В тени клинка

Черные крылья челнока вспороли белое полотно. Возникшая из ниоткуда мощная машина, как филин, бесшумно спикировала на причальную платформу. Часовой вытянулся в струнку и взял на караул. Громыхнула аппарель, из освещенного зева челнока вышел бритоголовый генерал. Часовой сразу узнал Езекию Салафа. Следом быстро сбежал незнакомый офицер. Заметив генеральские эполеты и орден Рыбака на красной ленте под воротником, часовой решил, что это Иаким Лануров. Вельможи двинулись к воротам, они оба пренебрегли шинелями и, пригнувшись, шли под ледяным ветром.

— Значит, у него есть 'силы и средства'? Так и сказал? — тихий голос Езекии едва прорывался через вой метели. — Занятно.

Офицеры прошли мимо поста, солдат старательно смотрел прямо перед собой, сейчас он горько жалел, что не научился у способных товарищей высокому искусству никогда не попадаться на глаза начальству в звании старше сержанта. Когда перед ним из темноты возник силуэт, он едва не вскрикнул. К счастью солдат вовремя понял, что это не спешившийся всадник Дикой Охоты и даже не проникший в расположение диверсант, а всего лишь женщина в черном мундире бойца внутренней службы. Она ухитрилась почти раствориться в водовороте метели.

Массивные ворота скрипнули и распахнулись, бок часового обдало сладким теплом. Солдат собрался облегченно выдохнуть, но краем глаза заметил, что Езекия отчего-то задержался на площадке и теперь смотрит прямо на него. Или если быть точным ему на затылок. Туда, где с каски сбегает парадный шлык — полоса лазурной ткани, украшенной галуном по бокам и центру и с тяжелой золотой кистью на конце. Что он там увидел?! По спине солдата забегала толпа мурашек.

— Значит, полк Красного Камня, — прошептал Езекия. — Занятно.

Генерал смахнул с брови льдинку и пошел дальше. Когда створки захлопнулись за гостями, часовой обессилено опустил вскинутую винтовку. Если подумать Дикая Охота не самый плохой вариант...

А за воротами в теплой комнате с гладкими каменными стенами Езекия стряхивал с мундира налипшие снежные перья.

— Если не ошибаюсь, полк Красного Камня подчиняется Защитнику Столицы?

— Ага, генералу Вацлаву Накресу, — отозвался Иаким. — Что-то вроде его личной гвардии. Явились несколько часов назад и заменили наших людей на внешнем периметре. У наших не было приказа сопротивляться...

— А ведь я уже говорил с дорогим Вацлавом, — сказал Езекия. — Как раз насчет того, что все объекты оперативного отдела охраняют бойцы внутренней службы... Мне казалось, мы пришли к пониманию...

— Видимо теперь он пришел к пониманию с Вассилионом. В наше время это часто бывает.

— Кажется он из того поколения когда в наших школах перестали пороть. Я всегда думал, что порка способствует укреплению характера... Но еще не поздно исправить это упущение. Иаким?

— Я позабочусь. У нас как раз для него запасена парочка отличных розог.

Офицеры прошагали по узкому коридору, Тавифа тенью следовала за ними. Вместе они вошли в широкую коробку лифта. Замок Лорш походил на айсберг — на поверхности только десятая часть. Загудели механизмы, начался неторопливый спуск.

— Замок будто вымер, — сказал Езекия, — даже помощник коменданта не встречает. Твоя работа?

— Не хотел, чтобы путались под ногами и портили мне настроение, — проворчал Иаким. — Я так давно хотел посчитаться с Вацлавом...

— Рад, что доставил тебе удовольствие.

— А еще больше я был бы доволен, если бы мы занялись самим Вассилионом.

— Не суетись, Иаким, ты не блох ловишь.

— Не суетесь... ведь не тебя эти блохи на каждом совете кусают...

— Разве ты не рад, что можешь прикрыть командира своим телом?

— За такие подвиги положено давать ордена.

