешался Белый в мысленное детективное расследование.

Летиция только вздохнула и призналась:

— Я сейчас смотрю на тебя, как на нелинейное уравнение с параметром. Штука красивая, интересная, но как к ней подступиться — бес знает, у меня гуманитарное образование.

— Это оскорбление, угроза? — осторожно поинтересовался он.

— Это комплимент, даже комплиментище, — ласково ответила Летиция. — Иными словами, ты прекрасен и непостижим.

Белый Лис, кажется, был польщён. А у неё мысли опять свернули в сыщицкую колею.

...И вот теперь — дурацкая путаница с напитками, открывшая новую странность.

Белый, когда только появился, предложил обсудить дела за пиалой чая. Звучало это так, словно подобный способ вести дела — самый естественный, естественнее не придумаешь. А сейчас выходило, что он и приличного чая-то никогда не пил, иначе даже из вежливости не стал бы нахваливать ту бурду...

"Значит, в чайных церемониях он не участвовал. Или участвовал так давно, что успел вкус позабыть. Но знал, что благородным людям положено обсуждать дела за пиалой чая... Может, он кому-то подражал? Может, тому, кто запихнул его в книгу? Мне не хватает образования в области мистики и сверхъестественного, а Книжник, как назло, свалил, — размышляла Летиция. — Дорогая вселенная, ты мне изрядно задолжала за годы невезения, и я никогда не жаловалась. Будь другом, пошли хорошего консультанта, а? Можно по бартеру".

Из кафе они выбрались, когда уже смеркалось. Воздушные Сады закрылись; точнее, они ещё около часа должны были работать только на выход, чтобы все посетители сумели добраться до главных ворот, вдоволь налюбовавшись креативной подсветкой. Ну, а чтобы не ввести никого в искушение нарушить правила и задержаться в парке на ночь, из скрытых динамиков вместо расслабляющей музыки стали доноситься зловещие крики, шорохи, рычание и чавканье.

— Не то чтоб это сильно влияло на местных. На художников, например, или на разбежавшиеся парочки — те вообще люди страшные, вне зависимости от пола, — пояснила Летиция. — Но туристы с непривычки выметаются очень быстро. А тот, кто рискует остаться, частенько радикально меняет имидж.

Белый заинтересованно покосился на пышные заросли пурпурных гортензий, откуда слышался многозначительный хруст костей и причмокивание:

— И как же, о прекрасная? Неужели убеляются благородными сединами?

— Если бы! — вздохнула она. — Кто в готы подаётся, кто в экстрасенсы... Бывали даже вопиющие случаи, когда человек потом становился образцовым налогоплательщиком.

— Ах, страсти какие, — пробормотал Белый, оглядываясь уже более опасливо. — А кто такие готы и экстрасенсы, о умудрённая многими бесполезными знаниями?

— О, это просто! Готы одеваются в чёрное, слушают клёвую музыку, рассуждают о смерти — в общем, ребята симпатичные, если их не трогать. А экстрасенсы делятся на два типа: мошенники, которые разными забавными способами вынуждают тебя заплатить за несуществующую услугу, и люди, которые всерьёз уверены, что у них открылись способности к волшебству, прорицанию и прочему в том же духе.

Он застыл в непритворном ужасе:

— Какой кошмар! Нет, пожалуй, мы не станем оставаться в этом, без сомнений, удивительном месте дольше, чем предписывают правила.

— Я и не собиралась, — утешила его Летти. — У меня там в планах ещё "Громовой удар Чонго". И, представь себе, есть один удобный сеанс в кинотеатре недалеко от кофейни Бэтса. Если повезёт — успеем и туда, и туда... Ауч! — зажмурилась она, когда Белый Лис неожиданно отвесил ей болезненный щелчок по лбу. — А это за что?

— На удачу, — последовал ласковый ответ.

И ведь правда — им несказанно повезло.

Во-первых, они ухватили такси прямо на стоянке у Воздушных Садов. Во-вторых, водитель попался опытный, ежевечерние пробки в этом районе Сити он объезжал по боковым улочкам с воистину непостижимой ловкостью. В-третьих, несмотря на забитый зал, им почти что чудом удалось купить два места по центру ряда: к кинотеатру они подъехали аккурат за пятнадцать минут до сеанса, когда забронированные, но невыкупленные билеты вновь поступали в продажу.

— Слушай, я уже и забыла, что время от времени с нормальными людьми такое случается! — Летиция рассмеялась от избытка эмоций, недоверчиво глядя на разноцветные прямоугольнички билетов. И обернулась к Белому: — Знаешь, если это твоя заслуга, то, кажется, я уже не против, чтобы ты меня съел... Хотя нет, "съесть" — слишком радикальное решение, давай для начала остановимся на "немного пожевать".

Белый Лис остановился посреди толпы в холле перед залом, склоняя голову к плечу. Люди обтекали его с двух сторон, как вода — камень; кто-то спешил к кассам, кто-то — за попкорном; мужчину в странном одеянии никто не замечал, и только мальчик, испуганно вцепившийся в руку своего отца, долго оглядывался, разевая рот.

— Ты пошутила? — спросил Белый пугающе серьёзным и нормальным голосом.

В горле у Летти пересохло. Но не от страха, а как-то... по-другому.

— Э-э... Что-то вроде того... Не бери в голову, я всегда много болтаю, профессиональная деформация. Просто с тобой мне так легко и хорошо, что думать ни о чём не хочется, а хочется жить одним моментом и, не знаю даже... Тоже сделать тебе что-то хорошее? — предположила она вслух. И — страшно смутилась ни с того ни с сего: — Ладно, правда, забудь. Пойдём в зал?

Белый Лис наконец отмер, неуловимым скользящим движением приблизился — и обнял её. Не так, как кто-то из бывших, небывших и прочих преходящих парней — но и не так, как, скажем, Бэтс. Летиция закрыла глаза, прислушиваясь к ощущениям, и потёрлась виском о чужое плечо.

"Жаль, невозможно прочитать чужие мысли..."

А потом Белый вдруг подхватил её на руки, одним длинным прыжком пересёк половину холла, проскочил стену насквозь, как туман, и они очутились в зале, минуя билетёра. Вовремя — верхний свет уже начал гаснуть, а на экране появилась рекламная заставка. Летиция спохватилась и, пробираясь к нужным местам, начала сбивчивым шёпотом производить экстренный инструктаж: что такое кино, почему нельзя драться с монстрами на экране и так далее.

— И знаешь, почему синематограф можно считать величайшим из искусств? — громким шёпотом спросила она, усадив Белого в тринадцатое кресло и уютно устроившись в соседнем.

На экране герои некой грядущей мелодрамы обнимались, рыдали, стрелялись и зазывали зрителей на скорую премьеру — через две недели. Лис следил за ними заворожённо.

— Увы, невежественному чужестранцу не постичь этого своим скорбным умом.

— В театре, в музее, в библиотеке или на концерте классической музыки принято разделять голод плотский и духовный, — пояснила Летиция. — И только в кинотеатрах понимают, что некоторые шедевры необходимо заедать чем-нибудь. Или запивать. Поэтому рядом с кассами обычно продают попкорн, кофе и газировку. Но мы за ними уже не успеваем, да и я после кафе не голодная, так что будем внимать чистому искусству, без вкусоароматических добавок.

Пока она говорила, череда рекламных трейлеров подошла к концу. На экране засиял логотип кинокомпании "Чудо Инт.", затем из темноты начали всплывать титры.

— Ещё какие-нибудь правила? — тихо поинтересовался Белый.

Летиция замотала головой:

— Да нет, в общем. Не мешать остальным зрителям, не комментировать громко происходящее... Словом, делай то, что и все — не ошибёшься.

— Хорошо, — задумчиво кивнул он и затих.

Легонько сжав его руку — на всякий случай, чтоб обезвредить волшебную трость ещё до того, как на киношного монстра обрушится смертельный удар, Летти наконец повернулась к экрану, где уже разворачивалась погоня банды Байкеров-Черепов за отважным Чонго. И — через некоторое время начисто позабыла о своём спутнике.

У Летиции был маленький секрет.

При всей своей любви ошарашить иногда собеседника, она бы никогда и ни за что не призналась, что обожает подобные фильмы: совершенно неправдоподобную, но красочную космическую фантастику, масштабные фэнтези-саги, леденящие душу ужасы о заброшенном доме у озера или, к примеру, о вселившемся в утюг злом духе... А также слезодавительные истории о всепобеждающей любви (в которую по жизни не верила ни на гран), детективы с мрачным гением в главной роли — или такие вот боевики, в которых главный герой в юности страдал от унижений, переживал тяжёлое предательство, потом уходил на пять лет в горный монастырь, а потом возвращался и наводил порядок по-своему.

"Громовой удар Чонго" был в этом плане просто образцовым произведением. В наличии имелся и простой честный парень, как потом выяснялось — сын местного бога грозы, и мудрый учитель-отшельник, и управитель сиротского дома, в свободное от порабощения мира время практикующий унижение беспомощных воспитанников... И, разумеется, справедливое возмездие. Чего Летиция не ожидала абсолютно в сем царстве тестостерона, так это трогательной и нежной любовной линии. Когда перед кульминацией героиня, красивая богатая наследница корпорации, смертельно раненная злодеем, давала последние наставления Чонго и признавалась ему, что-де с детства восхищалась им, добрая половина зала захлюпала носами.

И Летти, разумеется, тоже.

От избытка чувств она стиснула руку Белого сильнее и невольно подалась к нему. На экране Чонго склонился над теряющей сознание героиней, под пронзительно печальную музыку приникая к её устам...

...и в тот же момент свет померк, а на языке стало сладко.

"Это Белый, — машинально отметила Летиция, оцепеневая от удивления и какого-то странного, жгущего изнутри чувства. — Закрыл мне глаза рукой и целует".

