Нам с тобой ...

Сказано-сделано. Доев и сердечно поблагодарив хозяек кухни, разыскал бородатого красноармейца. Тот, привычно устроившийся на травке в тенечке, натянув свою кепочку на глаза предавался медитации. Когда я подходил, он приподняв картуз, вопросительно глянул на меня.

— Привет. Работу я нам с тобой нашел. Показывай где картофельное поле. Забор городить будем.

— А что тут показывать, вон оно. — Семен легко вскочив, отряхнулся и махнул рукой в сторону. — Тут по дороге шагай да шагай.

Пока мы выходили из промзоны, как я мысленно обозвал левобережные постройки колхоза, экскурсовод указал на два незамеченных ранее строения. Первое, вытянутое, с непривычно большими для местных построек окнами, оказалось ткацким цехом, со слов Семена всю ткань, пряжу и нитки изготавливали там. В этом же помещении имел свой угол единственный на всю деревню портной. Как ни странно сапожников было трое, а портной всего один. Им оказался тот угрюмого вида дядька, который крутил на вертеле праздничного поросенка и по мере готовности, состругивал мясо, устрашающего вида ножичком. Вот блин разрыв шаблонов, в русской, забытой богом деревеньке, портняжничал грузин. Николоз, без сомнений явившийся на сборный пункт, в тяжелейшее для страны время и получив серьезное ранение, волею судьбы очутился здесь. Выросший в семье потомственных портных, знакомый с кройкой и шитьем с малолетства он оказался очень востребован. Нужно будет непременно познакомится с ним и заказать себе пиджак с карманами. Ну а если серьезно, то наверняка у портного есть свои потребности в его деле, которые по возможности можно легко перекрыть.

Второе строение, стоящее на сваях на берегу, делавшей в этом месте крутой изгиб, реки, оказалась мельница. Впрочем сейчас со снятым колесом совершенно таковую не похожая. Высокая, в два этажа, имевшая на себе следы частых переделок. На мой вопрос "и как там все организованно", Семен емко ответил через какое место. Судя по его рассказу, проблем в ремонте и обслуживании эта кофемолка-переросток, доставляла больше чем готовой продукции, но без нее в хозяйстве никуда не деться. Поэтому и приходилось бесконечно экспериментировать и перестраивать, пытаясь улучшить ее работу.

На пол пути до нашей цели, нас нагнала попутка. Кобылка запряженная в узкую, с высокими бортами телегу, управляемая колхозником. Мужика я узнал, именно он при первой встрече с Семеном, вылетел из кустов верхом на лошади и понесся с вестями в село. Гена, как тот представился, будет на своем гужевом самосвале, подвозить нам жерди для забора, потому, до места работы нас прокатит с ветерком.

Нет, все таки ехать на коне и за конем, это две разные вещи. Во-первых, лицезреть телепающуюся конскую задницу, приятного мало, потому удобно устроившись спиной по ходу движения я обозревал уже пройденный маршрут. Во-вторых, скотина совершенно не заботилась о комфорте пассажиров, периодически портя воздух. Эх у железных коней выхлоп совсем иной. Нужно будет еще раз поразмыслить, над тем, действительно ли мне хочется прокатиться на тройке с бубенцами.

Добравшись до места, где уже двое мужиков приступили к работе, мы наскоро поделили обязанности и занялись делом. Нужно было не просто восстановить и собрать прохудившуюся изгородь, а еще в полоске не засаженной почвы, метров тридцать ширины убрать весь прорастающий кустарник. Поскольку лес вокруг деревни был прорежен и расчищен на несколько километров вокруг, то жерди заготавливали далеко в стороне. На заготовку и доставку выделены были отдельные люди. Сама же изгородь в пол метра высотой больше напоминала плетень. Часто вбитые колья и переплетающие их горизонтально ветки, разной толщины. Работа спорилась, мы возводили пролет за пролетом, а я смог оценить размах засеянных полей и с трудом верилось, что такую площадь возделывают пять-шесть десятков человек. Семена поблизости я не заметил, потому обратился к новому знакомцу.

— Гена, подскажи а что вы на полях сажаете.

