Прагрессоры Атлантики

— Костя! Ходу!

Я очухался и собрался реагировать на неприятности, а неприятности начались: женщины завопили и дернули от реки в деревню. Вот и ладно, бегите себе, неудачницы, не быть вам мисс Карибы в этом году, и вовсе никому вы не нужны. В лодочке было места всего на троих, максимум на троих, четверо это уже перегруз, не стали мы дурковать. Я зашел в воду по колено, присел, надел ласты и поплыл к лодке. Костя уже принял ценный груз, усадил на скамеечку, гладил по голове, приходящую в себя таинку, при этом хмурился на Рината, но Ринат был спокоен, как удав.

Мы не стали рисковать. Когда встал вопрос об 'анестезии', он пообещал аккуратно двинуть клиентке в солнечное сплетение. Мы с Костиком возмутились, и тогда он просто спросил: 'Проверим?' — и двинул мне в живот, и я задохнулся. А когда начал нормально дышать, Костик уже на кресле каюте отдыхал. А Витя только головой качал: идиоты! Ринат сказал, что никаких нокаутов в голову — мозги еще пригодятся — вот солнечное сплетение место подходящее, дыхание сбивает, и травмы можно избежать, если осторожно ударить. Он умеет осторожно. На вопрос, чего это он умелец такой выискался, он ответил:

— В голову бить опасно. А сбивать уродов мне приходилось, — он усмехнулся зло. — Думаете, если татарин, значит не черный?

Вот уж мы присели.

— Ринат, да из тебя татарин, как из меня русский, — рассмеялся я.

И было над чем. Ринат был странный татарин, почти блондин, глаза не узкие, ничего монголоидного, я больше на татарчонка смахивал, черные волосы, хотя глаза не узкие, но у меня была дурацкая привычка щурить левым глазом. И нос конечно не татарский — у Рината был правильный шнобель, чуток с горбинкой, морда у него была не узкая, не хищная, а кругловатая, и вообще — располагающая к себе физиономия. Ему запросто можно было довериться, Ринат легко захватывал внимание компаний, чувство юмора у него было отличное, он влет реагировал на ход беседы остроумным приколом, шуткой. Да... видать хорошо ему кто-то позавидовал, раз так наехал, обозвав 'черномазым'.

Успокоил он нас, никуда не денешься — не возиться же с наркозом в самом деле, эфир это та еще дурь — не надо глупости придумывать, все будет чики-пуки, главное вовремя ноги в руки и 'фить-фить'.

— Какой милый котенок, может, мы ее Катей назовем?

— Отстань от моей Тани, — сразу возмутился Костик. — Заведи свою, и называй как хочешь.

— Радистку Кэт он захотел, — рассмеялся Ринат. — Правильно, правильно Зубр, выращивай в себе Штирлица, а то болтливый ты слишком.

— Дикари, необразованные дикари, — покачал я головой. — Только девушку пугаем. Плывите уже домой, джигиты.

— И ты шевели ластами, Леха, — Ринат кивнул Косте. — Присматривай за ней, Костя, она ведь убежит. Дикая еще.

— От меня еще девуш... нет, чуть не соврал, была одна, убежала.

— Она вообще из города уехала, а не от тебя, — вспомнил я одну из его пассий.

Я отправил парней к яхте, Костя уже отсемафорил фонарем в сторону залива — груз на борту, встречай контрабандистов! Ринат присел за мотор и они зажужжали к яхте.

Я поплыл следом — хороша водичка утром, загадочно, жутковато, дно сумрачно и пугает всякой ересью, там у дна неизвестно какие 'лох-несские' морские змеи могут плавать, кто их знает, страшно. А от поверхности уже бирюза светлеет, самый прикольный цвет, не голубой и не салатовый, а красивая смесь, очень позитив возбуждает. Плыл я не торопясь, время от времени выглядывая из воды для ориентации. Приятно было размять ноги, мы не очень много занимались плаванием, хватало дел на яхте — все вроде как важное, не мелочи, вечно чем-то занят, постоянно что-то делаешь. Плавать я ходил на стоянках, рыбку наловчился гарпунить. Костя давно спрятал свою модель в упаковку, и мы решили пользоваться моим арбалетом, насколько его хватит. Потом меня подхватил Ринат — делать нечего, аккумулятор садить на зряшную заботу! Но я так гундел, для проформы, устал немного. Недобирали мы на яхте с физкультурой, не хватало движухи.