Возможно, он действительно никогда не пробовал чай и не вполне понимал, что такое кино, но зато целовался так, словно практиковался в этом пару сотен лет. Причём именно с ней, с Летти, иначе откуда он мог знать, как правильно?

В нём была какая-то невероятная, гремучая смесь уязвимости, агрессии и трогательной нежности.

Белый сегодня много нервничал; вон, как истерзал себе губы, горячие теперь, слегка припухшие и шершавые. Если провести по ним кончиком языка, Белый вздрагивал и, скрывая слабость, едва ли не кусал в ответ. А потом долго-долго заглаживал вину, так, что воздуха уже не хватало.

Он был на вкус, как тот самый лотос, только не в кафе, а в какой-нибудь легенде.

Он не стеснялся сбитого дыхания.

Он не удерживал её, а только невесомо скользил кончиками пальцев от затылка к шее, и от этого изнеможение накатывало.

Он...

"Что я делаю? — с подступающим ужасом подумала Летиция вдруг. — Это что, магия?"

Наверное, у неё внезапно включились некие глубинные инстинкты самосохранения. Не упустить контроль, не довериться тому, кого и не знаешь-то толком, не потерять себя... Летти поняла, что ещё поцелуй, даже полпоцелуя — и ей уже станет плевать и на людей вокруг, и на всё остальное, кроме Белого.

Под грохот взрывов и пламя на экране она выскочила из зала. Кажется, отдавила кому-то ноги в процессе и наслушалась проклятий на пару лет вперёд. Язык саднило, голова кружилась, сердце выскакивало из груди — в тексте Летиция ни за что бы таких банальностей на написала, но в жизни всё было именно так.

Она пронеслась мимо билетёра, таращившегося рыбьими глазами, мимо очереди на кассе и влетела в туалет. Оттолкнула кого-то от раковины, включила холодную воду и намочила обе руки до локтей, затем побрызгала на лицо. Пульс немного замедлился, и мысли прояснились. Рядом кто-то смеялся, болтал по телефону; работала сушилка. Летиция уставилась на своё отражение в зеркале: мелкие каштановые кудри стояли дыбом, как от удара электрошоком, тушь расплылась... Зато губы алели, а глаза блестели, как у пьяной.

Рядом стояла дама с аккуратно подстриженными седыми волосами; она покосилась на Летти и начала копаться в своём клатче.

— Милая, всё хорошо, — улыбнулась она, передавая пачку влажных салфеток. — Он того не стоит.

— А... — Летиция поначалу даже растерялась. Волнение-то прошло, но внутри появилось тянущее ощущение, словно чего-то важного недоставало. — Спасибо, — от души поблагодарила она и принялась оттирать пятна туши. — Нет, он стоит. В том-то вся и проблема. Я, кажется, до сих пор не встречала никого, кто стоил бы, вот и испугалась.

Она вернула красивой даме упаковку с салфетками. Хлопнула дверь, и ввалилась целая компания школьниц в невообразимых мини-юбках.

— Нашла чего бояться, — несолидно фыркнула дама и завела прядь за ухо. Блеснул дорогущий бриллиант в серёжке. — Вот я когда-то влюбилась и выскочила замуж за два дня.

— И вы ни разу не пожалели об этом? — недоверчиво поинтересовалась Летиция.

— Почему, через две недели примерно пожалела. И развелась, — ослепительно улыбнулась дама. — И в этом не было абсолютно ничего страшного, милая. Есть не так уж много неисправимых вещей в этом мире, и, к счастью, большинство из них не в нашей власти. Удачного свидания!

Она махнула рукой и вышла, цокая каблуками. Чуть погодя, Летиция последовала её примеру, внутренне содрогаясь.

Конечно, Белый Лис ждал — посреди холла, белый и неприступный, как айсберг. Одежды ниспадают до самого пола, голова покаянно склонена... Завидев Летти, он встрепенулся.

— Прошу простить моё невежество, о прекрасная. Из-за своей простоватости я буквально понял твой совет — поступать так же, как люди вокруг. И когда некоторые из них приникли к устам своих спутниц...

Летиция слушала, слушала — а потом рассмеялась. Белый тут же умолк.

— Нет, отмазка классная, — признала она. — Я оценила, правда. Проблема в том, что я убежала не потому, что мне не понравилось.

— А почему?

Белый протянул ей рюкзак, тот самый, второпях позабытый в зале. Летти с благодарностью его приняла.

— Даже не знаю, как объяснить, не впадая в гендерные стереотипы, — вздохнула она. — Наверное, мне надо просто привыкнуть к мысли... А, ладно! К бесам лирику. Пойдём пить кофе? Всё равно фильм уже кончился.

— Закончился, что весьма прискорбно, — откликнулся Белый пробирающим до мурашек голосом, причём не похоже было, что интересовали его похождения Чонго. — Скажи, о прекрасная, а есть ли там кофе, подобный тому, что ты пила нынче утром?

Летиция просияла, счастливая оттого, что хоть на какой-то вопрос может ответить однозначно:

— У Бэтса есть всё!

Есть вещи, один вид которых вызывает смутное ощущение беспокойства, неудобства. Например, школьная доска, экзаменационная ведомость, налоговая декларация, длинный-длинный чек в ресторане, где вы заказали только один салат... А есть такие, которые успокаивают и возвращают душевное равновесие.

К последним для Летти однозначно относилась тёплая, неяркая витрина кофейни, затёртой между книжным магазином и старым жилым домом с барельефами. Тёмно-фиолетовые тенты, грифельная доска с предложением дня у дверей — "Любовь за деньги не купишь, а капучино с собой — за полцены"; жалюзи на окнах опущены и наполовину закрыты, над дверью — вывеска с едва заметными в темноте буквами: "Кошкин Дом".

Но даже больше самой витрины, больше, чем разваленные оранжевые кресла и столешницы с коричнево-золотистой мозаикой или блюзовое мурлыканье старого музыкального автомата в глубине, гармонию мироощущения возвращал силуэт Бэтса, склонившегося над стойкой в работе над очередным кофе-артом. Рыжий, сутуловатый, с кучей колечек в ухе, он был той точкой стабильности, осью, которая не давала развалиться безумному-безумному миру вокруг.

Увы, не сегодня.

Летти едва успела дух перевести после самой неловкой прогулки по улице за всю свою жизнь — надо признать, кинотеатр располагался и впрямь довольно близко от "Кошкиного Дома", и мучиться пришлось всего минут десять — и порадоваться, что хоть что-то в этой жизни идёт по-прежнему.

— Добрый вечер, дорогой гость... А, это ты! Привет, боевая подруга, как день прошёл? — заулыбался Бэтс.

Но не успела Летиция ответить, как он вдруг резко съёжился и одновременно напрягся. На мгновение — а потом наоборот расправил плечи, демонстрируя какие-никакие мускулы под рубашкой, и криво усмехнулся.

"Точь-в-точь как дворовый кот, на чью территорию посягнули", — пронеслось в голове.

Белый Лис немного замешкался на пороге, точно преодолевая невидимое сопротивление, а затем проскользнул в зал и занял место в дальнем конце стойки; никто из поздних посетителей не обратил ни малейшего внимания на эксцентричный наряд, да и Бэтс даже не покосился на странного гостя, точно не видел его. Однако в атмосфере чувствовался некий драматизм; будь это сцена из "Громового удара Чонго", на фоне обязательно заиграла бы тревожная музыка, но автомат в глубине зала, как нарочно, выдал что-то легкомысленное в ретро-стиле, с нежным женским вокалом.

— День, признаться по правде, сумасшедший, — вздохнула Летиция, усаживаясь на свой любимый стул.

— А когда у тебя были другие? — фыркнул Бэтс. И нервно облизнул губы. — Тебе как обычно или... Кстати, у меня тут появилась шикарная идея, заслушаешь?

— Ну, давай, — кивнула она, размышляя о том, как бы заказать кофе для Белого и при этом не довести до сердечного приступа баристу и своего лучшего друга.

Бэтс залез под стойку, достал белую картонку, начеркал что-то на нижней стороне маркером, перегнул пополам и "домиком" поставил перед Летицией.

— Ну, как тебе?

На картонке были изображены три чашки с навороченным кофе — с трубочками, коричными палочками, облаками зефира и сливок. А сбоку змеилась надпись:

"Нет насилию! Если свидание пошло не так, а твой парень тебя пугает — мы поможем!

Закажи " Ледяной Белый Кофе ", и бариста вызовет для тебя проверенное такси.

Закажи "Лунный Тайный Кофе", и бариста выведет тебя через помещение для персонала незаметно для партнёра.

Если делом совсем плохо, закажи "Острый Жгучий Кофе", и бариста позвонит патрульным! (или экзорцисту)"

Летти сглотнула. Судя по последней приписке мелкими буквами, Бэтс заметил Белого Лиса — и совершенно точно записал его в опасные парни. Сам перепугался до подгибающихся коленей, но готов был рискнуть, чтобы вытащить подругу из неприятностей, настоящих или мнимых.

— Ты прелесть, — призналась она. — Мне ничего такого не надо, но идея хорошая. Вляпалась я однажды в свидание с придурком, который считал, что за розу в целлофане и чашку капучино я должна сразу к нему в постель прыгнуть на первой же встрече... Наверняка не одна я такая везучая.

— Ты уникальная, — с чувством ответил Бэтс, облокачиваясь на стойку. И — скосил глаза на Белого, на долю секунды буквально; если не следить внимательно, то можно и не заметить такое движение зрачков. — Точно не хочешь ничего попробовать?

Летиция улыбнулась:

— Да нет, мне как обычно. Точнее, одну порцию — как обычно, а другую... Ну, что-нибудь крутое. Чтобы прямо ух! И пирожные на твой выбор.

