Ивик крепко обняла дочь, ею овладела мучительная любовь и тоска. Почему всегда надо оставлять тех, кого любишь?
— Я так боюсь за вас. Я не хочу вас оставлять...
Она вспомнила Хайна. А если пока ее здесь не будет — прорыв, и кого-то из них убьют... Хотя чем поможет ее присутствие? Хайн вот ничего не смог сделать.
— Я боюсь за Фаля. Скоро распределение...
— Танкисты рискуют все равно меньше, чем гэйны...
— Но все равно же рискуют.
— А мы за тебя боимся. Всю жизнь боимся.
— Я знаю, — Ивик умолкла, не в силах выразить все чувства: тоску, вину свою неизбывную, безграничную любовь, нежелание расставаться ни на секунду... Вот так бы сидеть и сидеть в обнимку с дочкой, всю вечность. И не нужен нам никто. И ничто больше в жизни не нужно.
— Прости, Миа. Я знаю, что я плохая мать.
— Ты? Ты самая лучшая в мире. Я не вру, это честно.
— Вы же меня почти не видели...
— Так же, как все. На выходных, на каникулах. Но при чем тут это — ты все равно самая лучшая!
Вот поэтому и хочется верить в Царствие Небесное, подумала Ивик. Жить так невозможно, никогда не размыкая объятий — но ведь и разомкнуть их нельзя. Потому и веришь... Да собственно, конечно, я верю в мир, где никогда, никогда не придется оставлять любимых, где любовь будет — всегда. Вечно. Постоянно. Каждый миг. Совершенная, без всякой конкуренции одного с другим, без мучительных выборов... Есть же она, абсолютная, совершенная любовь.
Вот Миа же прощает мне все — отсутствие мое в их жизни, мое творчество, вечный страх за меня. Все прощает. Потому что она — просто чудо. Ивик провела пальцем по лицу дочери — полукруглые ровные бровки, носик, дейтрийские высокие скулы, пухлые губы...
— Детка моя. Детка, как я люблю тебя.
— Ивик, — крикнул Марк из соседней комнаты, — иди сюда! Мы тут думаем, может, прогуляться пойти! Ты как?
Ивик оторвалась от Миари, взъерошила ей волосы, и улыбнувшись, вышла в гостиную.
Мельком подумав, что нормальной, человеческой дейтрийской жизни ей осталась — всего неделя.
Secunda
Ивик, жена бригадира, за годы жизни незаметно для себя нахваталась знаний об отделке помещений и даже — практических навыков.
Неожиданно это умение пригодилось ей теперь — небольшую квартирку в многоэтажнике, снятую с помощью миграционного центра, пришлось обустраивать самостоятельно. Ивик купила на скудное первичное пособие самых дешевых обоев, дрель, замазку, краску и кисти, прочие необходимые для ремонта мелочи, повязала на голову косыночку — и взялась за дело.
Это было даже забавно — она еще не успела толком изучить обстановку, и ремонт оказался ее первым серьезным предприятием в Дарайе. Ивик не проходила серьезной адаптации — ее просто бросили в холодную воду; уже сегодня ей предстояла встреча с резидентом, а значит — начало агентурной работы. На Триме людей кондиционировали годами.
Здесь в этом просто для меня нет необходимости, понимала Ивик. Она тщательно прокрашивала валиком стены небольшой кухни, подмешав зеленую краску к белой в небольшой пропорции. Получался приятный нежно-салатовый цвет. Темно-зеленые кухонные шкафчики и приборы достались ей вместе с квартирой; на время покраски Ивик завесила мебель полиэтиленовой пленкой. Адаптация на Триме нужна, потому что там мы работаем под триманцев; мы должны выглядеть, как свои. Здесь же Ивик была собой — Ивенной, эмигранткой с Дейтроса, и жила в обычном эмигрантском районе — тивеле. Только имя сена ей изменили — Ивенна иль Мар.
Позади был полугодовой курс переподготовки на Дейтросе.