— Хм, посмертно? Какой ты хочешь?

— Главное чтобы хорошо смотрелся на надгробии.

Езекия расстегнул воротник парадного сюртука.

— Как обычно, Иаким, ты слишком много внимания уделяешь видимости и слишком мало сути.

— И в чем же суть?

— Не в Вассилионе и его совете.

Иаким потер большим пальцем губу.

— С тех пор как боевики братства убили дочь Хрисанфа, старик стал совсем плох.

— Далеко не всех это огорчает. Но факт в том, что наш Верховный Арбитр остался без наследницы.

— Дела легко могут устроиться так, что Хрисанф будет последним Верховным Арбитром, которому мы служим...

— Это тоже далеко от сути.

Езекия положил ладонь на плечо Иакима и склонился к помощнику. На хищное лицо легли резкие тени, сейчас начальник секретной службы, как никогда напоминал ястреба.

— Наш мир не сможет остаться прежним.

— То, что Перле нужны перемены, понимают даже в клубе консерваторов.

— И это приводит нас к ядру проблемы. Помнишь сказку, пойдешь налево — потеряешь коня. Пойдешь направо — погибнешь сам. Какие бы перемены нас не ждали мы сможем выбирать только между плохим и очень плохим. И кто может отличить одно от другого?

Иаким коснулся запястья Езекии.

— Думаешь, нам пришло время, выйти из тени?.. Ну, что ж, с тех пор, когда на празднике у Калилы ты подсказал, как разложились 'созвездия' я привык во всем полагаться на тебя.

В лифте раздался мелодичный перезвон, двери медленно распахнулись. Бойцы внутренней стражи взяли на караул. Иаким ступил в широкий коридор.

— Ты не идешь? — спросил он обернувшись.

— Нет, у меня еще дела в девятом круге.

— Терпеть не могу этих подземелий, если бы не работа ноги бы моей там не было... Когда вознесешься из ада, заходи ко мне, я хоть и выгляжу дураком, люблю умные разговоры. Думаю, последний нам стоит продолжить.

Двери закрылись, Езекия и Тавифа обменялись взглядами. Езекия чуть улыбнулся и приложил ладонь к сенсорной панели.

— Личность подтверждена, доступа открыт, — донесся с потолка синтезированный женский голос. — Желаю удачи, господин старший генерал.

Через несколько минут лифт доставил своих пассажиров на 'девятый круг' один из самых глубоких ярусов замка.

Их уже встречали. Маленький человечек выкатился под ноги Езекии. Округлый, лоснящейся, с белесыми волосами, он напоминал вареное яйцо.

— Генерал, простите что дерзнул побеспокоить, но сами велели сообщать о всех странных случаях... Иначе я бы никогда, ни за что...

Человечек тараторил, слова стучали как сушеный горох. Во время приветственной речи он не знал куда деть руки и то складывал их на объемистом животе, то убирал за спину, то засовывал в карманы зеленого медицинского костюма.

— Успокойтесь, доктор Полиен, — твердо сказал Езекия. — Постарайтесь кратко ввести меня в курс дела.

— Конечно, конечно, господин старший генерал, — врач сцепил пальцы в замок, так что побелели костяшки. — Позвольте вам сначала показать, так мне будет проще передать суть.

Езекия пожал плечами и вместе с Тавифой последовал за Полиеном. Тоннель, по которому они шли больше всего напоминал ход, прогрызенный в дикой скале чудовищным червем. Квадраты светящейся краски на потолке походили на пятна плесени. Даже самым уверенным людям здесь быстро становилось не по себе. Им начинало казаться, что вся огромная масса замка давит на плечи. Если Езекия и испытывал подобные чувства, его лицо оставалось совершенно спокойным.

Полиен остановился перед металлической дверью, вмонтированной в правую стену туннеля. Это творение человеческих рук выглядело здесь неуместным и чужеродным. Врач нервно набрал код, дверь беззвучно ушла в стену. Открылся проход в небольшую пещеру.