— Так, здесь картоха и чуть дальше буряки. — он махнул вдоль леса, озадаченно что-то соображая.

— Картошка и что еще? — слегка растерялся я.

— Буряки, свеклу значит. Вот. То поле пшеницу озимую сеяли и то поле, тоже пшеница, а за леском опытное, там еще гречу ростим, и подсолнухи и морковка там. А то поле где я вас нагнал, сейчас лен. И часть горохом засажено, до следующего года. Отдыхает значит.

— Неслабо. И как только справляетесь. — Я еще раз оглядел поля и тут взгляд наткнулся на высокий частокол чуть впереди у леса. — А там что?

— О, это у нас свинобойня. — он оглядел фронт работы. Мужики заканчивали разгружать телегу с жердями. — Пойдем покажу, потом вернемся.

Отойдя к примеченному мной непонятному сооружению я внимательно огляделся. Бревна, толщиной не меньше сантиметров десяти каждое, были прочно вбиты в землю, плотно друг к другу, образуя разомкнутый круг метров пятнадцати диаметром и метра полтора высотой. С наружной стороны, местами присыпаны для большей прочности. Со стороны леса имелись широкие, подъемные ворота, опускающиеся в канаву укрепленную двумя солидными бревнами. К воротам примыкала крепкая вышка с которой, судя по всему, их можно было резко опустить или поднять.

— Впечатляет? Тут мы с кабанами договариваемся чтобы не шалили. Им же в поле забраться это как праздник, а семейки у них голов по двадцать. Перекопают, перепоганят все. Столько не съедят, сколько напакостят. Вот и приходится раз в три года заманивать.

— Расскажи. — мне стало любопытно, ведь действительно кабан, та еще свинья, а как я понял тратить патроны на охоту в колхозе запрещено.

— Ну, если кабанчики начинают в поле ходить, оставляем внутри приманку. Что есть, то и кладем. Картошку, яблоки и прочее. Затем от леса делаем три или четыре ряда изгороди, с просветами к центру, а боковые отходы тупиковые. На вышку пост. Троих обычно назначают и еще троих в объезд полей с колотушками, но тем сюда близко подходить нельзя. Так с недельку дежурить приходится, потом секач сюда выводит семейство свое. Он хитрый и осторожный. Потому на посту должна быть тишина и никаких запахов. Кабан как до корма дойдет, оглядится, побродит и зовет своих. Тут то и начинается потеха. Мужики воротину бросают и кабаны в ловушке. Потом уж не спеша факелы разжигают, сигнал подают. Когда народ собирается, начинаем поучать. Шума побольше, колья острые и факела со стен тычут. Паленым за версту воняет. Треть семейки тут забиваем, а секача только хорошо подпаливаем и шкуру слегка подпортить можно. Так считай до утра и гоняем по кругу. Потом уж лишний народ уходит, а воротину с вышки поднимаем. Таких загонов у нас шесть штук по разным местам. Иной раз по три охоты в год устраиваем, а бывает и лет пять тишина. Секачи по лесу, считай все меченые ходят. А коли наука впрок пошла, к полям нашим не идут.

Да уж действительно, после такой Варфоломеевской ночи, дикие свиньи за десяток верст должны обходить колхозные поля. Я еще раз изучил строение, забрался на вышку, с интересом оглядел систему блоков. Канаты, видимо по причине дефицита, были сняты, в остальном же, простой и потому надежный как лом, подъемный механизм был готов к использованию. Под соломенной крышей, заметил гнездо ласточки. Птичий домик, слепленный хозяевами из кусочков земли и соломинок, расположился под самой верхом навеса и, судя по мгновенно скрывшийся головке с острым клювиком, был обитаем. Решив не беспокоить обитателей пентхауса я спустился.

— В целом все понятно и признаюсь, придумано хитро, только зачем отпускать кабанов, раз уж удается их в этот капкан заманить? Это же столько мяса.

— Мяса и так хватает. Только как говорится, свято место пусто не бывает. Ежели перебить всю семейку, то очень быстро на ее место новая придет и тоже в поле сунется. Так и будешь все лето ночевать на засидках. А старый секач, раз или два угодивший в загон, не поведет своих к полям. Найдут свинки чем прокормиться. Да и в лесу, ежели дорожки пересекутся, уйдет от греха подальше. За хвост конечно его не подергаешь, затопчет. Однако если грибники или ягодники шуметь в лесу будут, собачки брехать, костерок еще распалить не помешает, то развернется и уведет своих в чащу.