Бэтс отклонился, скрещивая руки на груди, постучал мыском ботинка по паркету и, кажется, ухом дёрнул.

— Как скажешь, — произнёс наконец. — Кстати, Мина давно хотела с тобой поболтать. Если хочешь — оставайся у нас ночевать сегодня. Ты знаешь, мы тебе всегда рады.

Летиция почувствовала себя растроганной; с точки зрения постороннего наблюдателя Бэтс поступал глупо, подставляя не только себя, но и жену. Но это только для тех, кто не знал Мину. Пару лет назад на "Кошкин Дом" наехали местные бандиты; хрупкая нежная Мина смиренно кивала, выслушивая требования, потом выспросила имена "хозяев", а когда бандиты свалили, то позвонила кому-то. То ли по двум, то ли по трём номерам...

Больше про рэкет в этом районе не слышали.

— Всё правда хорошо, Бэтс, — проникновенно ответила Летиция — и от избытка чувств ткнулась лбом в стойку. Потом добавила, понизив голос: — У меня был потрясающий день. Странный, но хороший. И самый восхитительный поцелуй в моей жизни... вот последнее я до сих пор пытаюсь осознать.

— Тогда тебе лично нужен не кофе, а чай со льдом, — хмыкнул Бэтс, немного расслабляясь. — И пауза на размышления. Уж что-что, а паузы я организовывать умею. Положись на меня!

Он отлучился на кухню, благо посетителей в это время уже почти не было, и вернулся только минут через пять — автомат успел доиграть весёлую песню и выкатить тоскливый блюз о любви к опасному красавчику с двумя револьверами.

— Вот, — Бэтс выставил на стойку две кружки. Одну, с ледяным чаем, поближе к Летти, а другую, высокую и прозрачную, с невероятным слоистым кофейным коктейлем, в аромате которого чувствовались отчётливые нотки смородинового ликёра — почти на полметра левее, ближе к Белому. — Тебе и... для тебя, в общем. О, забыл про пирожные! Сейчас вернусь.

И снова смылся, явно давая возможность Белому уничтожить свою порцию кофе, не прибегая к отвлекающему внимание волшебству.

— Ну как тебе? — шепнула Летиция, когда тот пригубил коктейль.

Ответом ей был блаженный вздох.

— Невероятно... Мне прежде не доводилось пробовать ничего подобного. Слаще только месть заклятому врагу, — поделился Белый Лис впечатлениями и облокотился на стойку, подпирая рукой челюсть. С необходимостью цедить кофе через трубочку он освоился довольно быстро. — Твой друг не только храбр, но и разумен. Первое среди котов не редкость, а вот второе... Коты обычно живут среди людей, а не равных себе, и привыкают к своему превосходству, а потому зачастую безрассудны. Но этот не таков. Просто услада для глаз, — усмехнулся он.

У Летиции холодком потянуло между лопаток от беспокойства за Бэтса. Следующий вопрос она выбирала очень аккуратно; ледяной чай пришёлся как раз впору, чтоб пыл охладить.

— В каком смысле — кот?

Белый ответил не раньше, чем опустошил свою кружку на две трети. Судя по разморённым, слегка развязанным интонациям, смородинового ликёра Бэтс не пожалел.

— В прямом, о прекрасная. Издревле духи и демоны жили среди людей — волчьего рода, кошачьего... лисьего. Иногда бродили неузнанными или незримыми, охотились, шутили по-своему над неуклюжими смертными... Иногда влюблялись, и плодом от такого союза становилось дитя границы. — В его голосе неожиданно прорезались печальные ноты, так, что сердце кольнуло. — Не принадлежащие ни духам, ни людям... Но от первых в них всё же больше. Судя по тому, что я вижу... а глаза меня редко обманывают, о дивная... из кошачьего рода был или дед твоего друга, или бабка. Он кот, только в человечьем обличье.

Открытие было, мягко говоря, не из тех, которые легко переварить. Летиция ощутила настоятельную потребность в коктейле вроде того, что был у Белого. С другой стороны... Она не раз сама замечала, что Бэтс слишком ловок и быстр для своего роста, взять хоть тот раз, когда он запросто поймал планшет, перегнувшись через стойку. Да и чего стоило его невероятное обаяние! Даже скорая на расправу Мина не могла злиться на мужа дольше пары минут.

А сейчас Бэтс подглядывал за ними через щель между приоткрытой кухонной дверью и косяком, бесшумно перетаптываясь на пороге.

Летти стало смешно.

"Точно, котик, — подумала она. — Храбрый котик!"

А вслух крикнула:

— Бэтс! А как насчёт ещё кофе?

...Она совершенно забыла об одной кошачьей особенности: кошки весьма мстительны и, как правило, очень последовательны в своих симпатиях и антипатиях. И если уж они записали кого-то к себе во враги... Нет, портить обувь Белому Бэтс не стал, да и не носил тот ботинки. Но вот на напитках отыгрался по-своему, с особым цинизмом.

Вариации на тему кофейных, шоколадных и молочных коктейлей появлялись и исчезали; Бэтс сновал туда-сюда с деловым и независимым видом, шутил, флиртовал даже. Всё было проделано с такой виртуозностью, что даже Летиция — с её-то обширным опытом по разоблачению чужих коварных планов и составлению собственных — ничего не заметила. Она заподозрила неладное только тогда, когда Белый ополовинил очередную чашку, слегка пошатнулся — и обмяк, растекаясь по стойке. Маска перекосилась.

— Как мне хорошо, — пробормотал он и протяжно вздохнул. — Только всё кружится почему-то.

Летиция тут же спрыгнула со стула, сунула нос по очереди во все пустые чашки и едва не расхохоталась.

"Ликёр, виски, текила и даже абсент... Бэтс что, весь бар опустошил?"

— Если хорошо — постарайся запомнить это ощущение, — серьёзно посоветовала она Белому. — Потому что завтра тебе будет очень-очень плохо. Я, конечно, возьму что-нибудь от похмелья, но демоны знают, как на тебя оно подействует.

Белый начал болтать под столом ногами, потом пробарабанил пальцами по столешнице, надавил когтями — и срезал аккуратную, завитую стружку.

— Хочу ещё, — попросил он кротко.

— Обойдёшься, — ласково ответила Летиция, наклонилась и дунула ему в ухо. Белый захихикал. — Только великого пьяного волшебника мне и не хватает для полного счастья. Нет уж, мы едем домой. И так впечатлений выше крыши.

Белый завозился, потом ответил послушно:

— Хорошо... — И, помедлив, попросил тихо: — Поцелуй меня? И погладь. И...

Желание засмеяться стало воистину невыносимым. Бэтс понимающе хмыкал, опершись спиной на стену, и выражение лица у него было по-кошачьи шкодным.

— Тс-с, — присела Летти рядом с Белым и погладила его по голове. — Обязательно. Только потом. Поедем домой?

Он пробормотал в ответ что-то довольное и засопел. Летиция обернулась к Бэтсу, делая страшные глаза:

— Ты зачем?

— Ну, ты же просила что-то такое, чтобы ух, — невинно развёл руками тот. — Вот я и постарался. Кстати, я тоже пьянею очень быстро, — добавил он с намёком. — Наверное, это общая черта у нас всех.

Летти сразу уловила смысл.

— Ты слышал наш разговор. Ну, насчёт котиков.

Бэтс не стал отпираться. Наоборот, дёрнул ухом, уже не скрываясь, а тень его изогнулась, отращивая пышный хвост и вставая на четыре лапы.

— У меня хороший слух, Летти. И ты не думай, я не лезу к тебе советами, но кошки, в общем, одомашнены давно. И, вопреки стереотипам, мы весьма привязчивы. А вот лисы — дикие хищники, и людям они особо не доверяют. Так и норовят тяпнуть и убежать.

— Или сожрать, — пробормотала Летиция, соглашаясь. Телефон у неё пискнул — такси подъехало. — Спасибо, Бэтс. Буду начеку. А сейчас будь другом, помоги мне дотащить это тело, — она потыкала Белому в плечо, — до машины.

То такси они худо-бедно доковыляли втроём, хотя "тело" едва ноги переставляло. Агрессии Белый, впрочем, не проявлял, и тросточкой никому не грозил. Наоборот, бормотал что-то восхищённое, счастливое, и, падая на заднее сиденье, даже назвал Бэтса "очава... очервательным юношей, пада-а... падьющим большие надежды". Водитель, прожжённый хитрюга-усач, и не такое повидавший, и бровью не повёл, спокойно выслушал адрес, пообещал домчать в мгновение ока и покатил по ночным улицам. За окном быстро мелькали фонари, в сон клонило неумолимо, несмотря даже на выпитый кофе; словом, ничего не предвещало катастрофы.

— За провоз пьяных — расчёт по двойному тарифу, — нагло заявил водитель, когда они добрались до места.

В другое время Летиция бы искренне возмутилась, но теперь ей стало просто обидно: в шаге от родного дома, от уютной постели вдруг появляется препятствие и просит денег. Да ещё щерится самоуверенно: мол, заплатишь, заплатишь, ещё сверху накинешь, чтоб доволочь помог.

— За что двойной тариф? Он ведь ничего не испортил в салоне, — попыталась возразить Летти, косясь на тёмные окна дома и раздумывая, обратиться ли за помощью к господину Физзелу, или это ещё дороже в моральном плане выйдет.

Белый тем временем зашевелился на заднем сиденье — то ли забеспокоился из-за шума, то ли немного протрезвел.

— Ты мне поговори! — возмущённо надвинулся на неё водитель, взмахивая руками. — Пьяных по двойному, я же сказал! Поспорь мне тут, умная, да?

"Умная, умная, — раздражённо подумала Летиция. — Именно поэтому ничего лишнего ты от меня не получишь".

