Воспользовавшись тем, что Лео отвлекся, Ульвэ безнаказанно проскользнула к выходу из приемной:
— Ну, я пойду, а ты продолжай развлекаться.
— Да, да, — пробормотал Лео, — скатертью дорога.
— А знаешь, — рыжая головка снова просунулась в комнату, — ты так забавно пугаешься. Надо будет тебя еще навестить.
Лео вскинулся, будто его укололи длиннющей булавкой:
— Ульвэ, стой! Вернись, ты слышишь, что я тебе говорю?!
— Наш мир на краю гибели, — тихо сказал канцлер Алвиад, мерно постукивая ногтем по прохладной хрустальной пленке окна.
Грустно усмехнувшись своему искривленному отражению, он перевел взгляд дальше, где среди бурной пены зелени в торжественных лучах заходящего солнца золотились купола дворцов.
— Да, на краю гибели. А мы... как там говорил предок — цепляемся за его жалкие клочки? Знал бы он, как повторится история.
Тревожный багровый луч, прорвавшись сквозь хрусталь, мазнул по бледному лицу канцлера и упал на обшитую драгоценным деревом стену кабинета. Крупный, похожий на льва мужчина, восседающий за массивным резным столом, проследил взглядом путь небесного гостя. Когда-то дерево, по которому скользил луч, не панели — огромные бревна, привезли из двух далеких, прославленных лесами миров. Так поступили вовсе не для того чтобы похвалиться могуществом венца верховного князя или кому-то что-то доказать. Мастера лишь хотели выбрать самые лучшие слои, чтобы правители Вилеры могли любоваться совершенным переплетением роскошных пурпурных с золотом волокон. Выполнивший их просьбу тогдашний государь не увидел в ней ничего затруднительно или чрезмерного. Наблюдать за лучом было неприятно, он навевал грустные мысли. Верховный князь поднял глаза к алебастровому потолку, на котором извивался гордый золотой дракон, держащий между длинных молочно-белых клыков лимонный световой шар. Голубые глаза встретились с рубиновыми, дракон смотрел устало и укоризненно. Князь глубоко вздохнул, тряхнув тяжелой львиной гривой:
— Во времена первого Сокола, все было намного хуже. А насчет гибели, — князь на миг поджал губы, — тебе то же самое скажет любой придворный бездельник. Все хоронят наш солнечный остров на протяжении последней тысячи лет.
— Не притворяйся глупцом, Шадгар. Я говорю не об упадничестве среди знати. Меня тревожит совсем другое.
— Но согласись — запас прочности у нас еще есть. С тем мятежом гражданской стражи на Иоскехе мы справились за считанные недели. Пришлось только заручится поддержкой баронов испов.
— Благодаря помощи этих деятельных господ верховный князь уже не имеет никакого влияния на втором материке планеты. Остается лишь дождаться, пока нам скажут об этом вслух.
Шадгар медленно провел пальцем по прохладному звену висящей на груди цепи:
— Скоро испы наедятся своим сепаратизмом и поймут, что в их интересах поддерживать порядок. Не нужно сейчас нагнетать обстановку.
Алвиад резко повернулся к князю:
— Ты это им скажи. На прошлой неделе в окрестностях анклава Рафтаг перехватили контрабандный груз — шесть тысяч прицелов для винтовок типа "джерид". Понимаешь, что это значит?
— У испов проблемы с микроэлектроникой? — предположил Шадгар.
Канцлер мрачно качнул головой:
— Иногда с тобой просто невозможно разговаривать. Шесть тысяч прицелов означают шесть тысяч винтовок. Их вполне можно сделать в любом из анклавов. Если мы захватили эту партию, то наверняка в десять раз больше дошло до цели. Ты знаешь, что такое винтовка "джерид"? Это фонтан крови вперемешку с ошметками мяса. А теперь представь эту штуку в руках закованного в тяжелую броню испа.
— Будем считать, я впечатлен. Но у испов действительно есть повод для беспокойства. Их анклавы часто атакуют, и гражданская стража успевает далеко не всегда. Нужно попытаться решить этот вопрос конструктивно.
