Зря спящий проснулся

ДЕНЬ 7

— Он попросил не пускать тебя к нему.

— И чего?

— Руководство приняло решение послушаться его. — Костя был как всегда спокоен и выдержан. Рассудительно смотрел на Андрея и будто пытался еще что-то сказать, добавить своим внешним видом: "ну ты же понимаешь, с кем мы имеем дело".

Он понимал. Поэтому не противился.

— Сколько продлятся мои выходные?

— Без понятия. Нам нужен стабильный объект. По итогам вчерашней встречи произошло несколько неприятных событий, и это учитывая, что он весьма слаб.

— Курилы и Мексика?

— Да. И не только, еще пара мест. В гневе он страшен, ага, — Костя скупо улыбнулся.

— Я могу хотя бы поглядеть на него?

— Конечно.

Он отошел в сторону, и Андрей неторопливо двинулся к смотровому окну. Максим находился в противоположном конце комнаты, у "нормального" окна. Сидел на стуле, положив руки и голову на подоконник, и смотрел куда-то вдаль, не двигаясь и еле заметно дыша. Его спина опадала и расширялась, как пульсирующая вена.

— Давно он так?

— Весь день.

— Ел что-нибудь?

— Нет. Воду пьет и все.

— Ясно. Если такая оказия произошла, можно мне домой смотаться, как на выходные?

— Нет. — В жестком ответе Кости не имелось никаких вариантов дальнейшего развития диалога в эту сторону. Андрей умолк.

Еще минут постоял, наблюдая за Спящим, затем вернулся в свой номер и заказал обед. Спустя полчаса ему доставили сервировочный столик с первым, вторым, чаем и целым набором из сладкой выпечки, разложенной на белой салфетке.

Он съел все. Вдумчиво и не спеша, разжевывая каждый кусок.

Ел и смотрел в окно, выходящее на восточную сторону ФСКО. Вид здесь был не такой красивый, как в палате объекта, но ему было неважно. Ему нужно было просто смотреть. Пожирать глазами и моргать, в такт челюстям.

Он вытер губы, лег на кровать и постарался заснуть. Делать ничего не хотелось. Хотелось лишь дождаться вечера, услышать голос жены, и заснуть снова. Проснуться, заснуть. Проснуться, заснуть.

ПРОСНУТЬСЯ, ЗАСНУТЬ

Кривая синусоида, в которой такие глубокие впадины и такие низкие вершины, что, оказавшись на них, даже не испытываешь по данному поводу счастья.

Как мускулистая бугристая грозовая туча, над Андреем нависла беспроглядная тоска. С ней он и провалился в сон.

ДЕНЬ 10

— Либо ты меня пускаешь к нему, либо нет.

Андрей наступал, а Костя оборонялся. Охране, видимо, никаких инструкций по поводу психолога не давали, поэтому они вели себя безучастно.

— Объект не хочет тебя видеть, ты понимаешь? Нам не нужны последствия.

— Нам нужно всё! Как вы еще не осознали? Он должен жить обычной жизнью, с различными эмоциями. Я постараюсь вернуть его к этой жизни. А так мы ничего не добьемся.

— У меня приказ.

— Так попробуй его отменить, поговори с Ильей Юрьевичем! Он уже три дня просто сидит и смотрит куда-то. Он общался хоть с кем-то?

— Пытался с врачами, но они...

— Они не могут с ним разговаривать, правильно. И что ты думаешь? Еще пара дней и вы обнаружите его в петле, образно говоря, нельзя затягивать веревку на его шее, нельзя тянуть с сеансами. Я тут не затем нахожусь, чтобы смотреть телевизор, жрать, играть в компьютерные игры и спать.

— Не могу.

— Я хочу ему помочь. — Андрей тяжело вздохнул. — Позвони. Спроси. Пусть попробуют пустить меня на разговор, ничего страшного не случится.

— Ты... — Неожиданно в кармане Кости запиликал телефон. Он достал его, приложил к уху и послушно закивал в такт услышанному, не спуская глаз с Андрея.