А вслух произнесла, по-рекламному широко улыбнувшись:

— Хорошо, хорошо. По двойному — так по двойному. Только у меня наличных нет, одна карточка. Давайте счёт, я перечислю.

Водитель заскрипел зубами. Лишнюю наличку он явно планировал положить себе в карман, но что делать с электронной квитанцией, которую автоматически составляла программа, не представлял. В итоге счёт выставил ей нормальный, без накруток, правда, на то, чтобы добиться этого, ушло ещё минут десять. Пришлось даже задействовать облегчённую нопу; голова разболелась от необходимости говорить много и убедительно. Зато Белый вполне очухался и выбрался из такси сам, хотя и стоял явно с некоторым трудом.

— Какой наглый, жадный, бесстыдный человечишка, — процедил он сквозь зубы. Практически трезво — видимо, из головы алкоголь немного выветрился, только тело ещё подводило. — Жадность надо наказывать.

И — плавно махнул рукой вслед машине, отъехавшей уже на приличное расстояние. Летиция даже остановить его не успела, растерялась.

Такси резко вильнуло в сторону, не снижая скорости, и влетело в ограждение. Звук был такой, словно молот с размаху опустили на наковальню. Потом крыша как-то странно промялась внутрь, двери смялись, точно стиснутые чудовищными когтями...

— Хватит! — опомнилась Летиция, хлопнула Белого по руке, развернулась, обняла, погладила по спине. — Хватит, пожалуйста. Это не стоит того, правда, не надо... Пожалуйста, иди ко мне домой. Ты ведь можешь?

Белый как-то странно навалился на неё, стискивая плечи до боли. Голос у него был ясный, ноги заплетались.

— С людьми нельзя по-хорошему, — отчётливо произнёс он. — За хорошее... бьют. Надо бить первым, всегда.

Летиция сглотнула. Ей стало по-настоящему страшно.

— Я поняла, — ответила она мягко и улыбнулась, стараясь не показать испуга. — Пожалуйста, иди домой. Я скоро приду. Мне тут надо доделать кое-что.

Целую секунду, совершенно ужасающую, ей казалось, что Белый рявкнет в ответ. Но он кивнул, отступил на шаг, шатаясь, и исчез. Летти отдышалась, достала телефон.

— Доброй ночи, это Управление Помощи? На моих глазах произошла авария... Да, адрес диктую.

Она дождалась, пока приедут медицинские службы и патруль и только тогда начала подниматься к себе. Впервые лестницы наверх, до двадцать пятого этажа, показались ей такими короткими. Белый не дождался; он уснул на её кровати, беззащитно и открыто разметавшись на одеялах. Многослойные одежды сбоку задрались почти до бедра; пальцы ног у него во сне поджимались.

Летти взяла плед и пошла дремать на диван. Боялась, что долго не уснёт из-за дурных мыслей и страхов, но отрубилась почти сразу — усталость взяла своё.

Утром же раздался звонок.

— Слушаю, — сонно пробормотала в телефон Летиция, судорожно пытаясь сообразить, сколько уже времени.

За окном висела серая хмарь — то ли было ещё слишком рано, то ли на Сити опустился туман.

— Вы меня, наверное, не п-помните, — заикаясь, предположила трубка. — Мы с вами встречались т-только однажды, в лифте... П-перед ассамблеей. Моя фамилия Жермен, я, т-только не смейтесь, п-профессиональный маг. Мы можем встретиться и п-поговорить о д-деле, госпожа д-да Манча? Я хочу, чтобы вы мне написали речь. П-понимаете, у меня есть п-проблемы с заиканием...

Сердце сначала замерло, а затем забилось вдвое чаще. Похоже было, что вселенная не только услышала просьбу послать консультанта по оккультным вопросам, но и не замедлила её исполнить.

Встречу назначили на улице Хризантем, недалеко от делового центра.

Белый ещё спал. Летиция чувствовала себя немного виноватой, оставляя его одного, но с другой стороны хорошо понимала: возможно, потом шанса поговорить с господином Жерменом с глазу на глаз и не представится. Она немного успокоила свою совесть, поставив у изголовья кровати бутылку с подкислённой водой; оставлять лекарства не рискнула, побоялась, что гость, явно чуждый достижений цивилизации, превысит дозировку.

"В конце концов, я ненадолго, — успокаивала себя Летти, сбегая вниз по лестнице. — Наверняка вернусь до того, как он проснётся".

Между десятым и одиннадцатым этажом поджидала засада. Несмотря на ранний час, Умберто Физзел уже начал обход своих владений и прицепился к кому-то из персонала. Видимо, он пребывал не в самом радужном настроении; его поучения и упрёки разносились далеко по лестничной клетке, и от сварливых интонаций даже совершенно невиноватому человеку хотелось вжать голову в плечи и забормотать извинения.

— Ненавижу скандалы, — пробормотала Летиция, нервно одёргивая пиджак, и с некоторой опаской вызвала лифт. — Вот только бы не застрял... и не остановился на неправильном этаже.

Пока она ждала лифта, Физзел внизу слегка выдохся и дал второй шанс оправдаться. То была женщина. Говорила она тихо, но горячо, с умоляющими нотками.

— Берто, я тебя прошу! Мы ведь не чужие люди!

— Ещё раз вспомнишь о нашей общей ошибке — и вылетишь отсюда в мгновение ока. Радуйся, что я вообще дал тебе работу.

— Наш сын — не ошибка!

— Этот слабоумный ко мне отношения не имеет! Слушай, если мне хоть одна жилица снова пожалуется, что ты её запугиваешь из-за своей дурацкой ревности...

"Дора? — с лёгким ужасом узнала Летиция женский голос. Створки лифта дзынькнули, расходясь. — А разве она не кузина Физзела?"

В кабинке позёвывал сосед с пятнадцатого этажа, несколько угрюмый и неразговорчивый; он кивнул в знак приветствия и отвернулся, поправляя портфель под мышкой. Вероятно, соседская удача перевесила невезение Летти, и свежеотремонтированный лифт спокойно добрался до холла.

"Что, правда? — пронеслась мысль. — Не застряла? Не столкнулась ни с кем неприятным? Тут где-то должен быть подвох..."

Но время шло, а несчастливые случайности так и переминались за углом с ноги на ногу, стесняясь подойти ближе. Троллейбус подъехал почти сразу, да и пробка по дороге попалась только одна, немного не доезжая до улицы Тюльпанов. Правда, Летиция пропустила свою остановку, но исключительно потому, что постоянно возвращалась мысленно к услышанному обрывку разговора.

"Значит, когда-то Дора встречалась с Физзелом, — думала она, рассеянно глядя в окно. Дворничиха в ядовито-зелёной робе чистила газон от окурков и обёрток; вокруг скакала собачонка, пытаясь поймать грабли. — И у них общий ребёнок... Чудеса".

Потом троллейбус остановился, и внезапно выяснилось, что это уже не улица Тюльпанов и даже не улица Хризантем, а Сиреневая площадь. Бранясь вполголоса на собственную невнимательность, Летиция припустила дворами, но всё равно, конечно, опоздала на встречу. Господина Жермена это, впрочем, нисколько не смутило. Он, как и договаривались, ждал на скамейке под цветущим каштаном. Полноватый, весь в чёрном с головы до ног, со смешными торчащими усиками — его действительно сложно было не узнать. В одной руке у него был томик в тёмном переплёте, а другой он, не глядя, крошил булку с маком на брусчатку. Вокруг толпились и курлыкали голуби, едва ли не по головам друг у друга ходили; серая одноглазая ворона, как самая умная, сидела на лавке, на расстёгнутом дипломате, и время от времени прицельно клевала булку, не дожидаясь подачек.

— А вот и вы! — заулыбался господин Жермен ещё издали. — Хорошо выглядите, госпожа д-да Манча.

— Спасибо, — улыбнулась она, присаживаясь рядом. Голуби, сначала разлетевшиеся в стороны, вновь начали подбираться ближе, заинтересованно курлыча: потенциально набитые желудки для них явно были важнее опять-таки потенциальной опасности. — Если вы не против, давайте перейдём сразу к делу. Почему вы обратились именно ко мне?

— Сложный вопрос, г-госпожа да Манча, — вздохнул он и бросил булку на асфальт. Ворона тут же позабыла свои аристократические замашки и спикировала в курлыкающую массу. — У меня д-довольно много п-проблем. С к-клаустрофобией ещё можно смириться, но заикание... Вы бы д-доверили свою судьбу заикающемуся магу?

— Нет, — честно призналась Летиция. — Но и не заикающемуся тоже. И даже не магу бы не доверила.

— Разумно, — согласился он. — Я взял на себя смелость использовать часть фраз, к-которыми вы отвлекали меня в лифте, во время п-публичного выступления. И я п-почти не сбивался. Чутьё говорит мне, что это не совпадение, а чутью я п-привык д-доверять: я именно п-потому и разбогател, что умел отличить золотую монету от солнечного зайчика на полу. К-как насчёт сделки? Будете п-писать для меня речи и репетировать со мной в-выступления? Я хорошо заплачу.

Летиция невольно сглотнула. Наступал поворотный момент. Ещё можно было бы сделать вид, что это обычный заказ, просто клиент слегка с чудинкой...

— Зависит от того, сможете ли вы ответить на один вопрос, — услышала она свой голос точно со стороны. — Возможно, вы встречали упоминания о некой книге. Она довольно старая, обтянута замшей, углы укреплены чернёным металлом, на обложке — цепочки крест-накрест.

Господин Жермен задумался. Достал из дипломата другую булку, на сей раз с тыквенными семечками, и рассеянно надкусил.

— Утверждать что-то определённое я бы п-поостерёгся, — произнёс он наконец. — Но если г-говорить о закономерностях... К-книги, закованные цепями, обычно содержат опасные знания. Если бы я мог свериться с п-первоисточником, т-то есть взглянуть на неё хоть одним глазком... На каком языке написана к-книга? Обложка светлая или тёмная? Есть ли б-буквы, надписи на к-корешке?