В центре каверны, на цепях висел обнаженный человек. Его тело походило на шкуру зебрового оленя — полоса ран, полоса медицинской пены. Рядом с несчастным высился похожий на паука механизм, его конечности оканчивались сверлами, пилами, крюками, горелками и другими вовсе загадочными приспособлениями.

— Изволите видеть, — снова засуетился врач, — мы здесь готовим агента для внедрения в Братство. Он сам из числа боевиков, но согласился сотрудничать...

— А Мартин здесь зачем?

Езекия подошел к механическому пауку и похлопал по холодному корпусу, робот зажужжал, будто от удовольствия.

— Я думал, мы в последний раз использовали его лет тридцать назад. Дознание разучилось использовать более совершенные методы?

— Никак нет, господин старший генерал. Все дело в легенде. О его аресте уже известно, человек прошедший через заключение должен нести зримые следы страшных пыток. Вы же знаете, сколько в Братстве экзальтированных сопляков. Они обожают мелодрамы... А М-100 мы используем для большей секретности.

Езекия заглянул в лицо арестанта, по всем признакам тот был без сознания.

— И как он воспринял эту вашу легенду?

— Без восторга, — честно признал Полиен, — но и выбор у него был небогатый.

— Я все еще не понимаю, зачем меня вызвали.

— Ох, секунду, господин.

Кругленький врач метнулся к стене пещеры за спиной пленника, в воздухе загорелся гололитический экран.

— В ходе подготовки открылось интереснейшее обстоятельство. Оказалось, в сознании объекта имеется образование неизвестного назначения. Самое любопытное, что сам объект даже не подозревал об его существовании.

— Образование, — Езекия нахмурился, — вы имеете в виду, что ему в мозг внедрили какое-то устройство.

— Нет, господин, речь идет о психической структуре. Мы не можем понять ее функций, по крайней мере, вести допрос он не мешает, хотя и реагирует на боль... Извольте обратить внимание на график... вот на эти красные пики...

— Как я понял это рядовой боевик, — перебил Езекия. — Поместить в человека психический блок очень сложно и дорого, а пустой блок еще и бессмысленно... И как могло случиться, что сам процесс остался для него незаметным.

— Мне тоже показалось это крайне странным. Поэтому я вас и вызвал. У меня есть рабочая версия, что объект оказался рядом с предметом способным оказывать сильное воздействие на разум и сам того не зная подвергся его влиянию. Если позволите сказать, господин, я считаю нужным свернуть намеченную операцию и начать особое расследование этого случая. Но я не могу это сделать без вашего распоряжения.

Езекия переглянулся с Тавифой.

— А это образование... Оно вообще реально? Возможно, приборы просто ошиблись.

— О, нет, господин. Это статистически невозможно. Позвольте продемонстрировать.

Полиен выудил из кармана управляющий жезл. Робот ожил, обошел Езекию и протянул к бедру пленника лапу с тонким сверлом. Тавифа, будто невзначай, встала рядом с возбужденным врачом.

— Извольте проследить изменение пиков...

Сверло с хрустом вошло в плоть. Человек дернулся, по ушам резанул дикий крик. Алая линия на гололите выгнулась и рванулась вверх.

— Вот! Видите, видите?! Реакция на боль и сегодня особенно быстрая. Смотрите...

Крик оборвался, точно его обрезали. Езекия взглянул на жизненные показатели пленника, те по-прежнему мигали нездоровыми огоньками. В воздухе неожиданно и резко запахло озоном, раздался странный треск.

— Что?!.. — вскинулся Полиен.

Гололит мигнул и погас. В двух шагах от Езекии вспыхнула голубая дуга. Будто прямо в пещере ударила молния. Генерал прикрыл глаза руками. Через миг слепящая вспышка повторилась слева, потом сзади. Езекия отпрянул, там где он стоял, полыхнуло голубым, на полу засветилась лужица раскаленного камня. Краем глаза он видел, как кубарем полетел врач. Генерал рванулся к двери. За спиной взвизгнул робот, жутко вскрикнул пленник и... все стихло.