— Разрешили, — коротко сказал он после того, как нажал кнопку отбоя.

— Камеры? — спросил Андрей. — Они слышали меня через камеры? Сколько их тут имеется?

— Не важно. Иди. Но мы вытащим тебя в любой момент, если его эмоциональный уровень зашкалит и перейдет через нормальные границы.

— Я сам оттуда поспешу убраться.

Андрей вошел в палату и огляделся. Его стул, на котором он обычно сидел, сиротливо стоял в углу, очевидно задвинутый туда для того, чтобы не попадаться Максиму на глаза. Он хотел его взять, но затем передумал. Этот разговор не мог состояться в уравновешенном положении.

— Утро доброе.

Спящий не ответил. Лишь пошевелил лопатками, будто поежился.

— Я тебе противен, Максим?

— Какая разница?

— Большая. Потому что я не хотел тебя обманывать, но так было нужно.

— Ага, понятно. — В голосе ни капли жизни, как в соляном озере, один лишь набор букв и слогов.

— Ты пойми, — Андрей подошел к нему и сел прямо на пол, подогнув ноги. Брюки высоко задрались, обнажив черные носки и туфли. Он знал, что такой вид делает человека беззащитным и безопасным, поэтому надеялся, что Максим заметит. Но тот лишь быстро посмотрел на него краем глаза и вновь уставился вперед, в прозрачное стекло, за которым виднелся кусок реального мира. — Ты пойми, что я желаю тебе добра. И на самом деле не сделал ничего плохого, только скрыл кое-что и кое-где приукрасил действительность.

— Дальше-то что? За мной круглосуточно следят камеры, даже в туалете, который тут внезапно обнаружился, даже в нем висит этот хренов глазок. Я взаперти. Врачи со мной не разговаривают, не отвечают на вопросы. Со мной говоришь только ты, и то — я тебе не верю, несешь всякую чушь про то, как я влияю на погоду.

— А твои собственные мысли по этому поводу?

— Никаких мыслей. Не знаю, может, вы ставите на мне какой-то эксперимент. Я же ничего не помню. Вдруг вы мне зонды в задницу пихали или током били.

— Сам рассуди — зачем нам это было бы нужно, если бы ты был обычным человеком? Ну, как все, как я? Неужто такие средства, а ты понимаешь, что все это стоит денег, были бы направлены на какого-то бомжа, найденного на улице?

— Бомжа с дорогими часами, если тебе на минутку поверить.

— Про часы это правда. Но когда ты лежал в обычной палате, то персонал заметил некие закономерности твоего состояния и состояния погоды. Эти изменения в виде сигналов засекли и пеленгаторы ближайшей военной части, так уж совпали обстоятельства. И пока ты находился в коме, то мог напрямую изменять окружающую среду плюс от тебя зависела и вся погода во всем мире, это точная информация, которую мы успели выяснить. Но как только ты очнулся, то потерял прямой контроль, понимаешь? Теперь ты как-то связан с планетой, физически, эмоционально, энергетически — без понятия — но связан. И просто так тебя никто не отпустит.

Максим фыркнул.

— Ты знаешь, я бы даже поверил. Ну, смирился с той мыслью, что я там что-то меняю. Но ведь я делаю это безвольно. Сам того не ведая. Может, я всю жизнь вот так и влиял, просто никто не догадывался об этом.

— Может.

— И никто не следил за мной через эти камеры. Никто не врал мне. Никто не использовал меня, как салфетку после дрочки. Вот к чему я клоню, доктор.

— Хочешь, я расскажу тебе одну историю? — неожиданно спросил психолог.

— За каким чертом?

— За таким, что она весьма интимная. Ты пойми, что мы с тобой в одинаковых условиях — и за мной тоже следят камеры, и меня тоже прослушивают, и даже больше — меня допрашивают, я на постоянном контроле. Но я выбрал эту работу, чтобы помочь конкретно тебе, потому что ты, судя по всему, ничего не выбирал. Мы с тобой в одной лодке и держаться нам нужно вместе. Догоняешь?