У Летиции от сердца отлегло. Маг, похоже, ей достался настоящий.

Специалисты — неважно, в какой области — делились, как правило, на две группы. Первая, подавляюще большая — всезнайки: они на любой вопрос сразу отвечали с уверенностью, иногда попадали в яблочко, иногда говорили чушь. К предмету обсуждения не приглядывались, так, скользили уверенным взором эксперта, и сразу выдавали вердикт, чаще всего основанный на "мне кажется", "меня так учили" или "очевидно же, что".

Вторая, куда как меньше: собственно, специалисты. Ответ они часто начинали с фразы: "Минуту, сейчас уточню" — и засыпали клиента миллионом дополнительных вопросов.

— Со "свериться" есть одна проблема — книга исчезла. Но где проблема, там и решение, — сказала Летиция, доставая планшет. — У меня осталось несколько фотографий.

Придвинувшись ближе, она показала ему снимки, которые сделала, когда пыталась идентифицировать своё "сокровище" в интернете: обложку, первую страницу с непонятными письменами — и, немного поколебавшись, изображение лисьей маски. Лицо у господина Жермена в процессе менялось так выразительно, что впору было его фотографировать и вставлять стоп-кадром в фильм ужасов.

— "К-книга многих чудес", — выдохнул мужчина и вытер лоб тыльной стороной ладони. — П-паниковать рано, скорее всего, это к-качественная копия... Откуда она у вас?

Летиция прикинула, стоит ли покрывать того, кто так здорово подставил её саму, но затем решила, что честность — лучшая политика.

— Некто Книжник. У него здесь лавка неподалёку...

— Не т-трудитесь, я п-представляю, о ком вы говорите, — откликнулся господин Жермен. Судя по выступившим на щеках красным пятнам, он уже десять раз пожалел, что воспользовался визиткой Летти. — П-поправьте меня, если я ошибаюсь, но за свои услуги вы хотите не денег, если задаёте п-подобные вопросы.

— Назовём это работой по бартеру, — осторожно предложила Летиция, вовсе не уверенная, что сделка состоится.

Господин Жермен покосился на булку в своей руке, на голубей; аппетит у него явно пропал.

— П-подавитесь, — ласково пожелал он птицам, по кусочкам бросая хлеб на брусчатку. — Прошу п-прощения, госпожа да Манча, но я несколько обескуражен. Не каждый день сталкиваешься в б-буквальном смысле с легендой. Вы д-давно практикуете магию?

Летиция, оскорблённая до глубины души, замотала головой:

— Нет-нет, я только составляю речи! Книгу мне подсунули, а сейчас она к тому же и пропала. Да и не в книге, собственно, дело, а в том, кто из неё вылез. Скажите, в духах и демонах вы разбираетесь?

Господин Жермен почему-то покосился ей под ноги и ответил:

— Немного. Б-буду премного б-благодарен, если вы опишете п-проблему поподробнее.

И Летти наконец-то с превеликим удовольствием описала Белого Лиса — от его эпического появления в скромной квартире на двадцать пятом этаже до не менее масштабного похмелья. Господин маг слушал, не перебивая, но временами косился с откровенным ужасом; под финал даже не выдержал, выудил из глубин своего бездонного дипломата керамическую баклагу и сделал хороший глоток — видимо, всухомятку история совсем не лезла в голову.

— И чего вы хотите от меня, г-госпожа да Манча? — спросил он совершенно несчастным голосом, когда Летиция договорила.

Она пожала плечами:

— Для начала — понять, с кем же я имею дело.

Лицо у него просветлело:

— О, это п-просто! С одним из старших д-демонов-полукровок, попавшим в рабство к к-книге и, вероятно, испытывающим б-боль разочарования и ненависть к ч-человеческому роду... Г-госпожа да Манча? Вам д-дурно?

По скромному мнению Летиции, "дурно" — это было прискорбное до полнейшей безвкусицы приуменьшение. Однако она стиснула зубы, пообещала себе сладкий-сладкий кофе с кексами по возвращению домой и, вперив взгляд в смертоносную битву, закипевшую вокруг булки на мостовой, попросила:

— Расскажите поподробнее.

До господина Жермена наконец-то дошла счастливая мысль, что втягивать в тёмные делишки его не будут, а потому роль консультанта он взял на себя с превеликим удовольствием. И рассказал такого, что волосы становились дыбом.

...по большому счёту, с маской и многослойными одеждами Летиция практически угадала — они имели ритуальное значение. Белый Лис, кем бы он ни был, скорее всего, родился десять-одиннадцать веков назад далеко на востоке, где в это время шла тихая, но кровопролитная война за Книги. Именно так, с большой буквы — в магии, как уже стало понятно, было довольно много пафоса и больших букв. Подробностей его биографии Жермен не знал, мог только предполагать. Белый, судя по его одеждам и манерам, был полукровкой — сыном человека и демонической лисы. Многослойные одежды, наверняка по подкладке расписанные защитными знаками, ограничивали его трансформацию в демона — то есть как бы склоняли весы в "человеческую" сторону. Маска наоборот, была сосредоточием потусторонних сил: пока он её носил, то находился как бы посередине между мирами людей и духов. Получал огромную мощь — но в то же время становился уязвимым для чужих ловушек.

Так он, скорее всего, и попал в рабство "Книги многих чудес", которая позже переходила от одного владельца к другому, пока не добралась до Сити. Белого Лиса призывали, решали с его помощью свои трудности и снова упекали под обложку. Таким образом, он действительно был немного знаком с ходом истории, с прогрессом и вряд ли действительно боялся механизмов.

Но вкус нормальной еды и напитков он давно позабыл: маловероятно, что кто-то из хозяев коротал с ним время за пиалой чая или отпускал прогуляться по округе.

— Я бы от такого отношения точно взбесилась, — честно призналась Летиция. И подумала про себя:

"Зато ясно, почему Книжник так быстро свинтил из города, если он был когда-то владельцем книги".

— И я п-понимаю, — согласился маг великодушно. — Но не одобряю. Мне ближе д-духи-пацифисты... Жаль, т-таких не бывает. Если же обобщить, г-госпожа да Манча, то у вас есть власть т-только над Белым Лисом, но не над книгой. Верно? К-кровью вы п-поили только одну страницу?

— Я не поила вообще, я случайно порезалась, — скрупулёзно уточнила Летиция. — Но можно сказать и так. Да и от Белого я ничего не требовала. Получается, что я его разбудила — но не привязала к себе, так?

— Так. Хорошо, — важно кивнул господин Жермен. — Жадность — это п-плохо, как б-богатый человек вам говорю. Разорвать связь с книгой б-было бы сложнее. А с Белым Лисом... Есть один способ. Если разбить его маску, он навсегда освободится от власти "Книги". Колдовского дара не потеряет, да и д-демоническая кровь его никуда не д-денется, но б-большей части силы он лишится. А связь с "Книгой" идёт через силу. Есть, п-правда, одна тонкость...

У Летиции по спине пробежал холодок дурного предчувствия.

— И какая же?

— Если маску снимет не сам Белый Лис, то он п-погибнет от истощения, — ответил маг после паузы. — Насилие, к-как-никак. А на то, что он д-добровольно пойдёт на это, я бы не рассчитывал. Если он за столько веков не избавился от маски, т-то, следовательно, не оставил мысли вновь стать хозяином "Книги" и устроить своим обидчикам к-кровавую б-баню.

Домой после таких откровений ехать не хотелось совершенно.

Свою часть сделки Летти добросовестно отработала: ознакомилась с материалом, набросала и согласовала с Жерменом план выступления, отрепетировала несколько пробных фраз для ответа на звонки. Если не вдаваться в детали, то его "магия" ужасно походила в плане продвижения на нечто среднее между медицинскими услугами и психоанализом. Вникать, скажем, в таинство аквариумистики в своё время было гораздо сложнее.

"К-кровавая б-баня".

Оно так и звучало в мыслях, прокручивалось раз за разом — с лёгким заиканием, застенчивое, а потому особенно убедительное. Небо над Сити, вторя внутреннему разладу, завернулось в густые серые облака, точно в нестираную шаль, и грозило к вечеру разразиться дождём. Распрощавшись с господином магом, Летиция побрела по улице Хризантем вдоль троллейбусной линии и сама не заметила, как вышла к крыльцу знакомого книжного магазина. У его дверей переминалась с ноги на ногу женщина лет сорока, ухоженная, почти не накрашенная, в бледно-голубом платье. Она то стискивала мобильный телефон, то принималась копаться в сумочке, крошечной, почти кукольной, и выглядела при этом совершенно потерянной.

"На покупательницу не похожа, — подумала Летиция. — Неужели та самая любовница? А, была не была, надо же развеяться!"

— Добрый день! Простите, вы по личному вопросу или за книжками? — весело спросила она, взбегая на крыльцо.

Женщина обернулась, прижимая сумочку к груди, и уставилась совершенно несчастными глазами. С ответом помедлила, но затем, вероятно, дорогущий деловой костюм, фальшивые очки и располагающая улыбка решили вопрос в пользу Летти.

— По личному... Вы случайно не знаете, куда пропал Хавьер... То есть хозяин этого магазина? С ним всё в порядке?

Мысли о "кровавой бане" тут же отдрейфовали на задний план, не в силах тягаться с женской солидарностью — да и просто порядочностью.

"Ишь, какой! Отчалил, значит, и даже любимой женщине не сказал, куда?"

— С господином Книжником всё просто чудесно — он нежится на южном побережье и думать о нас не думает! — радостно отрапортовала Летиция и, ухватив женщину под локоть, свела её с крыльца. — И знаете, что я думаю? Нам надо поступить точно так же. Вот вы давно были на море, госпожа...