Позади были 3 месяца жизни в миграционном лагере; "приемных комиссий", унизительных проверок, обследования психологического профиля, длительные беседы в разных дарайских учреждениях, в том числе, и в атрайде. Ивик выдавала себя за бывшую медар, работавшую в Дейтросе якобы воспитательницей начальной школы, вирсена. Легенду Ивик сочинила сама, и утвердила с начальством. По легенде у нее было трое детей (как и в жизни), уже взрослых и работающих; ее муж якобы стал невинной жертвой Верса и умер в лагере; Ивик давно испытывала отвращение к дейтрийской идеологии и наконец решилась на побег. Легенда должна быть как можно более реалистичной и твердо заученной. Ведь в миграционном центре с ней работали изощренные в мелочах дарайские психологи, постоянно подвергали явным и скрытым проверкам, гоняли на разных детекторах лжи.
Но на курсах переподготовки Ивик научилась выдерживать все эти проверки. Все прошло гладко. Чиновники миграционного центра убедилиась, что она — настоящая дейтрийская эмигрантка; ей выдали первичное пособие и помогли поселиться в дешевом квартале — тивеле, где уже проживало множество таких беглецов.
Ивик придирчиво оглядела выкрашенную стену и осталась собой довольна. Марк сделал бы лучше и намного быстрее, но для непрофессионала и так отлично. Взглянула на часы, прикинула — автобус отходит через полчаса, идти до остановки минут семь... Чайку выпить уже не получится. Ну и ладно.
Ивик вышла в комнату. Всего одна комната, зато просторная; из мебели пока один матрас на полу, в углу свалены рюкзак и пакеты с покупками. В маленькой прихожей — дверь в санузел, и вот это помещение было здесь выше всяких похвал. Ивик ежевечерне принимала ванну, по утрам — душ в круглой герметичной душевой кабинке. Они с Марком все еще жили в доме, где одна ванна приходилась на четыре семьи; на Триме ванна у Ивик была старая, желтая, страшная. А здесь — сияющая голубоватая сантехника, унитаз с автоматическим сливом, синяя плитка пола и стен. Друзья Марка языки бы проглотили от зависти. Да и по размеру санузел можно сравнить с их семейной спальней...
Ивик сняла косынку, тряхнула отросшими густыми волосами перед зеркалом — зеркало во всю стену над раковиной, под ним, на кафельной полочке — всяческие умывальные мелочи. Ивик отскребла ногтем несколько капелек краски, попавших на лицо. Причесалась.
Кстати, она еще очень даже ничего. Не девочка, но далеко еще не старая. Женщина в самом расцвете. Ивик заразительно улыбнулась себе самой, полюбовалась ямочкой на левой щеке. Особенно хороши ее карие глаза, не то, чтобы большие, но светящиеся, живые, выразительные. И брови темным полукругом, как у Миари.
Вернувшись в комнату, Ивик переоделась. "Ремонтный" спортивный костюм — бесплатный из ящика со старой одеждой, сменила на синие брюки и светлый пуловер грубой вязки. Все это — очень дешево, из лавки подержанных вещей. С барахлом тут у них хорошо, ничего не скажешь...
Три дня назад встретилась с агентом обеспечения, живущей в соседнем тивеле. Ивик знала только здешнее агентурное имя девушки — Шела (тоже дейтрийское имя, ведь и та жила под легендой эмигрантки). Шела передала ей все необходимое для работы оборудование, сложенное пока в одном из больших пакетов под тряпками. Назначила время и место встречи с резидентом. Ивик предстояла довольно простая, но и довольно опасная работа — связь. Выходить в Медиану и передавать сообщения по радио, через цепь передатчиков, непосредственно в Дейтрийскую зону, а оттуда дежурные перенесут на Твердь.
Внедрение в дарайские структуры для дейтринов очень сложно. Расовый тип в обоих мирах слишком явно выражен. Дейтрин не может выдать себя за дарайца, исключение — помеси, полукровки, случайно похожие на местный тип. Им можно сделать фальшивые документы, адаптировать по-настоящему, и они, насколько знала Ивик, иногда внедряются в дарайское Министерство Обороны, управление внешней разведки или даже правительство, не говоря о центрах разработки оружия и атрайдах.
