Воин, солдат, убийца (роман)

Обычные люди выдерживали на проходке и в лаве не больше месяца. Высокие концентрации "синего песка" в горных выработках вызывали "синьку" — трудноизлечимую болезнь, избавиться от которой не помогали даже импланты — только полная пересадка костной ткани, операция столь дорогая, что позволить её мог далеко не каждый богач, о бедных и говорить нечего.

Относительно долго трудиться в шахтах могли лишь некоторые генномодифицированные и те, у кого имелся врожденный иммунитет. Первых "производила" армия, вторых — природа, однако, к великому сожалению хозяев рудников, ни те, ни другие спускаться под землю категорически не желали, а если и соглашались работать, то только на руководящих должностях и за огромные деньги. По этой причине контингент шахтеров состоял, в основном, из приговоренных к высшей мере преступников, свозимых на Кариан-3 с нескольких десятков планет.

"Преступники" с Радеса оказались самыми приспособленными. Они работали на рудниках по году и больше и чрезвычайно ценились владельцами. Полковник Робертсон продавал их по цене от пятнадцати до двадцати тысяч за голову, в зависимости от "качества". Помимо обычных рабочих, он поставлял на Кариан-3 ещё и надсмотрщиков (эти шли чуть подороже — за двадцать пять-тридцать), а кроме того — "объекты для генных исследований" и "ремкомплекты", предназначенные для перепродажи на органы.

Всё дело в том, что среди аборигенов Радеса процент иммунных был чрезвычайно высок — в среднем, по две-три особи на каждую тысячу. Улучшенная регенерация тканей после ранений и травм, здоровое и многочисленное потомство и исключительное долголетие — обладающих этими признаками туземцы называли "живучими". Специально за ними люди полковника не охотились. Их приводили сами аборигены. Точнее, приносили. Стычки и пограничные войны случались часто, и так же часто выживших пленных враждебное племя сдавало "осам", получая за выявленных иммунных разного рода "плюшки и пряники" — когда бластер, когда шокер-копьё, а когда и просто набор безделушек, понравившихся вождю или его женщинам.

После сворачивания операции "Чистый песок", в базовом лагере "Чёрных ос" скопилось до сорока с лишним "живучих" — достаточная партия для отправки на Кариан-3. И отправлять их требовалось быстро, до появления на планете русских десантников. Компромат на самого себя полковнику был нужен сейчас меньше всего...

Доктор Харрис ненавидел пустыню, ненавидел жару, песчаные бури, пиво из кинта, кауловый самогон, вонючих верлодов и не менее вонючих жителей этой поганой планеты. Чёрт дёрнул его три года назад подписать полный пятилетний контракт, а теперь тянуть лямку не там, где хочется, а там, где прикажут.

И всё из-за дуры-жены, жаждущей денег и развлечений. На кой хрен, спрашивается, он пошёл у неё на поводу?.. А впрочем, сам виноват. Ведь свою главную ошибку Джон Харрис совершил, когда женился на этой молоденькой сучке, в равной мере тупой, жадной и похотливой. Сто против одного, она сейчас развлекается с очередным любовником и просаживает заработанные мужем деньги на разную блажь, не думая о последствиях.

А последствия будут. Обязательно будут. Наступят через два года, когда закончится подписанный Джоном контракт. Официально продлевать его он не станет. Есть и другие способы сотрудничать с "Чёрными осами", более выгодные и безопасные, связанные уже не с организацией, а с конкретными людьми в её весьма разветвленной структуре. Например, с такими как полковник Робертсон, начальник базы на Радесе.

Именно он посоветовал Харрису, как развестись с Элизабет так, чтобы ей не только ничего не досталось после развода, но ещё и долги пришлось за мужа выплачивать. Совет пришёлся как нельзя кстати. Доктор тогда едва в алкогольную депрессию не скатился, обдумывая планы мести неверной и жадной супруге.