— Де Рив, — несколько ошарашено откликнулась женщина. В глазах у неё стало проступать осмысленное выражение, овечья беспомощность уступила место тому хрупкому ледку, который на деле оказывается куда неуступчивей показной бравады. — Госпожа де Рив. А вы?..

— А я — просто покупательница господина Книжника, которую он смачно подставил с заказом! — охотно ответила Летиция. Развернула женщину к себе, посмотрела ей в лицо. — Думаю, мы с вами достойны лучшего, чем какой-то трусливый обманщик, да?

Госпожа де Рив слабо улыбнулась.

— Полагаю, да.

— Ну вот видите! И кстати, — Летиция заговорщически понизила голос. — Если даже с морем не сложится, то со следующей недели Академия изящных искусств набирает студентов на вечерний курс. У вас очень изящные пальцы, вы никогда не хотели заняться музыкой? Или рисованием? О, троллейбус! — уловила она краем глаза движение и отступила, пожимая женщине руку напоследок. — Ну, удачи вам! Весна — самое время для новых свершений!

Это происшествие изрядно подняло ей настроение. Не то чтобы Летиция была мстительной, нет, ни в коем случае! Но когда вершилась справедливость, на душе всегда становилось легко и приятно.

"Посмотрим, как отнесётся господин Книжник, этот любитель менять чужие судьбы, к переменам в своей собственной жизни".

В том, что к лавке на улице Тюльпанов госпожа де Рив больше и близко не подойдёт, Летти не сомневалась.

А природа меж тем настроилась даже не на лёгкий тёплый дождичек, а на полноценную бурю с громом, молниями и шквалистым ветром. Телефон пищал каждые пятнадцать минут: Управление Катастроф рассылало предупреждения: рекомендовало не выходить на улицу и держаться подальше от ненадёжных конструкций.

— Вся моя жизнь — нагромождение ненадёжных конструкций, — вздохнула Летиция, пробежав глазами очередное сообщение.

Её мучила совесть. Небольшая отлучка из дома обернулась трёхчасовыми блужданиями по городу, и с каждой минутой всё сложнее становилось убеждать себя, что-де с похмелья важнее всего отоспаться и что покой — главное, что необходимо Белому. Поэтому в собственную квартиру она возвращалась крадучись, нагруженная покупками, как верблюд у жадного караванщика — поклажей.

— Эй, ты живой? — робко позвала она, разуваясь.

Ответом ей был тяжкий стон из тёмных недр спальни.

"Ну, хотя бы я его не разбудила", — оптимистично решила про себя Летти.

Белый Лис пытался держаться с достоинством, но получалось явно не очень. До минералки он не добрался, не сумел спросонья открутить крышку, и всё это время страдал в одиночестве. Длинные волосы, предмет зависти киноактрис и неформалов, теперь больше напоминали растрёпанный веник, тросточка вываливалась из рук. Выходя из спальни, он запнулся о что-то невидимое, выругался на незнакомом языке — книжки и статуэтки на полках синхронно подпрыгнули, ковёр скатался в рулон и уполз за диван — и едва не врезался в дверной косяк. Неловкую заботу Летиции Белый принимал скорее со смирением, чем с благодарностью.

— Я пробовал вино, но мне от него не бывало так плохо, — признался он, с трудом доковыляв до стола и уткнувшись лицом в сложенные руки. — Можно ещё воды?

— Да-да, конечно, — засуетилась она и полезла за стаканом. — Тебе холодной? Тёплой? Может, томатного сока с солью? Или маринованных патиссонов? Я вроде покупала...

— Патиссоны?

— А, ты ж почти наверняка не пробовал! — хлопнула себя по лбу Летти. — Рядом с тобой пакет, загляни в него, я пока бутылку открою.

Он последовательно извлёк из сумки с покупками пузырь для льда, грелку для шеи, особую подушку ортопедической формы, острый тиварский соус, пачку пирожных, две банки солений, оливки с начинкой из тунца и в довершение всего — массажёр для головы с металлическими шариками.

— И что из этого патиссоны? — совершенно несчастным голосом поинтересовался Белый Лис.

— Жёлтые солнышки в банке, — улыбнулась Летиция. Сейчас в "к-кровавую б-баню" не верилось совершенно. — У великих волшебников не бывает заклинаний от похмелья?

— Есть несколько, — вздохнул он. — Но сначала нужно отбросить бренный мир и сосредоточиться на духовном... духовном... как его?

У неё вырвался смешок.

— Красноречиво.

Белый ослабил завязки маски сдвинул её выше ко лбу, припал к минералке, затем опасливо попробовал одно "жёлтое солнышко" и, кажется, впал в прострацию. Он не отреагировал ни на осторожные поглаживания по плечам, ни на попытки распутать пальцами волосы. Только на прикосновение металлически прохладного массажёра к затылку тихо выдохнул.

У Летиции появилась идея.

— Слушай, страдалец... А как насчёт ванны? Вымоешь голову, в водичке понежишься — а потом снова спать.

— Внутри вода, снаружи вода, — откликнулся он меланхолично. — Впрочем, почему бы и нет?

Но когда ванна превратилась из абстракции в нечто вполне конкретное, с облаком пены, с лёгким ароматом лимонной цедры и лаванды, витающим в воздухе, Белый воспрянул. Летиция в порыве великодушия достала всё самое-самое лучшее из закромов: пушистый махровый халат для Идеального Парня, ещё ни разу не пригодившийся, огромное банное полотенце, какие-то мочалки сюрреалистических расцветок, то ли купленные в приступе безумия, то ли подаренные Бэтсом, гору шампуней, масок, масел и солей...

— Вот, пользуйся! — заявила гордо, проталкивая его в ванную комнату. — Чего-то ещё?

— Тишины? — робко попросил Белый.

— Как прикажете, ваше нежное высочество, — улыбнулась Летти. Он отчего-то дёрнулся. — Ладно-ладно, выметаюсь. В отличие от тебя, у меня нет склонности подглядывать за людьми.

— А жаль, — пробормотал он так тихо, что это могло просто показаться.

...Бесспорно, господин Физзел имел множество недостатков. Но кое в чём ему нельзя было отказать: в безупречном вкусе.

Много лет назад, когда Летиция да Манча, тогда ещё вечно голодная выпускница Высшей Школы, каждую монетку подсчитывающая, начала искать квартиру, то шикарные высотки с консьержем, домработницей и прочими радостями жизни она и близко не рассматривала. Согласилась глянуть одним глазком на квартиру, из которой после скоропостижной свадьбы выехала профессор риторики, — и пропала.

Разумеется, главным достоинством помещения на двадцать пятом этаже был вид из окна. Но как господин Физзел этот вид обставил!

Тот, кто входил в квартиру, оказывался в просторном холле. Налево — гостиная и спальня друг за другом, направо — арка без дверей, ведущая в кухню и, по совместительству, столовую. А там — окно. Широкий-широкий подоконник, выстланный тёмно-красными подушками, по периметру тяжёлая рама с позолотой и никаких занавесок, только сюрреалистический пейзаж Сити. Вот в эту-то шикарно обрамлённую картину Летиция и влюбилась.

— Первые два месяца оплачены. А вот потом-то ты аренду потянешь, детка? — спросила профессор тогда.

И Летти, прижимая к себе единственную сумку с вещами, с жаром кивнула, подумав, что это вообще-то будет неплохим стимулом срочно стать состоятельной дамой.

Так и случилось.

К квартире и виду она с тех пор немного поостыла, повидав много чего поинтересней, но вот широкий мягкий подоконник обожала по-прежнему: там хорошо думалось. И сейчас, пока Белый дремал в ванне, Летти забралась на подушки с ногами — и уставилась вниз, на город, который неумолимо накрывала гроза. Небо было почти чёрным; сумрак сгустился настолько, что включили вечернее уличное освещение. Хозяин цветочной лавки напротив закрывал витрину щитами; кто-то из соседей тащил к высотке сразу четыре пухлых пакета из супермаркета, точно пытаясь запастись продуктами не на один ненастный вечер, а как минимум на неделю непогоды...

— А мне что делать?.. — пробормотала Летиция.

Можно было устроить назавтра, когда отступил бы призрак похмелья, ещё одну экскурсию по городу; или завалиться на весь день смотреть сериалы; или махнуть на побережье; или...

Проблема была в том, что насущных проблем ничего из вышеперечисленного не решало.

Дверь ванной комнаты почти бесшумно отворилась. Летти среагировала на звук и буквально скатилась с подоконника. Белый уже стоял в холле, в полураспахнутом махровом халате. Маску он не стал надевать, просто держал у лица; вода стекала с мокрых волос и лужицей собиралась на паркете.

Кровь отчего-то бросилась в лицо.

— Ты... гм, ты как? — спросила Летиция.

Получилось хрипловато, многозначительно и совсем не по-дружески.

— Гораздо лучше, о прекрасная, — откликнулся он, кажется, улыбаясь: в голосе у него появились особенные нотки, тёплые и щекочущие одновременно. — Но воистину было бы наслаждением поспать ещё немного.

— А... Ну, поспи! — разрешила Летти, чувствуя себя даже более неловко, чем минуту назад; смотреть куда угодно, кроме разошедшегося выреза, было сложно, а когда взгляд там задерживался, Белого это явно веселило. — Я постельное бельё поменяла и вообще... Ты иди, я пока поработаю! — с облегчением ухватилась она за последнюю соломинку.

Посмеиваясь, Белый скрылся в спальне; судя по ленивой грации и безупречной осанке — он шёл, точно боясь расплескать стоящую на макушке банку с водой, — самочувствие у него до сих пор оставляло желать лучшего. Летиция одним махом села на пол, хватаясь за голову, и протяжно вздохнула.

— Что со мной творится-то такое?