— Не очень. — Максим повернул голову в сторону Андрея, все так же расслабленно держа ее на руках. — Что за история-то?

— У меня есть жена. Оля. Мы с ней уже пять лет, как женаты.

— Поздравляю.

— Спасибо. Где-то на третий год нашей жизни, я вдруг начал сходить с ума. Все опротивело, стало каким-то пресным и повторяющимся день за днем. Я вдруг почувствовал, что залез на чертово колесо и никак не могу с него слезть и, что самое страшное, не слезу. Отношения у нас тут же начали портиться, а секс практически сошел на нет. Мы, здоровые мужчина и женщина, дай то бог, трахались раз в неделю. Всего один раз, чисто механически. Потом желали спокойной ночи и засыпали, спинами друг к другу.

Андрей горько усмехнулся.

— И я стал думать о других. Любой мужик в мечтах всегда не прочь отодрать чужую малышку, при наличии своей жены, это факт, но мне не нужны были мечты, я твердо настроился на измену. И познакомился в социальной сети с одной... дамой. Она чуть постарше меня. Не красавица, но и не уродина, не худая, но и не толстая, в теле такая, с большими сиськами. Короткая прическа. Губастая. И вот мы с ней встретились, когда Оля уехала в гости к своим родителям. Я с ними хоть и лажу, но особо желанием пересекаться не горю. Встретились, ага. И трахнулись.

Он протер лицо обоими ладонями и уставился в потолок.

— И после того, как все закончилось, мне отчего-то стремительно захотелось сдохнуть. Мне было так противно, будто мне в глотку залили галлон черного студенистого перегноя. Она целовала меня, жадно засовывая свой толстый холодный язык мне в рот, обнимала и говорила о том, как ей хорошо. А мне было до того противно, что я чуть ли не дрожал. Повалялись мы так полчаса, а потом у меня зазвонил телефон. Я его поднял, тут же сказал ей, что срочно вызывают на работу, мы распрощались и больше никогда не виделись. Дома я целый час простоял под душем, тер себя мочалкой и плакал. Потом вернулась Оля и у нас был самый лучший секс за все время после свадьбы. И я поклялся себе, что никогда больше не изменю и что приложу все усилия, чтобы ей со мной было хорошо. Так оно и вышло.

Максим нахмурился.

— А к чему ты это рассказал?

— К тому, что когда зазвонил телефон, это был не звонок, а будильник, который мне на телефон поставила жена, чтобы я вечером не забыл покормить рыбок. И если бы этого не случилось, то мне пришлось бы мучаться в объятьях чужой, незнакомой мне женщины, еще какое-то продолжительное количество времени, равное вечности. Получается, что моя Оля, сама того не ведая, спасла меня. Я ее предал, а она меня выручила. Поэтому я не хочу, чтобы и ты остался без будильника. Я не помогаю тебе случайно, я помогаю тебе конкретно. Твое право отказаться, и тогда всё, с чем ты будешь иметь дело, ограничится безмолвными врачами и датчиками, которыми нашпигована эта палата.

— Ты обманул меня и изменил своей жене. И хочешь, чтобы я тебе доверился?

— Больше такого не повторится, — сказал Андрей, закрыв глаза. В кромешной темноте перед ним запрыгали перемежающиеся образы Оли и той любовницы на один раз, имя которой он прекрасно помнил, но не смел произносить даже в мыслях.

— Я подумаю.

— Спасибо. Можно я просто посижу тут с тобой? До процедур. Не буду приставать с расспросами, просто посижу.

— Сиди, кто тебе мешает. — Максим пожал плечами.

— Еще раз спасибо.

— Не за что.

ДЕНЬ 11

Потек кран. Андрей постучал по нему, будто надеясь, что течь от этого прекратится сама собой, но ничего не получилось. Блестящее изогнутое горлышко выдавало ровно по большой капле раз в полминуты. Он направил его аккурат над сливным отверстием, чтобы не слышать противные шлепки.