Всё вышло и вправду великолепно. Джон сделал вид, что ничего не знает об изменах жены и даже наоборот, считает достойнейшей из всех женщин и потому... переписывает на неё свою долю имущества — шикарную виллу на Осционе. Лиззи, понятное дело, отказываться не стала (доктор словно бы наяву видел, как она ржёт, подписывая электронную версию договора), но маленький "затерявшийся" среди остальных пункт о принятии на себя "иных обязательств супруга" она, конечно же, пропустила. А Джон в тот же день, воспользовавшись разницей во времени между отправлением и получением гиперпочты, успел в этот крохотный промежуток не только "заложить" переданную жене недвижимость, но и "перепродать" её несколько раз через цепочку посредников, отсрочив конечный платеж на два года, как раз под завершение собственного контракта и начало процедуры развода.

Процесс обещал быть весёлым. Для Джона, естественно, а не для Лиззи.

Какую сумму ей придется платить, доктор уже подсчитал, и эти цифры его безусловно радовали. Жаль только, что часа расплаты придется ждать целых два года. Или всего два года. Зависит, с какой стороны посмотреть. А пока надо просто работать. Но уже не на "дядю" и на жену, а на себя. Как это делать, подсказал всё тот же полковник...

— Кариджи, мистер Харрис. Как вы просили.

— Картриджи, — машинально поправил Джон и недовольно поморщился.

От кочевника пахло верложьей мочой, потом и мускусом.

Этот запах нельзя было ничем перебить. Особенно здесь, в специальной палате госпиталя, где из шестидесяти четырёх боксов сорок семь занимали туземцы, шестнадцать пока оставались пустыми, а последний использовался доктором для "научных" целей. Он изучал там "сексуальное поведение представительниц кочевых племен Радеса, находящихся под воздействием психотропных препаратов категории В". За три года исследований научного материала набралось, минимум, на пару статей...

— Готово, док.

Еще один "ассистент" из местных передал Харрису заправленный картриджем сканер и распахнул дверь. Этому Джон позволял чуть больше, чем остальным, и даже на фамильярность реагировал благосклонно. Бывший воин-куши, которого звали Фарт (доктор всегда с огромным трудом сдерживал смех, когда вспоминал его имя — на всеобщем оно означало "испускать газы"), имел на запястье "тавро" из стилизованных под молнии букв "SS". Senior Supervisor. Старший Смотрящий. Трое других помощников стояли на ступень ниже — обычные надзиратели, с одной "S".

Надсмотрщиков в отправляемых на Кариан партиях всегда назначали из Ку. Не потому что им доверяли больше, чем Ал, а потому что среди "живучих" соотношение куши и алтао традиционно составляло один к десяти, и если бы надзирателями стали последние, то поддерживать дисциплину стало бы намного труднее. Бывших Ку их "товарищи по несчастью" из Ал просто прикончили бы, а допускать этого было нельзя. По крайней мере, на этапе поставки За каждого иммунного хозяева рудников платили хорошие деньги. Харрис получал пятнадцать процентов и отказываться от нескольких "лишних" тысяч не собирался. Тем более что эти суммы не фигурировали ни в каких ведомостях и налогов с них никто не платил...

— Когда его привезли? — Джон выключил сканер и повернулся к "эсэсовцу".

"Пациент" бокса номер сорок четыре доктора явно заинтересовал, и Фарт это сразу почувствовал.

— Перед обедом, док, — бодро отрапортовал он, "поедая" глазами начальство. — Говорят, он из той мясорубки, что возле плато.

— Ошейник?

— Спящий режим. Всё по инструкции.

Харрис ненадолго задумался.

— Наденьте ещё и наручники...

Когда его приказание выполнили, доктор опять включил сканер и перевел его в сетевой режим.

База разыскиваемых Интерполом открылась не сразу — на данные о "клиенте" Харрис поставил специальный фильтр. В поиске только общие физические параметры и внешнее описание. Последнее — просто "для галочки". На уже регенерировавшей коже "особые приметы" отсутствовали (татуировки, родимые пятна и старые шрамы у "живучих" практически не восстанавливались), а пока не разгладившиеся ожоговые рубцы не позволяли идентифицировать "пациента" по фото. Вероятность "почти наверное" давал лишь генный анализ, но его Харрис из фильтра благоразумно убрал. Любой запрос в Интерпол регистрировался и... кто знает, вдруг из-за нескольких сотен кредов придётся терять те тысячи, что по факту уже в кармане...