— Ринат, фигово с физкультурой на борту.

— Пфи, спохватился! Беговой дорожки нема, месье Грицацуев.

— Мне до знойного мачо долго отъедаться, но физкультуру надо хоть как-то наладить.

— Не стони о пустом, Леша, — улыбнулся Ринат. — Яхта не место для резких движений. Не будем дергаться. Месяц стерпится. Тема важная, мы же спарринги работаем. На большее не надо рисковать.

* * *

На яхте я первым делом рванул в душ, костюм промыть, самому сполоснуться. Вышел из душевой и увидел нашу сладкую парочку. Она такая потешная была, взъерошенная, и злая, насупилась, как мышь на бананы. Я присел перед ней на корточки и улыбнулся, не показывая зубы, потыкал в себя пальцем и представился:

— Леха, — потом показал на нее. — Таня?

Она молчала и дулась, эдакая фифа, кстати, не уродка, совсем не уродка, страшненькая, но... как европейка страшненькая, вроде и не красивая, но некрасивость обаятельная, прикольная. Как у меня! Я — юноша с обалденным шармом! Или шарм это только женское... непонятно, но и ладно.

— Кость, не сидите здесь, идите к себе, привыкайте друг к другу, вам же обоим страшно. Вот и бойтесь там втихушку. Душ ей покажи, туалет... девчонка купится на эти прибамбасы!

— Без тебя уже все знаю, отстань Зубр, — и тут он встал, подошел к девушке и ловко ее подхватил на руки. Умеет ведь черт гусарский девок клеить! Она даже не пискнула. 'И в лес ягненка уволок'.

Мы не уходили в сторону Флориды. Решили поторчать часов пять, может шесть на месте, в километрах пяти от берега. Не шутка это — если вовсе дело не срастется, высадим эту 'пленницу совести' к ее племени, другую найдем, полно таинок хватит нам для наших прагрессорских замыслов.

* * *

'Прагрессоры, какое-то неправильное слово, неприятное', — заметил как-то Костик.

— Ты ведь свою прабабушку не назовешь пробабушкой?

— Нет, — согласился Костя.

— Так причем тут про-гресс? Причем тут а-грессия? Смотри в корень! Грессус — значит 'шаг вперед', 'путь к успеху'. Пра-гресс — идти к успеху древним путем, древним рецептом воспользуемся.

— Точно! Мы наш, мы новый Рим построим. Кто был никем, тот станет всем.

— Никчемушники нам не нужны, — сразу возразил я. — Кто был рабом, тот станет всем!

Посмотрел на Костика, усмехнулся. Давно заметил за собой одно увлечение. Есть такая фраза — начало всех начал. В моем начале было Слово. Я не педагог. Не мое это. Дети меня любят. Я не люблю детей. Дети ранимы. Боюсь причинить вред. Я филолог, необразованный, тупой любитель задумываться о смысле слов. К чему это я? К тому, что меня раздражало то, что улицы родного города однажды навели меня на мысль об оккупации: больше половины надписей на улицах была на иностранном языке. Но английский язык я обожаю! Есть смиренное уважение перед стальной четкостью, точностью, краткостью выражения мысли. Английский язык доминирует в мире. Но это ерунда — там от англов (северных германцев) и бриттов капля коренных слов: все перемешано — франция, латынь, германия — везде такая музыка в речи, во всем мире. Сейчас латынь может рулить — отлично — язык прикольный, 'квод нихиль моменти'.

* * *

Они сошлись, два пламенных борца за справедливость, и освобождение от рабства предрассудков и просто рабства. Уже к вечеру соблазнились друг другом, визг стоял бесстыдный, и рев нахальный. Витя однозначно и окончательно решился на включение в экипаж 'леди Покахонтас'. Мы с Ринатом не возмущались, плоть слаба, но крепок дух — нас не смутить голым бюстом. Но польза от девушки сразу обозначилась, в душевой сразу перед глазами вставала фигурка этой чертовки — и все, мастурбейшн финита эст! И не надо никаких Скарлетт Йоханссон вспоминать, нам и без всяких Джениффер Попес попочкой виляют.

