Пристав по-прежнему игнорирует меня. Нами никто не управляет и не командует, но наёмники не дураки, понимают: приставать к берегу нам нынче не с руки, сами выравнивают положение шлюпа и орут для себя:

— И-раз, и-два...

— Навались, мужики! — это уже я подхватываю. — И-три, и-четыре!

Ловлю на себе косые взгляды исподлобья, но не уступаю, продолжаю командовать, ведь не зря же почти закончил ВУЗ, на начальника и тут учусь, пока есть такая возможность, а там видно будет, что из этого выйдет, как и из меня.

Подельники обещают на будущее лишить меня всего дерьма.

Кричите, ругайтесь, — думаю я про себя. — Больше я никому здесь не уступлю. И явно туплю, а опять чудю, но не успокаиваюсь и не сдаюсь.

Пристав наконец-то отвлекается на меня — кидает косой взгляд, однако не злобный, как у моих сотоварищей по артели "напрасный труд". Пашут — гребут. И сами подальше от того места, где остались налётчики.

Те пытаются нагнать нас — преследуют параллельным маршрутом по берегу — слышен топот копыт, и видно что-то около десятка факелов, кои сжимают всадники.

Конница в здешних краях? Что-то новенькое! Видать и впрямь какой-то лорд или граф имеет зуб на нас из-за Кукумэ. Кумекаю дальше, подозревая, что какой-то извращенец-отпрыск решил позабавиться с ней, а в итоге она с ним. И что из этого вышло — тоже не будет сюрпризом. Амазонка особо не отличается разнообразием при общении с нашим братом-мужиком — сразу давит "интеллектом" на больной, на мозоль.

Отзываю её в сторону от пристава, и сам к ней пристаю, не забывая покрикивать на артель гребцов. Те в ответ фыркают, рычат, плюются, но работают в поте лица так, что аж кости с хрящами трещат.

Шлюп это вам не лодка!

И почему парус не раскрыли? А не поставили? Загадка. Так ей и остаётся для меня. Ну да это ладно, обойдёмся пока и без паруса. А вот с чем и кем разберёмся нынче — я с Кукумэ. Долг платежом красен. Возвращаю... лови... а, не нравиться, "красавица"! Так получи...

Я растолковываю ей, что к чему — вешаю лапшу на уши. И ведь получается, заглотила баба наживку. Моя гипотеза в отношении неё и налётчиков где-то верна, а где-то неточна, да не суть столь важно. Попа...лась. Теперь только держись, не отвертишься, вертихвостка.

Сбиваю актив — собственный коллектив на будущее. К чему бы это, а такие мысли лезут в голову? Ах да, без этого попаданцу никак и никуда. У меня ж талант начальника — и погибает — не могу не использовать. Считаю себя с этими дикарями из неведомого средневековья братьями по... разному — ставлю себя и свой разум выше, чем их. Может и зря или нет? Да сейчас-то без разницы.

Далее меня интересует то, что стало с налётчиком? Снова присоединяюсь к приставу, а Кукумэ заставляю вести счёт гребкам. Уступает — она мне, а наёмники ей. Деваться-то нам всё одно некуда — все тут как на подводной лодке — пристанем к берегу, сразу пристанут налётчики, и пойдём на дно. Как пить дать, а не хочется, нахлебался я этой воды из реки — выше крыши.

Пристав отвлекается на меня — на мой вопрос. И сам в шоке. Налётчик не просто телохранитель знатной особы, а сам знать. Но пока молчит, как рыба об лёд.

Я интересуюсь далее относительно нашей незавидной участи.

— Ежели не оторвёмся — край...

Ну, на то и Окраина, не Империя. Только так называется. Разбойничий край — и впрямь.

Я предлагаю приставу заблудиться — затеряться на время и свернуть не туда, в тот приток полноводной реки — где нас явно не ждут лихие людишки лорда с мордой как у разбойника с большой дороги.

— Нельзя! — противится пристав.

— Ты дурак или как?! — наглею я, чем дальше, тем всё больше. — Я предлагаю нам жизни спасти, а ты... На север всегда успеется! Да и враги найдутся... везде! Встречаем их толпами на каждом шагу — куда ни плюнь, а не поверни — везде они! Как в засаде!