Подземная гроза прекратилась так же быстро как началась, оставив за собой дымящиеся пятна на полу и стенах. В углу пещеры, даже не пытаясь встать, скулил Полиен. Езекия перевел взгляд на пленника. Робот-палач отодвинулся от обнаженного мужчины и вытащил сверло из раны на груди. Стальное жало пробило пленнику сердце.

Тавифа что-то переключила на отобранном у Полиена управляющем жезле и подняла глаза на генерала.

— Хорошая реакция. Я не подумал.

— Я побоялась стрелять, заряд мог пройти навылет.

— Что?!.. Что это было?!! — выкрикнул Полиен. — Как это возможно... Что это значит?!!

Голос пухлого врача звенел от истерики.

— Это значит, что Братство Крови заигрывает с силами, природу которых не в состоянии понять, — сухо ответил Езекия.

— Не понимаю! Объясните! А-а-а!!!

Робот-палач сорвался с места, и бросился на визжащего Полиена, как паук на муху. Зарычала широкая пила, ударил страшный алый фонтан, и голова врача покатилась по полу.

— И снова хорошая реакция, Тавифа.

Громыхнул выстрел, корпус робота треснул, потянуло горелым пластиком. Механический паук судорожно дернулся и погреб под собой обезглавленный труп. Езекия спокойно спрятал пистолет.

— Какой трагичный несчастный случай. Никогда не доверял этим машинам... Тавифа, тут должны быть системы наблюдения — найди записи и уничтожь. Передай Иакиму — впредь с агентами братства будут работать только сотрудники с допуском А-3.

В подземелье было жарко, словно его грело брюхо огромного города, под которым оно скрывалось. К жаре примешивался пьянящий запах благовоний; призрачные кольца курений клубились под потолком среди толстых труб. Стены подрагивали от ритмичного гула барабанов.

Пятьдесят полуголых людей собрались вокруг полыхающего огня. Над костром булькал котел. Обнаженные тела блестели от ароматических масел и пота, все взгляды сосредоточились на человечке в белом с золотом балахоне. Он навис над котлом и помешивал там янтарную жидкость.

— Терпение, дети мои, вспомните об этой добродетели. Скоро вы вкусите напиток блаженства.

Жрец отложил украшенный жемчугом черпак, выпрямился и оглядел паству. За его взор, словно корабль, оставлял за собой волну. Там где он проходил, лица людей начинали лучиться счастьем и почти оргиастическим восторгом.

Не всем досталась равная доля внимания. Некоторых наставник едва удостаивал взглядом, других осматривал с головы до ног. Сперва, глаза жреца задержались на двух юношах, по виду братьях. Их лоснящиеся предплечья охватывали драгоценные браслеты, а в ушах покачивались старинные, явно фамильные серьги. Затем столь же пристального взгляда удостоилась стройная девушка с прямыми волосами цвета кофе. Коротенькая прозрачная туника едва прикрывала мускулистые бедра и оставляла обнаженной одну из острых грудей. Эту троицу жрец одарил особо милостивой улыбкой, правда до того, как она возникла на губах, могло показаться, что он собирается облизнуться.

— Я зрю среди нас новичков. Община растет, это радует мое сердце. Надеюсь, они уже готовы отвергнуть блага земные и принять дары духовные...

Плавную речь жреца прервало появление высокого мужчины в старой пластиковой броне. Бровь наставника чуть дрогнула. Здоровяк уловил недовольство господина и бухнулся на колени.

— Простите меня, отец, но вы велели доложить. В туннелях вокруг Убежища все спокойно, торжеству в честь Вечного Короля ничто не помешает.

— Рад это слышать, — на лице жреца снова возникла благостная улыбка, — встань сын мой. Я горестно сожалею, что трудности нынешнего дня не дают тебе и твоим друзьям присоединиться к торжеству.

Страж встал на ноги, когда он выпрямился, духовный отец макушкой едва ли мог достать ему до груди.