* * *

Пока плыли до Чесапикского залива, прояснили и отношение к 'чингачгукам'. Североамериканские индейцы странные ребята. Вроде бы и земля богатая кругом, не островки посередине моря, как у карибов всяких, а толку никакого. За несколько тысяч лет ничего цивильного не сообразили. Городки у них появились, но несерьезные. Сплошное лентяйство и дурачество однобокое. По лесам охотиться и друг с дружкой воевать — вот и все развитие их цивилизаций. Даже окультуривание кукурузы не очень помогло, сельское хозяйство так и велось каменными и костяными, и примитивными деревянными инструментами.

А потом пришли белые, и индейцы начали права качать: 'Это наша земля, вы сволочи. Давайте еще огненной воды и бусиков, и уплывайте к себе домой, за новыми бусиками'. Никакой совести у дикарей. Земля — ничья, она сама себе своя. Успел покуражиться, оставить свой след на шарике — гордись и не стони, раз профукал наследие предков. Итальянцы тем и сильны — в душе они гордые, и ребята талантливые. Леонардо да Винчи, загадочная фигура, точно попаданец! Радио вроде как Маркони изобрел. Искусство выдумывать тоже не простое дело.

Настроились мы не доверять поутанам и 'чингачгукам'. Плыли мы, вроде бы как, в район племени поутаны. Похихикал над Витей: 'А мы едем, а мы едем за поутаной, за путаной и за запахом тайги'. Он рассмеялся, заценил песенку.

Запах тайги это нечто! Когда мы дорвались до первых нормальных, в нашем понимании, островков с деревьями привычного вида — вот было удовольствие! Пальмы это не наше, что мы мартышки от пальм фанатеть? Меня один раз подняли на смех, со своими старыми приколами. Я удивился: 'А где бананы?' Ответ был ясный и мгновенный: 'Извини, Леша, бананьев нема!' Оказалось, что они и не растут в Америке, их привезли из Индий.

Сосны, березки, тополя, дубы... Дубы, вообще прикольные деревья, есть в них нечто суровое, надежное, крепкое. Ох, дорвемся мы до белых дубрав, к ним направляемся.

И охота пошла веселей, без разговоров, стали высаживаться на берег и аккуратно с Ринатом охотились. Все по графику.

Витя 'собачился' исправно вставал на собачью вахту, чтобы к самому рассвету подбросить нас к новому островку у побережья. На нем мы вставали на якорь и уплывали на материк. Без лодки, без ласт — а вдруг сопрут ушлые индеанки. Настоящие индейцы поспать любят наверняка. А нам удобно, обшарили местный лесок и, если повезет, добыли суслика. Суслики стали попадаться жирные, олени начали появляться. Убить олененка оказалось жутким делом. Я спекся, а Ринат — настоящий мужик — первым добыл оленинки. Охотились мы с небольшими копьями — дротиками, со стальными наконечниками. Дело сложное, дело, не терпящее суеты, а шпионского настроя. Подкрадываться надо уметь, 'скрадывать зверя', вот мы и учились. Тихонько шумели по округе, на цыпочках, но что-то стало получаться, за неделю добыли двух 'сусликов': какого-то свиненка, и олениху небольшую. Потеряли два дротика, Витя был недоволен такой безалаберностью.

Но мы нарвались на местных землевладельцев. Индейцы оказались честными дикарями. Ку — это солидно. Ку — это их, североамериканских индейцев прибамбас, доблесть в бою показать: первым дотронулся до противника — получай Ку и перо в волосы, теперь ты уже не 'Сопливый криворучка', а 'Сопливый криворучка, с одним прямым пальцем'. Охотников мы не боялись. Здесь, на севере, стало холодней, не такая теплынь, как на юге. Мы стали носить рубашки, футболки и курточки. Витя даже предложил из запасов парусной ткани выделить толику на пошив новых курточек с усиленной защитой. У нас была пара — но не для беготни, не для охоты. На это предложение мы махнули рукой: 'Что ты! Парусина это святое! Что у нас, простых куртофанов нет?' Молиться на изделия из родного двадцать первого века мы не собирались.