Алвиад стукнул кулаком по бедру:
— Прицелы доставили из внешних миров — слишком тонкая для Вилеры работа. Теперь вопрос: каким образом? Северный космопорт на Тавискароне мы пока еще крепко держим в руках. Чего нельзя сказать о портах Иоскехи. Значит...
— Я свяжусь с баронами, донесу наше беспокойство, — примирительно сказал Шадгар.
Алвиад посмотрел куда-то сквозь родича:
— По дороге сюда я встретил мальчишку из Палестры. Посмотрел на него и подумал: а что будет с планетой, когда он вырастет?
Шадгар, откинувшись на спинку кресла, понимающе улыбнулся:
— Принес очередной план спасения?
— А что, у тебя бессонница и больше ничего не помогает? Нет, я ничего не принес.
— Значит, с делами мы на сегодня покончили? — тряхнул ладонями князь.
— Почти, завтра у нас важные гости, нужно подготовиться.
— В моем расписании ничего нет, — Шадгар нахмурил золотые брови.
— Я не смог отказать. Это наши друзья из Седой гавани. Думаю, решили, наконец, потребовать расчета за их помощь казне.
— Хм, есть предположения чего они хотят?
— Того же, что и все остальные. Больше власти, больше привилегий.
— Не стоило нам принимать от них деньги.
— А разве у нас был выбор? — печально усмехнулся Алвиад. — Мы сами себя загнали в угол. Возможно, если вся наша система рухнет, это пойдет Вилере только на пользу.
Шадгар раздраженно дернул уголком рта:
— Мне не хочется тебе этого говорить, родич, но иногда ты заходишь слишком далеко.
— Прошу прощения, мне жаль, если мои речи омрачили дух государя.
Церемонно поклонившись, канцлер Алвиад Имарос покинул кабинет властителя планеты.
Оставшись в одиночестве, верховный князь как-то сразу осунулся, съежился. На запавших висках выступили толстые узловатые вены. Даже львиная грива потускнела и казалась теперь париком, натянутым на череп мертвеца.
Шадгар не повернул головы, когда одна из пурпурных с золотом панелей отошла в сторону. В святая святых княжеской власти вошел невысокий мужчина с серебреным подносом в руках. На покрытом искусной насечкой диске блестела хрустальная слеза графина. Висячие ржаные усы обрамляли печальный рот. Внешне он совершенно не походил на князя, но все же между ним и сидящим в кресле могучим мужчиной чувствовалось что-то неуловимо общее. Возможно, люди не зря говорят, что Спутники с годами становятся похожими на господ.
Мужчина аккуратно поставил свою ношу на стол перед Шадгаром:
— Вы устали, господин.
Князь кивнул, не видя смысл оспаривать очевидные вещи.
— Боюсь, ваш родич разочарован, — сказал Спутник, наполняя пузатый бокал тягучим янтарным напитком.
— Хочешь сказать, разочарован во мне? — грустно усмехнулся Шадгар. — Я ведь говорил им, тысячу раз говорил, но они не желают понимать. Думают, что только они видят угрозу, а я -цепляющийся за прошлое идиот. Как бы я хотел действительно стать глупцом — у них такая счастливая жизнь, — князь медленно пригубил медовую горечь. — Выпей со мной, Харид.
Князь отрешенно смотрел, как его Спутник наполняет второй бокал:
— Они говорят о реформах, но не понимают — вся наша система такая хрупкая, что достаточно вытащить из нее один кирпичик. Один проклятый кирпичик, Харид, и вся планета рухнет в ад. Самый настоящий ад.
— В свете нового настроения вашего родича... — осторожно начал Харид.
— Хочешь спросить, не станет ли он опасен? — усмехнулся верховный князь.
— Есть доклады, что его недавно видели в обществе Даниаса Роумата. Самый богатый человек планеты и канцлер, оба недовольны вашей политикой... Быть может, стоит принять... превентивные меры?