Но это редкость.
Обычный дейтрин может выдать себя только за перебежчика, а таких ведь никто не возьмет работать в силовые структуры. Кажется, единственным исключением за всю историю был чистокровный дейтрин Вэйн, отец Кейты, который открыто сделал здесь неплохую военную карьеру.
Ивик с ее дейтрийскими скулами, глазами, носом — смуглым с темными веснушками — никакая карьера не светила. Ну и ладно, подумала она, складывая в наплечную сумку маленький эйтрон, точнее — компьютер местного дарайского производства. Это открытый предмет, ничего подозрительного, интеллигентная дейтра вполне может приобрести для себя лично такую штуку. Правда, дороговато по ее нынешним средствам, но мало ли? На самом деле в эйтрон было напихано множество надежных и полезных для разведчика устройств, от чувствительного микрофона, позволяющего записывать хоть шепот в известном радиусе, до радиотелефона.
А внешне — простенькая игрушка, чтобы коротать время за чтением или примитивными компьютерными играми, выходить в местную сеть.
Телефон — также внешне простой и дешевый, внутри — навороченный, выданный агентом обеспечения — Ивик положила в задний карман брюк. Невольно провела левой рукой по поясу, словно пытаясь нащупать шлинг. Никакого оружия на себе — к этому так трудно привыкнуть. Даже на Триме шлинг и пистолет всегда были при себе. Но здесь оружие носить нельзя.
Ивик побежала вниз по ступенькам, не пользуясь лифтом. Многоэтажное здание напоминало ей Триму, но там, в Питере, подъезд был темный, загаженный, стены исписаны разнообразными криками души на русском, английском и русском матерном.
Здесь же — пристойно, чисто и хорошо отремонтировано, свет льется из широких окон. Климат не питерский. Лас-Маан, самый крупный город материка (даже в каком-то смысле — столица) расположен в южных широтах. Снег бывает редко, хочешь покататься на лыжах — поезжай в горы, да и там искусственные снежные спуски.
Детская же площадка во дворе длинного многоэтажника поражала скудостью. В Дейтросе "полигоны" для детей строят куда более тщательно — cложные резные городки, разнообразные снаряды для лазанья. Впрочем, и детей — в выходные — гораздо больше. Здесь — убогая железная горка, качели, песочница, на лавочке — две молодые мамы, кажется, тоже дейтры, в песке возятся двое малышей; у горки — небольшая стайка ребятишек постарше.
Рядом расположилась огромная автостоянка, и еще машины были запаркованы вдоль всего тротуара. Глянцевые, как леденец, цветные, с прозрачным верхом. В основном старые, верх полукруглый, но есть и современные, дорогие, каплевидные. Ивик с интересом присматривалась к машинам. Надо будет тоже купить себе, например, в кредит можно... На Триме она научилась водить. Здесь, конечно, система управления другая, да и все равно придется проходить курсы, чтобы получить соответствующий документ.
Это потом. Когда она начнет работать. Сейчас придется обходиться общественным транспортом. Автобус в центр идет по расписанию — один раз в час.
Встреча была назначена на площади перед торговым пассажем, самым крупным в Маане. У древнего фонтана с недавно отреставрированными скульптурами. Ситуация, правда, осложнилась: в честь предстоящих празднеств Дней Демократии, на площади расположился гигантский веселый рынок. Ларьки, прилавки, детские карусели, закусочные, многоцветье товаров, толпы галдящих покупателей. У бортика фонтана приткнуться некуда — дамочки оживленно перепаковывают и обсуждают свои приобретения, молодежь курит, детишки носятся друг за другом, обзор очень плохой, если точнее сказать — никакого. А фонтан большой, по периметру метров сто. Ивик волновалась, медленно фланируя вдоль бортика. Она пришла раньше на 10 минут, хотя старалась двигаться потише, рассматривала витрины. Так вышло из-за расписания автобусов, будь оно неладно. В Дейтросе автобусы тоже ходят кое-как, но там это почему-то не раздражает.