Нарывались мы на местных, драки начинались без разговоров. Никакого доверия к индейцам не было. Разные мы. И честно все было, у них дубинки и томагавки — ну их, эти томагавки, бескультурное оружие. Приделают камень поострей, костяшку покрепче и норовят зацепить, мерзавцы. Там одной антисанитарии на лезвии — заражение крови обеспечено, никакого яда не надо. Четко разбегались.

* * *

У входа в Чесапикский залив трое суток куковали. Место очень красивое, удобное для строительства, обязательно вернемся. Не хотелось здесь хулиганить. Но пришлось. Девушку для Вити украли отличную. Опять Ринат высматривал кандидаток, три рассвета высматривал, высмотрел девчушку. Еле убежали от индейцев.

Зато потом плюнули на все эти Америки и погнали на Витю: 'Вези на Азоры, извозчик!'

Индеанка Виктору понравилась. Я чуть не испортил всю свадьбу! Когда она более-менее очухалась на борту, мы уже рвали когти на север. Витя поднял оба паруса, и это было очень быстро, очень качало, но мы не стонали, привыкли уже к качке. И тут меня черт дернул за язык. Я подсел к новенькой, которую утешали Костя с Таней, и по бумажке прочитал вопрос: ' Поутан? Вахансонакок? Опечанкануг? Утта матомаккин? Чесапик?' У нее глаза как у няшки-анимашки сделались: раскрыла очи и уставилась на меня, как на ненормального. Костя меня прогнал от греха подальше. Но я не самодельничал, никакой самодеятельности, с капитаном все было обговорено: я ценные сведения собирал. Не вышло сразу договориться — ничего, мы терпеливые, мы подождем. Костя уже чирикал на таинском несколько фраз. Составлял словарь.

Мы обзавелись новыми погонялами. Таино не дружат с сочетанием согласных, не любят они всякие подряд идущие наборы согласных букв. Костя стал 'Кося'. Я стал 'Лека', шипеть и букву 'х' Таня не любила. Витя остался 'Витя'. А Ринат стал 'Рина' — бесполезно он уламывал ее добавить букву 'т' к имени. У нее все наши имена стали простые, сама на 'Таню' отлично реагировала. Ринат нас всех убил, когда скромно этак заметил, что его имя не татарское, не надо воображать. Его имя имеет латинское происхождение, образовано от 'renatus' и означает 'заново рожденный', 'возрожденный'. Мы реально припухли — как он всех на хромой козе обскакал, имя у него очень нашей ситуации подходящее. Здорово тогда позабавились, но не стали себе имена коверкать, приводить в латинский стандарт.

Очень скоро, уже на вторые сутки, между собой девушки что-то шушукаться начали. От этого места можно было рулить на восток. Мы пошли через океан. И это был кошмар.

глава 5. 'Люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя, вот все, что хочу сказать'. Пол Маккартни

На яхте произошло переселение семейных. Хватит беспорядков и учтивостей для туристов. Капитан с женой заняли каюту на корме, Лещенко с супругой поселились в двуспалке напротив удобств: душевой и туалета. Имя у поутанки было несуразное, нескладное, не укладывалось в переделку. Витя улыбнулся и сказал, что хотелось бы звать ее Еленой, я сразу поддержал: Элла Ивановна Фитцджеральд была славная певица, и Елена имя знаковое, сильное. Лена, так Лена — хорошее имя.

Одиннадцать суток в океане всех утихомирило. Мы точно признали факт — бог есть и он един во многих лицах, и одно из его лиц — лик морского бога, Посейдон, Нептун — не важно. Но Витя был прав, накрыло нас капитально. Девочки посерели лицами. А мы только и делали, что подбадривали себя и других — Европа уже близко, там вкусняшки, там цивилизация. Там разберемся.

С девчонками было все хорошо, в который раз не пожалели, что девушек выбрали. Можно было 'пятниц' в плен взять — а дальше? Что им предложить? Миску вкусной каши с мясом и дать посмотреть в биноклю, кином удивить? Ерунда все это. Девчонки теперь при молодых парнях, и сразу видят, что мужья у них не оболтусы, а серьезные, уважаемые люди. Без шуток, вопрос морской дисциплины принимался всеми спокойно и даже с удовольствием: яхтой управлять, это не языком ворочать, если не дано — помогай и не хрюкай.