Обидные слова пристав пускает по боку, а меня самого едва не за борт. Стерпел — уже хорошо, знать не дурак, сам чудак, как и я.

А я всё ещё пытаюсь вразумить его, твердя:

— Для дурной собаки семь вёрст — не крюк! Или ты не хочешь выполнить свой долг и доставить нас живыми на дальнюю заставу?

Пристав неожиданно соглашается со мной. Ух, ты! О я даю! А чего ещё могу? Сейчас и проверю.

— С этим "трупом", что делать будем? Нам балласт ни к чему! И выкуп за него хрен получишь, только по нему, и от той, из-за кого влипли!

— Как узнал? Я ж никому! — озирается пристав на стража, доставившего Кукумэ к шлюпу на пирс.

Ратник отрицает своё причастие к слухам.

— Догадался... — намекаю я на давешнее знакомство с амазонкой. — Тут не надо иметь семь пядей во лбу или большого ума!

— А ты — голова... — отмечает пристав.

— Ну так... сэр... — напоминаю я.

— Чудак... — кивает одобрительно пристав. — Хирон...

Это он, стало быть, и также по имени почти что барон, но по всему видать: из обнищавших или даже бывших наёмников — каким-то образом заслужил свободу. Хотя у пристава по определению её не может быть, это всё равно, что сменить ошейник раба и цепь, на хомут слуги. Овчинка выделки не стоит.

Да ладно, разберёмся, а уже кое-что мотаю на ус. Щетина-то у самого растёт, хотя на ощупь и с виду напоминает подшерсток, даже пушок.

Решаем судьбу налётчика: оживёт — ему же хуже и нам, нет — и проблем нет. А лишние нам ни к чему, хватит ночного шоу с факелоносцами.

Оживает, гад такой! И что ему стоило издохнуть? Разве это жизнь — в этом диком краю? Я бы точно хлебнул яду или камень на шею и — в воду. Хотя второй вариант не приветствую — проходил, как говориться: плавал — знаю. Ничего интересного.

Плывём дальше. Вроде светает, зато на реку опускается густой туман. Ничего невидно. Уключины, и вёсла в них, скрипят. Гребцы шумят прилично. Те, кто подался за нами, также топают в удалении. С берега эхом доносится отдалённый топот копыт — сбивчивый в разнобой, но преследователи держаться.

Свернёшь тут в излучину или ещё куда, да только голову себе. И впрямь артель "напрасный труд", хоть бы карту какую-нибудь лоцманскую составили. Интересуюсь, кто у нас на этой посудине, что сложно обозвать судном, боцман? Про лоцмана даже не заикаюсь, испугать дикарей боюсь — всё одно не поймут.

Таковых, увы, нет, капитана тоже. Им по штатному расписанию стал пристав, как только встал ногами на палубу. А страж Кукумэ кто? Узнаю — он оказывается обычным ратником.

А что скажет нам налётчик? Ты кто, чудо-юдо? Что за оно и откуда?

Пленник поначалу упирается, а потом понимает: опасность больше ему не грозит, сам уже, и нам, паразит. Представляется и впрямь лордом.

У, морда...

— Я Логриф... — рычит и фыркает он одновременно, и давит "интеллектом" пристава.

Имперский слуга не сдаётся и... вот где дурак... называет собственное имя.

— Хирон!

Хотя бы одну букву изменил — "и" на "а". Да где там — не хватило ума. Одно слово — дикарь. Варвар с гномом в сравнении с ним, мне кажутся куда умнее — и каждый в отдельности.

Ну, ещё баталию на палубе устройте — показательный цирк сродни поединка чести. Мои догадки не оправданы, а всё по причине раны у лорда с мордой бомжа. И косится на Кукумэ. Та сама не своя, но вида не подаёт. Старается, хотя и нервно трясётся. Испытывает шок. Знать виделись не столь давно по принципу: здравствуй ...опа, Новый год! И кто тут снедурочка, а деад (смерть) Мороз? Я ваш пис (мир) деад...

Вмешиваюсь, желая узнать, что нас ждёт дальше, и также представляюсь сэром — Чудаком. Налётчик мычит, пытаясь воспроизвести моё имя. Как он это делает, меня коробит, а вот спутников напротив смешит, словно нарочно стремиться заставить меня бросить ему вызов.