Надо сказать, некоторое время она действительно честно работала: закончила две не очень срочные речи, немного поковыряла задание от Жермена... Но затем поймала себя на том, что вот уже полчаса листает сайт с легендами и сказками народов мира. И на глаза попадались, как назло, одни и те же сюжеты.

"...Младший же брат поехал берегом реки. Внезапно он увидал, как с неба спускаются три птицы — медная, серебряная и золотая. Подивившись такому чуду, он спрятался за кустом бузины и стал смотреть дальше. Коснувшись земли, птицы сбросили своё оперение и обернулись прекрасными девами. Хороша была та, чьи волосы сияли, как розовая медь, ещё красивей вторая, с волосами как белое серебро. Но воистину прекраснейшей была третья, с косами яркими, точно золото. И тогда младший брат, не колеблясь, схватил её оперение..."

Ни к чему хорошему для волшебницы или заколдованной принцессы, оставившей свою "магическую шкурку" без присмотра, такое поведение, как правило, не приводило — по меньшей мере, несколько глупых заданий, которые приходилось выполнять за ленивого героя, семейные проблемы и кризис личности. А если герою хватало ума сжечь пресловутое оперение, это гарантировало дополнительные испытания.

"Он вышел в халате, — размышляла Летиция, опустив планшет и прикрыв глаза. В окна начали колотиться первые струи дождя; ветер завывал, как брошенная собака. — Он вышел в халате, а его одежды остались в ванной".

Видимо, это и называлось логической ловушкой.

— Я пожалею, наверняка ведь пожалею, — пробормотала Летти, на цыпочках подбираясь к собственной ванной.

Остановиться было решительно невозможно.

Белый Лис оказался тем ещё неряхой. Он весь пол залил водой с пеной, рассыпал шипучую соль, а полотенце утопил в ванне. Бело-синие расшитые одежды неопрятной горой лежали под раковиной — сыроватые, очевидно более поношенные, чем показалось сначала... Руки к ним потянулись сами собой.

— Это не фетиш, нет, ни в коем случае, — успокаивала себя Летти, вороша ткань. — И не обыск. Я просто сложу их, и всё... Ой!

Под чем-то бледно-синим, до ужаса напоминающим женскую ночную сорочку, обнаружилась поясная кожаная сумка. А в ней — фолиант, звенящий металлическими цепочками.

"Книга многих чудес".

Вокруг неё клубилось что-то... что-то... как пар или дым, но только отчётливо красное. Господин Жермен не зря интересовался, поила ли Летиция страницы своей кровью. Теперь было отчётливо видно: эта вещь жадная, жаждущая, опасная. Разумеется, ею не могла владеть обычная женщина, даже и целый мастер Складных Речей второго ранга, но и оставить её Белому...

— Невозможно, — выдохнула Летиция, вытряхивая книгу из сумки и в панике прижимая к груди. Выскочила в холл, влезла в туфли — и застыла в нерешительности.

"Невозможно оставить книгу ему. Надо их разделить... Но как? Спрятать? А где?"

Она не сомневалась, что даже если Белый спит, то вот-вот почувствует пропажу каким-нибудь дурацким мистическим образом или примитивно выглянет на шум. И тогда сумасшедшая выходка потеряет смысл, а другого шанса избавиться от книги, может, и не представится. В квартире было слишком мало места, где можно что-либо спрятать, а добраться до Жермена в такую погоду вряд ли бы получилось.

"Крыша!" — озарило вдруг Летицию.

Кроме телеантенн, на верхушке дома был телескоп, лавочка — и заброшенная голубятня, которую устроил один из жильцов прежде. Преуспел ли в разведении птиц или нет, наскучило ему хобби или он столкнулся с непреодолимыми трудностями — таких подробностей история не сохранила. Зато сам домик с вольерами остался — притулился в углу крыши, в противоположной стороне от астрономической площадки.

Цокая каблуками, Летиция буквально взлетела по лестнице, благо до крыши оставалось всего пять этажей. Завёрнутая в целлофановый пакет книга словно горела, пульсировала, как живая.

"Только бы успеть".

...Везения не хватило совсем чуть-чуть.

Ветер на крыше сбивал с ног, но дождь почти перестал — видимо, буря отступала. Громыхало уже где-то вдали. Пригибаясь, Летти пересекла половину крыши и почти добралась до вольеров, когда совершенно отчётливо почувствовала чужой взгляд. Он, конечно, не имел веса, температуры или других физических характеристик, но был отчётливо тяжёлым и горячим.

Она остановилась, вцепившись в поручень, и, не оборачиваясь, произнесла.

— Знаешь, мне всегда казалось, что между неудачей и удачей довольно много общего. Это же просто экстремумы. И то, и другое — невероятное стечение обстоятельств, когда случаются именно те события, которые наименее вероятны. А остальное — эмоциональная окраска. Что одному плюс, другому минус... Ну, вот как у нас сейчас.

Белый ответил не сразу. Сначала проявился — босоногий, в сползшем с плеча халате, затем сделал несколько невесомых шагов. Смотрелось это жутко, иномирно; маска сдержанно светилась, точно впитывая отблески далёких молний.

— А ведь мне в некоторый момент показалось, что ты моё доверие не обманешь, — произнёс он очень усталым голосом. — Вот женщина, подумал я, которую не сломили неудачи. У неё лёгкий нрав, открытый разум — и это не меняется, сколько бы бед ни обрушивалось на неё. Может, я что-то делаю не так, подумал я тогда... О, прискорбная ошибка. Вот и ты поддалась жадности.

"Жадность тут ни при чём!" — хотелось запротестовать Летиции, но она сдержалась.

Один из первых законов построения убедительной речи: не оправдываться, особенно когда обвинения размытые и туманные, а чувства кипят.

— Глупая ситуация, — признала она и невольно присела, когда очередной порыв ветра вдавил её в поручень. Сорваться с крыши ей как-то совершенно не хотелось. — Ладно, попробуем по-другому. Зачем тебе книга, Белый? Хочешь отомстить? Кому? Людям, которые уже пару веков как умерли? Или Книжнику? Если что, то ему я уже отомстила, лотос увял, все дела. Может, на этом остановимся, а?

— Да что ты можешь знать о мести? — он сделал ещё шаг вперёд. — Об этом чувстве, которое кипит...

— Если оно кипит, то это изжога, — возразила Летиция, отодвигаясь вдоль поручня на всякий случай. — А месть, конечно, штука приятная, но только пока не требует больших затрат и не портит здоровье. Прямо как острая пицца. В мире есть довольно много интересных вещей, ты ведь и сам вчера убедился, зачем зацикливаться на чём-то одном?

Над крышей заколыхались призрачные белые хвосты, смешиваясь с грозовыми облаками. Запахло озоном.

— Ты не поймёшь. Моя свобода...

— Если я правильно поняла то, что мне объясняли, все твои проблемы — от этой штуки, — потрясла она книгой. Лис дёрнулся, потом застыл на месте, словно в стену врезался. — Почему ты не избавишься от неё? Из-за силы? Брось, я же с тобой целый день провела. Тебе не интересны все эти пляски с доминированием, тебе нравится просто играть. Тогда почему?

— Ты не...

— Ну так объясни! — рявкнула она.

Белый вздрогнул и немного отступил. Отступил, встряхнул головой, точно смахивая наваждение...

— Я родился очень давно, — произнёс он наконец громко, перекрывая завывания ветра. Призрачные хвосты бесновались у него за спиной. — Плод союза принца из павшей династии и легкомысленной лисы. Меня обучали как волшебника, а затем отправили служить при дворе, дабы род моего отца возвысился снова. Не прошло и десяти лет, как я превзошёл всех своих учителей и начал писать собственную книгу.

Голос у Летиции оборвался:

— Эту?

— "Книгу многих чудес", — подтвердил он. — Хотя тогда она названия не имела. Так её назвали другие люди, намного позже.

"Значит, чувства автора".

К несчастью, Летиция его понимала. И даже больше, начинала проникаться сочувствием, а это уже совсем никуда не годилось: нельзя убедить кого-то в том, в чём не уверен сам.

— А... маска?

— Маску мне поднесла любовница, — очень мягко ответил он. — Изумительно красивая женщина. И очень, очень умная. Я примерил её подарок без раздумий, и следующее, что я помню — развалины императорского дворца. Ту женщину и называют первой владелицей "Книги многих чудес", а с книгой ей достался и трон... Она продержалась довольно долго. Когда следующий хозяин завладел книгой и распорядился убить государыню, той было уже за семьдесят. Почтенный возраст. Впрочем, и тогда казалось, что красота её не поблекла.

Летиция замерла, вжимаясь в поручень.

— Не за все воспоминания стоит держаться. Иногда надо сделать выводы — и двигаться дальше, а не хранить токсичные сувениры.

— Ты определённо много рассуждаешь о вещах, о которых не знаешь ничего, — ответил Белый с теми же странными интонациями.

Тут до неё наконец дошло: он ведь не злится. Он действительно разочарован, подавлен и чувствует себя обманутым снова. И Летиция решилась.

— Ладно. Ладно... — Она отлепилась от поручня и провела рукой по лицу, отводя волосы в сторону. Из-за ветра получилось не очень. — Откровенность за откровенность. Не буду разводить сопли, скажу сразу по делу. В общем, со счастливым детством мне как-то не повезло: папин банк разорился со скандалом. Нам пришлось переехать в другой город, буквально ютиться по углам, вот это всё... Конечно, мы страшно страдали. Друзей у меня не осталось, я и даже думала о самоубийстве, ну так кто не думал в нежном возрасте? А потом я однажды пришла домой, а он там. Папа в моей комнате. Висит.

Картинка опять ожила в воспоминаниях, чёткая, вплоть до последней пылинки, кружащей в солнечном луче. Голову повело; Летти зажмурилась.