Князь осушил бокал и знаком попросил наполнить его снова:
— Ты тоже меня не слышишь, — печально улыбнулся Шадгар, — я же говорил тебе про единственный кирпичик. Кто знает, может этот кирпичик — Алвиад. А может — Роумат. Я не имею права ничего менять. Даже ради спасения собственной жизни. Я могу только поддерживать машину на ходу и надеяться.
— На что надеяться? — тихо спросил Спутник.
— На что надеемся всем мы? На чудо.
Лео кончиком пальца провел по карману, край письма выпирал сквозь ткань. Его терзало жестокое нетерпение. Сперва он решил, назло Ульвэ, открыть конверт только по окончании дежурства, но сейчас понимал, что наказал сам себя. Кто же все-таки мог к нему обращаться, да еще так церемонно? Написать письмо — это ведь совсем не то же самое, что оставить голосовое сообщение.
Закусив губу, Лео решительно вытащил шелестящий конвертик и резко разломил восковую печать. Сдув желтоватые полупрозрачные крошки, он, отчего-то волнуясь, развернул листок. Лео едва успел разглядеть тонкие каллиграфические буквы, когда бронзовая дверь, вздрогнув, начала отрываться. Едва не подпрыгнув на месте, Лео убрал руку с листком за спину.
Верховный канцлер возвращался той же дорогой, что и пришел. На этот раз проницательные глаза надолго задержались на Лео:
— Ты ведь Леомир Авлар, воспитанник Палестры?
Лео, потрясенный, что второй человек планеты, оказывается, знает его имя, едва смог кивнуть.
— Как тебе практика?
— Она... поучительная, господин канцлер.
Алвиад улыбнулся в бородку:
— И очень скучная. Все первые задания такие.
— Вот как? — от удивления Лео забылся настолько, что начал задавать канцлеру вопросы. Он-то думал, что в практических занятиях нет никакой системы.
— Именно. Но ничего, следующие будут интересней. Например, завтра ты будешь дежурить в главной приемной. Я распоряжусь.
Еще раз улыбнувшись, верховный канцлер оставил Лео одного. Юношу так поразило оказанное внимание, что он едва не забыл про зажатый до сих пор в кулаке клочок бумаги.
Очнувшись, Лео бережно развернул письмо и прочитал, наконец, с большим искусством выведенные строчки:
"Драгоценный Леомир, прими мои наилучшие пожелания о твоем здоровье и благополучии. Надеюсь, сие недостойное послание найдет тебя в добрый час.
Я дерзнула тебя обеспокоить, чтобы поделиться своей печалью — сегодня, за два часа до полуночи, я собираюсь посетить купол Родников, дабы насладиться мелодией воды и мудрым светом звезд. Гнетет же меня то, что некому будет в этот вечер развеять мое одиночество.
Не родятся ли у благородного князя какие-либо мысли на сей счет?
Замия Соврея".
Когда Лео закончил чтение, у него было такое чувство, будто он только что взбежал по очень длинной и очень крутой лестнице. Виски покрылись потом, сердце, казалось, хотело вырваться из грудной клетки, а кровь жарко шумела в ушах.
Лео заставил себя перечитать письмо, и его уколол страх: вдруг он что-то не так понял. Нет, никак иначе истолковать написанное нельзя. Он почти видел лукавую улыбку водившей пером девушки. Она приглашает его на свидание. И не просто на свидание! Купол Родников, Всеблагой! Лео нередко слышал перешептывания парней об этом месте, точнее о том, что там так удобно делать. Говорят, несколько поколений выпускников Палестры вкусили свой первый плод именно в нем. Неужели, Замия все же решилась?! Но почему? Так внезапно. Неожиданно.
Лео привалился к стене, мысли неслись во все стороны разом, как табун испуганных лошадей.
— Успокойся, — твердо сказал он сам себе, — слышишь, успокойся. В конце концов, тебе не четырнадцать лет...
Несколько глубоко вздохнув, Лео постарался взять в кулак разыгравшиеся нервы. Не совсем получилось, но теперь волнение выдавал только легкий румянец.
Лео вернул тщательно сложенный листочек в карман и выпрямился, заложив руки за спину. Время по-прежнему тянулось мучительно медленно, а пальцы ног все так же нещадно болели, но на губах Леомира играла легкая чуть мечтательная улыбка.