В высветившемся на экране списке обнаружилось двенадцать фамилий. Напротив каждой стояла сумма — вознаграждение за информацию. Семь из них доктора совершенно не впечатлили, три показались достаточно любопытными, но по-настоящему заинтересовали лишь две, выражающиеся шестизначными числами.

Почти минуту штатный эскулап "Чёрных ос" боролся с искушением нажать на иконку "полные данные", выбирая между возможностью сорвать куш и безопасностью. Осторожность в конце концов победила.

"Эх, если бы не форс-мажор с русскими..."

Мысленно чертыхнувшись, Джон выключил сеть и поднёс сканер к запястью "живучего".

Рука кочевника дёрнулась. В боксе запахло палёным.

Доктор внимательно осмотрел поставленное "тавро", сравнил с данными на экране и удовлетворенно кивнул.

"RF-031544". Research Form. Объект для исследований. Партия — 3, серия — 15, личный номер — 44. Глубина отторжения — 92. Расчетная стоимость — 86 000 кредов.

Идентификационную метку не могла смыть никакая регенерация. Даже если бы "пациент" потерял руку, "тавро" проявилось бы в другом месте, ведь его копия хранилась прямо в геноме...

"Двенадцать тысяч девятьсот, — быстро подсчитал свою долю Харрис. — А Интерпол идёт к чёрту. Птица в руках важнее, чем десять в небе..."

* * *

Номер сорок четвертый проснулся от боли в шее. Не то чтобы она была невыносимой — скорее, доставляющей дискомфорт, словно что-то давило на позвонки.

Человек приподнял голову.

Давление прекратилось, болеть стало меньше.

Рука потянулась к горлу, пальцы коснулись металла.

"Что за фигня?"

Сорок четвертый сел, свесил ноги с пластиковой лежанки и с недоумением огляделся.

Узкая, напоминающая пенал комната, жесткий топчан с прикрученными к полу ножками, откидной стол, глухая стальная дверь, сливное отверстие, кран-душ, серые стены, пол, потолок, лампа в противоударном плафоне...

"Где я?"

"Малый Войсковой Транспорт, тип Юнити", — неожиданно промелькнуло в мозгу.

Человек замер. Казалось, что мысль была не его.

"А чья?"

Подсознание не отвечало.

"Кто я?"

И вновь без ответа.

Требовалось за что-нибудь "зацепиться", за что-то знакомое, чтобы по ассоциациям попробовать размотать всю "цепочку".

Пальцы опять легли на охватывающее шею кольцо.

"АПБ. Адаптивный Пенитенциарный Браслет. Спецсредство. Используется для управления и контроля", — услужливо подсказал внутренний голос. И в то же мгновение сорок четвертого буквально скрутило болью. Внешний мир просто исчез. Вместо него мелькали какие-то спрессованные в один миг кадры-картинки, ввинчивающиеся в мозг раскаленным сверлом, бьющие по глазам ярчайшими молниями, вспарывающие череп, словно консервную банку, а затем вычищающие её до самого донышка...

Сколько времени длилась пытка, сорок четвертый не знал. Он очнулся на холодном полу, мокрый от пота, дрожащий, скрюченный, с поджатыми к подбородку коленями. Теперь ему было понятно, что это за "браслет", как его применяют и на кого надевают, но облегчения это знание не принесло. Он — узник, и он в тюрьме, а комната — просто камера. Когда-то отсек, бокс, каюта военного корабля, нынче используемого как транспорт для перевозки смертников. Действительно, смертников — ведь только их одевают в ярко-оранжевые комбинезоны и неудобные пластиковые сандалии. Но, как бы то ни было, смертник или не смертник, сорок четвертому жутко хотелось есть.