Делаю ему тонкий намёк на толстые обстоятельства — подношу кулак, а в нём у меня скрыта зажигалка — щёлкаю пальцами, чиркаю, имитируя из себя повелителя огня на уровни детского фокусника. У лорда трещит морда по швам. В глазах страх и ужас.

Да, это я — здешний повелитель ужаса. И на мне мой обычный наряд, а не маскарадный костюм с карнавала.

Что, страшно стало? Ага! Да, я такой — сэр Чудак. Но далеко не простак.

Экономлю топливо в зажигалке, и гляжу пристально, сдвинув брови и насупив лицо, на лорда. Тот сам не свой.

Страшно, морда? — добиваю его ещё тёпленького.

— Отвали... и лучше сам, а то если я возьмусь за дело — мало никому не покажется в этих краях! Догнал? И лучше сам, чем твои люди или ещё там чьи — нас! К чертям собачьим сожгу все земли с замком и деревнями!

Сам обескуражен тем, чего несу, а не курица — яйца не могу, хотя мои всегда при мне.

— Эта стерва... — кивает Логриф на Кукумэ, и кудахчет её имя или изображает кукушку — сразу не понять и не разобрать. Речь у лорда отрывистая, а слова заменяют звуки. Ну, точно дикарь, а ещё знать. Тьфу, на тебя... Классика жанра. Мы, малых и больших академий не заканчивали, и на подмостках в театрах не стояли, и за благо: не на эшафоте. Но лиха беда начала...

— И чё? — подхватываю я. — Она самая и есть! Но лично мне нравится, и имперскому приставу с ратником! Да и потом она — наёмник! Тебе это о чём-нибудь говорит?

Лорд переходит на шёпот, подтверждая мою догадку относительно устранения "атавизма" у одного евнуха.

Еле сдерживаюсь от смеха. Амазонка поимела графа. Вот так история. А он явно знатная особа в здешних краях.

Я призываю Кукумэ к ответу. Пристав не мешает, сам ухмыляется и удивляется моим действиям, а также словам; схватывает всё налету: дескать, я могу разрулить ситуацию.

Ну и я стараюсь, как могу, а вот получается пока не очень. Но попытка — не пытка. Продолжаю.

Кукумэ не снимает с себя обвинения в хирургическом вмешательстве по ампутации "мужского достоинства". Что с графа и поимела — а его самого — то нам и продемонстрировала.

У меня самого глаза полезли на лоб от окровавленного куска человеческой плоти.

— Это что у тебя?! — подступает у меня ком к горлу. Чёртова ты баба — додумываю про себя.

— Яйцо... — безо всякого зазрения или иронии заявляет та.

— Вижу, что оно! Но не птичье же...

Намёк не понимает, дурёха!!!

— Мужское... — и добавляет, добивая лорда. — Графа...

Ой, мама не горюй! Папа родненький ратуй!

Шлюп останавливается — гребцы сушат вёсла — дохнут от смеха.

— Кто разрешил!? — срываюсь я в крик, обращаясь к приставу.

Тот быстро спохватился и сообразил, что к чему. Разговор далее предстоит приватный.

Я удаляю с глаз долой — своих и лорда — амазонку, и продолжаю с ним поучительную беседу — так сказать, веду пропаганду.

— Ты пойми нас: мы — наёмники — люд подневольный! Ни сегодня-завтра подыхать! Твоему графу ни всё ли равно, как загнётся эта чокнутая баба в стране морфов? Да её там разорвут так, как не сможет придумать и имперский палач!

— То да... — соглашается лорд. — Но она мне не за этим нужна... была...

О, была — знать, уже и не нужна вовсе?

— Я правильно думаю, а всё понимаю — тебя? Что ты хочешь получить от неё? Говори, не стесняйся — свои люди. Ты — милорд, я — сэр! Мы — не быдло, а знать! Знать сумеем договориться...

Лорд снова шепчет мне на ухо то, что требовал от него граф достать любой ценой, а собственной жизни.

— Яйцо! — срываюсь я на эмоциях. — Из-за него и вышел весь сыр-бор?