Глава 8
Крупные белокрылые мотыльки бездумно кружились вокруг пляшущего пламени факелов. Ормат быстрым щелчком сбил с плеча упавший живой уголек. Вот потому поминки по бину и устраивают на месяц раньше, когда эта летучая дрянь еще не успела вылупиться из коконов. Растолкав потные мускулистые спины, Ормат пробился к длинному деревянному столу, одному из многих расставленных сейчас на поселковой "площади". Он отломал половину восхитительно мягкой пышной лепешки, бросил на желтый полукруг кусок холодного мяса с пряностями, сложил тесто пополам и впился зубами в солоновато-горькую мякоть. Проходи праздник как и положено — месяц назад, Ормат бы наслаждался. Редко когда рабочему с потогонки удается разбавить пищу чем-то новеньким. Обычно из месяца в месяц тянутся непрерывной чередой тарелочки швиетовых зерен, теплых, а чаще уже остывших, начавших стекленеть. Жидкий бульон из кореньев и растворенного в воде жира, да стаканчик кисленького, бьющего в голову вина. Да и то, если честно, сугубо не обязательно.
Потому немудреная еда, выставленная на площадь по приказу управляющего, казалась жителям поселка лучше яств сказочных княжеских пиров, а запах густого пива цвета жженого сахара бодрил сильнее столетних вин. Люди поселка были счастливы, и Ормат тоже был бы счастлив. Месяц назад.
Сейчас еда превращалась на языке в пепел, а пиво будто проваливалось сквозь какую-то дыру в животе, едва смачивая горло и совсем не пьяня. Натянутые нервы звенели высокой воинственной нотой. Мышцы то и дело сами собой вздувались узлами, только огромным усилием воли Ормат заставлял себя жевать потерявшую вкус еду и беспечно улыбаться. И какой идиот выдумал, что опасность заставляет кровь бежать быстрее, а жизнь кажется ярче и интереснее? Вот кто-кто, а он чувствовал себя намного лучше, пока думал, что молодой хозяин даже не подозревает о его существовании.
Ормат отошел от стола, его взгляд медленно скользил по собравшимся на площади людям. Всеми силами он старался прогнать из души мерзкое чувство затравленности. Его спасение по-прежнему было в невозмутимости. Ленивый, чуть мутный взгляд, ну вот примерно такой, замедленные, слегка неточные движения — обычный подвыпивший парень, каких сейчас на площади сотни. Разве что на лбу выступили капли пота — ну так ночь теплая, да и выпивка способствует. За стоящим чуть поодаль столом раздались взрывы смеха. Ну конечно, папашка дорвался до бесплатного пойла и опять травит свои байки. Ормат позволил себе немного нахмуриться. Самое интересное — со всеми поселковыми он даже спьяну остается нормальным человеком. А с родным сыном — что пьяный, что трезвый говорит, не разжимая зубов. Если вообще говорит.
Ормат ощутил вспышку гнева, отдаленного и привычного, как если бы тот был частью тела, вроде руки или ноги. Он не позволил гневу подступить ближе. Сейчас не время, да и вообще все скоро кончится. Сегодня он сделает то, к чему так долго готовился. Совершит одно из самых тяжелых преступлений, которое только может совершить потомственный должник — покинет район закрепления.
Идея укоренилась в нем еще несколько лет назад. Уйти — затеряться в одном из огромных городов Великой равнины. Даже совсем юному Ормату было понятно, что без денег жизнь в городе может быть еще кислее, чем в поселке. И он начал копить.
Правда, и сейчас, после его неожиданной удачи, в чердачном тайнике совсем не так много монет, как хотелось бы. Наверное, даже после последней взбучки Ормат зализал бы раны, успокоился и отложил побег. Тут даже не в деньгах дело, Ормат самому себе не любил признаваться какими прочными корнями он прирос к опостылевшему миру поселка. Князь стал рукой судьбы. Подтолкнул к действиям. Быть может, ему даже следовало сказать за это спасибо. Когда-нибудь.