— Эй работнички, куда запропастились? — к нам подошел Семен. — Телегу мы освободили, вези еще жердин. Их пристроим и баста на сегодня.

— Идет, я сейчас мигом обернусь. Кабанью ловушку показывал вот гостю. А то он пристал, мол что за невидаль. — Гена хитро мне подмигнул. — Ну я и объяснил, что да как.

— Да, кабаны иной раз достают хуже пареной репы. А про свинячью свадьбу говорил?

— Не, запамятовал. Когда это было, уж сто лет прошло.

— Ну не сто. — Семен взял на себя роль рассказчика. — По первому времени, как весной хозяйство налаживать стали, сообразили, что поросятки наши из одного приплоду все. И то еще, что один хряк и четыре свинки. Оно бы ничего, вырастил, забил. А вот разводить и не выйдет. Захирела бы порода. И тут на свежее поле дикие кабаны повадились. Ну мы два и два сложили в уме, значит. Свинок стреножили как сумели и в поле том, месяц ночевать оставили. Под присмотром конечно. Кому там из кабаньего племени наши свинки приглянулись не ведаю, а вот сладилось у них. Ты, Дим, зря отказался от похода на ферму, я покажу тебе наших поросей, которые от той свадьбы ведут свою историю. Загляденье. Рысаки прям, а не свинки. Щетина не в пример моей. Ладно, что стоять, пойдем подсобим мужикам.

— Ты говоришь, ночью в поле оставляли, — в процессе работы, я переварил всю новую информацию и вновь пристал с вопросами. — А волков не боялись?

— Волков бояться — в лес не ходить. Говорю же с приглядом. Летом эти бестии близко не подходят к селу, им прокорма хватает. Зимой да, бывает кружат неподалеку. Пакостят. То зайца с петли снимут, то у ферм кружить пробуют. Бывало и зазевавшуюся собачонку скрадут. Только и наши шавки не просты, стоит одной тявкнуть, со всего села сбегаются и такой переполох устраивают, лишь клочки по закоулочкам летят. Пару раз за зиму мы охоту на их племя устраиваем. С загонщиками, сетями и дубьем. Кто конный тот собак везет. И не гляди, что они у нас с локоть в высоту.

— Что значит с сетями и дубьем? А почему не с луками?

— Да тьфу на тебя, какие луки. На скаку? И баловство это, мы не монголы кочевые чай.

— Луки это же дальнобойное оружие. Ну допустим на волка не удобно и собаку можно поранить. А вот оленя подстрелить или утку?

— В чем-то ты прав, вот только на лося и косулю охота, скажем так, не приветствуется. Нет, если кто сможет убедить председателя в такой надобности, Борисыч добро даст. А тот же Леший, лесничий то-есть, место покажет, да и добыть поможет. Но таких случаев я не помню. Они, лоси эти с козами, у нас, как бы на тот случай, ежели что со скотом случится. — Он три раза сплюнул через левое плечо. — Потому и ходят непуганые. Уток и гусей одно время держали, голов по сорок. Тоже наука не хитрая. Хошь яйца по весне собери, хошь мелких утят. Они же глупые, легко даются. У мельницы и был утятник. А луком утку влет... Попробуй, но по мне так замаешься и с голоду ноги протянешь. Степан Андреевич птицу на кухню приносит порой, тех же уток по осени. Давай завтра сведу, познакомишься.

Отговорившись неопределенным "посмотрим" я задумался о том какие неправильные мне попаданцы достались. Вот любой нормальный человек у нас точно знает, что если не удалось запастись "шишигой", с кузовом полным боеприпасом и калашами, срочно начинай мастерить лук и учись из него стрелять. Что освоив стрельбу из лука на звук, ты всегда будешь сыт и все опасные хищники станут тебя стороной обходить. И только после этого стоит переходить к выплавке высоколегированных сталей и муранского стекла. Что в большем коллективе, придется кормить всяких нахлебников и бесполезных людей, потому для настоящего выживальщика важно вовремя от этого стада отделиться. Еще неплохо прихватить, спортивного телосложения бабу, которая будет подавать патроны или стрелы, во время жестких схваток за хабар. Что своя рубаха ближе к телу, а чужие сапоги будут носиться так же долго, как любимые кроссовки. И что результаты охоты можно очень дорого и выгодно для себя продать собратьям по попаданству. Эти же безумцы, по началу впроголодь, не покладая рук строили себе светлое будущее. Вместе делили все невзгоды и общим умом организовали тот быт, который у меня, выходца из совершенно изменившийся цивилизации, вызывает зависть.

Гена подвез последнюю партию жердей, загрузив на этот раз телегу в два раза больше против прежнего. Видимо забрав весь приготовленный материал. Заготовщики, мужик с теткой, присоединившись к нашей бригаде, сразу включились в работу и мы довольно скоро управились с делом. Внимательно осмотрев и пересчитав весь инструмент, все наконец расселись на гужевую маршрутку. Двинулись в деревню. Лошадку никто не поторапливал и она, как у классика, плелась рысью как-нибудь. Интересно и с пользой проведенный день, поднял настроение, а баня в перспективе обещала приятный вечер. Меня попросили рассказать что-нибудь. Перебрав в уме первые пришедшие в голову темы, решил остановиться на кино. Даже не столько на самих фильмах, а скорее то как киноискусство развивалось все это время. О появлении цветных фильмов, кинотеатрах в каждом районном центре, с каким интересом люди встречали все новинки проката. И как мгновенно полюбившаяся картина расходилась цитатами по всей стране. О том как с приходом телевидения, показ новых и не только, фильмов опустошал улицы городов. В тот момент когда рассказ зашел о появления видеомагнитофонов, меня перебил наш возница.

— О кавалер нарисовался. — при этом махнув в сторону кромки леса.

Над мелким кустарником, росшим по краю деревьев, возвышалась вытянутая, носатая, безрогая морда. Лось, смотревший в нашу сторону или точнее в сторону запряженной Белки, промычал и двинулся параллельно нам, впрочем соблюдая солидную дистанцию метров в сто. Прошагав так немного и не дождавшись ответа от ошалевшей с такого внимания кобылки, гордо удалился в чащу. А я вспомнил анекдот про вежливого, любвеобильного лося и неудачливом волке. Предупредив о его пошлости, пересказал попутчикам. Правда все-таки немного изменив сюжет и обернув волка, волчицей.

— ...Чпок! Добрый вечер. — надеюсь что ушедший в лес зверь не принял раздавшийся громовой гогот на свой счет.

Про лекцию о кино тут же забыли. Выслушав пару ответных анекдотов, рассказал один из любимых, где запертый в пустом помещении русский мужик, теряет один чугунный шар и ломает второй. Так мы в колхоз и въехали, под шуточки и широко улыбаясь.

Деревня встречала нас разноцветными полотнищами флагов сушащегося на веревках белья. Оказывается вечер субботы использовали еще как общий прачечный день. На мостках, невдалеке от бани выполаскивали и совместно отжимали выстиранное белье. На берегу царила суета. До нас доносились громкие выкрики и иногда веселый смех. Освободившиеся раньше, уже, судя по характерным, хлестким звукам, во всю парились. На крылечке, на козлах лежали разные веники и стопкой возвышались деревянные шайки. А на лавке у бани, раскрасневшиеся, в чистых нательных рубахах и портках, сидели трое мужиков попивая холодный квас из больших глиняных кружек. Вобще, как я понял баню грели каждый вечер. Протапливали едва чтоб согреть воду, помыться желающим и на мелкие бытовые нужды. А вот по субботам с обеда банно-прачечный комбинат был к услугам всего села. Топились поочередно обе печки, тем самым обеспечивая пар до самого позднего вечера. То, что баня была общая я предполагал, а раздавшийся с реки женский визг, когда две распаренные тетки сиганули в воду, подтвердили мои догадки. Народ не толпился почем зря, подходили небольшими группками. Впрочем долго не задерживались и я вскоре понял почему.