— Соболезную твоей...

Белый говорил так, словно боялся разбить её голосом.

— Не надо. Давно было, — дёрнула она подбородком. — Я чего хотела сказать... Тогда я стояла, смотрела на него и думала: ну вот почему он? Нам всем ведь было плохо. А теперь стало ещё хуже, ну как он мог, в конце-то концов? После этого мне полагалось заработать психологическую травму и полжизни провести по клиникам, но я решила: нет, хватит. Я не буду играть по чужим правилам. Плохое случается, и чаще, чем думаешь, но нельзя позволять ему контролировать всю дальнейшую жизнь. Понимаешь? Иначе получается какая-то спираль бед, которая раскручивается и раскручивается.

Мельтешение хвостов прекратилось.

— Я услышал тебя, о прекрасная. Насчёт маски... я подумаю.

— А что с этим? — и Летти подняла пакет с книгой повыше.

— Книгу я предпочёл бы оставить у себя хотя бы потому, что так она меньше принесёт... Осторожнее!

Всё случилось слишком быстро.

Ветер, как живой, взъярился, ударил наотмашь, и книга выскользнула из пальцев. Летиция рефлекторно рванулась за ней, вытянулась, и вдруг каблуки проскользнули по грязи, поручень ударил под дых, крыша сделала сальто перед глазами — и стала стремительно отдаляться.

"Моя последняя неудача, — пронеслось в голове. — Какая эпичная-то!"

А потом небо разошлось трещинами — голубоватыми разрядами молний, и оттуда, с высоты, рухнул огромный призрачный лис о девяти хвостах. Летиция и ахнуть не успела, как оказалась в пасти. Снова замелькали этажи, только теперь уже не вниз, а вверх, показались приметные жалюзи с узором из кофейных чашек... Оконное стекло оказалось так же просто пройти насквозь, как декорации в Доме Ужасов. Мягкая кровать ткнулась в спину, матрас прогнулся...

Летиция оказалась в собственной спальне, в постели, почти в полной темноте. Всё это походило на сон, если б не промокший от дождя костюм и не единственная уцелевшая после падения туфля.

Белый нависал сверху; халат куда-то подевался, видимо, для прыжков в лисьем обличии он приспособлен не был.

— Ух ты, — пробормотала Летти, обнимая Белого за плечи, скользя ладонями вверх, запуская пальцы в волосы. — Ух ты... Я думала, что ты будешь ловить книгу.

— При всём уважении, о драгоценная, — он провёл ей кончиками пальцев от скул к уголку рта, — ты слишком много болтаешь.

— Ну да, в общем, логично. Книгу ещё можно найти потом, а вот похоронные речи — явно не твой конёк. Там не краткость важна, наоборот, чем пышнее, тем лучше... Что я несу, заткни меня, пожалуйста, а?

И он, конечно, заткнул.

...Летиция не могла разглядеть его лица — слишком темно, да и не до того совсем было. Только исследовала на ощупь, пальцами, губами... Адреналин после падения гулял в крови, и хотелось чего-то сумасбродного.

— Ещё посмотрим, — выдыхала она, — кто кого съест.

Белый не особенно возражал.

Получилось жарко, нервно и бестолково. И, как и всё, связанное с ним, ужасно похоже на игру — но только на такую, где надо другому сделать лучше, чем тебе. Он целовался так, что кровать начинала кружиться, как карусель — может, мерещилось, а может, и взаправду было, кто этих волшебников разберёт. Один раз Летиция расцарапала ему спину, другой — повалила и устроилась сверху, в третий, кажется, пробормотала скороговоркой что-то вроде "я-тебя-люблю", и вот это почему-то запомнилось больше всего.

Как и то, что в ответ он не сказал: "Я тоже".

Летиция проснулась одна и только к полудню.

Спальня была в полном разгроме, словно по ней промчался кавалерийский полк. Лисья маска, сейчас невзрачная и дешёвая на вид, обнаружилась под комодом, расколотая на две части. Летти долго смотрела на неё, растерянно и бездумно, пока не услышала на кухне шум.

"Белый!" — промелькнуло в голове.

Но это оказался не он.

— А, госпожа Моретти, — зевнула Летиция, кутаясь в плед и радуясь своей предусмотрительности: появляться перед собственной домработницей в одной весьма откровенной сорочке было бы неудобно. — Вы же вроде бы только в четверг собирались... Или уже четверг?.. А что это вы делаете?

Дора отпрянула от шкафа и резко закрыла сумку-торбу, но оттуда всё продолжали и продолжали вываливаться крошечные, не больше хомячка, существа. Хвостатые, с крылышками, мохнатые и с чешуёй, с шипованными гребнями, двухголовые... Они были всех цветов радуги и беспрестанно перемещались. Такие же существа выглядывали с полки в холле, глазели из-под циновки, о которую Летиция постоянно запиналась, и свешивались с настенных часов, прежде не раз останавливавшихся в самый неподходящий момент.

— Госпожа да Манча, я...

— Дора, — от удивления Летиция перешла на ты. — Дора, ты что подсаживаешь мне демонов невезения? Серьёзно?

Домработница посмотрела на неё испуганно, впервые за всё время знакомства становясь похожей не на строгую дуэнью, а на обычную тридцатилетнюю женщину.

— Вы раньше их не видели.

Летти только и успела отпрыгнуть, когда особо любвеобильное существо попыталось приклеиться к её ноге.

— Да я раньше и не подозревала, что они вообще существуют! А теперь мне кажется, что вокруг меня буквально все что-то знали, одна я прозябала во мраке невежества. Но за что? — спросила она.

Дора молчала.

Память услужливо воскресила подслушанный накануне диалог, точнее, одну фразу из него: "Слушай, если мне хоть одна жилица снова пожалуется, что ты её запугиваешь из-за своей дурацкой ревности..."

— Нет-нет, это же слишком по-дурацки, — выдохнула Летиция, массируя виски. — Хотя, если подумать... Физзел за мной волочится, хотя замечу, что он за всеми женщинами моложе себя приударяет. А у вас в прошлом был неудачный брак и, возможно, общие дети. Ревность — страшная штука... Но, Дора, ты серьёзно думаешь, что если я съеду, то он к тебе вернётся?

На какое-то мгновение Летиции показалось, что госпожа Моретти сейчас её ударит. Но та сдержалась. Она помедлила немного, а затем взвалила сумку на плечо и чеканным шагом вышла; за ней разноцветной вереницей потянулись все те странные существа.

Хлопнула дверь.

— Ну вот, — пробормотала Летти, опускаясь на пол и приваливаясь спиной к шкафчику. — Мало того что меня кинул самый потрясающий парень в моей жизни, так теперь ещё и домработница сбежала. Чудесно, просто чудесно! — В ногу ей ткнулось что-то пушистое; это был крошечный жёлтый демон, больше похожий на ушастого цыплёнка. — А ты что смотришь? Голодный, что ли?

Молоко мелкие демоны лакали, как котята — и спали потом так же, вповалку. Она некоторое время наблюдала за копошением этих маленьких существ, а потом нехотя начала убираться.

Белый Лис не показался ни на следующий день, ни через неделю, ни через месяц. Иногда по утрам, спросонья, мерещилось шелестящее "шики-тики" из кухни или клокотание кофейной машины, но реальность неизменно разочаровывала. К середине лета Летиция плюнула на романтические мотивы и переехала на другой конец города, поближе к берегу. Благо теперь, когда неудачи отступили, заработки взлетели раза в три.

С Книжником она не общалась довольно долго — похоже, тот догадывался, кого следует благодарить за быстро охладевшую любовницу. Но потом он всё-таки появился на пороге новой квартиры с оплаченным сто лет назад янтарным набором для письма. Вручил, сухо кашлянув, и пожелал успехов в делах. О "Книге многих чудес" даже не обмолвился — и это, пожалуй, устраивало обе стороны.

Работа действительно спасала. А ещё то, что мир внезапно расцвёл новыми красками: причудливые существа, прежде незримые, теперь шныряли под ногами, а некоторые, самые наглые, приходили клянчить молоко. Иногда Летиция замечала у случайного прохожего не принадлежащую ему тень или даже две, а как-то раз увидела в небе над Сити огромного серебряного дракона.

Это было действительно очень-очень красиво.

Однажды, уже ближе к осени она заглянула в кофейню к Бэтсу перехватить чего-нибудь перед ужином — да так и застыла на пороге.

Белый Лис ждал там.

Его невозможно было не узнать, хотя прежде Летти не видела его без маски в дневном свете. Но лукавый прищур синих глаз, полуулыбка, аккуратная чёрная коса, перекинутая через плечо — всё это казалось таким знакомым!.. Расписных балахонов и след простыл; теперь Белый облачился в тёмно-серый деловой костюм, явно пошитый на заказ. И надо сказать, что классическая "тройка" шла ему невероятно.

— Долго же ты добирался, — проворчала Летиция, подсаживаясь к нему за столик, и махнула Бэтсу и пальцами показала цифру два. Тот сделал страшные глаза, потом недовольные глаза, потом умоляющие — и наконец взялся за приготовление пары порций капучино. — Надеюсь, хорошо провёл время.

— Отвратительно, — покаялся Белый, подпирая кулаком щёку. — Но зато уладил некоторые семейные дела, и теперь могу начать собственное. Я немного осмотрелся в городе, о прекрасная, и подумал, что здесь не хватает... Скажем так, агентства для решения оккультных проблем. А агентству непременно понадобится мастер по продвижению. Как тебе такая идея?

— Это весьма непростой вопрос, ответ на который можно найти только за чашкой лучшего кофе в Сити, — улыбнулась Летиция. — Но могу обещать, что я по крайней мере подумаю над твоим предложением.

Что-то ей подсказывало, что жизнь скоро примет восхитительный оборот.

END