Поиск еды продолжался недолго.

На одной из стен располагался небольшой рычажок, при повороте которого рядом открылась неглубокая ниша. Внутри обнаружился завернутый в плёнку брикет.

"Высококалорийный пищевой концентрат, — всплыло из глубин памяти. — После использования упаковку вернуть в приемник-утилизатор".

Концентрат оказался невкусным, но сытным. Голод, по крайней мере, он утолил.

Плёнку, как и предписывала инструкция, сорок четвертый засунул обратно в нишу и уже собирался её закрыть, но в этот момент в утилизаторе что-то вдруг зашуршало, словно бы кто-то скребся в стену с другой стороны. А спустя мгновение оттуда раздался чуть приглушенный, искаженный преградой голос:

— Эй! Тебя как зовут? Какой номер?

Узник насторожился. Прозвучавшие из ниши вопросы были понятны, но язык, на котором их задали, родным не казался. Сорок четвертый внимательно осмотрел заднюю стенку утилизатора и заметил на ней тонкую трещину. Голос звучал, скорее всего, оттуда.

— Эй! Ты меня слышишь? Оглох, что ли? — теперь в нем чувствовалась досада.

— Я плохо тебя понимать, — с трудом подобрав правильные слова, ответил сорок четвертый.

За стенкой удивленно присвистнули:

— Ух ты! Ты не из наших?!

— Кто есть наши?

Следующая фраза прозвучала уже на другом наречии.

— Наши — это значит из Ал. Теперь понимаешь?

— Теперь понимаю.

"Всеобщий, или галакто", — припомнилось название "нового" языка.

Он был гораздо понятнее предыдущего.

— Как тебя звать? Какой у тебя номер? — повторил невидимый собеседник.

— Не знаю, — честно признался сорок четвертый.

— Не знаешь своего имени?

— Да.

— А кто ты, откуда?

— Тоже не знаю.

— Тяжелый случай, — резюмировали из-за стены. — Но номер-то свой посмотреть можешь?

— А где его посмотреть?

— Рукав на правой руке закатай.

Сорок четвертый сделал, что попросили. На запястье обнаружилась татуировка. Довольно отчетливая. Две буквы, шесть цифр.

— Эр. Эф. Ноль. Три. Один. Пять. Четыре. Четыре, — медленно прочел он написанное.

— А у меня последняя три. Выходит, нас по порядку распреде... Постой!.. — неожиданно вскинулся "сорок третий". — Как ты сказал? Первая эр? Не эс и не эл, так?

— Да. Первая эр, — подтвердил сорок четвертый.

По непонятной причине собеседник начал его слегка раздражать, но прекратить разговор и, соответственно, отказаться от информации было бы глупо.

— Ты знаешь, что означают буквы?

— Ну, не то чтобы знаю, просто кое-что слышал об этом, — уклонился от прямого ответа сосед. — У меня, например, стоит эс, у сорок второго тоже. Кстати, его зовут Крит, а меня Зар, мы оба из АлМаГрас.

— А куда нас везут, не знаешь?

— Увы. Чего не знаю, того не знаю, — разочарованно выдохнул назвавшийся Заром. — Но, думаю, это ненадолго. Думаю, нам скоро всё объяснят...

Он не ошибся. Им действительно всё объяснили. Скоро и очень доходчиво...

— Внимание! Всем номерам! Приготовиться к выходу! Следовать световым и голосовым сигналам! Невыполнение — наказание! Отклонение от маршрута — наказание! Слабое рвение — наказание! Повторяю. Внимание! Всем номерам!..

Это объявление, сопровождаемое противным режущим слух звуком, повторилось, наверное, раз двадцать, и каждый раз, на слове "наказание", следовал болезненный укол в шею, как бы предупреждающий, что будет происходить с нарушителями. Стиснув зубы, сорок четвертый терпел, надеясь, что рано или поздно трансляция прекратится и мучения кончатся. Так и случилось. Шею перестало колоть, по громкой связи стали передавать другие команды: