Я тебе верю!

Но вот и конечная. На площади, окаймленной темными торговыми рядами, стояли два местных автобуса, еле подсвеченные изнутри слабым, цвета конской мочи, светом, к которым и устремилась основная масса приехавших вместе с ними, а остальные растворились во мраке расходящихся от площади улиц.

-Куда идти? — спросил Толик.

-А я знаю? Подожди здесь, пойду, сигареты куплю и расспрошу заодно.

Толик остался, а Гена скрылся в темноте в направлении освещенного магазина на противоположной стороне, хлопки и скип двери которого, были, пожалуй, единственными звуками, нарушающими тишину этой площади.

Автобус, высадив всех, скоро укатил, тронулись и два других, расписание которых, было, по-видимому, привязано к этому рейсу. Площадь опустела почти совершенно, лишь сновали вдоль домов редкие тени одиночных прохожих.

Толик взглянул на часы. В это время в Москве еще не прекращался на улицах вечерний трафик, шли люди, начиналась вечерняя и ночная жизнь, а над этим городком висело кладбищенское безмолвие.

Скоро появился Гена, и протягивая ему нераспечатанную пачку сигарет, сказал:

-Пошли.

Они пересекли площадь по диагонали, и пошли вдоль двухэтажных старых домов, напоминавших скорее бараки, которые скоро сменились сельской застройкой. По противоположной стороне улицы тянулись темные руины из красного кирпича какого-то, судя по всему, промышленного здания.

Их ноги поминутно скользили по грязи от прошедшего накануне дождя, и приходилось присматриваться, насколько позволял свет от редких и не всегда горящих фонарей, чтобы не наступить в лужу. По улице изредка проносились машины, преимущественно, как и в Москве, иномарки, но попалось несколько Жигулей, промелькнула тройка мотоциклистов.

Они шли уже довольно долго, дважды сворачивая в примыкающие улицы, и не встретили ни одного человека. Возле одной из калиток попалась старуха, которая входила туда, только что у них на глазах перейдя улицу.

-Бабуль, — кинулся к ней Гена, убыстрив шаги.

Та поспешила войти на участок и закрыть за собой калитку, уже оттуда обернувшись на них.

-Бабуль, на улицу Правды правильно идем?

-Э, сынки, — откликнулась та, — Это вы круголя дали. От рынка идете?

-Да, — кивнул Гена.

-Ну, так вам надо было от фабрики поворотить, так бы напрямки и вышли...

Толик догадался, что это были те кирпичные руины, мимо которых они проходили.

-Ну, ничего, — обнадежила бабка, — идите сейчас вправо от палатки, вон там, на углу, а потом через мостик. Левее мимо церкви пройдете, а там на горке каменные дома и увидите.

-Спасибо, бабуль, — поблагодарил Гена.

-Дай вам Бог, — отозвалась бабка и не спеша направилась по дорожке темного палисадника.

Ребята пошли по указанному пути, и скоро на пригорке замаячили светящимися окнами пятиэтажные дома. Они пошли вдоль них по узкому тротуару. Гена приглядывался к номерам на углах, написанных, где на ржавых железных прямоугольниках, а где и просто мелом по серому кирпичу, из которого эти дома были сложены. Наконец, он свернул к одному из них. Подсвечивая вытащенным из кармана Айфоном, Гена стал читать расположенные над разбитыми деревянными дверями таблички с номерами квартир.

-Сюда, — сказал он.

Они зашли в темный, пахнущий кошками, подъезд, и освещая себе путь тем же способом, поднялись на третий этаж. Здесь Гена остановился и решительно позвонил в одну из квартир. Из-за двери раздался слабый дребезжащий звук звонка, потом послышались приближающиеся шаги, и резкий женский голос спросил:

-Кто?

-Нам Ермакова Нина нужна, — громко ответил Гена.

-А кому это, вам? — с вызовом отозвался голос.

-Я ее брат.

-Слушайте-ка, вы, братья, валите откуда пришли, по-хорошему, и нечего тут дурью маяться!

-Вы откройте хотя бы, — вмешался Толик, — Сами увидите.

-Сейчас вы у меня увидите! — голос перешел на крик, — Коля! Коля, пойди сюда!

Вмешательство неведомого Коли сулило им мало чего хорошего, но Гена вдруг прижался к двери, и заколотив в нее кулаками, закричал:

-Нина! Нинка-свинка, открой! Это я, Чижик!

За дверь воцарилась тишина, потом послышался щелчок открываемого замка, и в ярко освещенной на фоне темного подъезда щели возникло испуганное и растерянное одновременно лицо простоволосой женщины неопределенного возраста. Скорее всего, она была молодой, но печать скорби и преждевременные морщины придавали ее лицу утомленный жизнью облик.

-Ой, — произнесла она, как будто ей сделали больно, — Ой... Ой, кто это?

Она распахнула дверь, попятившись в глубь квартиры, и сделавший два шага вперед Гена повис у нее на шее.

-Ой, — продолжала причитать женщина, — Геночка... Братик мой родненький... Чижик мой любимый приехал... Ой...

По ее щекам текли слезы, она не переставала обнимать Гену, гладя его по волосам и целуя в щеки.

-Откуда ты? — спросила она, наконец.

-Откуда же? Из Москвы, — ответил Гена, тоже проведя тыльной стороной ладони по глазам.

-И не позвонил даже...

Из-за косяка двери показались две детские мордашки.

-Ой, — почти так же, как сестра, 'ойкнул' Гена, — А это кто там у нас?

-Мариш, Ириш, идите сюда, поздоровайтесь с дядей! — воскликнула Нина, поворачиваясь и вытаскивая за ручки в коридор двух девчушек в домашних ситцевых платьицах.

Старшей было лет семь, ее серые глаза смотрели на Гену с испугом, зато младшенькая, совсем кроха, широко улыбнувшись, смело протянула ему ладошку.

-Ты где был? Ханьку пил? А я где была? Я пиво пила! — громко воскликнула она при этом тоненьким голоском.

-Что это? — оторопел Гена.

-Это у нас папка такой, — махнула рукой Нина, — Проходи, раздевайся... А это с тобой кто?

Похоже, она только сейчас заметила стоящего у двери Толика с рюкзаком за плечами.

-Толя, мой лучший друг. Познакомься.

В глазах Нины промелькнула какая-то тень, но она подошла и протянула Толику ладонь:

-Нина.

Вслед за ней подбежала Маришка:

-А ты тоже мой дядя?

-Нет, Мариш, дядя твой — Гена, — сказала Нина, беря ее на руки и унося в комнату, -Дядя Толя просто наш гость.

-Гость? Значит, он будет водку пить и кличать гломко гадкие слова?

-Нет, что ты? Это хороший гость, добрый, как наш дядя Гена.

Ребята разделись и прошли в комнату, где стоял диван, стол с закругленными углами, платяной шкаф и сервант, полки которого были заставлены чашками и всевозможными статуэтками. В углу приютилась тумба с книгами, на которой стоял работающий без звука телевизор. Кроме двери, через которую они вошли, была еще одна, в смежную комнату, куда Нина унесла Маришку, а Иришка ушла вслед за ними.

-Ребят, посидите немного, — послышался голос Нины, — Я сейчас соберу на стол.

-Давай, мы пока в магазин сходим? — предложил Гена.

-Что ты, куда такую поздноту? — округлила глаза выходящая из комнаты Нина, — У нас тут, знаешь, сколько шпаны? А по вас видно, что вы не здешние...

-Я здешний, — перебил Гена.

-Ты совсем другой стал, Чижик, — нежно проведя рукой по его волосам, улыбнулась Нина.

-Ты знаешь, почему она меня так называет? — обернулся Гена к Толику, — Я, когда совсем мелкий был, чижа в лесу подобрал. Ну, птенчика. Домой принес, стал кормить и играть с ним. А Нинка говорит, назовем его чижик Гена, он на него похож. А я говорю, тогда я еще принесу свинку и буду звать ее Нинкой.

Они все вместе засмеялись.

-Он добрый был в детстве, — сказала Нина,— Любил животных, птиц. Его все собаки на деревне знали. Ладно, ребят, пойду хозяйничать.

Она пошла на кухню и загремела посудой.

Из маленькой комнаты появилась Маришка с игрушечным медвежонком в руках:

-Дядя Гена, смотли, кого мне мама севони подалила...

-Хороший мишка, — похвалил Гена, потеребив игрушку.

-Он уже со всеми подлужился и сказал, что не будет никого обижать, — начала с серьезным видом рассказывать та, — Идем, я тебе покажу.

Маришка схватила Гену за руку своей крошечной ручонкой, таща за собой в другую комнату. Гена встал и Толик поднялся вслед за ним.

В тесной комнатке, напоминавшей по форме пенал, у стены стояла детская кроватка, за ней другая, побольше, а у окна письменный стол, за которым сидела Иришка, уткнувшись в ноутбук. Другую стену закрывал от пола до потолка стеллаж, полки которого были заставлены детскими игрушками и книжками.

-Смотли, — сказала Маришка, показывая на низкий столик между ее кроваткой и дверью, где на маленьком одеяльце лежали игрушечные заяц и черепаха, — Вот это его длуззя, Тотося и Тутося.

-А сам-то он кто? Пупося?

Маришка залилась восторженным смехом:

-Мама, мама, — закричала она, бросаясь в кухню, — Мама, это Пупося!

-Ой, Мариш, дочур, у меня руки грязные, — заговорила Нина, не прекращая разделывать рыбу, — Иди, укладывай спать своего Пупосю. Смотри, какими он глазками на тебя смотрит — он спать хочет. Когда, говорит, меня Мариша уложит?

-Пошли, Мариш, не мешай маме, — сказал Гена, уводя ее.

На кухне остались Нина и Толик, едва поместившись там вдвоем, поскольку добрую половину крошечной кухни занимали газовая плита, холодильник и стиральная машина.

-Толь, помоги мне, — обратилась к нему Нина, — открой вон те банки и относи все потихоньку в комнату.

Скоро они сели за стол. Угощение состояло сплошь из рыбы и домашних заготовок.

-Ребят, вы уж не обессудьте, — сказала Нина, выставляя на стол бутылку водки, — Завтра пойдете, купите себе, если что захочется.

-О чем ты, Нин? — отозвался Гена, открывая бутылку и разливая водку по стопкам.

-Ой, сейчас запить принесу...

Нина вышла и вернулась с графином красного морса.

-Вот. Брусничный, сама собирала.

-И грибочки тоже сама? — улыбнулся Гена.

-А как же? Ну, давайте, за встречу.

Они чокнулись, и Толик через силу заставил себя проглотить горькую, противно пахнущую и дерущую горло жидкость, тут же запив вкусным ароматным морсом.

-Местного производства? — спросил Гена, морщась и спеша последовать его примеру.

-Ну, а где ж другую-то возьмешь? У нас тут валютных магазинов нету, — ответила Нина, пригубив стопку и закусив соленым огурчиком, — Моему и такая сгодится.

-А где он сейчас? — поинтересовался Гена.

-На работе. На вахтовый метод устроился. Повезло. Пошел за бутылкой, а тут автобус прямо к рынку подогнали — кому работа нужна? Ну, и прям на месте и навербовали, сколько им надо. Дорогу они строят. Две недели работает, потом две недели дома. Сейчас у нас хорошо — холодильник в кредит взяла, стиралку, компьютер дочкам. Половину пропивает, но хоть что-то остается. Я, как приезжает, деньги отберу — и сразу по карточкам, на кредиты. Потом пусть буянит — денег все равно нет. Вот что будет, когда дорогу построят?

-А что, буянит?

-Не приведи Господь, — отмахнулась Нина, — Там-то у них сухой закон, сразу выгонят, да и взять негде — трасса по лесам проходит, он говорил, ну, а уж здесь отрывается по полной. Я только и вижу его теперь пьяного. Да по мне уж лучше так, чем как раньше. Ведь его нигде больше недели на работе не держали. В автоколонну тогда упросила Мишку, чтобы похлопотал — выгнали, из котельной выгнали, из грузчиков на рынке и то выгнали. Зато дружки остались. Слышал, небось, влияние?

Нина кивнула в сторону детской комнаты.

-А дочурки такие милые, что одна, что другая. Жалко мне их, Гена! Как мне хочется спасти их, увезти куда-нибудь, где бы они всего этого не видели...

Она уткнулась лицом в плечо брата и беззвучно заплакала.

Гена поглаживал ее по волосам и молчал.

-Ты хоть тогда не бросай их, если со мной вдруг что, — оторвав заплаканное лицо, заговорила Нина, — Ведь все может быть. Я на рыбозавод устроилась. Ворочаю, как лошадь. Спину уже не согнуть — по двенадцать часов тоннами вручную рыбу сортировала. Грязь, холод, мухи. А придатки застудила, в больницу попала, мне ничего не заплатили. Да я и так рада, что хоть не уволили. Где у нас тут работу-то найдешь? Сейчас бригадиром на линию поставили, а там ни ограждений, ни аварийных кнопок. Затянет — поминай, как звали. На заводе ни медпункта, ни аптечки даже. Был уже такой случай в прошлом году с мужиком. Так и лежал мертвый на полу, пока скорая из соседнего поселка не приехала...

-И что, никто не понес ответственности? — не выдержал Толик, — Вас не закрыли? Ничего не переоборудовали хотя бы?

Нина снисходительно посмотрела на него.

-О чем ты, Толь? Родственникам заплатили — те молчат. А нам в бумаге расписаться велели — туда не подходи, то не трогай, там не лазь. Не работай, короче, а план давай.

-Рабовладение какое-то, — гневно проговорил Толик.

При этих словах щеки Гены слегка покраснели.

-Да везде так, Толь. Может, у вас в Москве по-другому, я не знаю, а тут — везде. А где более-менее — туда не попадешь. Вон, я хотела устроиться няней в садик, куда Маришку вожу, было место. Так мне сказали, что договариваться к заведующей нужно с подарком идти, а возьмут, если только ей в конверте десять тысяч принесешь на нужды сада. А где мне их взять-то? Все на кредиты уходит.

Гена разлил водку и поднял стопку:

-Давайте. За тебя, Нин, и за твоих дочек. Не сомневайся, если что. Но главное — за то, чтобы ты была жива и здорова.

На этот раз все трое выпили до дна.

-А как в деревне? — спросил Гена, когда они запили и закусили, — Давно была? Как мамка?

Нина хотела что-то сказать, но покосилась на Толика.

-Говори при нем все. Он мне, как брат, — твердо сказал Гена.

Нина опять скользнула по Толику взглядом, в котором промелькнуло что-то похожее на то, что было при первом знакомстве, и заговорила:

-Что-то там неладное, Ген. Церковь возле станции открыли...

-Какую церковь? — не понял Гена, — Ту, в которой колхозный склад был?

-Ну, да. Где, ты рассказывал, вы в бочку с квашеной капустой ссали, когда вас в школе туда картошку перебирать водили.

Толик нахмурился, а Гена на сей раз явно, покраснел.

-Какая ж это теперь церковь? — буркнул он, — Туда на тракторах въезжали.

-Так отремонтировали ее. Даже купол с крестом поставили. Спонсор какой-то дюже богатый выискался. У вас в Москве чем-то ворочает, а умирать, говорит, сюда, на родину, приеду...

-Ну, а мамка при чем?

-Так она сошлась с каким-то из этой церкви.

-С попом что ли? А разве можно у них так?

-Как?

-Ну, сожительствовать?

-Так он не поп, а кто-то там еще, я в этом не понимаю. Но в ризу одевается, когда служит. А поп у них дядя Витя Лошкарев теперь.

-Этот юродивый? — удивился Гена.

-Не говори так, если приедешь, — строго сказала Нина, — Они там все от него без ума. Старцем его называют. И этот, что с мамкой живет, какой-то там у него первый помощник. В дому чисто стало, на столе рыбка красная, колбаска домашняя, живут не бедно. Пьют, правда, оба запоем.

-Спонсор снабжает? — иронически усмехнулся Гена.

-Не знаю я, Ген, кто там кого снабжает, а не понравилось мне все это. Мамка совсем какая-то чумная стала. Что не скажи, у нее один ответ — по грехам тебе. А по каким уж таким грехам-то особенным? Что работаю, как ломовая, да детей ращу? Сама знаю, что грешная, но не грешнее ее. Я бы, по крайней мере, своего сына вот так...