Мысли Ивик текли сразу в трех направлениях. Во-первых, она работала: ненавязчиво высматривала среди толпы нужного ей человека. Резидент должен держать в руках "Маанский курьер", вот и все, что Ивик было известно. Дальше — пароли. "Вы не подскажете, как пройти к Регистратуре?" — "Регистратура — розовое здание с часами на той стороне квартала, но в это время, уважаемая дама, она всегда закрыта". Во-вторых, Ивик ругала себя. Ну что она за разведчик? Все-таки, мучил Ивик комплекс неполноценности, никакой она разведчик, хреновый. Несмотря на опыт, несмотря на поощрения начальства и вроде бы какие-то успехи. Настоящий талантливый агент энергичен и любознателен, как собака-ищейка, он давно бы уже все вынюхал здесь и все знал — и что рынок сегодня, и кто резидент, хотя бы — мужчина или женщина, дейтрин по внешности или маскируется под дарайца. Ивик даже не догадалась у Шелы об этом спросить. Вот и болтайся тут вслепую, подозрительно вглядываясь в каждого встречного и вздрагивая при виде газет в чьих-то руках.
В-третьих, Ивик просто с любопытством разглядывала народ. Дарайский народ. Забавно, что все они белокурые. Это красиво, приятно. И уже не кажутся на одно лицо, хотя и похожи, конечно, по типу. Детишки — маленькие, беленькие, как ангелочки; девушки и дамы-блондинки, все натуральные, не крашенные; статные белокурые красавцы-мужчины. Может, завести роман с каким-нибудь дарайцем, подумала Ивик. Тьфу ты, совсем уже докатилась! Полный разврат в голове. Но ведь правда, какие красавцы! Все сплошь высокие, мощные... правда, у большинства эта мощь явно от излишества жировой ткани, а не мышечной. Но все равно. От природы, то есть от генного манипулирования и евгеники, фигуры у них — одно загляденье, крепкие, широкоплечие. Светлые волосы и глаза. Приятно было бы пройтись с таким по улице, посидеть в кафе. Приятно и лестно. Ивик бы хорошо смотрелась с таким красавцем... вон хоть с тем, в зеленом свитере. Или голубоглазым парнем с яркими пакетами в руках... кстати, из одного пакета торчит газетка... Ивик пригляделась — нет, не "Курьер". А жаль... Идиотка, одернула она себя. Ты что, уже готова лечь в постель с кем попало? А ведь у них тут никаких заигрываний, никакого флирта "просто так" не бывает. Флирт они воспринимают однозначно, даже самый невинный — ты хочешь с ними переспать.
Так низко она все же не пала! Никакие разочарования в церковном опыте, никакие проблемы с духовностью или с обрядами все же не должны доводить до того, чтобы грешить напропалую. Мы же все-таки христиане. Этим и отличаемся от дарайцев. Если жить как попало, не задумываясь о заповедях, то какой смысл вообще бороться...
Ивик вдруг замерла. О Господи!
Так не бывает.
Газету в его руках — нарочито поднятую, с черным жирным заголовком — она разглядела позже. И даже не отметила в сознании. И даже не вспомнила, что это она — она! — должна первой подойти к резиденту.
Она отходила от удара. Не болезненного, просто оглушающего. Как будто на голову вылили ведро холодной воды или треснули подушкой. И ведь это второй раз уже такой удар, связанный с...
И два раза такое не бывает. Но тут же она осознавала — что вот, бывает-таки, и понимала почему-то, что иначе и быть не могло, что жизнь не могла не столкнуть их снова, пусть опять совершенно невероятным образом. Ну в самом деле, мало ли в Дарайе агентов, почему же именно он... она... они должны встретиться.
Именно невероятность поражала. И в то же время казалась правильной и неизбежной. Неизбежность чуда. Сюжет ее жизни продолжался, снова становился логичным, снова обретал остроту и будущее.