Я понимаю: вспылил не к месту и не ко времени. Артель "напрасный труд" сделала резкий перекур — наёмники сушат вёсла и прислушиваются.

— А ну работать, негры! — рычу я на них.

Пристав подхватывает.

— Забирай... — киваю я в сторону Кукумэ. — Только не её, а... ну ты понял — что! И вали... подобру-поздорову к графу! Фу...

Дело сделано — конфликт не то что бы урегулирован, но вроде как исчерпан. Да Кукумэ не подпускает Логрифа к себе, и мне приходится отнять у неё то, чего едва самому не оторвала вчера. Гадость...

Я поспешно от неё избавляюсь — органа графа, уступая лорду, и далее дело за малым — приставом. Нам вроде как требуется пристать к берегу.

Риск велик, но в нашем случае оправдан, хотя в дальнейшем ошибка очевидна — один из всадников скачет назад, видимо в замок к графу, где ему прилепит местный знахарь "пропажу", и скажет: так и было — наследникам и прочей знати. А вот остальные всадники уже во главе лорда с противной мордой, продолжают преследовать нас, даже спешат, высылая вперёд посыльного, что вот-вот загонит коня. И... обгоняет, зараза.

Какой же я всё-таки Чудак на букву "М", да и дурак в придачу. Вляпались — и не то что бы из-за меня, но взгляды артели снова те же — исподлобья. И пристав пристал, загнав меня к гребцам.

Теперь сам гребу, разгребая мысленно то, что натворил.

Рядом Кукумэ.

— Ты зачем меня унизил? — шипит она точно змея. Того и гляди: укусит. Изливает яд, а не душу. Да я к ней и не лезу, сама пристала, а сразу начала наш вчерашний разговор не с того, вот и расхлёбываем на пару. Но набиваться к ней в пару — ни-ни — ни в зуб ногой, лучше его мне долой, чем то, что она там отсадила графу.

— Я... — изумляюсь сам, и понимаю: благодарить меня не за что. Провалил переговоры, аж самому стыдно. Утопиться что ли или лучше удавиться?

Мысленно обращаюсь к тем, кто покинул меня здесь и пишу очередное СМС, требуя мыло с верёвкой — на этот раз по прямому назначению.

Чёрт дёрнул, а попутал. Едва не получаю требуемый предмет. Кто-то из всадников пытается зацепить нас за борт, но попадает в меня. Петля затягивается точно удавка, и я мысленно прощаюсь с жизнью. Чуток поторопился — и в первую очередь с СМС. Всё, с "тёмным" больше не дружу, мы с ним в контрах — и надолго. Подозреваю, что до конца моей короткой жизни.

Сорвать верёвку я не успеваю — хриплю, задыхаясь. А тут ещё Кукумэ рада стараться — у неё в руке мелькает клинок, и она машет им мне по горлу.

Зажмуриваюсь, чтоб не видеть собственной кровищи, и вдруг чувствую облегчение. Нет, сделать под себя я просто не успел, как и испугаться сильно-сильно. Петля исчезает с горла. Удавка оборвана.

Открываю глаза и вижу свою спасительницу.

— Кукумэ... — кумекаю я: да она ж мой ангел нынче.

Сказать, что и сегодня мой день — не могу. Но грех жаловаться, живой, бродяга, и славно. А значит так надо. Очередное испытание мне — расплачиваюсь за ошибки по молодости и дурости.

Продолжаю чудить. Когда уже исправлюсь и за ум возьмусь? Пока что только за голову... хватаюсь. На месте. Нет, не проверяю. Хотя и не знаю, что делаю — не соображаю. Дальше туплю.

Нас тем временем стремятся взять на абордаж. Достала Кукумэ графа так, что его люди теперь не отстают от нас и донимают всю дорогу, а она и так у нас в один конец, где нам пис + деад. Миром и не пахнет, а войной — уже.

На реке засада. Посыльный сделал своё грязное дело, к нам гребут на лодках люди с арбалетами в руках. И стреляют. Почему же мы им не отвечаем? Неужели нет прав на это? Им, значит, можно нас убивать, а нам их даже ранить нельзя? Так дела не делаются! На войне, в бою, все равны — враги! Или эти не считаются ими для нас? Так всё одно, чего нам терять?