Посмотрелся в зеркало — скоро будет уже две недели, как он безвылазно находится в ФСКО. И оставалась еще целая уйма времени, которую тут нужно было провести. Констатация этого факта огорчала. К тому же, он ни разу не вышел на улицу, не переступил за пределы порога двери, потому что хотел сделать это одновременно со Спящим.

Не то, чтобы у него не имелось потребности подышать свежим воздухом, но он на самом деле желал разделить участь Максима в полной мере, насколько это вообще было возможно. Чтобы не мучила совесть и чтобы не актерствовать, общаясь с ним, сопереживая только на словах, а жить по-настоящему, искренне, на сто процентов. Это ему советовали и совесть и разум. Кто знает, что чувствовал Спящий. Если он мог управлять ураганами и целыми океаническими течениями, то почему не мог читать чужие мысли? Экспериментально этого никогда не узнать, поэтому нужно дружить, разговаривать, дружить, еще раз дружить и верить, так как это единственный выход и средство контроля за огромной силой.

Андрей переоделся в просторную серую футболку и широкие джинсы, которые держались на бедрах лишь благодаря тонкому черному ремню. Костюм тут требовался для официальных встреч, а в остальное время всем было плевать на одежду. Тем более, в благодатный час после шести вечера, когда в коридорах ФСКО оставались одни невозмутимые охранники да некоторые из сотрудников, увлеченные работой.

Он не знал, все ли живут здесь на условиях, доставшихся ему, но подозревал, что многие, если не большинство. Здание было огромным, имело четыре этажа (Андрей не исключал подземных), плюс пристройки — все это были площади, могущие вольготно разместить в себе большое число народа.

По словам Ильи Юрьевича, никто не строил здание специально для Спящего, оно всегда находилось под опекой государства и когда-то раньше использовалось в качестве военного научно-исследовательского института. Расположенное практически рядом со столицей, но затерянное в ответвлениях проселочных дорог и шлагбаумов, оно идеально подходило для проведения такого глобального эксперимента, как наблюдение за объектом.

Когда-нибудь следовало побродить по ФСКО в качестве экскурсии, но не сейчас. Сейчас наступала самая долгожданная пора.

Андрей посмотрел на часы — без пяти девятнадцать.

Телефоны для связи с родственниками находились в основном холле. Десять звукоизолированных кабин с непрозрачными, примерно наполовину своей высоты, стенками. Все, что выше, открывалось виду охранников, но если присесть на стул, то можно было разговаривать в абсолютно интимной обстановке.

Обеззараживающий отсек не работал на "выход", поэтому Андрей миновал его довольно быстро. В холле, как он и ожидал, никого, кроме охраны, не наблюдалось. В телефонных кабинах тоже.

Он зашел в одну из них, первую попавшуюся, заперся и набрал номер. Пошли гудки. На шестом он уже забеспокоился, но раздался щелчок и из трубки послышался сонный голос:

— Алло.

— Привет. Это я. Извини, что не позвонил вчера.

— Ничего страшного. — В голосе Оли просквозило напускное ледяное равнодушие, и Андрей поежился.

— Говорю же — прости, извини, был загружен работой, не успел к семи освободиться! — На самом деле он все успел, просто не хотел разговаривать с женой после откровений с Максимом. Боялся, что она каким-то образом поймет и прочтет его мысли. Проглотит вырвавшиеся из него тошнотные воспоминания. И это не сулило ничего хорошего.

— Чем же ты был так занят?

— Ты знаешь, я не могу рассказывать.

— Ладно. Не можешь, так не можешь. Все, пока?

— Ты не хочешь разговаривать?

— Нет, хочу, просто ты молчишь.

Андрей раздраженно стукнул кулаком в противоположную стенку и стиснул зубы.

— Оль, я прошу, не надо нагнетать, иначе мы поссоримся, ты же знаешь. Нельзя ругаться по телефону, это бессмысленно.

— А что мне еще делать? Ты не пойми где, занимаешься не пойми чем, и вдруг пропадаешь. Ты же не на северном полюсе, где спутник один раз в сутки проходит, почему нельзя было просто меня предупредить! — ее голос задрожал.